Дракончик

      

^%&%2$#^&$

             Очередной труп на сей раз свисал с дерева. Мирон рассматривал качающиеся на ветру ступни, покрытые розовым лаком. В связанных верёвкой руках девушки был букет из ромашек. Он скрывал разрез в груди и отсутствующее сердце.       — Действительно, зачем мёртвым сердце? — едко пошутил Ваня, стискивая телефон. Он оглядел труп юной барышни, колыхающуюся на ветру длинную сиреневую юбку, и тряхнул головой. — В кошмарах мне всё это сниться будет.       Холодное тело сняли с дерева. Карие глаза смотрели в небо с застывшей отрешённостью. Женя присела рядом, прошлась голубыми перчатками по шее.       — Что-то новенькое. Он её задушил. Явные синяки от удушья. Притом силы он не жалел.       Хождение людей при исполнении сопровождалось ласковым пением птиц и солнцем в его самом хорошем настроении. Девушка словно молилась ему, прося вернуть желанное телу тепло. Но её мольбы засохли кровью на губах.       Мирон понятия не имел, зачем находился в этом месте. Всё вокруг было проверено — никакого орудия преступления, никаких следов. Жертва не пыталась расцарапать обидчика, под красивыми ногтями не было даже следов ткани. В груди был стандартный разрез и дырка вместо сердца. И никаких свидетелей. Никаких камер. Только кучка возбуждённых бабушек, которые ходили утром с лыжными палками, занимаясь таким образом спортом, и наткнулись на эту очаровательную картину.       Бабки галдели, перебивая друг друга. Они делились своими мнениями, опасениями и даже снами, но только не полезными зацепками. «Похититель сердец», как обозвали маньяка в прессе, был до одури педантичным. Места выбирал только подальше от камер и от людей. Оставалось надеяться только на неудачу. Ведь именно благодаря неудаче ловили всех Предыдущих умалишённых любителей хладных тел.       — Журналистов надо бы убрать, — проговорил под нос Мирон.       Ваня рядом с ним закивал.       — Они ещё больше страха нагоняют, — подтвердил он. — И ощущение бесполезности. А вот что мы сделаем? Он, сука, невидимка. Работает там, где никого нет! И творит, блин, свои эпосы. Понасмотрелись всяких сериалов про маньяков и стали повторять.       — Должно же быть хоть что-то. Жертв он выбирает по какому-то определённому принципу.       — Ага, — скептично сказал Ваня. — Эта понравилась, её и обессердечу. Вот и весь отбор. У них всё разное. Даже черты лица не сходятся. Он не выбирает ни по цвету глаз, ни по цвету волос, ни по одежде. Просто миловидных людей молодого возраста слабой комплекции. Таких пруд пруди в нашем-то немаленьком городе.       — Надо осмотреть все ближайшие камеры. Во всех трёх случаях. Должен там быть кто-нибудь подозрительный. Пошли по округе ещё походим. Может, кто живёт рядом слышал или видел что-нибудь.       — Мы не в деревне, — напомнил Ваня. — Ты тысячу квартир собрался обходить? Да хер с ним, пошли. Иначе я вообще свихнусь от своей беспомощности. Мишка с нас шкуру сдерёт, помяни моё слово. И с остальных ребят. С Марика, Ромы, Сани. Просто потому что этого чепушилу никак не поймать.       — Чуть больше позитива.       Этот парк был больше остальных. Огромные зелёные просторы и серые зоны, ничем не освещённые. Похититель сердец стал осторожничать и по какой-то причине поменял способ умерщвления. По предположительным данным, маньяком должен быть мужчина с неплохой физической подготовкой, высокий — его жертвы не были низкими, дама с ромашками так вообще метр девяносто, — местный или хорошо знающий места, а также время, когда улицы становились полупустыми. Но с такими абстрактными характеристиками можно было пересажать полгорода.       Домой Мирон не поехал. Слава звал на мясной пирог.       Встретил он объятиями, поцелуем в колючки на башке и ароматом кокосового геля. Мирон голодно поглощал пирог, наблюдая за блуждающей по кругу в кружке чайной ложечкой.       — Я новости читал. Ты потому такой голодный? Из-за этого «Похитителя сердец»?       — Из-за него я весь день мрачный, — осведомил его Мирон, облизываясь и слизывая жир с пальцев. Ненасытный организм затребовал пиво и сразу его получил. Холодный пенный глоток поласкал желудок. — Мы с Ваней кого только не обходили и не опросили, устал, как собака. Но я тебе ничего не говорил.       — Я и не интересуюсь делом, — просто ответил Слава и сел перед ним на корточки. Ладони удобно устроил на коленях и заглянул заискивающе в глаза. — Мне интересно твоё мнение.       — Моё мнение? — удивился Мирон. — Типа, кто может быть маньяком? Однозначно психопат.       — Это и так понятно. Человек, лишённый всякой эмпатии с проблемами в детстве и всё такое, — ничего не выражающим тоном проговорил Слава и затем уже мягче: — Я про другое. Ты так выгораешь, домой голодный приходишь. Не ешь на работе что ли совсем? Это тебя так этот Похититель сердец задел?       — Начальство ебёт, — пожал плечом Мирон и отпил ещё пива. Выдохнул из себя хмельную отдошку и стресс. — Людей жалко. У меня близких нет, переживать особо не за кого, а за себя я как-то не боюсь.       — Почему?       — Сам не знаю. Не подхожу под его параметры. Он же миловидных выбирает, а я тяну максимум на обаятельного. К тому же мне в последнее время так фиолетово на всё. Наверное, наш прошлый раз был единственным светлым пятном за прошедший год.       — Нельзя же так работать, — протянул Слава и поднялся. — Так тебе просто жалко людей?       — Они могли ещё жить, но вместо этого по воле свихнувшегося человека обязаны смотреть стеклянными глазами в крышку гроба. Страшно, когда такой беспредел случается на улицах. И обидно, больно даже, что никак не получается с этим ничего сделать.       — Понятно. А как тебе его работы?       — Работы? — хмыкнул Мирон. — Выкрутасы с цветами, смайлик из крови и розовый бантик? Он пытается сделать красиво то, чего невозможно сделать красивым. Смерть ужасна и её отвратительная натура никак не может стать чем-то ослепительным.       — Ты так думаешь? — улыбнулся коротко Слава, склонив к плечу голову. — Неужели ничего из застывшей жизни не кажется тебе привлекательным? К тому же весь антураж. Как думаешь, зачем он это делает?       — Хочет внимания? Думаю, недалеко от правды. Ему хочется поделиться своим видением прекрасного с остальными. А с нашей эпохой гаджетов посмотреть фидбек он может, не выходя из квартиры. А привлекательное… Да, он делает красиво, признаю. У него есть стиль. Но если бы это была постановка, я бы ещё испытал положительные эмоции, но я знаю, что это не восковые куклы, а реальные люди. И от этого мне не по себе. А тебе такое нравится?       — Я вижу в этом долю эстетики, — односложно ответил Слава и протянул руку. — Пойдём в кровать. Сегодня тоже будешь душить или как-то разнообразишь наш совместный досуг?       — Как ты относишься к кляпу? Мне кажется, твои губы отлично бы обнимали какой-нибудь шарик, но можно обойтись и тканью.       Слава сверкнул глазами и с пленительной улыбкой потянул его за собой.       После чего звоночков от маньяка не было две недели. Томительные дни тянулись замёрзшим мёдом и пачкали руки. Мирон стал чаще заглядывать к Славе, ругаясь на себя за эту слабость. За ним не следили, следов от засосов на коже не было, только червячок подгрызал совесть в голове, умоляя прекратить эти отношения, пока не поймали и не отстранили от дела за связи со свидетелем.       С другой стороны — лучше бы отстранили. Дело было глухим. Просмотр камер не дал ровным счётом ничего. Только время забрал. Ваня стучался лбом о стол, матерился, выкуривал по пачке в день, бродил кругами по кабинету и сгорал от своей бессильности.       Но офисное напряжение моментально уходило в сером доме монстре. Каждый раз Слава подкармливал вкусной выпечкой, встречал тёплыми объятиями и нежными поцелуями, а в постели разрешал раскрывать по полной свой шкафчик с похотливыми скелетами. Он будто бы знал как нужно делать и когда и всегда был готовый отдать себя, завлекая в свою клетку улыбок, еды и тёплых прикосновений.       С ним забывались все проблемы. О Похитителе сердец они говорили не часто. Порой Слава интересовался эмоциями Мирона, но только ими, не вникая в само дело. Он строго соблюдал тайну следствия, даже не пытаясь выяснить ход дела, есть ли подозреваемые, да любые детали — они ему были не интересны.       — Ты так вкусно готовишь, язык готов сожрать, — сказал Мирон, расцеловывая Славино лицо после очередного пирога. На этот раз тыквенного.       — Он тебе ещё пригодится.       Они не гуляли вместе, не светились на людях. Сидели, как мышки, дома. Болтали, могли обсудить книги, погоду, очень осторожно прошлое — Слава неохотно рассказывал о нём, отводя тему в другое русло, — но зачастую они молчали и целовались.       Мирон не мог остановиться, ему хотелось каждый божий день видеть это курносое улыбчивое лицо. Только у каждого была своя работа, ставившая рамки.       Очередная жертва нашлась практически в центре города. Из загородного склада, набитого маникенами, одну партию стали развозить по магазинам. Труп девушки был в одном из пакетов. Продавец-консультант стала распаковывать привезённое и почувствовала странный запах от одного пакета. Он был самым тяжёлым. Раскрыв его, она завизжала от ужаса на весь магазин.       Мирон стоял бок о бок с Ваней, разглядывая направленный в свою сторону кукольный взгляд. Под зелёными глазами на прозрачный клей были подобно льющимся слёзам приклеены тыквенные семечки, застывшие покрытые красной помадой губы обтягивали обвёрнутое бежевым платком с каплями крови яблоко. От краёв губ и до ушей тянулись тонкие порезы. Девушка была наряжена в красивое атласное розовое платье, в которое были вшиты подсохшие стебли цветов.       — И это тоже мне будет сниться в кошмарах, — осведомил Ваня. — Нашего маньячелу потянуло на бдсм-игрушки? Это что за импровизированный кляп?       — Он наложил на неё грим, — сказала Женя. — Очень много, чтобы лицо осталось более живым, румян только не нанёс для полноты картины. На остальных частях тела тоже. И… даже в паховой области. И в пакете ароматных цветов целое море. Видимо, чтобы трупный запах не слишком выделялся.       — Он пытается оживить свои творения? — сморщился от отвращения Ваня. — Зато у нас сейчас есть хоть какая-то зацепка. Нужно проверить склад. Водителей уже задержали?       — Я их вызвал к нам сегодня на час дня, — сказал Мирон, не отводя глаз от нежного женского лица и любовно причёсанных волос. — Сердце?       — Всё по стандарту. Сердца нет. Надрез стал аккуратнее. Синяков удушения нет. Видимо, очередная смерть от остановки сердца. Хлороформ, а затем с обездвиженной жертвой делает, что захочет, а в процессе она умирает.       На улице была солнечная погода. Мирон поехал с Ваней на склад, взяли команду. Обошли всё вокруг, но ни косметики, ни капель крови, ни одежды, ничего подозрительного так и не обнаружили. Единственная камера была заклеена картонкой с сердечком, нарисованным кровью.       — Я его удушу, когда найду, — рычал Ваня.       Журналисты оккупировали все возможные места. Они толпой встали у дверей полицейского участка, ожидая пояснений. Мирон был рад не делать открытых заявлений, но морально вовсю готовился к крикам Валерия Николаевича. Докладывать ему было нечего. Очередное чисто провёрнутое убийство. Без свидетелей и без улик. Водители тоже ничего дельного не сказали. Их задачей было погрузить пакеты в точке А и выгрузить в точке Б, об остальном они и не думали.       Слава приготовил грибной пирог и выставил на стол сразу семь бутылок пива.       — Три тебе, три мне и одну по половинке, — подмигнул он.       — Ужраться сейчас самое то. Мои глаза ещё долго не отойдут от увиденного. Когда у нас уже заберут это дело и передадут кому выше?       — Я видел фотографии в новостях. Но мне интересно, как ты ощущал её вживую? Любовался очередным трупешником?       — Она как с картинки, как с упаковки детской куколки. Такое же человекоподобное лицо. И глаза, смотрящие в другую реальность. Я не мог без холодка в них взглянуть. Они словно всю жизнь высасывали, и эти слёзы… Чего он хотел этим сказать?       — Каждый смотрящий додумывает сам, — пожал плечами Слава, приступая к трапезе. — Тебя так за душу хватают эти мертвецы. От тебя исходят волны эмоций, настолько трогают эти творения?       — Творения, — захохотал Мирон. — Ты сказал, да, — протянул он, мотая головой. — Если так начать думать, можно совсем потерять человечность. Так что нет, это обыкновенный жмур, немного изуродованный и всё.       — Ты же так не думаешь. Будь честен с самим с собой и со мной. Я ведь заслуживаю твою честность?       Слава игриво дёргал бровями и растягивал каждое слово, добавляя от себя в него особую теплоту. Его носок шутливо коснулся голени Мирона и коротко погладил.       — Хорошо. Если честно, то да. Эти тела, эти лица, эти глаза — очень сильно цепляют меня. Они буквально переворачивают меня изнутри, царапают до крови и всасывают в трубочку. Я не знаю, как это ещё описать. Это жутко и восхитительно. Это ёбаный пиздец, чем дольше я расследую это дело, тем уязвимее я себя чувствую. Мне страшно просто приходить на работу. Я боюсь засыпать, потому что, закрываю глаза, и передо мной встают их силуэты, их лица, их одежда и эти цветы. Ар, я не хочу об этом говорить больше, давай сменим тему?       — Мне нравится твоя честность, — ласково сказал Слава. — Давай сменим. Слышал новый альбом вышел…       Они ели минут десять, параллельно разговаривая, после чего Слава встал помыть посуду. Мирон допил последнюю бутылку и аккуратно запихнул пивные тела в пакет, вспоминая другое тело, лежащее в пакете схожем с мусорным. Он сожмурился, стараясь выгнать это навождение, и повернулся к Славе. Тот стоял перед ним, благоухающий спокойствием и лисьей улыбкой.       — Ну что, пойдём?       Мирон оглядел его лицо ещё раз и представил его мёртвым. Таким же любимым, но с посиневшими губами и побелевшей кожей. По телу, сквозь кости, пробежала ледяная молния, цапнувшая за сердце.       — Люблю тебя, — сказал Мирон в смятении и страхе.       Захотелось сказать именно эти слова, к тому же они были правдой.       У Славы дёрнулась в вопросительном жесте бровь, и всё лицо мигом коротнуло, словно его ударило током.       — Этого не нужно мне говорить, — проговорил он чётко и негромко.       — Почему?       Добрые голубые глаза почернели и блеснули опасным огоньком.       — Я не умею любить, это не характерно моей натуре.       — А по-моему, ты очень любящий, — пожал плечами Мирон. — Бойкий и ласковый мальчик.       Слава улыбнулся, покачав головой.       — Да, конечно. Может, всё-таки пойдём в комнату? Ты там отлично можешь любить меня на постеленой кроватке.       — Я не про пошлое «любить», Слава, — укоризненно сказал Мирон. — Ты мне правда очень дорог.       — Не надо так, — резко ответил Слава. — Эти слова лишние.       — А как ты чувствуешь?       — Своеобразно, — рыкнул он и подошёл за шаг вплотную, грубо взял за подбородок и стал с ожесточением целовать, очень скоро переходя на ласку. — А теперь пошли.       Он был отзывчивым в постели, раскидывал руки и прижимал к горячей груди, заставляя слушать своё медленное выверенное сердцебиение. И Мирон начал любить его ещё больше, совсем себя не понимая, без сил противостоять своим же чувствам. А в грудную клетку, между рёбер, залезла маленькая подозрительная змейка.       В следующий раз Мирон пришёл только через три дня. У него не было сил даже писать Славе, работа уносила с головой. А когда он пришёл, в него дунул резкий мясной запах, мгновенно приласкав вкусовые рецепторы и заставив слюну усиленно выделяться.       — Что ты на этот раз приготовил?       — Только не паникуй, пожалуйста, — аккуратно предупредил Слава и открыл крышку, из которой моментом рванул вверх белый пар. — Это говяжье сердце. С макарошками. В магазине проходил мясной отдел и что-то стукнуло выбрать именно его. Надеюсь, тебя не сильно отвращает?       — К сердцам у меня сейчас плохое отношение, — понуро хмыкнул Мирон. — Но запах отменный. Сегодня без пива?       — Как-то не купил, времени не было, — пожал плечами Слава и резко повернулся к нему. — А у тебя есть желание выпить? Новый труп?       Мирон удивился его прыти, но только покачал головой.       — Похититель сердец пока не объявлялся, — сказал он.       Только закончился последний звук слова, как зазвонил телефон. Мирон взял трубку, выслушал человека на другом конце и выматерился.       — Ты, блять, ванга?       Слава сконфуженно отвёл плечи назад и слабо улыбнулся.       — Сам в шоке, я не специально. Так ты будешь есть или дела ментовские ждут?       Мирон ушёл, так и не поужинав. Голодный желудок терроризировал на протяжении всего пути до места найденного мертвеца. Это было на границе города прям на берегу небольшого озера. Из досок и брёвен маньяк сконструировал допотопный домик, на клей и гвозди прибил цветы, листья и на этот раз нескольких бабочек, двух рыжих и одну жёлтую. На самом верху двухметровой конструкции лежала отрубленная голова молодого светловолосого парня. Оголённое мясо и шейная кость были закрыты пришитыми веточками сирени и герани. В зубах парня была зажата алая роза. Руки и ноги были прибиты в дереву.       Цветочный голем отлично просматривался с холма. Мирон не удержался и сделал фотографию. Его отталкивало от этой постройки, воротило от цветов и передёргивало от пустого взгляда. Ещё пару трупов, и он подаст в отставку, потому что больше не сможет выдержать этого морального давления. Но пока ноги и руки его слушались, он спустился вниз к остальным, поздоровался и рассмотрел человеко-деревянный конструктор вблизи.       — Он теперь тотемы будет делать или что это за безобразие? — чертыхался Ваня, осматривая пляж.       Песка было мало, больше камня и травы. В темноте искать какие-либо улики было сложнее, следственная группа ходила с фонариками, тщетно пытаясь отыскать хоть что-нибудь. Мирон не стал им помогать, он встал как вкопанный, вглядываясь в черты лица умершего, так похожие на Славины.       — Грудная клетка в самом сердце постройки и без сердца, — хмыкнула Женя, отходя от сооружения. Она постояла, молча посмотрела на всё это, качнула головой и подошла к Мирону, положила руку ему на плечо. — Не загоняйся. Я вижу этот взгляд. Всё обойдётся, мы его найдём.       — Как искать невидимку, который не оставляет следов? — прохрипел Мирон.       Подул холодных ветер, заставив всех поёжиться и плотнее укутаться в лёгкую весеннюю одежду.       — Когда-нибудь оставит, — уверенно сказала она.       — Да, конечно, — кивнул с заминкой Мирон. — И сколько ещё произведений этого грёбанного искусства нарисуется в папочке Похитителя сердец? Какое романтичное имя ему дали!       — Завтра будем разбираться со всем этим, — со вздохом сказала Женя. — А сейчас поезжай домой и прими, пожалуйста, снотворное. Ты очень хреново выглядишь.       Мирон кивнул и поехал обратно к Славе. От вида говяжьего сердца его вывернуло рвотой прям в кухонную раковину. Слава долгих нескольких минут его гладил по спине, прижимая к себе, и целовал в лоб и затылок. С его ростом это было легко делать. Он убрал своё блюдо и на скорую руку пожарил репчатый лук с морковкой и томатной пастой. Это он добавил в макароны и подал на стол, как нечто не стоящее внимания, но Мирон с этого вдруг разревелся.       Позже, когда он успокоился и доел, пока пил чай с печеньем, показал Славе сделанную фотографию. У Славы чёлка опять полезла на блеснувшие глаза, он долгое время рассматривал всё, что только можно, и по итогу хмыкнул.       — Занимательная фигура, — сказал он, отдавая телефон. — Из разных тел — по-моему, это что-то новое.       — Из разных тел? — удивился Мирон и открыл ненавистную фотографию. — Почему ты так думаешь? Тем более темно, толком ничего не видно.       — Тон кожи разный, — пожал плечами Слава. — Или мне просто показалось. В любом случае, как тебе?       — В дрожь бросило и захотел уйти с работы, — отрывисто ответил Мирон. — Ну, Слав, блять, как ты думаешь, как мне? Я уже второй месяц ебусь с этой поебенью.       — Ты чего так взрываешься? Мне просто интересно.       — Странные вещи тебя интересуют, — пробубнил Мирон и, не найдя никаких различий в телах, выключил телефон, отложив его на стол.       — Ты вообще мне в любви признавался, — хохотнул Слава.       Мирон покачал головой.       — И ничего не изменилось.       Слава цокнул, закатил глаза и попросил в комнату.       — Ты купил изоленту. Что, хочешь попробовать что-то новое? Давно ты не эксперементировал в постели.