***
Наступает вторник. Репетиция в 7. Минутная стрелка пробивает ровно, но Тэхён так и остается лежать на диване, придавленный назойливым чувством дежавю. Самая первая его группа, настоящая группа, в которой он играл, а не шпана, балующаяся каверами и собирающаяся по гаражам, выпить пива, называлась Леттерс фром Тайгерс. С парнями он познакомился ещё будучи зеленым первогодкой в универе, наивный и с горящими глазами. Они не продержались и года прежде, чем все покатилось по наклонной, но это самая успешная и крутая команда, с которой Тэхёну повезло поработать. К тому же, с ними он пробыл дольше, чем с любой другой группой. В эту группу он вложил всего себя и физически, и фигурально, как и его одногруппники. Они здорово сыгрались, потому что все были примерно на одном уровне. А потом все развивалось по классическому сценарию, кто-то потрахался с кем-то из группы, не смог противостоять пульсу на чьём-то запястье, пообещав другим участникам, что на группе и музыке это, конечно же, никак не отразится. У Тэхёна до сих пор в ушах звенело от того, как озлобленно рычали и сыпали грубыми словами в адрес друг друга их басист и вокалист на самой последней репетиции. Но Тэхён помнит и другое. Он помнит, как они смотрели друг на друга до этого. Так будто собираются завоевать весь этот мир. Ноль на его глазах превращается в единицу, первая минута восьмого, Тэхён смотрит на экран телефона. Разрываемый чувством вины, Тэхён задается вопросом, что о нём подумает Чонгук. История любит повторяться.***
— Чем ты тут маешься? — Джесси ловко перепрыгивает через прилавок и присоединяется к Тэхёну за кассой. Ее смена длится уже 5 часов и от скуки она только что на стену лезет. — Гриф полирую, — отвечает Тэхён. Джесси подходит ближе и заглядывает из-за его плеча. — Зачем? — У меня струна лопнула тот день. На порожках остались заусеницы. — Намджун ее кое-как подлатал, но посоветовал позаботиться как следует уже позже. «Переборщил ты, приятель», прозвучал в его голове голос Намджуна. Он говорил пару дней к гитаре не притрагиваться, взять перерыв. Поэтому сейчас Тэхён шкурил и полировал пострадавшую поверхность грифа гитары. — Ах, да, — Джесси понимающе хмыкает, вспоминает, проминает кулачком его бицепс и откидывается спиной о стену, наблюдая за посетителями, которые, как зомби бесцельно шатаются по магазину. От нее пахнет жвачкой. — И как все прошло? Тэхён неопределенно пожимает плечами. — Неплохо. — Неплохо? И все? Давай, колись. — Ладно-ладно, все прошло зашибись. Чумовое местечко, вообще-то. Звук что надо, достойная акустика на баре. Я в таких залах еще не играл. — Ой, харе заливать мне тут эту свою техническую лабуду, ладно? Что с тем омегой? Лапочка, который чуть не пролил твою кровь. Зая с холодным оружием. Выкладывай! Тэхён напрягается. Он намеренно не отрывает глаз от гитары, дует на гриф и еще раз протирает микрофибровой тряпочкой, хоть та уже и сияет, как начищенная монетка. Он медленно распаковывает пачку новых струн и достает одну. — Обошлось без кровопролития. Мы вроде как поладили. — говорит равнодушно. А что еще ему остается? Рассказать, как у него шарики за ролики закатываются от его аромата, как он хочет погрузиться глубоко внутрь него и не выпускать из рук как минимум вечность? Конечно, бежит и падает. И кому? Джесси? Она кривит свои лоснящиеся от слоя блеска губы и кивает. — Поня-ятно. Я так понимаю, дела совсем плохи, как у тебя только яйца не треснули. Тэхён демонстративно закатывает глаза. — Ничего у меня и не… — Мне-то можешь зубы не заговаривать. Он лапочка и он в твоем вкусе. На сто процентов. И ты хочешь сказать, что не хочешь трахнуть его? Вот прямо ни капельки? Знаешь, раньше ты так не хорохорился. Что такое? Спермотоксикоз напрочь последние мозги отбил? — Ладно, — пыхтит Тэхён, — Я хочу его трахнуть. Довольна? Он омега, я альфа, это все природа, понятно? Мои инстинкты… велят мне хотеть его трахнуть. — Все вы так говорите. — В любом случае, это не важно, — продолжает Тэхён, выпрямившись и вернув все свое внимание гитаре. — Кроме того, он альф на дух не переносит или типа того. Джесси смеется и повторяет. — Все они так говорят. Тэхён натягивает первую струну, а сам представляет себя на месте той, лопнувшей, представляет, как бы металлический порожек пронзал его суть, врезался. Кто-то негромко кашляет у прилавка, пытаясь привлечь внимание, но Тэхён даже не поднимает головы. Пускай Джесси разбирается с покупателями. — Ну, привет, — окликают его. Услышав этот голос, Тэхён замирает, так и не зафиксировав струну на колках. Обернувшись, он уже не так удивлен видеть Чонгука. Тот стоит, сложив на груди скрещенные руки и оперевшись на одну ногу, другую выставив в сторону. Джесси наблюдает за развернувшейся драмой с еще большим интересом, чем в прошлый раз. Не хватает пива и чипсов. Тэхён тем временем только не пузырится от ревности, Джесси все еще альфа, и вот эти оценивающие взгляды, которые она бросает на Чонгука, ему совсем не нравятся. — Где тебя постоянно носит? — спрашивает Чонгук. Впервые в жизни Тэхён не находится, что сказать. Обычно он быстро выкручивается из любой ситуации, у него хорошо подвешен язык и очаровательная ухмылка в рукаве, но Чонгук просто застал его врасплох, прижал к стенке и закрыл все пути к отступлению. — Эм-м-м. И самое паршивое, что в мыслях у него только непотребства, о которых он думал в то утро, стоя под душем. Мысли, которые тяготили его всё это время. Чонгук, нагнувшийся перед ним, весь мокрый, закатывающий глаза от удовольствия. Чувствовать его кожу на ощупь. Каково было бы войти в него до самого предела. Тэхёну становится противно самому от себя, во рту кислый привкус, это чувство вины. Потому что прямо сейчас Чонгук стоит прямо перед ним, с ровной спиной, чуть задрав подбородок и недовольно поджав губы. Ох, эти губы, которые преследуют Тэхёна во снах. Этот парень, что снисходит до общения с альфами, держится уверенно и обладает особой грацией, гордится тем, что борется со стереотипами, да он бы с Тэхёна живьём кожу снял, если бы только услышал его мысли, если бы узнал, в каком гнусном свете Тэхён его представляет. Тэхён давится вздохом. — Вот именно что. Эм-м-м, - издеваясь, мямлит Чонгук, копируя его блеяние. Он опускает ладони на кассовую стойку и нависает над ней, вторгаясь в личное пространство Тэхёна. Одет он сегодня не совсем обычно, весь такой на спорте. На плечах болтается тонкий, мешковатый свитшот. Если приглядеться, кажется, через него просвечивают соски, Тэхён, конечно же, не приглядывается. А если опустить глаза ниже, чего Тэхён, само собой, не делает тоже, можно увидеть его гладкие голени, торчащие из-под обрезанных по колено шорт. А чего только стоит его запах. Он, видимо, был сегодня в зале, а учитывая, что он еще немного заведён, Чонгук благоухает агрессивно и маняще. Рот Тэхёна непроизвольно наполняется слюной, такой густой у него аромат. — Если ты забыл, я знаю, где ты работаешь. И где ты живешь тоже. Тэхён фыркает, изображая придурковатый, невозмутимый вид. — Пытаешь меня запугать, Чонгук? — Ты издеваешься? Или как? Ты прогулял вчерашнюю репетицию, — рявкает Чонгук. — Я… мы звонили, писали тебе смс-ки. Блядь, в ход уже шла тяжелая артиллерия, твой имейл. Мы всегда репетируем по вторникам. Я же говорил тебе об этом. — А сюда ты зачем пришел? — спрашивает Тэхён. Чонгук заводится еще сильнее, у него чуть ли пар из ушей не валит. —Зачем я? Ты спрашиваешь меня, зачем я сюда пришел? Ты? — он отступает на пару шагов и потирает пальцами переносицу, губы побелели. — Я сейчас реально взорвусь. — Ой. Давай только без этого, будь добр. Мне придется оттирать твои ошметки и вряд ли мне за это дадут премию. Чонгук снова опасно приближается и набирает воздуха в легкие, прежде чем поддать голосу для заскучавшей аудитории посетителей магазина. — Ты надо мной издеваешься? — рычит Чонгук. — Тэхён? — раздается голос их менеджера. Тэхён подскакивает и становится по стойке смирно, как нашкодивший школьник, которого поймали. Джесси тихонько посмеивается, стоя в сторонке.