save me

Duncan Laurence – Arcade (Acoustic Version)

Морозный холод Канады казался невыносимым после тропических стран Африки. Но Нисса выросла в горах, привыкла к холодному ветру и частому снегу, и в сердце ее всегда теплилась любовь к падающим с неба белым хлопьям и слепящим глаза серебристым шапкам скалистых хребтов. Это напоминало о детстве, о доме. Трудно поверить, но у дочери Демона тоже оно было – и какое-то время она даже чувствовала себя по-настоящему счастливой. А потом, когда Талия покинула Лигу, все изменилось, и пришел вечный страх, нескончаемая гонка за отцовским одобрением, незыблемая клетка для собственных эмоций и желаний. Алтарь, на который дочь Демона принесла все свои чувства ради амбиций. Сидя на крыльце, Нисса смотрела на пологие холмы, укутанные свежевыпавшим снегом. Прежде чем опуститься на деревянные ступеньки, она отряхнула их, но мелкая белая крупа снова падала с неба, покрывала все вокруг тонким слоем. Мороз понемногу пробирался к костям и заставлял нижнюю губу подрагивать, но Нисса только обнимала колени руками и продолжала смотреть прямо перед собой. Такой же холод царил в ее сердце. Она всю свою жизнь посвятила Лиге Убийц, всегда была верна отцу – и только один раз оступилась, когда встретила Сару и полюбила ее. Этого было достаточно, чтобы Ра'с аль Гул отвернулся от своей дочери навсегда. И хоть дочери Демона хотелось думать, что отец отвернулся от нее из-за ее любви к Та-Эр Аль Сафер, в глубине души Нисса знала, что всегда была запасной. Ра'с аль Гул никогда не передал бы свое наследие женщине – даже собственной дочери. Талия понимала это, а у Ниссы не хватило сил признать горькую истину. Самонадеянная, ослепленная гордостью, она всю свою жизнь стремилась стать похожей на отца, доказать ему что-то, быть достойной его наследницей – и вдруг все упало в бездну, рассыпалось на части. Сначала Нисса винила Оливера, потом поняла, что в этом нет никакого смысла. Теперь, после стольких дней вместе, дочь Демона с удивлением обнаружила, что злость на Стрелу прошла, испарилась, вытесненная пониманием и сожалением. Он оставил Малкольма Мерлина в живых, он готов был убить ее, он отобрал ее наследие… И все равно ни разу не изменил себе. Все тот же Оливер Куин, все тот же герой, все тот же спаситель своего города. Как-то он спросил, уважает ли она его… Она уважала. Уважала его твердость, его верность собственным принципам, пусть Оливер и запутался в них. О себе Нисса не могла сказать того же. Она потеряла себя, не знала, каким будет ее будущее, не знала, ради чего продолжает бороться. Часть ее хотела увидеть падение Ра'с аль Гула, однако что потом? Мысль, что место Головы Демона останется свободным, сначала не приходила ей в голову, но теперь с каждым днем становилась все настойчивее. Оливер не останется в Лиге Убийц, а значит, ему придется выбрать собственного преемника. Кто подойдет на эту роль лучше, чем Нисса аль Гул? Но дочь Демона ни разу не заговорила об этом с Оливером. Что-то останавливало ее, и Нисса молчала, да и делить шкуру неубитого медведя было рановато. Нельзя позволить надежде и мечтам затмить разум. Сзади раздались шаги, и Нисса обернулась. Оливер подошел к ней с теплым пледом в руках, накинул его на плечи темноволосой. – Ты замерзла. – Ничего. Она снова отвернулась, а Оливер опустился рядом на ступеньки. – О чем думаешь? – Не важно. Они никогда не говорили о том, что будет «после». Строить планы на будущее было просто страшно, потому что для этого пришлось бы разобраться в своих чувствах и открыть свои тайны, а Нисса и Оливер предпочитали держать и то, и другое при себе. Такие, как они, живут одним днем, как бабочки-поденки*, и нет смысла задумываться о будущем, ведь смерть всегда поджидает за углом. А умирать легче без сожалений о пустых мечтаниях. * Бабочка-поденка живет от нескольких часов до 2-3 дней. Отведенное время бабочки-поденки тратят на брачные танцы и создание потомства. Грустной и романтичной кажется их история – жить лишь ради любви, и умереть, встретив ее… Нисса колебалась. Неожиданный вопрос вертелся на языке, и она не знала, хочет ли услышать ответ. Оливер заметил ее рассеянный взгляд и вопросительно повернул голову. – Ты готов был убить меня в Нанда Парбат, – наконец сказала девушка, не глядя на собеседника. Оливер пытался заглянуть в ее лицо, отчаянно хотел, чтобы она повернулась к нему, открылась, хотел увидеть ее глаза и прочесть в них причину внезапного вопроса, но Нисса продолжала сидеть неподвижно. – Если бы отец приказал тебе сделать это снова, ты бы не колебался? Холод сжал сердце клещами, а чья-то невидимая рука будто сдавила горло, когда Оливер открыл рот, еще не зная, что скажет. Мысли метались в голове почти также быстро, как колотилось сердце в груди. Он стоит, глядя на Ниссу сверху вниз. Где-то на задворках сознания тревожно кричит частичка души, умоляя опустить меч, но Оливер знает, что если сделает это, то только нацелившись в грудь дочери Демона. «Это ради Старлинг-Сити. Это ради невинных жизней, которые погибнут, если я подведу свой город», – повторяет он себе. А глаза Ниссы будто спрашивают: «Что насчет моей жизни?» И Оливер чувствует, как