Стук, дробь, бой

Неприглядный и обшарпанный бар Зе Томб оказывается расположен в подвальном помещении. Хоть это и центральная часть города, узкая входная дверь втискивается аккурат между магазином нижнего белья и лавкой растений. Еще на последнем курсе обучения, когда Тэхён был в прог-метал группе он успел здесь засветиться и обкатать эту сцену. Группа называлась Зе Сэйерс ов Суз и то, только потому что Зе Сузсэйерс уже было занято. Опыт нахождения в этой группе был одним из наиболее выматывающих, что, конечно, компенсировалось возможностью исполнять виртуозные экспериментальные соляги, но потом оказалось, что Тэхён рвал жопу больше всех. А ему что, больше всех надо? Нет, конечно. Ребята откровенно поймали звезду и начали нещадно лажать. Это не долго продлилось. Последний раз, когда он тут был вокалист Зе Сэйерс ов Суз знатно приложил Тэхёна об стену, пока он регулировал гитарный ремень под себя. Головка гитары ударилась о кирпичную кладку, один колышек безнадежно покосился, не оставляя Тэхёну возможности настроить эту струну. Согруппники налетели на него с ехидными замечаниями, как шакалы, и изводили его весь вечер. В кои-то веки и Тэхён сместился со своего пьедестала и все из-за этой проклятой струны, которая фальшивила, как в последний раз. — Проклятье, мне бы отлить, — задумчиво бормочет Хосок, наблюдая, как подтягивается народ в бар. — Так и что тебе мешает? — риторически спрашивает Намджун. — Хочу поднабрать, чтобы сходить перед самым выступлением. — В туалет пускают больше одного раза, дурья твоя башка, — говорит Чонгук. Атмосфера в группе лучше некуда. Ребята в приятном предвкушении, настрой боевой. Из-за этого Тэхён мучается еще сильнее, если эта их с Чонгуком херня выйдет из-под контроля, плакало его местечко главной гитары в лучшей группе, с которой ему только везло играть. На баре висят дорожные и блатные номерные знаки со всякими надписями или словами. Тому, кто раздобудет знак или номера, которых здесь нет и который зайдет владельцам настолько, что он окажется на стенке в числе других, полагается стаканчик за счет заведения. Под самым потолком висит: «Соблюдайте осторожность!», светоотражающие частицы, наверное, видно с космоса. Тэхён щурит глаза. Он отводит взгляд в другую сторону. Чонгук катает пальцем коротенькую соломинку по пустому стакану. Такие изящные и в то же время узловатые, жилистые и прекрасные в своей простоте пальцы с чернильными надписями на коже тут же приковывают тэхёнов взгляд. Чонгук оглядывается по сторонам, а потом внезапно встает со своего места. — Прошвырнусь за сцену. — Куда? У них же нет… — растерянно говорит Хосок, обернувшись вслед удаляющемуся Чонгуку. Тот и ухом не ведет. Чонгук обходит барную стойку и скрывается в коридоре, который через черный ход ведет на задний двор. Хосок вообще-то прав, в этом баре нет даже ссанной подсобки, куда они могли бы сгрузить свои инструменты, что говорить о большем. Он порывается было встать, но Намджун его перехватывает, дернув за рукав и кивает на стайку ребят в числе четырех человек, которые расположились по другую сторону бара. Теперь уже трех, потому что четвертый участник их квартета встает со своего места и повторяет маршрут Чонгука. — А, — открывает и закрывает рот Хосок и бухается обратно на стул. — Вон оно что, — он переводит взгляд на Тэхёна и дергает подбородком в сторону тех ребят. — Будь осторожен с их гитаристом. Он может доставить тебе неприятности. — Неприятности? — переспрашивает Тэхён. — Ты занял его место в группе. Тэхён не подрывается вслед за Чонгуком, а остается с ребятами за столиком, где полным ходом идет обсуждение технической и практической сторон возможности испражнить мочевой пузырь дважды, что впоследствии перерастает в жаркую дискуссию относительно того, где же находится мочевой сфинктер. («Зуб даю, я его чую прям за моими яйками!» выступал профессор урологических наук Чон Хосок). Тэхён изо всех сил старался участвовать в этом балагане, но безуспешно, вопрос вырвался сам собой. — С Чонгуком все в порядке, как думаете? — подал голос он. Хосок пожимает плечами, но все равно воровато оглядывается на парней по другую сторону бара. — Скорее, да, чем нет. Однажды он зарядил Санхуну под дых и поставил засранца на колени. Не то чтобы я это одобряю, но ублюдок сам напросился. Рука у Чонгука тяжелая. Да ты и сам в курсе. Он обойдется и без подмоги. — Да даже если и не обойдется, — заговаривает Намджун и выразительно смотрит на Тэхёна, — Собираешься идти туда? Хосок возбужденно мявкает. — Воу! Не пропустите, только сегодня, нынешний хахаль Чонгука против бывшего. Петушиные бои на заднем дворе бара привлекут больше зрителей, чем музло на сегодняшней сцене. — Я не его новый хахаль, — возражает Тэхён, но как-то не шибко возмущенно, а будто бы даже с надеждой. — То-то у него трусишки намокают стоит тебе только переступить порог. — В самом деле? Хосок показно сует два пальца в рот. — Фу, блядь, нет. Мне-то откуда знать. Слава небесам, он не снимает эти свои балахоны. Слушай, а где, думаешь, располагается этот их сфинктер, которые отвечает за выделения? — Не думаю, что такой существует в принципе, — говорит Намджун. — Откуда тогда у них берется эта смазка? — Точно не из яичек. Тэхён продолжает сидеть на своем месте и вяло прислушиваться к неутихающему разговору о железах и сфинктерах. Пусть это и трусливо, но он не может заставить себя подняться на ноги и по своей воле выйти на задний двор и лицезреть то, что может там его ожидать. Да и как бы он поступил? Если они там мерялись кулаками, Тэхёну однозначно прилетело бы по мордашке и чем путаться у Чонгука под ногами, лучше ему туда не соваться. Если они выясняли отношения, Тэхёну там и подавно нечего делать. Но они могли и заниматься чем-то другим, целоваться или просто смотреть друг на друга так, что на загривке встали бы мурашки. Тэхён не смог бы этого вынести. Вот почему он не двигается и сидит на своем месте, слушает вполуха и кивает, когда Намджун говорит, что дело скорее всего в анальных железах, а сфинктеры тут вовсе не при чем. Чонгука он видит уже перед самым выходом на сцену, пока они толкутся в проходе за баром. Тонкие стены пропускают пение одиночного исполнителя, выступающего прямо сейчас и монотонное завывание публики. — Явился, не запылился, — хмыкает Хосок, — Живой? — Ага, я норм, — ровно отвечает Чонгук, выражение лица у него отсутствующее. — Славно. Значит, готов к труду и обороне? Объемная куртка из кожи не позволяет услышать и нотки его запаха. Но только дурак не догадался бы, что Чонгук не в норме. Он мечется между ребятами, то прислушивается к тому, как они настраивают инструменты, то нервно перестукивает палочками в неровном ритме, просто чтобы занять чем-то руки. И только когда он подходит к Тэхёну, поправить ремешок его гитары, Тэхён ведет носом и во рту от его аромата вяжет. — Что случилось? — негромко спрашивает он. Звуки живой музыки и гомон разговоров в отдалении странно способствуют уединенному диалогу. — Ничего, — пальцы его дрожат, а ремешок не поддается слабым дерганным прикосновениям. По спине у Тэхёна бегут мурашки, когда Чонгук ненароком касается его плеча. — Непросто будет его подтянуть, я играю на такой длине уже долгое время. Расскажи мне, ну же. Чонгук вздыхает, руки повисают вдоль тела. — Ты настроил гитару? Сыграй перебор, я послушаю. — Я настроил ее, все готово. Это не то, в чем ты можешь меня поучать. — Просто… Мне просто нужно что-то. Нужно занять себя как-то. Мне нужно отвлечься и успокоиться. Чонгук смотрит куда-то в сторону, на его плечо, затем его взгляд соскальзывает на пол, но Тэхён очень терпеливый и очень настойчивый. Он пытается перехватить его взгляд, пока Чонгук не сдается и не смотрит на него в ответ. Под нижней губой у него точка-родинка. Тэхён хочет сцеловать ее с кожи губами. — Так что произошло? — спрашивает Тэхён. — Ничего. Тот парень… мы поговорили с ним, вот и все. Тэхён приподнимает бровь. — Поговорили? О чем? Чонгук усмехается, но смеяться тут не над чем. — Угу. Поговорили. Не твоего ума дела, о чем мы с ним говорили. Я сам могу о себе позаботиться, ты же знаешь. — Не моего ума дела? — Да. Таких, как ты это не касается. Таких, как он. Тэхён оскорбленно морщится. — Если и я, и он альфы, это еще не значит, что надо обобщать. — Я обобщаю по другой причине, — Чонгук отводит взгляд, теребит ворот и заторможенно