— Ну не в главном же зале! Идите выяснять свои отношения в подсобку. Господи. — Да, конечно, без проблем, извините. Ох. — он переводит взгляд на Чонгука, чьи ноздри раздуваются от гнева, как у взбесившегося быка, он размеренно вдыхает и выдыхает воздух, пытаясь успокоиться. Спина прямая, как стрела, грудь выпячена вперед, широкой разворот плеч. Стойка не обещающая ничего хорошего. Тэхёну бы хорошенько разозлиться, но его альфа и ухом не ведёт, хотя Чонгука бы и следовало осадить. По правде говоря, Тэхёну такое нравится. Какой же он отвратительный. Если бы только Чонгук знал, что у него одна грязь на уме. Тэхён шагает в заднее помещение, Чонгук следует за ним по пятам. Чонгук даже преуспевает в том, чтобы не вцепиться ему в глотку, но только до тех пор, пока дверь подсобки не захлопывается у них за спиной. — Я не понимаю, — восклицает Чонгук, как только они остаются наедине. В голых стенах комнатушки для персонала, где нет звукопоглощающих панелей, как в главном зале магазина, его голос вдруг такой громкий и высокий, что Тэхён непроизвольно кривится. — Мы так классно выступили. Мы же… я-то подумал, мы поладили. Ну, или типа того. Почему тогда… ты ведешь себя так? — Чонгук пространно поводит рукой между ними. — Отстрелялись разок и все? На скамейку запасных? Не думал, что ты такой хилячок. — Я так быстро с дистанции не схожу, — хмыкает Тэхён. Такое суждение больно кольнуло. — Просто… я был занят. Здесь, в замкнутом, ограниченном пространстве аромат Чонгука раскрывается еще сильнее, заполняет собой все, вытесняет запах Тэхёна. И Тэхён ему уступает. Никогда прежде такого не происходило. Впервые в жизни омега подавляет его. Тэхён чувствует головокружение. — Чушь собачья! Я тебе писал. Я тебе звонил. Чем ты был так занят, а, всовывал очередной омежке? Боже, неужели ты такой же, как и все они? — Да кто? — Тэхён щурится. — Альфы, — выплевывает Чонгук. Яд только не капает с кончика его языка. — Не вынуждай меня объяснять тебе все заново! — Я и не собирался… — Будешь отлынивать от репетиций, тогда лучше вали сразу. — Это всего-навсего одна репетиция, Чонгук. Какого хрена? А как же баттл? А? Ты же говорил, без меня вам там делать нечего? Или ты уже забыл? — Я… Боже, — растеряв весь запал, вздыхает Чонгук, отступает, отворачивается от него. Прикрывает веки, роняет лицо в раскрытые ладони. Медленно дышит. Тэхён только в этот момент осознает, они снова стояли чуть ли не упершись лбами, рыча друг на друга, оскалив зубы. — Я знаю. И я ненавижу это. — Ненавидишь это, — бездумно повторяет Тэхён. — Да, я ненавижу. Ненавижу зависеть от других людей. Ненавижу просить, нахрен, других сделать что-то. Мне намного проще сделать все самому. Если бы я мог делать все сам. Не совсем групповая деятельность получается, да? Приходится водиться с подобными тебе персонажами. Он поворачивается лицом и в его взгляде мелькает застарелая усталость. Тэхён уже знает, насколько он пылающий и пылкий, как бы не сгорел весь дотла. Тогда от него останется одно пепелище. — Я думал ты такой же, как и я, — продолжает Чонгук, — Сам ведь говорил, хочешь, чтобы это дело выгорело. Так и где это все? Что за хуйню ты творишь? — От своих слов я не отказываюсь. Я действительно этого хочу. Послушай, просто… — «Просто», — устало фыркает Чонгук, повторяя за ним, — Просто, что? У тебя все так просто, что ты можешь себе позволить не приходить на репетиции. Для меня это все! И это нихуя не просто. Неужели ты до сих пор не понял этого? Я всего себя отдал этой группе, ничего от меня не осталось. А ты! Блядь. Это, блядь… вот от таких, как ты, весь мой труд идет насмарку… Тэхён растерянно разводит руками. — Ой, извини, пожалуйста, что я безответственная скотина посмел подвести самого Чонгука Великолепного. — Это… я ведь совсем не это имел в виду. — Чонгук трет переносицу пальцами. — Ты участник группы. Ты же мог предупредить меня? Мог скинуть смс-ку. Просто не пропадай со всех радаров ни с того, ни с сего. Типа, конечно, в жизни чего только не случается. Я же все понимаю. Но почему… Его дыхание снова учащается, он уставляется на Тэхёна, ожидая ответа на свое «почему». Почему, почему, почему. Если бы Тэхён мог сказать правду. Если бы он мог, он бы рассказал ему про то, как все закончилось в Леттерс Фром Тайгерс, и как все, что происходит сейчас напоминает ему то, через что он уже проходил посторонним зрителем. — Это слишком, ладно? Мне кажется, я переборщил тогда. Я помог тебе выровнять дыхание, а потом ты повел себя странно. Я решил, что побеспокоил тебя. У Чонгука ни одна мышца на лице не дергается, он поджимает губы, держится уверенно и смотрит прямо, ожидая продолжение его пламенной речи. — Я вообще не знаю, мне не следовало идти за тобой. Я знаю, что ты со всем можешь справиться сам. Я знаю это. Это было лишнее, мне кажется, ты, наверное, вообще не хотел… — Я хотел, — перебивает его Чонгук. — Конечно, я хотел. Я сам попросил тебя сделать это. Его руки, до этого сжатые в кулаки, вытянутые по швам, мягко раскрываются. — Мы из-за этого сейчас грызлись? Потому что тебе кажется, что, возможно, наверное, меня побеспокило то, что ты выперся за мной на улицу? Тебе придется постараться, чтобы смутить меня. Я уж не знаю, что ты там себе обо мне нафантазировал, но я в облаках не витаю. Все это альфье бахвальство, культура андерграундной тусовки, где омег ни во что не ставят, я, блин, прошел через все это дерьмо. Я попросил тебя о помощи. Ты помог. Точка. Все это странно только потому, что ты там себе навоображал что-то в своей башке. — Точно. Мой косяк, — бормочет Тэхён. — Да, это твой косяк. Ты мог просто поговорить со мной. — Легче от этого не становится. — Не надо усложнять. Тэхён тяжело вздыхает. Чонгук копирует его вздох. Так они и стоят, пока все вокруг медленно остывает, в тишине. — Не делай так больше, ладно? — просит Чонгук, сложив руки на груди. — Не теряйся. Хватит короткой смс-ки. Хватит даже одного слова. Потому что… Я уже подумал, что мы из одного теста. Ты сказал, что сделаешь это. Ты пообещал мне. — его голос срывается и он поспешно прокашливается, пытаясь скрыть этот момент слабости. Чонгук втягивает голову в шею. Ох. Только что на плечи Тэхёна опустилась еще одна гранитная плита вины. Мало ему было одной. — Я тебя подвел, — тихо говорит Тэхён. — Да что ты, блядь, говоришь? — огрызается было Чонгук, но в этот раз быстро сдувается. Отводит взгляд в сторону. Он уже пахнет менее агрессивно, чем минуту назад. — Извини меня, — на выдохе мягко произносит Тэхён. Чонгук вздыхает, закрывает глаза и примирительно кивает. — Я заглажу свою вину, — в порыве бросает Тэхён. Все таки он альфа, и он всегда будет стремиться ослабить эту тревогу и разочарование, которые переполняют сейчас Чонгука. Тем более, по его совести. От этого только хуже. Тэхён хочет все исправить. Он хочет стать той тихой гаванью, где все волнения и беспокойство оставили бы Чонгука. — У тебя есть мой имейл? — но Чонгук непробиваем. — Нет. С чего бы… — Значит, будет, — Чонгук отрывает клеящийся листочек с рабочего стола в углу комнаты и быстро шкрябает на нем свой электронный адрес. Затем вручает бумажный квадратик Тэхёну. — Вот. Теперь у тебя есть даже моя почта. И никакие отмазки больше не сработают. Тебе нужно научиться общаться со мной. Тэхён принимает листочек. — Хорошо. Он наконец-то может вздохнуть полной грудью без угрозы отравиться. Да, запах Чонгука по-прежнему пьянит и отвлекает, но, по крайней мере, сейчас он фонит не так яростно. В голове у Тэхёна потихоньку проясняется. Ненадолго. Чонгук подбирается ближе, и ближе, и ближе. Тэхён едва ли отдает себе отчет в том, что сам он с каждым его шагом навстречу, делает один назад. И так, пока он не упирается поясницей в столешницу. Чонгук от намеченного не отступает, загоняет его в угол, как кошка мышку. Если бы он заранее предупредил о своем приходе, Тэхён бы принял хоть какие-нибудь меры предосторожности. С самого их выступления он себе не находил места, не мог выбросить Чонгука из головы. Сработало бы что угодно, куртка, наброшенная на плечи, пилюли, блокирующие его запах, на крайний случай, большой пластырь. Хоть что-нибудь. Но он был открыт, весь как на ладони, и черта с два его запах не выдавал Чонгуку все его потаенные мысли и чувства. Не выдавал то, какое влияние Чонгук оказывал на него. — Вся эта затея не стоит и выеденного яйца, если ты не будешь в группе. Ты ведь тоже хочешь победить? Так же сильно, как и я? — вкрадчивый, низкий голос забирается в его голову, — Тогда докажи это. Тэхён сглатывает, осознание работает словно вполсилы, взгляд скользит по лицу Чонгука, как в замедленной съемке: поочередно выхватывает блеск штанги, пронзающей его четко очерченную бровь, острые скулы и его рот. Эту соблазнительную, полную нижнюю губу. Сладкую, розовую и блестящую от слюны. Его рот приоткрыт. Тэхён как-то раз слышал, что губы у ребят того же цвета, что и оголенная головка их члена. — Как? — спрашивает он. — Сегодня, — чертоги тэхёнова разума подкидывают сотни разных вариантов, уводят его в дали дальние. Но Чонгук останавливает это кино. — Мы перенесли репетицию на сегодня. И лучше бы тебе притащить свой зад сегодня и отыграть, как следует. В голове у Тэхёна густой, белый туман. Он медленно моргает, когда Чонгука и след простывает, до него доносится лишь хлопок закрывающейся двери и шлейф его естественного аромата. Тэхён стоит, как вкопанный на том же самом месте еще некоторое время. Такой же пристыженный своими желаниями и опасно взбудораженный, как тем утром в душе. Тэхён чувствует легкую тошноту и слабость в коленях, словно стоит на пороге пропасти.***
