Букет белой сирени

Гэндзи услышал вкрадчивый, теплый смех Дзенъятты, и мог поклясться, что почувствовал дрожь в кибернетических ногах; смех, владелец которого так невинно вжимал киборга в мягкую постель, заставил ощутить острую поступь мурашек по спине, или то был электрический разряд? То, как Дзенъятта удовлетворённо урчал, наблюдая за дрожью его ученика, то, как он ловко пробирался под панели, то, как он хвалил его за издаваемые звуки, заставляло Гендзи предательски дрожать. Чужие касания ласковые, но решительные, вкрадчивый голос залезал куда-то в основание черепа и оставался там с приятным осадком: шептал похвалу. — Ты восхитителен, Гендзи. И Гендзи послушно прильнул к этим словам, словно котёнок. Ластился под касания, выгинался, когда чужие пальцы дотягивались до особенно чувствительных мест. — Ты идеален, Гендзи. Голос с придыханием шептал совсем на ухо и заставлял жмуриться, беспомощно задыхаться, искать больше чужого металлического тела, сжимать, касаться, касаться, касаться. Гендзи тонул в бесконечных и все еще новых ощущениях, тонул, и не хотел быть спасённым; ему до ужаса, до непомерного стыда нравилось то, что творил с ним его мастер. То, какие стоны срывали эти прекрасные руки, пальцами забираясь вглубь поясницы, шеи, спины, груди, да чего угодно, не могло даже наравне стоять с тем, что он испытывал в человеческом теле. — Ты бесподобен, Гендзи. Гендзи скулил и ощущал, как перегревался под ласками. Его голосовой процессор звучал с помехами, но даже так Дзенъятта выглядел кошмарно довольным – голос был ниже обычного, он негромко мурчал нужные слова, изучая провода прямо под ребрами киборга. — Как очаровательно, Гендзи. Гендзи потерянно сжимал чужую свободную руку так, будто отпустит – потеряет навсегда, со страхом и желанием касаться. Он сильнее жался к омнику, беспорядочно целовал, что первое попадалось: плечи, лицо, шею, грудь. Он – натянутый провод с электричеством, тронешь – убьет, но Дзенъятта трогал, залезал в самую глубь микросхем и вызывал перед глазами яркие фейерверки. — Изумительно, мой милый Гендзи. Имя мастера приятно, так правильно и хорошо ложилось на язык, будто так всегда и должно быть; Гендзи не мог больше терпеть, сводил ноги вместе и разводил, дрожал и дёргался, ведь он – все еще нерязряженный, натянутый провод. Нескромно стонал, кусая чужой металл от невыраженных чувств, а Дзенъятта очарованно низко смеялся, наблюдая подобные эмоции впервые. — Будь к себе добр, мой прелестный, мой драгоценный Гендзи. И Гендзи позволил быть к себе добрым. Выпрямился, весь вытянулся, запрокидывая голову назад – как он вообще оказался в сидячем положении? – и глубоко выдохнул; своеобразный стон окончания их терапии. — Ты умница, Гендзи. Голос все также звучал глубоко, пробирался еще ниже, до куда смог достать, и киборг был не в силах даже сопротивляться – он бы и не захотел. Его ласково гладят по спине, там, где полминуты назад перебирали чувствительные провода, потом по затылку – там тоже сегодня побывали его пальцы, только ниже. А после Дзенъятта осторожно коснулся местом, где должны быть губы, чужого лба – ласковый разряд электричества – поцеловал. — Я горжусь тобой, Гендзи. Сегодня ты был продуктивнее обычного,— наконец, остальной мир тоже начал приобретать краски и звуки: звон сфер был волнительней обычного, а голос казался совсем сбившимся. За окном, стоило прислушаться, шел дождь, а кулеры Дзенъятты – не его, что забавно – шумели громче обычного. — Сегодня ты добрее к себе. О, Гендзи знал, как сильно волновал его мастера, знал, как омник любит доставлять ему удовольствие, "разряжать". Он усмехнулся и наконец раскрыл глаза. — Yo, sensei*... — совсем тихо прошептал Гендзи, не в силах на большее; он снова прикрыл глаза и положил голову на чужое плечо. Клонило в сон. — Konnichiwa, Genji*,— Дзенъятта улыбался энергетическим полем, им же успокаивал и "убирал" крохотные остатки послеоргазменной истомы; Гендзи лишь ощущал заботливое тепло и вернувшиеся поглаживания по спине. — Спи спокойно, воробушек.