перекатывается с пятки на носок, туда-обратно — водится за ним такая привычка. Глаза Чонгука говорят за него больше, чем он сам. Тэхён понимает, что они думают об одном и том же. Дело не в том, кто Тэхён или какую позицию он занимает в группе, и не важно, кем в группе был Санхун или то, что он тоже альфа. Дело в том, какое место для них отводит Чонгук. А это всегда риск. — Он предал группу со слов Хосока, — осторожно прощупывает почву Тэхён. — Если бы только группу. Он предал меня. И я больше никогда не позволю такому случиться снова. — В чем все таки дело? — Ни в чем. Это уже не имеет значения. — Думаю, наоборот. Чонгук. Я играю на гитаре, я альфа, Чонгук, но я не он. Я хочу, чтобы ты понял это наконец. — И я понимаю. Блядь, — Чонгук пытается вытереть прочертившую лоб морщинку. — Прекрасно понимаю. За кого ты меня принимаешь? Думаешь, я таскаюсь со своими прошлыми неудачами, как мамочка наседка со своим детенышем? Я знаю весь этот бред про то, что мое прошлое не определяет меня настоящего и так далее. И я не обязан пересказывать тебе все несчастья, которые со мной стряслись, чтобы ты наконец понял, каков я на самом деле. Но, Тэхён, я не знаю, как справляться с этим. — Справляться с чем? — любопытство съедает. — С тем, какой ты… У меня никогда еще… — Чонгук отступает, выдыхает и обнимает себя руками. Тэхён спокойно наблюдает со стороны, как резко вздымается его грудь от каждого вздоха. Чонгук пахнет растерянностью и смятением. — У меня от тебя голова идет кругом. — наконец тихо произносит он. Тэхён изумленно усмехается. — Из-за меня? — будто бы не он сам при одной только мысли о Чонгуке на стенку лезть готов. — Это у тебя обычно 7 пятниц на неделе. То делишь со мной сигаретку, то не замечаешь моего присутствия. Думал, это все из-за твоего бывшего то, что ты ведешь себя так. — Он не мой бывший. — быстро исправляет его Чонгук. — Окей, пусть так. Я просто хотел помочь тебе разобраться. Чонгук терзает зубами нижнюю губу. Все еще покачиваясь туда-сюда, он никак не успокоится. — Я знаю. Проходит какое-то время прежде, чем он заговаривает вновь. Очевидно, ему приходится приложить много усилий, чтобы озвучить эти слова, он почти заикается, так осторожен он в выборе слов, как будто бы от этого зависит вся его жизнь. — И я ценю это. Просто… ох. Здесь… это место. Ты понимаешь? Тэхён кивает, поощряя его продолжать. Мимо них кто-то проходит, чтобы выйти на задний двор. Тэхён поднимает гриф и прижимает гитару к себе, чтобы не мешать. Он бережно берет Чонгука под локоть, привлекая к стене, чтобы не стоять на проходе. Чонгук подчиняется и прислоняется плечом к стенке, его взгляд мечется, как попавшая в силки птичка, не способный сконцентрироваться на одной точке. — Здесь много альф. Я понимаю. — подбадривает его Тэхён. Чонгук кивает. Он переводит глаза на него и вроде бы даже осмысленно смотрит. — Ты чувствуешь эту тревогу? И это настолько искренний вопрос, что Тэхён не сразу соображает ответ. — Думаю, не так сильно, как ты. — Да, скорее всего. — Чонгук прячет руки в карманы куртки и откидывается на стену спиной. Альфа, который выходил на улицу, возвращается в зал и снова проходя мимо них. — Что если, тебе попытаться расслабиться? — Попытаться расслабиться? — удивленно переспрашивает Чонгук, а затем задумывается об этом. — Не думаю, что меня будут воспринимать всерьез. Во всяком случае, некоторые экземпляры так точно. — Чонгук выразительно обводит Тэхёна взглядом и добавляет. — Но не все. Чонгук кажется менее взволнованным и это радует. Но по этой же причине Тэхён испытывает непреодолимое желание доказать свою нужность и это чувство зашкаливает до такой степени, что Тэхён грозится выставить себя полным посмешищем. Мимо них протискивается другой парень, крупный с виду, не менее внушительной натуры. Тэхён признает в нем барабанщика из группы, которая играет на разогреве. Он еле поспевает отодвинуть гриф гитары с дороги, иначе этот громила прочесал бы им свое мясистое плечо. — Мне кажется, твои дела ничем не лучше моих, — замечает Чонгук. — Кто знает, — пожимает плечами Тэхён, — Когда я подключу гитару к усилку и выйду на сцену, все встанет на свои места. У тебя точно так же. Плечи Чонгука мягко опускаются, незначительный жест, но такой ценный для Тэхёна. — Ну что, успокоился? Чонгуков взгляд находит его собственный. Молчание затягивается на добрую минуту. Не перегнул ли он палку? Тэхён уже жалеет, что вообще открыл рот, но Чонгук отвечает. — Не-а. — Ладно, — Тэхён протягивает раскрытую ладонь, благодаря небеса за то, что руки у него не дрожат. — Позволишь? Чонгук мешкает, оглядывается на Хосока и Намджуна, которые скучковались на пороге и выглядывают в зал, где техники носятся туда-сюда и готовят для них сцену. — Вот об я и говорил. У меня от тебя голова идет кругом, — лопочет он. Его рука, как рыбка, юркает в тэхёновы пальцы. — Нам необязательно… — Нет. Сделай это. Я хочу, чтобы ты сделал это. Поэтому Тэхён мягко зажимает подушечкой большого пальца нежное место на запястье, где кожа тоньше всего и просвечивает все венки, пульс в этом месте грохочет, как воздух во время камнепада. В первый раз Тэхёну пришлось непросто, но теперь ему удается обуздать клокочущую бурю внутри Чонгука так же естественно, как земное притяжение. Чонгук делает прерывистый вздох и запрокидывает голову назад, обмякает, словно марионеточная кукла, разом освободившаяся от рук кукловода. Под пальцами у Тэхёна тепло и мягкость кожи. Вообще-то, он никогда не встречал омегу, чьи кожа и тело не были бы упругими и шелковыми на ощупь. Этим они отличаются от альф и омег, это всегда плавность изгибов, уступчивая мягкость под пальцами. Рот у Тэхёна мгновенно наполняется слюной. Он прогоняет неприличные мысли и настраивается на свое собственное сердцебиение, ему хватает еще нескольких секунд, прежде чем дыхание и стук чонгукова сердца подхватывает его ритм. В этот раз он управляется даже быстрее, будто бы тело Чонгука ожидало этого и жаждало. Бум-бум-бум-бум-бум. Сердечко в его груди отбивает ровный стук. Их сердца бьются в унисон и от этого Тэхёна накрывает чувство первобытной радости. — Каково это? — спрашивает он, наблюдая, как трепещут чонгуковы ресницы, а губы соблазнительно приоткрываются. — Крышесносно, — выдыхает Чонгук еле слышно. — Хорошо, —в его голосе проскальзывают собственнические нотки, тот самый утробный и рычащий хрип, который он пытается проглотить и сгладить, но все тщетно. Чонгук в порядке и это благодаря ему. Тэхён смог его успокоить и Чонгуку это пришлось по душе. Самые кончики пальцев покалывает от распирающего его чувства. Тэхён не чувствует опоры под ногами, все тело ощущается таким легким, еще немного и воспарит под самый потолок. Но ему пора остановиться, Тэхён делает это осторожно и медленно, Чонгук вплетается в него, подобно ядовитому плющу, обвивает ноги и руки невидимыми веточками, душит. Тэхён был бы рад задохнуться. Он не торопясь отнимает указательный и средний пальцы, касается одним безымянным и мизинцем. Тэхён напоследок нажимает большим пальцем на пульсирующую точку на его запястье и проехавшись подушечкой, окончательно убирает. Но это последнее прикосновение, трение кожи о кожу разливается, как яд по его венам. Тэхён готов поклясться, Чонгук тоже чувствует то же самое, потому что он слышит, как вздох застревает в его горле. Несмотря на то, что все его нутро противится этому, Тэхён отпускает его запястье. Несмотря даже на то, как неохотно его отпускает Чонгук, как его тело умоляет о большем, как он податлив и послушен. Чонгук задыхается, роняет запястье и распахивает глаза. Он выпрямляется и прижимает покинутую руку к груди, другой поглаживая там, где еще минуту назад его касался Тэхён. Взгляды пересекаются, воздух искрит от напряжения. Они оба понимают, что между ними что-то происходит. Ходят вокруг да около, а чувство, дикое и необузданное прячется, но только пока. Настанет день, когда оно решит явить свое лицо. — Вот поэтому я держусь от альф подальше, — внезапно выдает Чонгук. Он поспешно разворачивается, чтобы так же торопливо сбежать, как и в прошлый раз. Только в этот он бросает скупое «спасибо» через плечо, прежде чем унестись. Все что Тэхёну оставалось, это смотреть ему вслед, пока внутри все разрывалось от чувств. Вину за то, что не мог смириться с его уходом и надежду на то, Чонгук разделяет его чувства. Они через это уже проходили.