Тэхён не успевает переступить порог квартиры, как начинает собираться на репетицию. Педалборд, кабели, вся эта муть. Приличные шмотки, какие-нибудь брюки, которые подчеркнули бы, что у Тэхёна вообще-то длинные ноги. Надоело уже выглядеть, как последняя рвань. Он принимает быстрый душ, смывает пот и пыль. Но, главным образом, его запах, который с потрохами выдаст каждому, что с Чонгуком они сегодня уже встречались. Так пахнет вина, разочарование в самом себе и уже привычная похоть. Он даже не ленится надеть сережки со скромными висюльками, сменив простые пусеты. Перед самым выходом он заглатывает таблетки, блокирующие его запах. Инстинкты притупляются практически сразу. Он таким редко балуется, вообще-то у него редко возникает такая необходимость. Так же он не часто попадает в передряги, где лучше лишний раз не отсвечивать. А, может быть, все дело в том, что он не хочет быть таким очевидным перед Чонгуком. Или же он просто трус. Он меряет шагами расстояние от дивана к окну, от окна к дивану, выглядывает на улицу, наблюдая, как синие сумерки разливаются на горизонте, на серые улицы, на обветшалый участок на западе, на мельтешащих туда-сюда людей. Выходить еще рано, но, кажется, ожидание в квартире доведет его сейчас до ручки. Кап-кап-кап капает кран на кухне в подставленную посудину, и капание это такое зловещее и последовательное, что еще немного и он сойдет здесь с ума. Издергавшийся, переживающий, как бы не опоздать, Тэхён решает выйти пораньше. Дверь ему сегодня открывает Чонгук. — Ты сегодня рано, — замечает он. Как бы сильно таблетки не сдерживали его естественное нутро, завидев Чонгука, Тэхён оживляется, упивается его присутствием. Тэхён улыбается, оперевшись о другую ногу, чехол с гитарой ложится на его бедро, держится он уверенно. — Я ведь обещал загладить вину. Чонгук фыркает от смеха. Отступает, пропуская Тэхёна внутрь. — Ты пытаешься меня впечатлить или что? Тэхён украдкой смотрит на него, проходя в квартиру. Чонгук в хорошем расположении духа, на губах беззаботная улыбочка, любопытство во взгляде, которым он смеривает Тэхёна. Из глубины квартиры доносится неясный звук, похожий на тиканье часов. Им двоим в прихожей маловато места. Тэхён предпочитает проигнорировать его вопрос, упав на дурачка, он осматривается по сторонам. — А где Хосок? — Вышел ненадолго, перетереть с ребятами продюсерами. Они с Джуном иногда как завалятся сюда всей толпой. Сборище альф. Сколько раз им говорил, что у нас тут не проходной двор. Такой духан стоял, жуть. Даже для меня это слишком. — Я-то думал, тебе все по плечу. Чонгук обводит языком клычок, задумчиво задрав бровь, и говорит, скорее, сам себе. — Именно так я и сказал. Он уходит в гостиную, оставляя за собой дверь открытой. В полутемной комнате Намджун, вытянувшись, лежит на диване с книгой в руках. Он встречает Тэхёна дружелюбной улыбкой. — Ого, ты уже приехал? Хосок заявляется намного позже, чем обещал. О его приходе они узнают по тяжелым шагам, эхом разносящимся по всей лестничной клетке. Волосы после порывистого ветра висят сосульками, джинсовка переброшена через локоть. Возможно, все дело в пилюлях, которыми Тэхён сегодня закинулся, но он впервые замечает, с каким апломбом держится Хосок и как уверенно он говорит. Не то что Тэхён. Такие альфы вызывают у Тэхёна восхищение, но сам он к подобному не стремится. Такое же восхищение, какое вызывает огромное дерево на обочине или необычное облако, что-то невольно приковывающее взгляд, но не более того. — Ты пришел, — одобрительно улюлюкает Хосок, чуть не отбив ему нахрен всю спину, радостными тычками и хлопками. — Мы потом идем в боулинг. Надо же обкатать первое выступление. Ну, и хорошенько обмыть. Наклюкаться на удачу, так сказать. Ну, вы поняли, да? — Я за, — пожимает плечами Тэхён, хотя и, кажется, его согласие не обсуждалось, Хосок уже все решил за всех. — Вот это ты их размазал, чувак. Да ты просто зверюга на сцене. Я, блять, никогда об этом не заткнусь. Они отыграли песни из своего сет-листа, потом прошлись по песням, которые Чонгук высылал ему вдогонку после выступления. Свежак, песни новые, их последние официальные релизы. Тэхён не тратил время на совсем старые песни, как ему и сказал Чонгук, в этом не было необходимости. Но он внимательно прослушал каждую из них, пытаясь распутать этот спутанный клубок. Некоторые песни были о Чонгуке, Тэхён был готов поклясться. О ком еще они могли быть, если строки говорили о человеке, недосягаемом, но таком желанном. О человеке, который пробуждал натуральную ярость. Тэхён прослушал их только единожды, видеть Чонгука глазами других мужчин ему было тошно. «Ничего нет слаще твоего яда…», эти слова Тэхён запомнил слишком хорошо. Он даже не смог дослушать ту песню до конца, остановил на этих строках. Какая-то его часть хотела знать, чем все закончилось, но это было любопытство, граничащее с рвотой, обжигающей горечью глотку. Несмотря на полнейшее отсутствие акустики, обшарпанные стены, пропускающие все через себя и засаленный ковер под ногами, музыка в этой квартире звучала совершенно по-особенному. Мелодия текла по тэхёновым венам, заставляя его забыть обо всех невзгодах, забыть об отравляющем рассудок и сердце влечении к Чонгуку, забыть о чувстве вины за то, что он подвел его. Пусть и не полностью, ведь Чонгук все еще был здесь. Чонгук был повсюду, заполнял собой каждый атом, сам воздух вибрировал от его бита, пока он нещадно жал ступней на педаль. Ритм не был сложным, но его виртуозное исполнение ударяло в голову. Или это только Тэхён был такой ударенный по башке. В одной из песен есть краткий момент, в последнем такте второго куплета, как раз перед переходом к припеву, где Тэхён выдает сумасшедший рифф. Дома он прогнал его несколько раз. Ритм следующий: шестнадцатые ноты вылетают из-под пальцев вверх по грифу, вдаряет по единичке на раз, и на два, последняя нота разлетается на триоль живого призвука, на фоне мощного аккорда, его соло размазывает по стенке, рев гитары замолкает. На одно мгновение. Крохотный миг, заставляющий его сцепить зубы от напряжения, разливается гордостью по венам. И он знает, что Чонгук знает об этом. Он слышит, как за секунду меняется его запах. Это удовлетворение, вот как он пахнет. Тэхён ему угодил. Внутри Тэхёна пробуждается настоящая первобытная ярость. Во рту выделяется слюна. Да, да, да. Альфа внутри него дуреет от удовольствия. Кажется, самое время сказать самому себя из прошлого «спасибо» за то, что он принял таблетки. — А ты дурака не валял, — подмечает Чонгук, поднимаясь со стула и смеряя его оценивающим взглядом. Без своих бутсов он ниже Тэхёна, но это не мешает ему взирать с превосходством, словно возвышаясь над ним. Тэхён усмехается и с характерным треском выдергивает кабель из гитары, усилок издает предсмертные хрипы. — Да, не валял. Чонгук не продолжает, но продолжение напрашивается само собой. Пытается ли он его впечатлить. Да, тысячу раз да. Ради этого Тэхён готов прыгнуть выше головы и еще немного. — Знаешь, — вдруг заговаривает Тэхён, изображая невозмутимость, насколько хватает самообладания. — Я никогда не говорил тебе этого, но ты чертовски охуенно стучишь по барабанам. Когда я услышал твою игру впервые, готов был заплакать от того, как такой несносный ублюдок, как ты, играет словно бог, спустившийся на землю. Чонгук фыркает, но уголки губ все же трогает смущенная улыбка. — Угу. Ну, типа, спасибо, что расщедрился и поделился. — Разве так отвечают на комплименты? Чонгук сопит для виду, но, на деле, пытается закусить расползающиеся в широкой улыбке губы. —Спасибо. Спасибо за то, что сказал мне об этом. И спасибо, что играешь с нами. Чего еще? Если что, можешь не отвечать, потому что расшаркиваться я перед тобой тут не собираюсь. Хватит с тебя. — Я играю с вами не потому что делаю тебе одолжение и ожидаю твоей благодарности. Чонгук, я хочу играть в этой группе. Вообще-то, я думал о том, чтобы попытаться снова еще до того, как ты сам подошел ко мне. Чонгук задумчиво моргает. — Почему? — Что значит, почему? Потому что ты был прав, я и правда еще никогда не слышал такой игры. Чонгук не перебивая его, заинтересованно приподнимает брови, призывая его продолжать. Но Тэхён молчит, тогда Чонгук говорит сам. — И никогда не встречал такого омегу, так ты сказал? Тэхёна пробивает на пот, надо же было такое ляпнуть, а он и забыл. Тогда это Чонгука знатно взбесило. А теперь Чонгук словно подталкивает его обсудить собственный статут во всех деталях. Словно дразнит жирным мяском оголодавшую собаку. С тех пор утекло много воды. Тогда Тэхёна влекло к Чонгуку, как его влекло к каждому сладкому мальчику с острыми зубами, он ни одного такого пропустить не мог. Но в этот раз, кажется, Тэхён увяз беспросветно и надолго. Намджун встревает в их разговор, говоря, что если они не будут рассусоливать, еще успеют на метро и освобождает Тэхёна от необходимости сочинять очередные небылицы, которые обелили бы его порочную сущность. К аромату Чонгука примешивается горечь раздражения и разочарования. Тэхён бросает на него взгляд исподлобья, осторожный, как будто угодивший в лапы зверя, который вот-вот разорвет его на части. Знает ли он? Тэхён отворачивается, поспешно застегивает молнию на чехле с гитарой и следует за Намджуном, попутно сообщая ему, что оставит свой инструмент у