сердце разрывается на части. Но знает, что должен. Знает, что кровь всегда останется на его руках, и все равно замахивается уже без колебаний. Что изменилось теперь? Ответа не было, и Нисса наконец повернула голову. Столкнулась с потерянным, почти отчаянным взглядом Оливера, и губы ее невольно приоткрылись то ли от удивления, то ли от желания что-то сказать. – Не знаю. Я не знаю… – Тогда ты не колебался… Нисса запнулась, одернула себя. Она не имеет права обижаться или упрекать его – в конце концов, они друг другу никто. Она бы сделала тоже самое, если бы оказалась на его месте. Она была на его месте. И все это время жалела, что не проткнула сердце Оливера Куина мечом, когда он впервые пришел за ней в Старлинг-Сити. Все это время – и ровно до этого момента. Вопрос, который она хотела задать Оливеру, пришлось задать и себе самой: почему теперь все изменилось? Когда сражаешься с такой могущественной силой, как Лига Убийц, и таким хитрым врагом, как Ра'с аль Гул, чувства не должны затмевать разум. Только тот, кто готов сделать все что нужно для победы, переживет эту битву. А привязанность – это слабость. Она мешает судить здраво, она останавливает руку с занесенным для финального удара клинком, она подтачивает уверенность в правильности собственных действий. Нисса никогда не сомневалась в этом, но сейчас, когда рука Оливера вдруг коснулась ее плеча, а сам он заговорил тихо и уверенно, дочь Демона почувствовала, что ее уверенность пошатнулась. – Все не должно быть так… Нисса, я не хочу выбирать между тобой и жизнями невинных людей. Потому что когда я думаю об этом, я… Я чувствую, что любой выбор будет неправильным. Здесь нет правильного выбора. И я не знаю, что сделаю, не знаю, что будет правильно… Он чуть запрокинул голову, растерянно глядя в серое небо над головой. Снежинки падали на лицо и тут же таяли, задерживаясь только на волосах. Особенно красиво они выглядели на темных локонах Ниссы, сидящей рядом – будто тонкая паутинка серебристо-белого. – … но я знаю, что больше не один. Я рад, что ты со мной, Нисса, и я верю, что вместе мы всегда найдем выход. Сделаем так, что ни один из нас никогда не будет стоять перед таким выбором. Это так по-геройски – наивно надеяться на силу дружбы, любви, веры и надежды… И тем не менее Нисса поймала себя на том, что губы почти растянулись в улыбке. Хоть на мгновение побыть кем-то другим – разве не может она себе этого позволить? Хоть на мгновение поверить, что чувства – не слабость, а сила? Поверить, что впервые в своей жизни она борется плечом к плечу с тем, кто ее понимает? Впервые в жизни она сражается не одна. Надо было что-то ответить, но все слова вылетели из головы. Ниссе никогда не говорили такое, и она растерянно смотрела на Оливера, будто ребенок, который внезапно столкнулся с чем-то непонятным и не знает, идти вперед или броситься бежать. Оливер не удержался от невольной улыбки. – Видела бы ты свое лицо… – с теплотой в голосе и во взгляде произнес он. Потом осторожно протянул руку, смахивая снежинки с ее волос. Нисса застыла на месте, окончательно потрясенная. – Прости, я не хотел, чтобы мои слова звучали так… пафосно. – На то ты и герой, – наконец отозвалась Нисса, пожимая плечами. – Я… понимаю. И верю тебе. Оливер кивнул. Неловкость между ними, еще более ощутимая после того, как он запоздало убрал руку от ее волос, продолжала расти, и Куин сказал: – Зайдем в дом. Ты замерзла. – Все нормально, – Нисса попыталась возразить, но Оливер уже встал и подал ей руку. – Я сама могу о себе позаботиться. Она встала, поправляя плед на плечах. – Если бы я не вышел, ты бы просидела тут весь день, – Оливер выжидательно поднял бровь, и Нисса, не в силах спорить, закатила глаза и направилась в дом. – Ты не обязан заботиться обо мне, – сказала она, пригнувшись, чтобы пройти в низкий дверной проем маленькой кухни. – Но я хочу заботиться о тебе, – неожиданно твердо оборвал ее Оливер и подошел к плите, чтобы поставить чайник. Ничего не ответив, Нисса опустилась на стул и плотнее закуталась в плед. Даже несмотря на то, что печка в углу согревала помещение, по коже все равно ползли мурашки. – И я делаю это не потому что чувствую себя виноватым за то, что из-за меня ты лишилась дома и своего наследия, – добавил Куин, истолковав молчание дочери Демона по-своему. Оливер налил кипяток в металлическую кружку с черным чаем и подал его Ниссе. – Тогда почему? – машинально спросила она, принимая из его рук кружку, что согрела руки приятным теплом. Оливер пожал плечами. – Я не хочу, чтобы ты пострадала. Он не сказал, что причиной этому была отчасти ответственность за жизнь Ниссы, которая, Оливер чувствовал, лежала на нем теперь. Куин впервые за все время их знакомства понимал, как тяжело дочери Демона было сейчас, и готов был сделать что угодно, чтобы уберечь ее от еще больших страданий. Это его ошибки привели их сюда, но Оливер давно принял истину: не чувство вины заставляло его быть рядом с Ниссой, заботиться о ней. Не поэтому он выстрелил в того, кто угрожал ей пистолетом. Не поэтому у него никогда снова не поднимется рука с занесенным мечом. Просто Нисса стала одной из тех, кем он дорожил больше всего.