***

Через неделю, когда Тэхён приезжает на квартиру порепать, он застает презанимательную картину: вплотную под окном, втиснутый в узкий переулок, стоит их фургон. Намджун под фургоном, стараясь держать всю округу в курсе дел, благим ором просит Хосока подать ему то один, то другой инструмент через окно. — Да не ной ты, а! — отзывается он из-под машины. — На будущей неделе я все вынесу. — К выпивке не подступиться, мужик! — тем не менее, пожаловался Хосок. Он пытается просочиться через сваленные друг на друга покрышки и уйму коробок, которые загораживают вписавшийся в угол комнаты холодильник. Чонгук же в это время полусидит-полулежит на диване, водрузив ноги на низкий столик, пока пыль с его ботинок оседает на некогда блестящей поверхности. Он вытянулся во весь рост, широко раскинув руки на спинку дивана, так частенько валяется Хосок. Тэхён наконец переступает порог, не отрывая взгляда от Чонгука, опускает свой кожаный кейс на ламинат. Все потому что Чонгук сам смотрит на него. Атмосфера мгновенно накаляется. У Тэхёна десны чешутся, до того ему хочется обнажить верхний ряд зубов и зарычать. Чонгук кивает ему, на секунду задирая подбородок, показывает шею. Сегодня у него под очередной курткой, мягкой и повседневной флиской, поношенный лонгслив с растянутым воротником, который собирается на шее складками и не скрывает ключиц. Проходит еще одна секунда, он словно раздумывает, а приняв решение, убирает ноги со стола и поднимается. — Тебе помочь? — предлагает он. Тэхён управился бы и сам. — Почему бы и нет. Чонгук медленно подбирается к нему. Наклоняется и извлекает гитару из чехла. — Кажется, это все надолго затянется, — говорит Тэхён, выразительно глянув на развернувшееся в окне действо. Временами в квадратике мелькает фигура Намджуна, облаченная в спецовку из дешманского магазина, который то и дело скрывается ниже и материт всех и вся на чем свет стоит каждый раз, как роняет свой баллончик. —Да, так и есть. Джун-хен и его задумки. — Чонгук протягивает Тэхёну его гитару. — Поменял ремешок? — Ага. На выступления я беру другой. Тот приносит мне удачу. Тэхён закидывает ремень на шею, позволяя гитаре повиснуть, он чувствует такую привычную и уже неотъемлемую тяжесть на плечах. — У меня и гитара эта не одна единственная, знаешь. Просто тебе их не приходилось видеть. — Правда что ли? — с притворным удивлением Чонгук поглядывает на него из-под упавших на глаза волос. Он отступает на шаг и поворачивается, чтобы наклониться и вытащить из кейса кабель. Чонгук протягивает кончик-соединитель Тэхёну, а другой вставляет в старый педал-боард, который Намджун специально кинул на пол для репетиций. Тэхён невольно следит за тем, как джинса натягивается на задней группе мышц его бедер. Сколько же часов в зале нужно убить, что такая прочная и плотная ткань тянулась на его ногах беспомощной тряпочкой. — Придется когда-нибудь? — спрашивает Чонгук. — М-м? — моргает Тэхён. Чонгук уже выпрямился и его лицо снова так близко. Играет с ремнем его гитары, прямо как в прошлый раз, невзначай касается его плеча. Волоски у Тэхёна на коже встают дыбом даже от таких незначительных прикосновений. Его аромат, пьянящий и пряный, обволакивает Тэхёна, притягивает. Тэхёну бы наклонить голову и длинно вылизать его шею от основания до самого подбородка, а затем уткнуться носом туда, где он пахнет сильнее всего. — Покажешь мне другие свои гитары? — А. Да, конечно. Если тебе хочется. — Если мне хочется? — с улыбкой не предвещающей ничего хорошего переспрашивает Чонгук. Тонкие губы растягиваются, а зубы сверкают, как лезвия ножей. А потом — бум — и все проходит. Зловещее видение рассеивается. Он морщит нос в присущей ему манере и улыбается. Сердце Тэхёна бьется о ребра, как зверь попавший в западню. Он даже не может улыбнуться в ответ, до того бессильным он себя чувствует. До того обезоруживающая у Чонгука улыбка. — Да, конечно. Только скажи, если тебе что-то нужно. Я сделаю все что угодно, если ты попросишь. Пальцы Чонгука замирают на его плече. В уголке рта таится усмешечка. — Мне такое по душе. Тэхён хмыкает. — Ты когда-нибудь расстаешься с этими своими чертовыми куртками? — А что с ними не так? — Почему ты их никогда не снимаешь? — Сам будто не знаешь. Скрывает мой запах. — Твой запах… — начинает было Тэхён, накрывая рукой его ладонь, что все еще лежит на тэхёновом плече. Обхватывает пальчики, притягивает ближе. Сползает ниже, по запястью, подушечкой находит внутреннюю, уязвимую часть его запястья. Обводит большим пальцем точку, которая является средоточием желания и жизни. Точкой, где бьется его сердце и запаховой железой. Кадык Чонгука мягко прокатывается под кожей, а зрачок разливается по радужке. Тэхён хмыкает еще раз и поднимает на него глаза. Вопросительно приподнимает бровь, спрашивая разрешения. Чонгук смотрит ему в глаза и приглашающе разворачивает запястье. Кто бы сомневался, он в долгу не останется. — Тебе же нравится, верно? — спрашивает он. — Тебе нравится, как я пахну. Кажется, Тэхёну никогда не одержать победу в этой игре. Не то чтобы он был против, выходить из нее проигравшим. Чонгук приспускает рукав другой рукой. — Тогда чего ты ждешь? — он предлагает мягко, но в то же время заносчиво. У Тэхёна от этого тона слабеют колени. Ему будто бы все нипочем, Чонгуку море по колено. Тэхён подносит его запястье к кончику носа не сводя с Чонгука глаз. Это непросто заметить, но дыхание у Чонгука перехватывает. Дрожь трогает его пальцы, когда Тэхён делает вздох. Веки у Тэхёна опускаются сами собой, потому удержаться от этого аромата невозможно, у него кружится голова. Где-то там вдалеке раздается шкрябающий треск наждачки, Намджун возит металлический ящик с инструментами по асфальту. Хосок травит тупые шутки про свою чертову выпивку. Но весь этот фоновый шум тонет в одном шумном вздохе. Сужается до одной точки, где Чонгук тихо вздыхает. И этот вздох звучит громче всего остального мира. Это вздох полный наслаждения и Тэхён может чувствовать, насколько ему хорошо по его запаху. Впервые так близко и ясно он может слышать его запах, прикрыть глаза и позволить удовольствию разлиться по венам и легким. На задворках его сознания скребется чудовище, четвероногое и свирепое, это разъяренный тигр. «Ты знаешь, чем это закончится», нашептывает он ему, но Тэхён заталкивает эти увещевания куда подальше. Он сам отводит его руку от своего лица и аккуратно отпускает. Скулы Чонгука полыхают от румянца, даже носик краснеет. Тэхёну кажется, что пальцы, которыми он к нему прикасался, горят тем же огнем. — Многовато работы из-за ссаной банки Спрайта, знаешь ли, — возмущается на фоне Хосок. — Выйди и сам чини эту колымагу, газировочный ты террорист! — отвечает Намджун. — Ржавчина сожрала, нахрен, всю арку, это нельзя пустить на самотек. — Мне надо ее настроить, — говорит Тэхён Чонгуку. Его голос тихий и задумчивый, он будто плавает внутри этого хрупкого пузыря, которым их двоих накрыло. — Ладно, — только и отвечает ему Чонгук слегка заплетающимся языком и возвращается на свое место, плюхнувшись на диван. Он потирает лицо раскрытой ладонью и снова оглядывается на Тэхёна и выражение на его лице игривое и любопытное. Тэхёну требуется намного больше времени, чтобы разобраться с гитарой, чем обычно. Тело прошивает остаточная дрожь до самых кончиков пальцев. Он в полном раздрае. Чонгук позволил ему прикоснуться к себе. Черт бы его побрал, он сам это предложил. И ему это понравилось. Чонгук отворачивается от него и ложится набок, чтобы наблюдать за тем, как Намджун в оконном квадратике распыляет по отшлифованному краю крыла фургона какую-то отливающую фиолетовым черную муть. — Когда моя старая тачка начала ржаветь, я все оставил, как есть. — выкрикивает он Намджуну со своего лежбища. Намджун останавливается, чтобы обернуться и ответить ему. — А-то я не знаю. И где твоя тачка сейчас? — Какая разница, где. Теперь-то я гоняю на байке. — Да? И когда он у тебя появился? Как раз после того, как твой драндулет заглох на обочине и больше никогда не завелся. — А заглох он, по-твоему, из-за ржавчины? — У тебя есть байк? — не удерживается Тэхён. — Ага. Только я на нем толком и не езжу сейчас, не то что раньше. Маринуюсь в метро. Или Намджун-хен меня подвозит. Картинки всплывают у Тэхёна перед глазами сами собой: Чонгук наверное усаживается на него с таким же апломбом, с каким восседает на своем барабанном троне. — Хоть раз садился за руль байка? — поворачивается к нему Чонгук. — Не-а. Стремно это. Чонгук фыркает. — Еще бы. — С ржавой тачкой то же самое! — вещает Намджун. — Дело риска и все такое. Никогда не знаешь, когда она, нахрен, рассыпется и все пойдет по пизде. Чонгук запрокидывает голову на спинку дивана и лениво почесывает руку, ту самую руку, костяшки, которой украшают чернильные рисунки, потирает от запястья и до ключиц, до основания шеи. Шеи в которую Тэхён хочет вонзить свои клыки так сильно, что у него сводит десны, нетронутую и гибкую, вонзить и оставить на ней свою метку. Дать знать каждому, кому принадлежит этот омега. Чонгук, словно слышит его мысли, и однобоко ухмыляется ему, раздувая крыло носа. И Тэхён не знает, чего ему хочется больше, прижаться к спинке этого носа губами или вмазать по нему кулаком, потому что Чонгук, черт бы побрал, прекрасно знает, что он делает. Ему нравится строить из себя неприступную крепость, но глаза выдают его с потрохами. Он только не жмурится от удовольствия, когда чувствует на себе взгляд Тэхёна. Взгляд хищника на свою добычу перед тем, как сожрать ее. — Разве так не веселее? — спрашивает он. Той ночью Тэхён развлекает себя тем, что представляет серебристый капот своей машины и Чонгука разложенного на ней так, что приходится воткнуть колено меж его разведенных в стороны ног, накрыть собой и прижать, пока он не замурчит под ним. Он представляет, как Чонгук обернулся бы и посмотрел на него из-за плеча так же, как смотрел в тот момент, когда предлагал вдохнуть его аромат с запястья. Чонгук любит рисковать. И он всегда отвечает на брошенный ему вызов. Ему, видимо, нравится играть в догонялки. Но еще больше ему нравится то, чем такие игры заканчиваются. Что ж, Тэхён с радостью составит ему компанию. Когда он отказывался такого расклада и, главным образом, от такого приза.