них на квартире, на ночь. Они сбегают вниз по узкой улочке, в какой-то момент срываясь на марафонский забег. Закатное солнце льется оранжевой рекой в просветах между бетонными коробками, а отбрасываемые ими тени, растягиваются на дороге до карикатурно длинных. Чонгук вырывается вперед, хохоча так громко и заразительно, как еще никогда прежде на памяти Тэхёна. Опередив всех, он ждет в конце улицы, тяжело дышит, грудь вздымается на каждом вздохе. Чонгук приспускает куртку, ровно настолько, чтобы вдохнуть полной грудью, запрокидывает голову наверх. На его губах улыбка, пока он провожает взглядом уплывающие на ночь спать розовые облака. Догнав его, Тэхён еле дышит. Падает на асфальт, раскинув ноющие ноги в стороны, Намджун и Хосок, так же безуспешно пытающиеся угнаться за Чонгуком, сидят рядом. На него падает тень. Тэхён прищуривается, Чонгук, купающийся в лучах сказочного, закатного солнца, улыбается ему и протягивает руку. Взгляни на них стороны, все решили бы, что Чонгук альфа, он сильнее, он крупнее, и это он протягивает ему ладонь, чтобы он мог подняться. Тэхён от помощи не отказывается, берется за его руку, и на какие-то доли секунд они разделяют пока еще неизвестную им до этого близость. Тэхён слышит этот пьянящий аромат, он слышит его учащенное после бега сердцебиение. Чонгук взмахивает волосами и приосанивается, расправляет плечи, поднимает подбородок, прячет руки в карманах. Чрезвычайно самодостаточный молодой человек. Отблески угасающего заката теряется в прядях его волос, небо заливает фиолетово-розовыми разводами, и все вокруг словно окрашивается в эти цвета. И он смотрит на Тэхёна. — Ты принял блокаторы, — замечает он. Гравий превращается в крошку под тракторной подошвой его тяжелых ботинок, когда Чонгук переходит на улицу, ведущую к метро. Его походка сопровождается клацаньем металлической фурнитуры. Тэхён сглатывает. Желание напиться возникает из ниоткуда.***
Они выпивают пару стаканов в боулинг-клубе, когда Тэхён внезапно подмечает небольшое заикание и шепелявость в разговоре Чонгука. Трудноуловимый изъян, если говорить о Чонгуке, он вовремя себя одергивает и внимателен с выбором слов. Видимо, поэтому Тэхён это услышал только сейчас. Но шепелявость нет-нет да проскакивает в его речи, особенно, когда он забывается или выбитый Хосоком страйк приводит его в возбужденный экстаз. Чонгук подбегает к нему, вешается на его плечи, взбудоражено пихает и толкает, перекрикивая даже гомон чужих голосов и попсу, которая играет в клубе. В неоновых лучах от него самого исходит свет. И дело не в лампах, дело даже не в алкоголе, что окрашивает скулы румянцем. Такую улыбку Тэхён на его лице видел только однажды, на том старом видео их выступления в ютубе, там Чонгук улыбался Сонхуну. Тэхён и сам улыбается, невольно осознает он. Атмосфера качает, ему хорошо и спокойно. А когда Чонгук ловит его взгляд, Тэхён позволяет улыбке задержаться на губах. Все в порядке, они могут обменяться парой улыбок и двигаться дальше, как участники одной группы, а, возможно, и как друзья. Без этого противного чувства вины за свои мысли и без нависшей над ним угрозы стать очередной игрушкой в руках Чонгука. Пусть они и бортанули бывшего гитариста, Тэхён не выпускает это из виду. И еще большой вопрос: кто был прав, а кто виноват. — Прикиньте, что расскажу, — Намджун наваливается с локтями на низкий столик, втиснутый между двумя диванчиками, пока Чонгук плюхается рядом с Тэхёном. Они ударяются коленками и плечами, потому что Чонгук несся, как угорелый, успокоившись, он немного отодвигается, оставляя между ними пространство. Но только капельку. Тэхён чувствует, как проседает диван под его весом, каждое его телодвижение, сопровождаемое тихим скрипом кожи. Намджун поднимает два пальца в воздух и молчит, подогревая их интерес. — Еще два! Еще два гига перед баттлом. — Да ты гонишь, — Хосок неверяще хлопает себя по ляжкам, подается вперед, — Где? Как? Когда? — Местечковые концерты. Один в Зе Томб меньше чем через 2 недели, следующая суббота. И в Зе Рэд Кэт через две недели после того, в пятницу. Заскочим к моим добрым друзьям, будем на разогреве, но для нас припасли жирное время. Гости как раз будут в кондиции. — Господи, Джун, — вдруг шепчет Хосок, — Следующая суббота? — Что? Только не говори, что ты собираешься соскочить. Я только не отсосал, чтобы получить эту возможность. Ключевое слово только! Я сделал все. — Хрена с два я соскочу. Времени в обрез. С чем мы будем выступать? Намджун поджимает губы. Тэхён понимающе мычит. — Эти выпивохи в барах из года в год одни и те же. Местная шантрапа таскается по барам, послушать музыку. Со старьем туда путь заказан. Чонгук пожимает плечами как ни в чем не бывало. — Что нам мешает придти туда с новьем? Хосок давится глотком, шумно отставляет стакан в сторону. Красноватое пойло остается капельками на его блестящей нижней губе, оторопело выпяченной вперед. — Что нам мешает? Правда? Может быть, то, что у нас нихрена нет новых песен? — Мы можем выдать несколько новых треков, — спокойно отвечает Чонгук, — Оттягивать нет смысла, нам давно нужно было этим заняться. Санхун, будь он проклят, свалил и прихватил с собой все, что написал. Намджун неловко смотрит по сторонам, избегая его взгляда. — Не знаю, Гук. Кто за это возьмется? Ты… — Что? — опасно прищуривается Чонгук. Намджун примирительно поднимает руки. — Я ничего такого не имел в виду. Просто хотел сказать, что я забронил нам два вечерочка. Это все. — Выкладывай. — Господи. Даже не знаю, с чего начать. Прошел всего месяц. Во-первых, Тэ только примкнул к нам, ему еще многое надо разучить. — Это, нахрен, даже не проблема. Он разучит целый альбом за одну ночь, если я попрошу его это сделать. — отмахивается Чонгук, но бахвальство так и сквозит между строк. Тэхён прикусывает губу, чтобы не раскраснеться от того, как двусмысленно это прозвучало. И еще потому что это чистая правда. — Кроме того, я знаю, что у тебя полно наработок в загашнике. Все эти песни, которые так и не были доведены до конца, всякие наброски. Мы можем поработать над ними. Помните ту песню о пыли, которые мы собирались написать. О том, что дерьмо повторяется, и повторяется по кругу, как гребаная зараза на губах. Когда ты думаешь, что справился и двигаешься дальше, опять наступаешь на эти ебучие грабли. — Дерьмо, Чонгук, песни о герпесе и пыли? Все обкончаются с первых строк, — язвит Хосок. — Не придирайся к словам. Вы два скорострела шустро пишете. Джун-хён, особенно, ты. Я знаю о картах, которые припрятаны у тебя в рукавах. Я и сам уже давно хочу поработать над песнями. С меня хватило нашего прошлого проеба, второй раз это дерьмо я хлебать не стану. Чонгук находит его глаза. Их взгляды встречаются. — Мы же выкарабкаемся? Верняк? Чонгук впивается в него этими своими черными глазищами так, что язык еле отлипает от нёба. — Я… да. Выкарабкаемся. — А? Вы шутите? Скажите мне, что вы шутите. — Хосок откидывается на спинку и закрывает лицо раскрытыми ладонями. — Эти двое сошли с ума. — Нам не нужен альбом, пара цепляющих новинок, — говорит Чонгук, — тебе нужно будет разучить новые слова. У меня уже есть кое-какие мысли. Я давно их в себе носил. Дашь мне ту тетрадку с черновиками, подрихтуем, тут-там подправим. А ты, — он хлопает Тэхёна по плечу, пуская разряды тока, — Доставай свои риффы, какие-нибудь старые соляги. Я уверен, у тебя полно этого дерьма. Да мы их разнесем. Вы только подумайте, к баттлу, восстанем из пепла, как сраный Феникс. Да еще и с новыми песнями. — Чонгук от возбуждения подскакивает с места. Он искрится от предвкушения, так сильно, что на него больно смотреть. — Ебанный свет. Это будет охуенно. Повышаем планку, это следующий уровень. Наше захолустье такого жестяка еще не слышало. Тэ… — он оборачивается, взглянуть на Тэхёна и только в тот момент, спохватывается, запоздало понимает, к кому он обратился. Запинается, будто прикусил язык. Тэхён кивает. Чонгук впервые обратился к нему по сокращенной форме его имени. Это, конечно, не хён, всего лишь дерзкое не формальное «Тэ», но это первый шаг. Это крошечный мостик. Чонгук весь горит и Тэхён буквально слышит, как головокружительно он пахнет, он раскален докрасна, как железо, возбужден, счастлив. — Это гребаное безумие. Я в деле. Давайте поставим сосунков на колени. Чонгук отмирает. — В самом деле? — Еще как. Тэхён сжимает пальцы в кулачок и выставляет вперед, Чонгук одобрительно стукается своим кулаком. Шаткое перемирие. Намек на нормальное дружеское общение без всей этой напрягающей мути. — Еще по одной, — объявляет Чонгук, — Это дело надо обмыть. Сейчас буду. — Погоди, — окликает его Тэхён, перебирает всякую мелочевку в бумажнике. Медиаторы, презики, которые он так и не пустил в ход, какой-то чек, чего там только нет. — Держи. — он протягивает ему несколько купюр, зажатых меж пальцев. Чонгук бросает быстрый взгляд на деньги в его руках, всего лишь тонкая, шершавая бумага в ореоле неонового света, а сколько силы и власти. И, да, Тэхён мог бы и сам сходить и купить им выпивку, но ведь это совсем другое дело. Чонгук приподнимает бровь, та, которую пронзает серьга, и именно в этот момент фиолетовый луч находит ее. Цепко перехватывает деньги большим и указательным пальцами и уходит. Тэхён провожает его покачивающиеся от ходьбы бедра долгим взглядом. Очевидно, неприлично долгим, потому что Хосок и Намджун замечают. Или дело в том, что они такие же альфы, как и он сам. — Тэ, чувак, — качает головой Хосок. Он откидывается на спинку и раскидывает свои долговязые конечности, закидывает ногу на колено, весь расправляется, так и разит самоуверенностью и понтом. Намджун усмехается. — Пожалей бедолагу. Тэхён переводит взгляд с одного на другого и неуверенно посмеивается, изображая невинного дурачка. — Слушайте, он милый. Тэхён никак не разберет, в какую игру они играют и , главным образом, каких правил придерживаются. Чонгук единственный в группе омега и это ясно, как день, но никто не говорит об этом, потому что Чонгук за это может и прописать, или только делает вид, что может. Однако это не мешает ему пользоваться тему привилегиями, которыми пользуются омеги. Например, он не отказывается выпить за чужой счет. — У нас есть дела поважнее, — переводит Тэхён тему и с серьезным видом опускает локти на стол, заставляя парней прислушаться к своим словам. — Что будем делать с песнями? Когда начнем? Намджун цокает языком. — Ты на полном серьезе? Чонгук иногда может… я не знаю. Слушай, ну ты-то точно знаешь всю эту кухню. Баттл это вам не гиг. Это, блять, уйма народу. И это будут не просто люди с улицы, они шарят, понимаешь? Там будут музыканты, как и мы. Альфы. Сечешь. Ему нелегко придется. — Да с чего бы Чонгуку об этом переживать, а? — подает голос Хосок. — Да, конечно, — кивает Намджун, — Но я не могу по-другому. Он… считай, делом привычки или натуры или хрен еще разберет чего. Типа выйти и сыграть перед ними новые песни, необкатанные песни? Я не знаю. Да у меня поджилки трясутся. Даже у меня. Тэхён взвешивает все «за» и «против». Он оглядывается на барную стойку, находит глазами его высокий, тонкий силуэт среди других людей, облаченный в ежедневный траур. — Я возьму это на себя, если дела будут совсем плохи. Я помогу ему успокоиться. Хосок фыркает. — Ага, конечно. А я завтра пойду и сброшусь с нашего жилого комплекса и воспарю над городом. — Что? — Мы об одном Чонгуке говорим? Ты кого собрался успокаивать? И интересно, как? Синхронизируешься с ним? Тэхён бросает на него озадаченный взгляд. — Почему нет? Я уже делал это однажды. Это не… Ему не дают закончить предложение и перебивают. — Чего? — говорит Намджун. Хосок неверяще качает головой, обмахивается раскрытой ладонью. — Чего? — вторит он. — Стоп, давай еще раз? Я же не ослышался, да? Типа, синхронизация? Когда дышат в унисон? — Чонгук позволил тебе? Он моргает. Такое пристальное внимание людей. Которых Тэхён уважает заставляет его неловко поежиться, он ведь с ними без году неделя, а они Чонгука знают уже тысячу лет, это совершенно другой уровень близости. — Да, он сам попросил меня сделать это. Хосок, кажется, теряет сознание во второй раз за вечер. Намджун оторопело глядит на него. — Он тебя, блять, что? Сам попросил? — Хосок встает на ноги, — Я, блять, выйду вон. Я еще не отошел от первой новости, а тут это. Ты меня прикончил, чувак. Я жив, но я, нахрен, мертв. Это… — Быть такого не может, — Намджун ограничивается короткими репликами в отличии от фонтанирующего словами Хосока. Он смотрит на дорожки для боулинга, а потом оборачивается проверить, где там Чонгук. — Тэхён, Тэхён, — только и говорит он, в конце концов. Времени продолжать этот спектакль у них не остается, потому что Чонгук, зажав пальцами края стаканов, по два в каждой руке, уже приближается к столику. — Надо было вас балбесов отправить, — говорит он, водружая свою ношу на стол. Ему приходится прилично наклониться, столик достаточно низкий. Кажется, он расстегнул пару пуговиц на груди, потому что в вырезе рубашки Тэхёну открывается более, чем интересный вид. На репе эти пуговицы точно были застегнуты. Неспроста, они повышают градус. Но сколько бы Чонгук в себя ни вливал, на дорожке он все еще лучший. Катает технично и чисто. — Часто здесь зависаешь? — спрашивает Тэхён, когда он выбивает очередной страйк. — Не, просто хорошо получается. Тэхён выпивает сверх своей меры, в конце концов, ему нужны какие-то отмазки, позволяющие умыкнуть на бар и собраться с мыслями, потому что все эти линии и изгибы чонгукова тела не дают его мыслить связно и трезво. А еще этот запах, насыщенный, раскрывшийся, приправленный алкоголем и потом. Да и кем он будет если Чонгук его обставит и перепьет? А еще он просто не может сказать «нет» каждый раз, как Чонгук предлагает взять еще по одной. — Что ты за растяпа, а еще альфа, — невзначай роняет Чонгук. Тэхён расплескивает пиво на стол, снова. Он быстро промакивает лужу салфетками. — От альфы во мне столько же, сколько от балерины. — Пируэты выдаешь ты что надо, — дразнит его Чонгук. — Мы с тобой пьем наравне, а ты на ногах еле стоишь. — С тобой мне не сравниться, это правда. Чонгук наблюдает за ним, наклонив голову набок. Он чувствует тепло его тела, их ноги соприкасаются, но Тэхён от него шарахается, как обычно ведет себя трезвым. Он будто бы совсем не против, прижимается своим бедром к его мясистому бедру. Наступает очередь Намджуна, но Тэхён уже давно перестал следить за счетом. В полутемном помещении, освещаемом лишь бродящими неоновыми лучами, среди какофонии спиртного и естественных запахов, единственное, о чем Тэхён может по-настоящему думать, это Чонгук. Он совсем другой, когда выпьет: много улыбается, шутит, очень расслаблен и чертовски соблазнителен. — Выйдешь со мной, подышать воздухом? — спрашивает Чонгук. Тэхён подрывается быстрее, чем успевает осознать вопрос. — Мы выйдем, — бросает Чонгук через плечо, протискивается и выходит вперед, оставляя Тэхёна позади, следовать за собой. — На перекур. Хосок многозначительно смотрит им вслед, неозвученные слова остаются на его плотно сжатых губах. На выходе Чонгук небрежно скидывает обувь для боулинга с ног и вовремя хватается под услужливо подставленное Тэхёном плечо, чтобы не навернуться. — Ты оказывается ниже без этих своих ботинок. — отмечает Тэхён. Чонгук фыркает. — Да ладно? Для чего еще, по-твоему, я их ношу? Конечно, я на них повыше. — он наклоняется, чтобы обуть свою обувь. — Пойдем. — Ты куришь? — спрашивает Тэхён, толкая тяжелую стеклянную дверь и выбираясь наружу. — Только, если выпью, а это не считается. А ты? — Не-а. Раньше курил но бросил по понятным причинам. Аренда сжирает все мои деньги, а это недешевое удовольствие. — А, ясно, — Чонгук приваливается спиной к стене и бездумно отстукивая неизвестный ритм подошвой по кирпичикам, осматривается по сторонам. Взгляд скользит от одного к другому, выискивая потенциальную жертву. Камушки, позастревавшие в рельефе его подошвы шкрябают стену, издают скрежещущий треск. — Я просто стреляю сигареты у других альф. В воздухе пахнет бензином и поздней осенью. Под дверями боулинга народ кучкуются компаниями, у каждого второго сигарета меж пальцев. Смог, пронизывающий это место, вызывает у Тэхёна обильное слюноотделении и тошноту одновременно. Вывеска над дверями мигает вырвиглазным цветом: зеленые кегли и фиолетовые шары, подсвечивают улицу возле боулинга. — Смотри, как лучше? — Чонгук встряхивает головой, пряди разлетаются по сторонам. Он прочесывает их пальцами, сначала убирает за уши, потом выправляет. — Убрать за уши или оставить так? Или, может… — Чонгук прячет большую часть волос за уши, лишь несколько прядей мягкими волнами обрамляют лицо, кончики ушей выглядывают из-за волос. Вид совершенно очаровательный. — В твоих проколах особая прелесть, — отзывается Тэхён, отступая на шаг, чтобы хорошенько рассмотреть его. Как делают люди в музеях, наслаждаясь предметами искусства. — Они так блестят. Это подходит к твоему образу. — яркая вывеска боулинга отражается в металле его пирсинга. Чонгук расплывается в улыбке и его торчащие единички сияют не меньше. — Мх-м-м. Падкий на все, что блестит, да? Прелестные, блестящие штучки тебе по душе? — Какие такие штучки, например? — переспрашивает Тэхён, улыбаясь ему в ответ. Он знает, что сейчас его взгляд выдает его с головой. Он молод, он выпил и сейчас стоит на свежем воздухе, а по взмокшей от пота коже бегут мурашки от ночной прохлады, даже если прямо сейчас земля развернется под его ногами, ему будет абсолютно поебать. Никогда еще его истинная сущность не проявлялась в его взгляде и стойке сильнее, чем в этот момент. Тэхён не придает этому значения, он все еще пьян. Это не заставляет Чонгука отпрянуть, того не так легко напугать. Чонгук хитро улыбается и принимает брошенный ему вызов. — Блестящие штучки, — повторяет он, — В моих ушах. Мне идет, да? — Да, да. Очень красиво. — Достаточно красиво, чтобы стрельнуть сигаретку? Или же… Тэхён наконец-то заглатывает наживку. — Я… — он