***

Не далее, чем следующим вечером, обещание, данное Тэхёном на пьяную голову, приходится выполнять. Обычно у них в этот день не бывает репетиций, но Намджун волей случая оказывается за рулем, поэтому прикатывает за Тэхёном прямо к нему. Громоздкий фургон еле вписывается на узенький улочках под его комплексом, кажется, обтирает бочиной все стены и продавливает колесами асфальт у него под окнами. Крыло сверкает свежей покраской, при взгляде на общую картину, любительские успехи Намджуна бросаются в глаза. — Смотрю, ты разобрался с ржавчиной, — хехекает Тэхён, открывая дверь. — Руки не из жопы растут, знаешь, — смеется Намджун, — Прыгай на переднее. — По какому случаю очки, рок-звезда? — Тэхён обводит глазами его непривычно потрепанный вид. На нем сегодня безразмерная толстовка с капюшоном и шорты. Волосы, прямые и примятые, торчат палками на затылке. Намджун даже на их рядовых репетициях выглядит куда собраннее. — По случаю адового похмела. Переоценил свои возможности и забыл, что мне уже не 18. надрюкался, как свинота. Без этой пары малышек глаз даже открыть не могу. — он наклоняется к Тэхёну и дергает головой, позволяя очкам сползти по плоской переносице, из-под очков на Тэхёна взирают налитые кровью белки. Намджун зубасто улыбается в подтверждение своих слов. Тэхён понимающе фыркает. — День уже на закате. Ты как? — Хреново. Пристегнись, мы взлетаем. Они прикатывают в их аппарты, как в ракете. Чонгук, как и днем ранее, лежит, развалившись, на диване, кончик ручки проминает его щеку, а на коленях у него блокнот. Стоит им открыть дверь, как он подрывается. — Где вас носило? И где Хосок-хен? — За городом. — Какого хрена? И как мы будем писать без него? — Расслабь булки, — спокойно отвечает Намджун. — У меня все схвачено. Он застрял в Чхванвоне, в 50-ти км отсюда. Это не так уж и далеко. Чонгук вскакивает со своего места и швыряет блокнот на низкий столик. — Какого хуя он забыл в Чхванвоне? — Я ебу. Вписался в какие-то семейные посиделки, с его слов. Видать, старый приятель затащил его на перекур на пляж. — Чем ему наш пляж не угодил? — Вот его об этом и спросишь. Ну, и Чханвон это Чханвон. Ему пришлось там оставить много баблишка. — Что, опять последние гроши распихал по чьим-то трусам в баре и в карманах ветер свистит? — Не знаю, где и кто там свистит, но готов поспорить он в красках расскажет. — Да какая в жопу разница. Пусть сажает свой тощий зад на автобус и дует сюда. В чем проблема? Намджун хмыкает. — В деньгах, очевидно. Он опять все спустил на бухло и девчонок, якобы. Пиздит, поди. Веселая у него была ночка. — Нам предстоит сейчас еще больше веселья, — Чонгук многозначительно смеривает Намджуна взглядом от макушки и до пят. Намджун лишь закатывает глаза. — Этот засранец, зная его, опустошил все запасы соджу в Чханвоне и просадил все бабки в круглосуточном магазине. Рамен для всех моих братишек и все это дерьмо в его стиле. Так, что будем делать? — Я за ним смотаюсь. Туда и обратно, ты не успеешь и глазом моргнуть, как мы вернемся. Час времени. Чонгук складывает руки на груди и приподнимает проколотую бровь. — Ладно, — сдается Намджун, — Часа два. Может, три. У него осталось 10 процентов, мне еще придется искать его на этом пляже. Чонгук готов разразиться бранью, когда Тэхён вступает в их диалог и примиряюще похлопывает Намджуна по плечу. — Иди, спасай его задницу. — Не говори! — Намджун пользуясь случаем скрывается в коридоре. — И где бы эта группа была, если бы не я. — В Чханвоне, очевидно. — язвит Чонгук. Он уходит к окну и взбирается на стул, чтобы проконтролировать, как Намджун унесется на своем фургоне в закат. Проходит какое-то время прежде, чем он оборачивается к Тэхёну. Остались только они двое и прохлада вечера, оседающая влагой внутри бетонных коробок, которые люди зовут квартирами. — Ну что, готов немного пошаманить? — с ухмылкой спрашивает Тэхён. Чонгук фыркает от смеха. — Только так это и можно назвать. Тэхён прикрывает дверь в комнату. Внутри непривычно тихо, как будто вот-вот что-то грянет. Возможно, только у Тэхёна такое чувство. Чонгук непростой омега, с ним ухо лучше держать востро. Он пересаживается на диван, занимая две подушки из трех, закидывает руку на подлокотник, а ноги вытягивает на столе. Тэхёну не остается ничего, кроме как втиснуться в оставшийся уголок. Игра началась. Он выразительно смотрит на него, мол, я тоже не промах. Чонгук лишь улыбается, покусывая кончик ручки. — Классно выглядишь, — подмечает он, окинув Тэхёна внимательным взглядом. Тэхён удивленно приподнимает бровь и опускает взгляд. На нем, как и всегда, обычная футболка, заправленная в джинсы, и легкая куртка. — Я выгляжу так буквально всегда. Чонгук кивает. — Ага. Ну-ка взгляни сюда. — он подхватывает старый блокнот, выброшенный в порыве ярости, заставший, видимо, не один такой его порыв. Листы держатся на пружинке из последних сил. Чонгук глухим стуком опускает его перед глазами. — Наши наработки за все года. Дерьмо мамонта. Что думаешь? Тэхён листает страницу за страницей. — Да тут черт ногу сломит, — бормочет он. — Это ноты или табы? Я даже не могу разобрать. Нахрена тут цифры, если это нотный стан. Чонгук выхватывает листок и подносит его под самый нос, прищуриваясь. — Блядь, если бы я знал. Может, нам не хватало строчек. Тэхён хмурится. — Или это табы на пятиструнную басуху. — Это точно не табы на бас-гитару. — Ладно, похер. Вот это, — Чонгук яростно шарит в страницах и выуживает другую. — Почти готовая песня. — Кто ее написал? — По большей части, все это написал Санхун. Как я и говорил, в то время он занимался написанием песен. Вот откуда у него столько гонора. — Из-за этого, значит, весь сыр-бор? Чонгук поджимает губы и с преувеличенной внимательностью вчитывается в листок. — Ага. Ничего нового. Разные группы, одно и то же дерьмо. — Да, я видал такое. И как она, годная? — Тэхён кивает на листок в его руках. Он мычит и с усмешкой оглядывается на Тэхёна. — М-м-м, держи. — протягивает табы Тэхёну. — Сыграй. А я пока еще пошарю, тут где-то была лирика. Намджун-хен вечно что-то набрасывает, когда мы тут сидим. — К слову, я тоже не с пустыми руками пришел. — Тэхён вытаскивает папку, которую он принес с собой. — Бля, — выдыхает он и перехватывает папку из его рук, просматривая страницы. — Что здесь? — То же, что и тебя. Всякое старье. Соляги, которые я писал и все подобное. — Текста есть? Стихи? — И такое есть. Я отобрал пару песен, которые мне нравятся, и которые подошли бы по звучанию группе. Вот здесь, — он наклоняется и перелистывает до самого начала, где в кармашке были странички с лирикой. — Вот они. Некоторые почти готовы. Есть ноты и на барабаны. — Улет, — говорит Чонгук сам себе, уже отбивая ритм на коленке. Тэхён вертит и так и эдак в руках табы, которые ему всучил Чонгук. Пытается словить ритм, пока ноты выстраиваются одна за другой в хороводе. Музыка суховата и вычищена до блеска, но если с ней поработать, Тэхён уверен, у них бы получилась крутая гранжевая вещица. — Вот здесь лучше заменить простые ноты, — показывает Тэхён на листке, — На квинт-аккорды. — Так замени! На, — Чонгук бросает ему карандаш. Они сидят так около часа или даже больше, под треск одинокой лампочки под потолком, не разговаривая, а лишь перебрасываясь репликами время от времени. «Как тебе звучание?», «Или лучше поменять здесь?» или «Как бы ты сыграл эту часть?». Было бы проще, если бы вся группа была в сборе. Они могли бы сразу прогонять тот или иной кусок и в процессе придти к самому лучшему варианту, но это действительно трудно, особенно, без баса. — Блядь, я не могу так работать, — психует в какой-то момент Чонгук и резко встает с дивана, пороняв вся листы на пол. Ничего не объясняя, он садится за установку. — Ты можешь записать этот ритм за мной? — Я не знаю. Я не очень хорошо помню нотную грамоту для барабанов. — Хотя бы в общих чертах. Тэхён подбирает с пола листок, над которым корпел Чонгук, и, правда, старается изо всех сил нашкрябать бит, который он настукивает. После целого часа сидения в напряженной тишине первый перестук по установке потрясает его и пробирает до самых костей. Тэхён встряхивает голову. Нужно сосредоточиться, но их с Чонгуком запахи, столкнувшись, переплелись в такой коктейль, что в голове у него каша. — Ну, как? Получилось? — спрашивает Чонгук. — М-м. Типа того. Иди, взгляни сам. Чонгук подсаживается к нему. Их плечи сталкиваются и Тэхён чувствует, в каком он взбудораженном состоянии, напевает мелодию себе под нос, отстукивает ритм носком по полу и пальцами по коленке. Плечо у него каменеет. Титанических усилий ему стоит не поддаться и не прижаться своим плечом к Чонгуку, ощутить на себе жар его тела. Внезапно оказывается, что ничего другого ему и не нужно, это предел его мечтаний, не считая собственного сердцебиения и перестука чонгуковых палочек, который уже отпечатался на его подкорке. — Пиздец. Я реально не могу так работать. — отчаянно шепчет он. Чонгук тяжело вздыхает, весь поникший. — О чем ты говоришь? — Я не могу собрать это все воедино в своей голове. Ебаная нотная грамота, все эти обозначения, читать музыку по бумажке. Санхун заправлял всем этим дерьмом. И Хосок-хен. А теперь, в основном, Намджун-хен. Я могу сесть и наиграть и все. Я блять не понимаю, как эти писульки превращаются в музыку. Я просто играю. — он запускает пальцы в волосы, снова вздыхая. Он пихает носком ботинка угол потертого, некогда персидского ковра, который завернулся и прилип к полу, расправляя. — Если бы ты знал, как это меня бесит. Тэхён слушает его и одновременно переносит на бумагу отрывок соло, которое получилось особенно удачным. — В чем твоя проблема? — В этом! В том, что дерьмовый из меня музыкант, во всяком случае, по этой части. Да и что я за музыкант вообще, если я не умею писать музыку? Тэхён откладывает карандаш в сторону. — Почему ты вообще паришься по этому поводу? Ты не обязан заниматься всем от и до. Брови сходятся у него на переносице, он дует щеки, выдыхая, а розовые губы приобретают совершенно очаровательную форму. — Да-да-да, я знаю все, что собираешься сказать. Мы же в группе, а в группе процветает командная работа, мы все друг другу помогаем и бла-бла-бла. Но дело в том, что последний раз мы так облажались именно потому что я никудышный музыкант, который не умеет писать музыку. — Чонгук, ты сейчас серьезно? — Если бы я только был так же хорош в написании песен, как Санхун, мы бы не угодили в эту передрягу, понимаешь. А он постоянно мне это припоминал. Ах, этот бедный, жалкий Чонгук, тянет свои ручонки, чтобы захапать весь мир, а сам даже не может держать в руках ручку, как следует. Тэхён внимательно смотрит на него. Чонгук произносит эти слова с таким отвращением, словно они отравляют его рот. — Если бы я сам писал песни, я бы так не зависел от других людей. Хотя бы в этом моя жизнь так чертовски не зависела бы от другого человека. Разве я не подвел всю группу, понимаешь, о чем я говорю? Я знаю это, — он нервно пинает уголок ковра туда-сюда. — Все это произошло из-за меня и из-за того, что я чертовски не состоялся, как музыкант. Дело не в группе, Санхун никогда не выступал против группы, все дело было только во мне. С самого начала. Он не смог заставить меня прогнуться, но у него был этот рычаг. — он поднимает простую, шариковую ручку на свет, —И он давил на него каждый раз. — Хочешь сказать, из-за этого ты считаешь себя плохим музыкантом? Чонгук моргает, уставившись невидящим взором себе под ноги. Переплетает пальцы рук, лежащие у него на коленях. — Нет, наверное. Но какой от меня толк в группе? — Ну-ка выбрось это дерьмо из своей головы. Я не шучу. Мы все здесь только благодаря тебе. Я здесь только из-за тебя. Кто из нас идеален? У всех есть слабые стороны. Видел бы ты, как я пишу текста. Это не имеет ничего общего с твоим навыком. Кто-то умеет создавать музыку из ничего, кто-то быстрее учится, кто-то медленнее. Всем нам есть, над чем поработать. Чонгук уклончиво хмыкает, пиная уголок ковра ботинком. — Да, наверное. Но если бы я хоть раз написал хоть одну песню. Это волшебство, понимаешь. Это, блядь, самая волшебная часть нашей работы. Но мне это не под силу. Сердце Тэхёна сжимается от тоски, когда он видит, как разочарован в себе Чонгук. Нет никаких сил слышать, как уничижительно отзывается о себе человек, который никогда не опускает голову. — Слушай, как насчет того, чтобы