подступает ближе и тянется к его лицу. — Можно мне? — Да, — слово превращается в сплошной выдох. Чонгук с готовностью подставляется под его прикосновение. Тэхён осторожно дотрагивается до его волос, поправляет тут и там, приглаживает торчащие прядки. — Вот эти мне нравятся больше всего, — голос понижается до шепота, он будто не хочет, чтобы его слова долетели до других. Они предназначены только Чонгуку. Он оглаживает внешний завиток его уха большим пальцем, где у Чонгука три колечка в хеликсе. — М-м-м. Мне твои проколы тоже нравятся. — Чонгук трогает костяшкой мочку его правого уха с двумя простыми проколами. — Не хочешь сделать еще что-нибудь? — Может быть. Сейчас это не горит. Может, потом. Чонгук понятливо мычит. А потом мир словно ставят на паузу, все вокруг них замирает, а они так и стоят: руки Тэхёна зависают по сторонам от его лица. Рот Чонгука приоткрывается, кончик языка обводит нижнюю губу, оставляет блестящий след. Его запах отдает нервным возбуждением, но это отличается от того, что Тэхён чувствовал рядом с ним до этого. Люди вокруг смазываются в заблюренное пятно и только они двое остаются в резкости. — Ну, как я тебе? — тихо спрашивает Чонгук. Тэхён моргает и наконец опускает руки. — Ты прекрасно выглядишь. — Вот, — Чонгук вылезает из своей дутой куртки, как из скорлупы и всучает ее Тэхёну. — Подержи пока. — он остается в тонкой, черной рубашке, в расстегнутом вырезе которой, виднеется его взмокшая грудная клетка. Тэхён перекатывает камушек под подошвой туда-сюда, наблюдая со стороны, как Чонгук пробирается через людей к смолящему парню. Глаз у него, видно сразу, наметан, выцепляет из толпы альфу-одиночку. Кажется, он проделывал это сотни раз. Полезный навык для омеги, ведь это вопрос и безопасности тоже, быть начеку, держать ухо востро с теми, от кого можно ожидать какой-нибудь подлянки. Чонгук деланно улыбается, отставляет бедро в сторону и весь как-то подбирается, становится меньше, рука подлетает к лицу, палец находит завит чернявой пряди. Рубашка, заправленная в обтягивающие, тесные джинсы, подчеркивает, какая тонкая у него, на самом деле, талия. У Тэхёна от этого вида рот наполняется слюной. Был бы он трезвым, точно отвел бы взгляд. А так он приваливается боком к стене, прижимает чонгукову куртку к груди, глубоко вдыхает его запах и наблюдает. Чонгук принимает сигаретку из чужих пальцев. Обхватывает своими кукольными губами и поднимает глаза в обрамлении черных ресниц на альфу. Парень подносит зажигалку к кончику сигареты. Пламя выхватывает оранжевым язычком черты чогукова лица, наполняет сигарету быстротечной жизнью. Он говорит что-то еще, смеется. Улыбка украшает его лицо. Чонгук берет у альфы еще одну сигарету. Кокетство и омежьи ужимки стекают с него, как вода, когда Чонгук возвращается обратно. Он не просто расправляет плечи и держится увереннее, дело в его взгляде, в той стали, которая концентрируется в его зрачках и пригвождает на месте. Не дает Тэхёну пошевелить и пальцем, как бы сильно он ни пытался держаться подальше. — Спасибо, — Чонгук забирает свою куртку у него из рук, сигареты зажата между зубов. Он набрасывает куртку на плечи, визуально становится еще больше. Дутая, массивная куртка мигом проглатывает его, плечи утопают в ней. Чонгук протягивает вторую сигарету фильтром к Тэхёну и кивает, чтобы наклонился и он мог ее подкурить от своей. Тэхён мешкает. — Чего застыл, она сейчас сгорит, — говорит он о своей сигарете. Чонгук, однако, времени не теряет, опускает теплую ладонь ему чуть пониже затылка и давит, вынуждает склонить лицо вперед. Тэхён покоряется. Он позволяет вставить кончик сигареты ему между раскрытых губ, сжимает губы вокруг и тянется незаженным кончиком своей сигареты к оранжевому пятнышку сигареты Чонгука. Тэхён затягивается, чувствуя, как рот наполняется дымом. Крошечный огонек высвечивает лицо Чонгука то тут, то там. Этот аромат, жар его тела медленно сводят Тэхёна с ума. — Ну что, подпалил свой кончик и повеселел? — говорит Чонгук со смешком, его ничего не берет. Тэхён хмыкает, но ничего не отвечает. Он затягивается и поднимает глаза на небо, сверкание нескольких упрямых звезд пробивается сквозь дымку смога. Он и не думал, что его так вставит от простой сигареты. Тэхён выкуривает около половины, прежде чем к горлу подступают рвотные позывы. — Я в говно, — говорит он, выдыхая струю дыма. Он протягивает свою сигарету Чонгуку, тот как раз тушит бычок, прижимая его к выложенной стене. — Забери. Чонгук мычит и перехватывает сигарету из его пальцев. Дым тонкой лентой струится вверх, растворяется в ночном небе. Чонгук откидывается лопатками на кирпичики, кажется, и его накрыло. Когда он наконец поворачивает лицо и смотрит на Тэхёна, он не сразу заговаривает, выдерживает пару тактов тишины. — Я прощаю тебя, к слову. — Что? — Ты ведь извинился сегодня. В магазине. Ты извинился, но я не ответил тебе. Поэтому я делаю это сейчас. Я прощаю тебя. Вот зачем я тебя сюда притащил. — Ах, вон оно как. Я-то уж было решил, что тебе приятна моя компания. — не удерживается Тэхён, подкалывая его. Чонгук закатывает глаза, второй сигаретный бычок падает к его ногам, где тут же оказывается утрамбован убийственной платформой в землю. — А я разве это отрицал? — он с усилием отталкивается от стенки. — Ну что, готов? Парни будут сучиться до самого утра, если мы тут задержимся еще дольше. Чонгук заходит в боулинг-клуб, не дожидаясь, пока Тэхён ответит. Да и какая разница, если Тэхён готов следовать за ним куда угодно.***
На следующий день Тэхён зовет Чимина и Юнги к себе на квартиру. — Боже, чувак, по тебе будто асфальтоукладчик проехался. — охает Чимин, переступая порог студии, тянется взъерошить волосы на его голове. — Я все еще пытаюсь придти в себя после самого адового похмела в этом году. — На часах 6, а тебе 24. Старик, ты не в курсе, когда надо остановиться и набухался до блевоты и звезд перед глазами, как девственник на выпускном? — Слушай, Чонгуку нравятся эти сладкие коктейли, с ними невозможно понять, когда стоит остановиться. Пьешь, как газировку, а потом бам! Голова, как кусок кирпича. — А, — понятливо кивает Юнги, — Чонгук. Тэхён пропускает их в гостиную. Он к этому разговору не готов, но едва ли Юнги от этого перестанет чесать языком. Юнги складывает руки на груди, вытягивая ноги на диване, привалившись к боку Чимина. — Только не говори мне, что ты запал на пацана, у которого проблемы с контролем гнева. Разве он не хотел с тобой расправиться? — Ничего удивительного, — посмеивается Чимин, — Эта бестолочь любит, когда из него вышибают все дерьмо. Как раз его остановочка. — Он не пытался со мной расправиться. — оправдывает Чонгука Тэхён. — Он просто был немного расстроен. — Хах, немного расстроен, — хмыкает Юнги, — Что с тобой будет, когда он будет сильно расстроен? Нам забронировать тебе веночек? Пацан сломал барабанные палочки толщиной с мой палец. — Только одну. Он сломал одну. — А, это меняет дело. Если только одну, тогда все ок. Он, должно быть, ангел во плоти. Самый зеленый флаг среди всех гринписовцев. — Он симпатичный, ладно? — Тэхён падает в кресло. — Он милашка. У меня крыша едет от того, как сладко он пахнет. Все дело в его запахе. Господи. У меня такое чувство, что я помешался, — Тэхён трет глаза. — И? — спрашивает Чимин. — Ты запал на него. В чем проблема? — Мы играем в одной группе? В этом проблема? — Ты знаешь хоть одну группу, участники которой не перетрахались друг с другом? Типа это сплошь и рядом, посмотри на Флитвуд Мак. — Ага, и чем это закончилось? — задирает брови Тэхён, как Николас Кейдж в том меме. — Чонгук, походу, трахался с их прошлым гитаристом и все пошло по пизде у них. — Что? Почему все пошло по пизде? — А я почем знаю. Но вдруг я разыграю тот же сценарий. Не хочется быть очередным их бывшим гитаристом и очередным его бывшим ебарем, которого завтра, когда он наиграется, они, нахрен, выпнут на обочину. Тем более, вспомни, как все было в Зе Тайгерс. Чимин пожимает плечами. — Каждая группа, в каком-то смысле, уникальна. — Не могу я пойти на такой риск. Чонгук меня сегодня сожрет, а завтра выплюнет. Если бы ты его видел, ты бы меня понял. — Да, тут я не сомневаюсь, — отвечает Юнги, — Парень омега в рок-группе с тремя альфами. Знавал я таких. — К тому же, он говорил, что с альфами больше не мутит. Так что я в пролете. Чимин громко фыркает. — Все мы так говорили. Готов поспорить, с таким альфой, как ты, Чонгук бы точно замутил. Тэхён поджимает губы и задумывает над его словами. Обычно ему приходилось по душе, когда другие невзначай бросали: «Я никогда не встречал такого альфу, как ты». Он начинал сиять, как начищенный пятак, конечно, эти слова заставляли его почувствовать себя в чужих глазах особенным, кем-то исключительным. Больше всего ему нравилось это слышать от омег, когда те лежали под ним, мокрые и обессиленные, с помешанной улыбочкой, блуждающей на их губах. Тэхёну нравилось замечать: «Конечно, не встречал» и доводить их до исступления, подтверждая, что он не такой, как другие альфы. Но восторг, который переполняет его в этот раз не идет ни в какое сравнение с тем, что он ощущал ранее. Если Чонгуку действительно нравятся такие «не такие» как все альфы, тогда у него есть шанс. Тэхён бы в эту удачу вцепился зубами. Он себя слишком хорошо знает, он ни за что не отказался бы от такой возможности. Это было бы славно. Нет, это было бы охуенно. Затащить в постель омегу, который пахнет так, будто у них есть будущее дальше постели слишком хорошо, чтобы быть правдой. Только если бы они не играли в одной группе. У Тэхёна от всех этих размышлений голова идет кругом. Он словно завис над обрывом, держа в руках что-то необыкновенно ценное, а его руки взмокли от выступившего пота. — Может и так, — неопределенно отвечает Тэхён, — В любом случае, я не стану проверять. На кону слишком много. Просто… я никогда не чувствовал ничего даже отдаленно похожего. Я не могу перестать думать о нем. Чимин хмыкает. — Для тебя это дико, да? Вот так взять и зациклиться на одном человеке, а не волочиться за каждой смазливой мордашкой и острым язычком. Первый раз вижу тебя таким. Тэхён бросает в Чимина подушку, но реакция Юнги быстрее, он отбивает ее. Подушка шлепается на пол. — Тэ, что ты имеешь в виду? — Юнги, однако, останавливает его. Он будто бы встревожен и перестал валять дурака. — В смысле? — Что именно ты чувствуешь? — Да я даже не знаю… Типа, я не могу выбросить его из головы. Когда мы встречаемся, мне хочется упасть перед ним на колени, мне натурально хочется поклоняться ему. Это не нормальная херня, не поклоняться в том смысле, когда хочется облизать каждый пальчик на ноге и взять у него в рот по самые гланды. На самом деле поклоняться. У меня такое чувство, что я бы расколол весь земной шар надвое лишь бы он удостоил меня одним взглядом. Я бы сделал ради этого что угодно. Он попросил меня помочь ему, я помог ему выровнять дыхание и сердцебиение. Блять это какая-то сакральная поебота? Я такого в жизни не чувствовал. Да, блять, дело даже не в том, что я хочу его завалить. Конечно, я хочу, но еще у меня такое чувство, что мне нужно намного больше. Типа…. Его душа и ползать в его ногах ближайшую вечность. Насколько все безнадежно? Чимин только не поет от ликования, а Юнги со свистом втягивает воздух через ноздри. — Вы двое синхронизировались? — переспрашивает Юнги. Чимин давится смехом, заслышав, что Юнги не собирается подшучивать. Тэхён ежится от его голоса. — Да? Юнги вздыхает и трет переносицу. — Боже правый! Тэхён, нахрена? — Я же сказал, он попросил меня! — А если он попросит тебя спрыгнуть с моста? Побежишь искать мост? — Да! — Блядь, это…. фу. Что потом? Что ты почувствовал после? Головная боль? Возбуждение без особой причины? Юнги безэмоционально чеканит слова, как робот, что не мешает Чимину хрюкнуть от смеха. — Возбуждение без причины? У этого ублюдка стояк 24 на 7 и всегда без особой причины. Юнги закатывает глаза и пихает Чимина в бочину, чтобы помолчал. Смотрит на Тэхёна с ожиданием во взгляде. — Думаю, да? — пожимает плечами Тэхён, — Типа того. Головная боль и стояк. Как и обычно. Тэхён пытается сохранять невозмутимый вид, но у самого сердце уже ушло в пятки. — Господи, Тэ, — по его голосу не разобрать, он отчитывает Тэхёна или переживает за него. — Вот это ты проебался. — Быть того не может, — полушепотом, восхищенно тянет Чимин, во все глаза уставившись на Тэхёна. — Ты запечатлелся на нем? — Нет-т, я просто… мы просто… же… — заикается Тэхён. — Да, вы же просто дышали в унисон, ваши сердца разделили один ритм и ты сделал это с парнем, которого ты знал пару недель, а альфа внутри тебя уже раззявил свою пасть, чтобы сожрать этот лакомый кусочек. — договаривает за него Юнги. — Не надо вот этих параллелей с едой. Меня сейчас стошнит. Я не собираюсь его есть. — Ну и ну, — смеется Юнги и к вящему удивлению Тэхёна не отпускает эту избитую, грязную шуточку. — Это все объясняет. Если вы настолько совместимы, что у вас получилось запечатлиться, ничего удивительного. Вы подпитываетесь друг от друга, как две батарейки. Теперь понятно, почему он так быстро выходит из себя в твоем присутствии. Ты, наверное, только и делаешь, что пялишься на его задницу. — Да не пялюсь я на его задницу! — Ага, мозоли, наверное, натер на глазной мышце, стараясь не смотреть. — Украдкой поглядывал, делов-то. — Хуя-се, ты в воздухе переобулся, — возмущается Чимин. Тэхён хмурится, плечи поникают, он ссутуливается в кресле. — Просто заткнись. Я тут не при чем, это все Чонгук, это все его… — он пространно обводит воздух рукой, силясь подобрать слова. — Ладно, твои дела не так уж и плохи, если так, — говорит Чимин. — Мои дела просто заебись, — обреченно бормочет Тэхён, уронив лицо в раскрытые ладони. Он соврет, если не скажет, что чувствовал неладное с первой секунды. Чонгук его погибель. — Если вы запечатлились, это значит, Чонгук проходит через свой собственный ад. Запечатление не работает только в одни ворота. Это ведь случается только, если пара совместима. — И это хуже всего! Потому что… Потому что тогда все будет так хорошо, что Тэхён вознесется на небеса. Потому что это именно то, чего он так страстно желает. Потому что он знает, что он пренебрежет всем, если на кону будет Чонгук. Тэхён горестно стонет. Чимин вытягивает ногу и носком пихает его голень, настоящая дружеская поддержка, которую Тэхён заслужил. — Не вешай нос! Самый горячий парень омега в твоей жизни течет по тебе, как ниагарский водопад! Ты мог бы воспользоваться этим! Воспользоваться? Как же. А может быть и мог бы. Люди не много знают о запечатлении, потому что это настолько же распространено, как феи и единороги. Запечатление часто изображают в ромкомах и любовных романах, та самая судьбоносная встреча двух сердец, которые будут биться в унисон. Но Тэхён ни разу не встречал живого человека, которые переживал бы это явление. Как правило это всего лишь чьи-то россказни, мол, друг какого-то друга, троюродного брата, где-то там в ебенях встретил свою истинную половинку, уготованную ему самими небесами. Но никто никогда и не предостерегал об опасности запечатления, Тэхён бы точно знал об этом. Может, тогда и не стоит брать в голову, что бы там ни говорили Юнги и Чимин?***
С Чонгуком он видится уже на репе, как раз перед их выступлением в Зе Томб. На репетицию Тэхён идет с четкой установкой вести себя как обычно и выбросить все эти бредни Юнги из головы. Однако Чонгуку требуется меньше секунды, чтобы разрушить эту стену самообладания вдребезги. Он вовлекает Тэхёна в разговор, справляется о его состоянии после их попойки в боулинге. Тэхён с готовностью плачется на то, как плохо ему было все последующее утро и день, игриво обвиняя Чонгука в головной боли и тошноте. Чонгук смеется и это смех окупает все. — Но вечером тебе было хорошо! Тэхён посмеивается. — Да, вечером было хорошо. Не будет ли с Чонгуком так же?***
Через несколько дней, с подачи Хосока, Тэхён снова оказывается в лапах Джина. Они собираются в том же комплексе, но в этот раз на третьем этаже, там размещается крохотная студия звукозаписи. Тэхён не торопится внутрь, соседняя дверь привлекает его внимание. На дворе ночь, но салон маникюра и педикюра все еще работает, будто понятия времени для них не существует. Квадратная комнатка, источающая розовый, волшебный свет сквозь стеклянную витрину. Выглядит сюрреалистично. Сегодня он один, рядом с ним нет Сокджина, который провел бы его внутрь. Обхватив пальцами прохладную металлическую дверную ручку, Тэхён чувствует внутри себя сердцебиение какого-то другого Тэхёна. Тэхёна, который долго спал и наконец пробудился. Внутри все так же, как и в прошлый раз. Те же самые женщины, сидящие на тех же самых местах. Возможно, и посетители те же самые. Жутковато. Занавеска из бусин дрожит, бусины клацают и цокают, ударяясь друг о друга, когда заслышав звон колокольчика на входной двери, госпожа Чхве выплывает в главный зал. На длинное платье голубого цвета и свободного края с белой окантовкой по низу. Она улыбается, глядя на него с узнаванием. Его появление ее словно совсем не удивляет. — Ах, Тэхён-и, — она почти пропевает его имя, уводя за собой. — Самая яркая звездочка на небосводе! Как ты поживаешь? Идем, идем же. Я подам тебе огуречной воды. Ты кушал? Кожа да кости, небось совсем не ешь. Все точно так же, как и в прошлый раз, только теперь Тэхён чувствует себя более осознающим реальность вокруг себе. Тогда он просто абстрагировался. Госпожа Чхве участливо спрашивает, как продвигаются дела их группы, что у него в жизни нового и над чем они с Сокджином на этот раз работают. — Ох, — смеется она, — Этот ребенок берется за все! У него в одном месте моторчик. Каждую неделю он выдумывает что-то новое, я за ним не поспеваю. — она накрывает его руку своей, такой мягкой и бархатной, будто бы покрытой пудрой. Такое невесомое прикосновение. — Я так часто вижу ребят похожих на тебя. Как у него это получается. Он будто бы чувствует. — Что он