помочь мне с этим? — предлагает Тэхён. Чонгук вскидывает голову и смотрит на него. Он только сейчас осознает, как мало между ними пространства. Они сидят лицом друг к другу и коленка, широко разведенных Чонгуком ног, упирается в его собственную. — На гитаре? — спрашивает он. — Ага. Давай я покажу тебе, как сочинить мелодию. — Это я умею. — На гитаре? — Ну… — То-то же. Держи, — Тэхён выныривает из-под ремня и прежде, чем Чонгук успеет воспротивится, передает гитару ему на колени. — Да, но какой в этом прок? — Пробудим твою творческую жилку. Иногда стоит посмотреть на вещи с другой стороны. Давай! Это весело! Тебе понравится. Играл когда-нибудь на гитаре? — Набренчать могу что-нибудь. Если ты собрался учить меня играть на гитаре, я хочу научить тебя играть на барабанах. — Почему бы и нет. Можем как-нибудь это сделать. Тэхён воспользовавшись его минутным замешательством и представившейся возможностью пересаживается на диван с другой стороны, чтобы прижаться к его широкой спине и открытой шее. Его разведенные бедра так близко, почти соприкасаются с его талией. Их коленки сталкиваются, пока Тэхён пытается усесться поудобнее, диван проседает от их веса посерединке. Они впервые остались только вдвоем так надолго. Почти всегда где-то на фоне были Намджун и нелепая болтовня Хосока, которая разряжала любую напряженную обстановку. А сейчас только Тэхён и Чонгук и их дыхание, прерывающее тишину. Теплые и бархатный голос Тэхёна, поправляющий позиции его пальцев на грифе и осторожный вопрос: «Можно?», прежде чем прикоснуться к его руках и поставить их правильно. — Подними это палец. Иначе струны не слышно. — О, — выдыхает Чонгук, — Я этого не замечал. — Ага, дело опыта. Они обмениваются ничего не значащими фразами, просто чтобы не молчать. Молчание слишком тяготит. Чонгук сидит, не смея пошевелиться, зажав пальцами аккорд на струнах. — Что дальше? — Сыграй эти три ноты, — подсказывает Тэхён, — 4-ый лад на 4-ой струне, ага. Потом разок вправо и сюда. Ага, вот так. Ты можешь сыграть то же самое и на 3-ей струне. Чонгук не особенно аккуратно возит пальцем по грифу там, куда показывает Тэхён, еле поспевая за его словами. Он старается, но прижимает пальцы к грифу так сильно, будто лишиться пальца, во благо этой игривой практики, ему ничего не стоит. — Не переусердствуй, расслабь руку, — Тэхён гладит его пальцы на грифе. Пальцы Чонгука ломано дергаются от излишней натуги, но он ослабляет хватку. —Вот, совсем другое дело. — баритон рокочет у него в груди. В такой непосредственной близости он может слышать даже, как гулко Чонгук сглатывает слюну. Сегодня он в простой, черной толстовке, никаких монструозных размеров куртки на нем нет. Поэтому Тэхён чувствует и слышит абсолютно все. Перестук его возбужденного сердцебиения, каждая заминка перед очередным броском. Становится жарче. А как сладко! Тэхён мягко продолжает. — Ты можешь играть этот перебор в любом порядке вместе с этим аккордом. Можно добавить вот это. Да. Будет звучать поживее. — Мгм. — Чонгук дергает пару струн на пробу. Ничего сложного в этом нет. Что есть, того не отнять, у него превосходное чувство ритма и даже такой простой перебор с одним аккордом из-под его пальцев практически сразу звучит хорошо. Тэхён старается дышать носом, маленькими глотками тянет воздух, потому что если он вдохнет полной грудью, ему снесет все тормоза. Но даже этого достаточно, чтобы медленно растечься позади него беспомощной лужицей. Лопасти маленького вентилятора под потолком двигаются со скрипом, как в замедленной съемке, будто вязнут в перегруженном воздухе. Тэхён едва ли чувствует поток воздуха. Они застыли, как мухи угодившие лапками в горячую смолу. Чонгук оборачивается и перехватывает его взгляд, ожидая продолжения. Глаза у него чернее черного. А в этом немом взгляде миллион несказанных слов. — У тебя хорошо получается, — еле шевеля языком говорит Тэхён, уставившись на него, как зачарованный. — Спасибо, — Чонгук отворачивается, смущенно фыркнув. Со своего места Тэхён видит, как морщится его нос, как пряди волос падают на лицо, когда он наклоняется над гитарой. Пальцы в нерешительности зависают на грифе. — А что теперь? — Не знаю, — Тэхён сжимает пальцы, не найдя за что ухватиться. — Хочешь продолжить? Чонгук немного отодвигается вперед и вскидывает лицо, чтобы волосы не лезли в глаза. Тэхён делает один быстрый, резкий вздох, когда со взмахом волос он оборачивается через плечо. Запах шампуня и его естественный запах… И это безумие. Блядство. Как же одуряюще он пахнет. Тэхён сглатывает. — Чонгук… Но он проезжается задницей по дивану назад, прижимается плечами к его груди. Изгиб его открытой шеи так близко. Тэхён делает вздох. Чонгук наклоняет голову, открывая шею еще больше. Пахнет так явственно. — Блядь, — в горле зарождается рык, — Отложи ее, нахрен, в сторону. Он забирает гитару из его рук и опускает ее на пол. Чонгук разворачивается и забирается к нему на колени, опираясь рукой на диван, перенося часть веса на руку. И вот наконец-то это свершилось: он там, где Тэхён хотел видеть его так долго. Зверь сам следует в открытую для него клетку. Но еще неизвестно, кто из них зверь, а кто ловушка. Чонгук ухмыляется, глядя на него сверху вниз, обнажая клыки. Тэхён опускает руки на его бедра, ощущая живописную упругость под плотным денимом. — Иди сюда, — рявкает он, как оголодавшее животное и тянет его на себя. Он запрокидывает голову и их губы соприкасаются в умопомрачительном, мозговыносящем, первом поцелуе. Чонгук судорожно выдыхает ему в рот, Тэхён чувствует улыбку на его губах, он отвечает на поцелуй. Больше всего Тэхёна поражает мягкость его губ. Сам-то он далеко не пушинка и вес его ощущается на коленях очень явно. Его бедра напряжены, Тэхён чувствует дрожь в мышцах. Он стоит на разведенных коленях, упираясь в диван, будто не хочет давить на Тэхёна слишком сильно. Но Тэхён мечтает, чтобы он раздавил его собой, поэтому с силой нажимает на заднюю сторону его бедер и усаживает на себя, теперь он сидит на его коленях, плотно прижимаясь бедрами к его ногам. Его движения полны неистовства и грубости. Чонгук мычит в поцелуй и поводит бедрами по его ногам, цепляясь пальцами за его плечи, чтобы не упасть. — Блядь, неужели, — бормочет Чонгук, прикасаясь к его губам. Тэхён отстраняется, чтобы посмотреть на него и посмотреть есть на что: его поддернутые румянцем скулы и припухшие, надутые губы. Что такая красота делает в этом богом забытом месте? Его сердце колотит, как молот о тэхёнову грудь. Или же это его собственное сердцебиение пытается пробить в грудине дыру. — И как давно? — спрашивает Тэхён. — С тех самых пор, как я тебя впервые встретил. Когда ты весь такой крутой ворвался в наши аппарты, разнес в пух и прах соло в нашей песне и выбесил меня до искр перед глазами своим показательным отказом присоединиться к группе. — М-м. Не нравится, когда тебе не подают на блюдечке то, что тебе хочется? — Да, а кому такое нравится? Ты разве еще не понял, какой я? — Не до конца, — Тэхён торопится вовлечь его в очередной поцелуй, потому что опасается, что его слова будут опять неверно истолкованы. Они целуется медленнее, в этот раз позволяя огню лишь тлеть, а не сжирать все, до чего он дотянется. Поначалу колечко в его губе холодит губы и язык, но потом лишь приятно дополняет поцелуй. Тэхён скользит руками выше, обхватывает его талию и удивляется тому, какая она тонкая в его больших руках. Кажется, он может обхватить ее полностью двумя руками и коснуться собственных пальцев другой руки. Чонгук тихонько стонет от того, как он пригвождает его руками к одному месту и дернуться не дает. Тэхён отпускает и проводит пальцами правой руки по его боку выше. — Да ладно, Тэхён, ты можешь не сдерживаться, я не рассыплюсь, — тихо шепчет Чонгук. Все опоры, на которых держатся остатки тэхёнова самообладания, рушатся внутри него. Ему нравится, ему нравится, как звучит его голос и ему нравится тот скрытый смысл, который кроется в его словах. Дрожь пробирает его тело, когда Тэхён забирается пальцами под толстовку и касается полоски кожи над поясом джинс, пробирается под него и немного оттягивает резинку, играя. Чонгук вплетает пальцы в его волосы, проходится тупыми ногтями по коже головы, сминая к чертовой матери все его кучеряшки, и тянет к себе. Тэхён низко стонет и послушно поддается на его манипуляции, позволяя вовлечь его в долгий, томный поцелуй, заводясь от того, как он об него трется, такой возбужденный и трепещущий. Его руки снова соскальзывают ниже, он проводит одним слитным движением по его ногам, от бедер и до колен, а потом ныряют ему под задницу, чтобы обхватить ладонями упругие и аппетитные половинки, затянутые в джинсу. — С-сука, — выстанывает он. Чонгук самая настоящая омега. Состоящий от макушки и до пят из плавных изгибов, податливое тело в его руках. Он резко дергает его на себя, притискивая еще теснее. Чонгук издает тихий писк от неожиданности и растекается по его груди. Он оказывается распростертым прямо на его твердом члене и Тэхён не отказывает себе в удовольствии повести бедрами навстречу этому жаркому и мягкому омеге. — Господи, я весь взмок. У тебя такие большие руки. Он мог этого не говорить, Тэхён и так слышит, как к естественному запаху примешались нотки горчащей на языке сладости. И он, блядь, чувствует, как он повлажнел. Тэхён проводит вертикально языком по его пухлой, нижней губе и снова проскальзывает руками под толстовку, поглаживая ничем не скрытую кожу его тонкой талии. Измеряет ее, растопырив пальцы. — Готов поспорить и то, что у тебя в штанах меня не разочарует, большой альфа. Тэхён смеется и откидывает голову назад. Разве Чонгук не настоящее произведение искусства: с этой сбитой в гармошку толстовкой, под которой виднеется смуглая, упругая кожа молодого, хорошенького парня, с тяжело вздымающейся грудью под черной тканью, потому что ему не хватает воздуха. — Я думал, тебе не нравятся альфы. — дразнит Тэхён. — Вообще-то, очень даже наоборот, — язвит он в ответ. Он снова приникает губами к губам Тэхёна в поцелуе, мокром и грязном, они переплетаются языками. Чонгук елозит на его коленях и тихо постанывает ему в рот. Тэхён чувствует, как он твердый и горячий, он прижимается к его животу. Раздается звонок его телефона. Он ловит ртом воздух и отрывается от Тэхёна, одной рукой удерживая его плечо, Чонгук лезет в задний карман джинс, чтобы вытащить телефон. Он бросает на Тэхёна предостерегающий взгляд и отвечает. — Да? Да, — какое-то время слушает, — Хорошо. Да, еще здесь. Давай, быстрее, у нас мало времени. Припаркуйся перед домой и дуй сюда. Хорошо, как знаешь. Ага. Давай, пока. — Чонгук запихивает телефон обратно в задний карман и слезает с его ног, вытягивает руки высоко над головой, потягиваясь. Руки и ноги у него подрагивают, но он приходит в себя. — Они здесь. Уже подъезжают. Так что, возьми себя, нахрен, в руки. Тэхён покашливает, натягивает нижний край футболки пониже и садится ровно. Общая комната в их квартире внезапно кажется непомерно большой, а из-за всех углов и оборудования на них словно устремляются сотни осуждающих глаз, поймавшие их за непотребством, которому они предавались. Тэхён возвращает свой взгляд на Чонгука, оглядывает его всего. Он спокоен, как удав. А когда вообще Чонгук выдавал свое волнение? Только его предательский запах. Пряный и острый, он заведен. — А сам? — вопрошает он, приглаживая растрепавшиеся волосы двумя руками. Чонгук ловит его взгляд, но он слишком растерян, чтобы сообразить, о чем Чонгук думает. Чонгук отходит и взбирается на свой маленький стульчик, откуда видно улицу. Лунный свет падает на вздернутый изгиб его носа. Тэхён невольно скользит взглядом по его телу. Поджарый и пышущий молодостью, грациозный, как тигр. Полное попадание в его предпочтения. Пытаясь совладать с собой, в голове у него мелькает шальная мысль, а вдруг Юнги оказался прав. Он возвращается мыслями к музыке и лирике, которые хотел показать Хосоку и Намджуну, но сердце его прикипело к Чонгуку и к этому мигу, который они разделили. Сколько уже времени, он никак не может найти себе пристанище, из сколько групп он сбежал, как только все выходило из-под его контроля и рабочее превращалось в лишнее. Все это время он избегал того, что произошло с самой первой группой, в которой он играл. И сейчас, глядя на Чонгука, чувство у него такое, словно его растягивают на дыбе.

***

До выступления в Зе Ред Кэт остается меньше недели, а потом через три недели баттл. Тэхён проходится по проигрышу еще раз, превозмогая мигрень, которая отдается в глазных яблоках. Он репетирует над одной из трех новых треков, которые они слепили из того, что было. Тэхён никогда раньше не писал песен таким способом, соединяя отрывки старых, работая с тональностью, но вышло, скажем, неплохо. К тому же, оказалось здорово дать новую жизнь некогда задвинутым в сторону мелодиям. Они наконец обрели свое место. Они с Чонгуком вдвоем почти создали одну песню, а потом когда к ним присоединились Хосок и Намджун добили еще две. В тот вечер Чонгук рано (насколько это возможно, учитывая, как они задержались) ушел спать, сославшись на усталость и головную боль. — Длинная вышла ночка. Бесконечная неделя, — сказал он, — Запиши, как есть и вышли мне черновики я доработаю бит. У него все еще стояло перед глазами, как Чонгук скрылся по коридору в своей комнате, оставляя его в неведении. Конечно, нельзя было отрицать то, что их поцелуи и другое полностью захватили его разум, но было что-то более личное и интимное в том, что он видел Чонгука у него дома в такое позднее время. Он пожелал ему спокойной ночи. Он мог додумать, как он там устраивается в своей постельке и готовится ко сну. Он все корпел над новыми песнями. Выжимал из себя в соки, доводя себя до изнурения, чтобы даже если его разбудили посреди ночи и дали в руки гитару он мог сходу выдать свое соло. Когда он наконец-то остается доволен собой и своей работой, подушки пальцев горят огнем и если он возьмется резать чеснок на неделе боли не избежать. Тэхён оглядывается на часы. Почти три часа ночи. Сегодня он себя не пожалел. Но он знает, что не уснет, когда его голова коснется подушки. Ему все еще нужно сбросить напряжение, сформировавшееся внизу его живота. Даже новые аккорды, хорошо забытые старые, стучащие у него в висках не могут вытеснить из головы мысли о Чонгуке. Он застрял в его мыслях, как заноза в ране. Уже устроившись в своей кровати, в приспущенных пижамных штанах, Тэхён понимает, этого не достаточно. Его член тяжелеет в руке, но он тянется за телефоном.