чувствует? Госпожа Чхве пожимает плечами. — Кто знает, — Тэхён узнает этот взгляд, Сокджин смотрит на него так же, взгляд, от которого Тэхёну неуютно, потому что все вокруг знают что-то, одному ему дурачку невдомек, в чем дело. — Возможно, Сокджин тут не при чем. Возможно, люди сами находят дорогу сюда, когда они готовы. В розовом неоновом свете салона, окруженный переплетающимися, тонкими запаха огурца, дыни и ацетона, Тэхён чувствует такое спокойствие внутри себя, что, кажется, может никуда не уходить. Здесь время над ним не властно. Он покидает госпожу Чхве с улыбкой на губах и тремя флакончиками лака в кармане, которые он обещает вернуть. Тэхён и не заметил, что улыбался все это время. Сахарная вата в его голове быстро сменяется тупой усталостью. Тэхён растекается на стульях в студии, наблюдая за тем, как даже вечно жизнерадостный и энергичный Хосок потухает. Затащив их сюда, Хосок наобещал молочные реки, кисельные берега, мол, проведем прекрасный вечер среды вместе, всего лишь на часик заскочим к Сокджину. Шел третий час, когда замученный Хосок даже не пытался притвориться, что вникает в пересказанную Джином в пятый раз уже другими словами концепцию. — Я обещал моим парням чистый вокал, — не отступает Сокджин, — Люди хотят слышать приятный звук, пусть даже мотив будет немного навязчивый. Дай мне мелодичный и навязчивый вокал. — Это не в моем стиле петь чисто, — отрезает Хосок. — Да просто скажи, что не умеешь петь чисто, — подъебывает его Чонгук с места. Хоть в студии и целый ряд стульев, он сидит рядом с Тэхёном. — Чувак, я пою гранж, мне рычать положено! — тут же отзывается Хосок. — С каких пор эти клоунские часы стали частью гранжа? Хосок бахвалится кричаще яркими часами на запястье, вертит ладонью в воздухе. — А это и не гранж, невежда. Это гламур. Я не зацикливаюсь на одном стиле. — Да ты просто напяливаешь на себя все, что плохо лежит. Хосок на шмотки денег не жалеет. Как он сам говорит, ему нужно следовать всем трендам и модным веяниям, чтобы его ученики знали, что имеют дело с профи. В обычное время он учит людей танцевать, поэтому всем пришлось собраться именно сегодня. — Я за этот прикид выложил тонну, — в какой-то момент он обреченно обвел рукой свой пестрый наряд (очень модный в узких кругах), уговаривая ребят отправиться в студию сегодня. — У меня, блядь, ни гроша не осталось. — Они у тебя разве водятся? Гроши-то? — сострил Намджун, за что ему прилетел пинок по голени. Сокджин цокает языком и просматривает записи в своем блокноте. Он опускает свои очки в тонкой оправе на кончик носа, прищуриваясь. У Тэхёна чувство, будто они не рок-группа, а ученики начальной школы на экскурсии и их учитель ими очень недоволен. — Слушай, хен, — наконец говорит Хосок, — Я попробую спеть чисто. У меня получится. — Было бы славно, если бы ты хотя бы постарался. Я доведу до ума, если ты выдашь мне годный, сырой материал. Черные, звукоизоляционные панели поглощают каждый звук, из-за этого здесь стоит особая рода тишина. Тэхён достает лаки для ногтей из кармана и выстраивает бутыльки на низком столике. — Что ты делаешь? — полушепотом спрашивает Чонгук, чтобы не мешать Сокджину и Хосоку. — Готовлюсь, — просто отвечает Тэхён. — Херней страдаешь? Мы даже не будем сниматься. — Я готовлюсь к нашему выступлению. Думаю, будет классно смотреться. Он не поднимает головы от рук, но кожей чувствует на себе скептический взгляд Чонгука. Сокджин, кажется, тоже обращает внимание на их возню, он откладывает блокнот и оглядывается вправо, где сидит Намджун. — Намджун, сможешь подменить меня? Я уже не выдерживаю. — Сокджин подзывает его изящным взмахом руки. — Без проблем, хен, — Намджун послушно садится на его место и натягивает наушники на голову. — Должен признаться, — устало вздохнув, Сокджин садится по другую сторону от Тэхёна. — Думал, это будет полегче. Эта не та группа, которую я знал. — Эта группа лучше, — говорит Чонгук. Сокджин кивает и вдруг строго смотрит на Чонгука. — Ты прав, Чонгук. Ты прав, — он предельно серьезен. Тэхён переводит взгляд то на Чонгука, то на Сокджина, он словно оказывается свидетелем безмолвного разговора, слышать который он не должен. Он съеживается на месте, тянется за бутыльком лака и привлекает внимание Сокджина. — У тебя найдется минутка? — спрашивает он. Сокджин улыбается и подсаживается ближе. — Ты послушал и даже захватил несколько цветов! Тэхён кивает, в груди от одобрения разливается тепло. Одобрение Сокджина получить не так просто, а оттого ценнее. Он справедливый и слов попусту не бросает. — Не знал, какой лучше, поэтому взял сразу несколько. — Определился? Тэхён опускает взгляд на флакончики лака: светло-розовый, темно-фиолетовый и голубой. — Я не знаю, — говорит он и поднимает глаза на Сокджина, будто в его взгляде он найдет подсказку. Он и сам не знает, почему нервничает, почему ему так важно сделать правильный выбор. Хоть и здесь нет правильного или неправильного. Это всего лишь лак для ногтей. Сокджин улыбается и накрывает его плечо большой, горячей ладонью. — Просто выбери один. — ободряет он. Тэхён указывает на тот, что посередине. — Пусть будет фиолетовый. Сокджин кивает. — Я так и знал, что ты выберешь его. — он отставляет два других лака в сторону, берет фиолетовый и откручивает крышечку, чтобы получше рассмотреть цвет. Капелька лака повисает на конце кисти. — Красота. — Ха, — Чонгук наклоняется над столиком, его завороженный взгляд прикован к рукам Сокджина. Он смотрит, как Сокджин аккуратно проводит кисточкой по внутреннему краю бутылька, убирая с кисти лишнее. — Вашу ручку, пожалуйста, — Сокджин приглашающе протягивает ему раскрытую ладонь, жест исключительной грации. Рука Тэхёна движется по мановению какой-то неведомой силы и ложится на его сложенные лодочкой пальцы. Чонгук с Тэхёном сидят, затаив дыхание. Сокджин касается кончиком кисти основания ногтя на его мизинце и одним плавным движением проводит до конца, оставляя на ногте тонкий, ровный слой лака. Тэхён чувствует характерную щекотку в основании своего позвоночника, мурашки сбегают по спине до самого копчика, руки и ноги становятся такими тяжелыми и такими невесомыми одновременно. — Ха, — вздыхает Чонгук снова и ни с того, ни с сего встает со стула. Он уходит к Намджуну, осматривается за микшерским пультом, а потом и вовсе выходит прочь. Поток яркого света врывается через приоткрывшуюся на секунду дверь. Тэхён растерянно оглядывается на дверь. Сокджин даже не дергается, продолжает делать свое дело. Он покачивает головой. — Вы с Чонгуком подружились, да? — спрашивает он. — Как вы ладите? Тэхён мычит. Они общаются, Чонгук часто смотрит на него с улыбкой. — Отлично ладим. — Это хорошо, — подтверждает Сокджин. — Ему это пойдет на пользу. Тэхён кивает, но не уточняет. Сокджин так уверенно говорит и держится, что в его компании невольно чувствуешь себя глупым. Он будто уже настолько преисполнился в своем познании, что понимает и разбирается в тонкостях взаимоотношений между людьми. — Хорошо, если рядом с ним будет кто-то вроде тебя, — отстраненно рассуждает Сокджин вслух. Тэхён старается не прислушиваться к нему, потому что глубоко внутри он слишком сильно хочет, чтоб его слова оказались правдой. Не может же быть приятным совпадением то, как изменился и все еще меняется Чонгук с его появлением. Он стал больше улыбаться, громче смеяться, он перестал смотреть на всех волком и выпускать свои шипы. Это может быть результатом их с Тэхёном близкого общения. А может и в этом нет никакой заслуги Тэхёна. Тэхён старается не строить воздушных замков и не давать самому себе ложных надежд. — Когда-то я и Чонгуку красил ногти, — говорит Сокджин. Тэхён моргает. — Правда? — Ага, — улыбается Сокджин, — Удивлен? Тэхён обдумывает его вопрос пару секунд. — Кажется, ему это перестало быть интересно. — Хм-м-м. Да. Но раньше было иначе, — Сокджин мягко похлопывает его ладонь, с уже выкрашенными ногтями, снизу, — Тэ-Тэ, другую руку, пожалуйста. Когда с лаком покончено, Тэхён поднимает руки на свет, широко растопырив пальцы в стороны. Он рассматривает, как блестят и контрастирует с его кожей накрашенные темным, фиолетовым цветом ногти. — Спасибо, хен. Сокджин улыбается. — Не за что. Чонгук возвращается в студию через некоторое время, спрашивая, как долго они еще будут тут торчать. По его словам: «он голоден как муравьиный лев и хочет слинять из этой ржавой консервной банки, как можно скорее». Он подходит к Тэхёну, пока тот трется рядом с Сокджином и Намджуном, которые тыкают на какие-то кнопки на пульте и завершают работу. Тэхён в сведении и мастеринге не шарит. Чонгук от него не отходит. Тэхён поднимает руки и показывает ему плоды стараний Сокджина. — Топово, да? — спрашивает Тэхён. Чонгук соглашается кивком головы. — Точно не хочешь тоже? Госпожа Чхве очень приятная женщина. Она могла бы тебе помочь выбрать цвет. Чонгук молчит. Тэхён его молчание принимает за размышления, но Чонгук его догадки не подтверждает. — Не-а, — отвечает он наконец и выходит.