Тэхён

Как твоя голова

Тэхён смотрит на сообщение и сразу же ругает себя за то, что отправил его. Написать Чонгуку в такую несусветную рань он мог только под воздействием своей натуры, которая периодически заставляет его намылиться на Сомён или Хондэ или где еще там можно забуриться в полулегальный бар, где наливают до самого рассвета, проверить остроту своих клыков перед зеркалом в туалете, выцепить омегу со смазливой мордашкой, притащить домой и пережить один и тот же сценарий в сотый раз по кругу. Он устал. Он едва ли соображает, что делает. Ему бы не помешала капелька снисходительности. Когда рядом с контактом Чонгука появляются и исчезают три точки, говорящие о том, что он набирает ответ, Тэхён убеждает себя, что все люди, рано или поздно, возвращаются к своим пагубным привычкам. От Чонгука приходит ответ. Чонгук что тебе нужно Его ответ, разумеется, все меняет. Как тут удержаться. Одно его сообщение заставляет Тэхёна испытать щекочущий восторг. Это все запечатление, говорит он себе. Юнги, должно быть, был прав. Нет смысла больше сомневаться. Он позволяет своему животному началу взять вверх. Разве можно бороться с физиологией. Так он себе объясняет свой последующий ответ.

Тэхён

А я не могу написать тебе просто так

Чонгук ты же всегда мне пишешь ни свет ни заря, особенно, после того, как я оставил тебя с адским стояком

Тэхён

Хах Ладно Я хочу тебя увидеть

Чонгук сейчас? Тэхён смотрит на сообщение и пытается понять, он спрашивает всерьез или просто издевается. Приходит еще одно смс… Чонгук что именно ты хочешь видеть? Телефон чуть не падает ему на лицо от того, с каким рвением он бросается печать ответ.

Тэхён

Что угодно

Чонгук что угодно? ржу [Фотография] На фотографии его гребаная нога в обычном черном носке.

Тэхён

Посмейся, посмейся, мне такое нравится

Чонгук да ну

Тэхён

Что угодно, если это ты

Чонгук докажи В теплом полумраке его член кажется охрененно огромным. Тэхён заправляет его обратно в тонкие штаны, и натягивает ткань, чтобы проступил контур. Он блять пытается в эстетику в три ебаных часа утра. Хотя яйца уже буквально звенят от возбуждения. Он щелкает фотку.

Тэхён

[Фотография]

Он не отвечает несколько минут и Тэхён уже порывается снова написать сам, извиниться за то, что у него уже от похоти отказала всякая функция к коммуникации, но телефон вибрирует, оповещая о новом сообщении. Чонгук угу вкусно но мало

Тэхён

Хочешь больше? Придется постараться

На этот раз ответ не заставляет себя ждать долго. Чонгук [Фотография] лови ответочку Тэхён задерживает дыхание, открывая прикрепленное изображение. Он со свистом выпускает воздух из легких, когда видит содержимое. На фотографии Чонгук обнаженный стоит на коленях на своей кровати и выгнув спину фотографирует себя через плечо. У него на пояснице есть ямочки, которые так нравятся Тэхёну и которые он с удовольствием промял бы большими пальцами. Однако, ответ пришел слишком быстро, а, значит, это старая фотография.

Тэхён

Неплохая попытка Сделай фотку прямо сейчас

Чонгук я, по твоему, сдурел, вставать в 3 утра и устраивать для тебя фотосессии? замотивируй меня получше

Тэхён

Я сфоткал себя сейчас

Чонгук попробуй по-другому Тэхён закусывает губу и улыбается.

Тэхён

Я уверен, ты уже завелся Ты уже мокрый? Особенно, после того, что мы делали в пятницу

Чонгук меня не так легко возбудить

Тэхён А меня легко Только подумаю о тебе и я уже готов Разучивал наши новые песни, но никак не мог выбросить тебя из головы

Чонгук репетировал до самого утра? хороший песик С губ срывается низкий стон, Тэхён перехватывает телефон одной рукой, а другой касается себя.

Тэхён Не в этом дело Почему ты так быстро ответил?

Чонгук до баттла всего ничего я почти всегда на связи

Тэхён А я думаю, потому что ты тоже хотел этого

Чонгук вот это у тебя длинная песня я щас усну

Тэхён Я думаю, это потому что ты тоже не можешь перестать думать обо мне Как и я думаю о тебе постоянно Вспоминаю, как ты сидел у меня на коленях

Чонгук и что ты надумал?

Тэхён Тебе идет сидеть у меня на коленях У тебя такая тонкая талия Я бы взял тебя сзади, держа руками за эту талию и эти ямочки на пояснице

Тэхён тянет воздух со свистом сквозь сжатые зубы от того, как грязно он выражается. Чонгук медлит с ответом. Наверное, тоже печатает одной рукой, решает Тэхён. Чонгук мм стоя на коленях я выгляжу еще лучше

Тэхён Что на тебе надето

Чонгук ты серьезно

Тэхён Ну же Подыграй мне

Чонгук черная футболка и боксеры

Тэхён И только?

Чонгук угу

Тэхён Я бы трахнул тебя, даже не раздевая

Чонгук молчит почти целую минуту. Корпус телефона чуть не выскальзывает у Тэхёна из руки, так они повлажнели. У него яйца поджимаются от того, что он наконец-то озвучил ему свои желания. Сколько времени они ходили вокруг да около. Чонгук скорее всего никогда не хотел снять с меня все? поверь, без одежды ты был бы от меня без ума

Тэхён Мм Конечно, хотел Я мог бы стащить с тебя футболку Но боксеры оставил бы Они бы промокли на тебе насквозь

Чонгук почему

Тэхён Хочу увидеть, как ты потечешь еще до того, как я проникну в тебя пальцем Твоя дырочка будет трепетать и хлюпать, так сильно ты захочешь, чтобы я тебе вставил

Чонгук меньше текста ты о себе высокого мнения

Тэхён И тебе это нравится Судя по тому, каким влажным ты был в пятницу

Чонгук бывало и получше

Тэхён Мне можешь не рассказывать Если тебя так распалили поцелуи, могу только представить, как из тебя польется, когда я тебя трахну

Чонгук боже тэхён

Тэхён Я тебя завел, да? Скажи, насколько ты взмок и я поработаю еще лучше Признай это

Чонгук да да я намок я блять весь мокрый Тэхён замедляется, чувствуя, как налитый кровью член, дернувшись, пульсирует в его руке. Он перечитывает сообщения от Чонгука несколько раз, пытаясь представить, как бы он сказал их этим своим приятным голосом, так мило шепелявя и запинаясь.

Тэхён Покажи

Он молчит какое-то время. Чонгук [Фотография] Тэхён открывает сообщение и стонет от того, что видит. На фото в неясном свете видно, как Чонгук задрал край футболки и зажал его в зубах, тонкое и подтянутое тело. Его ноги широко разведены в стороны, брифы тесно обтягивают член и расплывшееся, темное пятно под ним. На переднем плане его пальцы в вязкой жидкости, растянувшейся по пальцам.

Тэхён Боже Блядский боже

Чонгук жаль, что ты так далеко, да

Тэхён Да Господи Ты еще и так крышесносно пахнешь Это сводит меня с ума Я не встречал ни одного омегу, который пах бы так головокружительно, как ты

Чонгук [Входящий вызов] Тэхён отвечает еще на первом гудке. — Гребаный ты засранец! — возмущается Чонгук на той стороне линии. Запыхавшийся и хриплый. Тэхёна прошивает от удовольствия. Это он. — Сколько раз говорил тебе не называть меня так! — Омегой? Точно, прости. Ты правда позвонил мне только, чтобы поругаться? — Очевидно, нет. — Если ты запрещаешь звать тебя омегой, как еще мне тебя называть? — У меня есть имя, придурок. Скажи его. — Чонгук. — Да, вот так. Назови меня моим полным именем. Давай, скажи, как ты сходишь из-за меня с ума. Тэхён замирает. — Какая у тебя фамилия. — Иисусе, — Тэхён буквально слышит, как с треском закатываются его глаза, — Чон. — Чон Чонгук, — медленно перекатывая на языке каждый слов, протянул Тэхён, смакуя каждую букву. — Да-а, — выдохнул он. В голосе прозвучали нотки довольства. — Чон Чонгук, — еще раз произнес Тэхён, с чувством и расстановкой. — Это действительно происходит? — Ты вынудил меня позвонить тебе, чтобы что? Вести беседы о погоде? Тэхён негромко посмеивается. — Я не могу перестать думать о тебе. — Я знаю. Я тоже. Он вероятно даже не предполагает о запечатлении, подмечает про себя Тэхён, опираясь на то, в каком неведении он выражает свои мысли и чувства. Тэхён решает прощупать почву. — И давно ты обо мне думаешь? Чонгук хрипло смеется в трубку. — Я не знаю. Какая разница? Славно. Если из них двоих только он в курсе дел это полбеды. Он, наверное, не берет это даже в расчет. Просто хороший, качественный секс. Вот что, скорее всего, он ищет в Тэхёне, как и все его партнеры до этого. Некоторые вещи никогда не меняются. Тэхён выбрасывает это из головы, сейчас есть вещи поважнее. Например, соблазнительная интонация в голосе Чонгука, которая подначивает его продолжать. — О чем еще ты думал? — спрашивает он. — Только о тебе и обо всем, что тебя касается. О твоем теле. О твоем запахе. О том, как я нагнул бы тебя на каждой горизонтальной поверхности в моей квартире. — Очень хорошо, — голос льется, как патока. — С какой поверхности ты бы начал? Расскажи мне. Тэхён хмыкает и заглатывает наживку. — Мы бы начали с кухни. Уложил бы тебя грудью на стойку, так чтобы хорошенько разглядеть твою талию. — Мм. А потом? — Еще на моей машине. Я представлял, как я нагнул бы тебя на капоте и вытрахал из тебя всю душу. — На капоте? В пыли и грязи? Я не люблю пачкаться. — Это неважно. Ты бы все равно мне дал. Ты бы сам меня попросил. А еще на твоем мотоцикле. Блядь у меня перед глазами белые круги пошли, когда я узнал, что ты гоняешь на байке. Стоит мне только представить тебя на этой штуковине. Готов поспорить ты выглядишь охуенно. — Еще как охуенно. Ты бы видел, как я выгляжу сзади, когда нагибаюсь вперед. Интересно, как ты собрался меня на нем трахать. — Я что-нибудь придумаю. — Законы физики… — Ебал я физику. Не в этом суть. — В чем же тогда суть? — он говорит томно и с придыханием. — Суть в том, что я взял бы тебя, где угодно и как угодно. Как только ты пожелаешь. — Что насчет кровати? — На кровати, да, конечно, на кровати. Я трахнул бы тебя с выключенным светом и в миссионерской позе, потому что ты такой красивый, Чонгук. — М-м-мхм, — хнычет он. Ему нравится слушать всякую милую чепуху, кто бы сомневался. — Немного банально. — Куда без этого. Фантазировать круто, но обыденная реальность лучше. Я бы смотрел на твое лицо не отрываясь, пока растягивал бы тебя пальцами под себя, ты бы позволил, да? — Да, Тэ, да, — Тэхён слышит, как он повеселел, — Я бы все тебе позволил. И я бы принял твои пальцы. И твой член. Боже, он ведь такой большой. Я почувствовал, когда сидел у тебя на руках в пятницу, как он впивался мне в задницу. Только подумаю об этом и становлюсь еще более влажным. Тэхён безмолвно сглатывает, выслушивая его тираду, горло дерет от сухости. Его член дергается, предэякулят сочится из щелочки, он обводит большим пальцем головку и размазывает капли по всей длине. — Блядь, Чонгук… — У меня всю неделю все белье мокрое из-за тебя. Какой же ты несносный говнюк. Ты у меня из башки не выходишь, Тэхён. И я думал о твоем узле. — Уф-ф, не произноси это… — Но я уже сказал. И я хочу, чтобы ты натянул меня на свой узел. И я хочу, чтобы ты кончил внутрь меня до самой последней капли. Тэхён шипит и беспомощно прикрывает веки, вся кровь приливает на юг. Тонкая кожица яичек болезненно натягивается. — Боже, ты такой развратный. Я так и знал. Не боишься залететь? — А может я этого хочу? Хочу, чтобы ты наполнил меня всего и заткнул мою растянутую, хлюпающую дырочку своим узлом. — Иисусе, Чонгук… — Ты выполнишь все, что я тебе скажу, да? — Да, я сделаю, что угодно. — Ц-ц, это очень плохо. — с наигранной скромностью журит его Чонгук, — Тэ, это никуда не годится. Ведь если ты кончишь внутрь и повяжешь меня, ты захочешь меня укусить. Тэхён обводит кончиком языка ноющие от боли клыки и представляет это. Рот наполняется слюной. — Я уже хочу укусить тебя. — Конечно, я и не сомневался. Ты же совсем не любишь рисковать, а, Тэ? Хочешь кончить внутрь и заделать со мной детишек? И все потому что так сильно хочешь мою задницу? Такой большой и страшный альфа. Такой грязный. Пишет мне посреди ночи, потому что не может кончить без моего голоса. Тэхён фыркает. — Да, и кто же, блядь, мне отвечает посреди ночи? — Не отвлекайся. Спорим, ты бы трахал меня так долго, что на следующий день я бы даже не смог сам ходить. — Спорим, тебе бы это понравилось. — Лучше бы мне и правда понравилось. Знаешь, я буду вне себя, если ты не отделаешь меня так же, как ты об этом рассказываешь. — Я слов на ветер не бросаю, уж поверь. Я, блядь, чувствую, как сильно ты хочешь этого. Этот твой запах, когда я рядом. Как ты истекаешь. Сколько раз ты мастурбировал, представляя, что это я? — Я… ах-хах. — с губ срывается дрожащий смех. Вот оно. Даже его выдержка дала слабину. — Скажи мне, — не отступает от своего Тэхён, — Ты сейчас трахаешь свою дырку? — Да. Двумя пальцами. — Мои бы пригодились, верно? Ты говорил, тебе нравятся мои руки. — Да. У тебя длинные пальцы. Они бы вошли так глубоко. — Продолжай себя трахать, Чонгук. Я хочу слышать, как ты кончишь. — Ты не услышишь и звука, если не постараешься. — Хорошо, — сцепив зубы, бормочет Тэхён. Давление возбуждения было невыносимым. — В конце концов, я уже услышал, как ты умолял меня трахнуть тебя с узлом. — Где ты слышал мольбу, фантазер? — Ладно. Как скажешь, Чонгук. Просто не останавливайся, хорошо? Еще и еще. Ты очень красивый, я хочу, чтобы тебе было хорошо. Чонгук заскулил. — Пообещай мне. — Что мне пообещать? — Что трахнешь меня с узлом. — Я обещаю, я сделаю это. И много другого. Я весь твой. — Послушный альфа. — мурчит Чонгук, тихонько охая между словами. Тэхён стонет, когда чувствует приближение желанной разрядки. Он старается издавать как можно меньше шума, чтобы слышать каждый незначительный звук по ту сторону провода. Шорох простыней, видимо, Чонгук поставил его на громкую связь, одной рукой ему управляться не так легко, как альфе. Одной рукой он, должно быть, трахает себя, а в другую толкается. Через динамик слышны влажные и чавкающие звуки чужого удовольствия, и его хриплые, протяжные стоны, которые Чонгук не может сдержать. —Блядь, — низко тянет Тэхён. — Скажи мне, когда ты будешь кончать, — просит Чонгук. — М-м. Да. Я сейчас. — Я тоже. — Скажи это. Чонгук отвечает не сразу, но когда заговаривает вновь, речь у него необычно плавная. — Я сейчас кончу, Тэ. Я сейчас кончу из-за тебя. — последнее слово он тянет несколько секунд, задыхаясь. Он пытается совладать с собой, но безуспешно срывается в плаксивый скулеж. Он стонет, когда достигает оргазма. Он нажимает на спусковой крючок. Да. Да. Да. Да. Из горла вырывается низкий рык, а десны жжет от невозможности впиться во что-нибудь. Из-под руки чуть ли не летят искры, так быстро Тэхён дергает ею вверх-вниз, и он кончает вслед за его вскриком и стонами. Он кончает и тугие горячие струи покрывают низ его живота, стекают по костяшкам, пока он осторожно проводит по всей длине еще несколько раз. Обводит ладонью чувствительную головку и опускается обхватить набухший узел. Если бы только Чонгук сейчас оказался рядом с ним. Он бы вошел в него по самое основание и заполнил всего до отказа. Он крепко сжимает пальцами свой узел, поглаживая его, чтобы хоть как-то восполнить физическую потребность. Тэхён прислушивается, Чонгук пытается отдышаться. Он что-то убирает или перекладывает. — Поверить не могу, что ты развел меня на секс по телефону в ебаную рань срань. — в конце концов, выдает он. — Технически, это ты мне позвонил. Он молчит. — Должен же я был провести с тобой разъяснительные работы. Ты не можешь называть меня омегой, пока я не разрешу тебе этого. Тэхён сглатывает вязкую слюну. — И что я должен сделать, чтобы ты разрешил мне так тебя называть? Чонгук хмыкает. — А это уже твоя забота. Из нас двоих, кто альфа. И отключается. Тэхён хмурится и по привычке держит телефон у уха еще несколько секунд. Сперма на нижней части его живота неприятно холодит кожу. Как и всегда, после оргазма его накрывает смесью чувств эмоционального подъема и глубокой печали. Цепочка выбранных им решений и поступков загнала его в свою же ловушку и чем он лучше своих давно канувших в лету согруппников. В свое время он задавался вопросом, как они могли променять возможный успех их группы на мимолетное увлечение. Теперь же это не вызывает сомнений, осталось выяснить, как выбраться из этого с наименьшими потерями.