Главная наука

У домашних и хищных зверей Есть человечий вкус и запах. Высоцкий

Ярцево был заброшенным поселком километрах в сорока за городом, но дорога к нему вела. Старая грунтовка, не асфальт. Николай не знал, что там ещё остался кто-то из жителей. Добираться туда не меньше часа, и это в лучшем случае. На Ирму он поглядывал уже с опаской, хотя изо всех сил старался не подавать виду. – А что, – решился он пошутить, – раз ты такая ведьма, может, мы как-то быстрее доберёмся? В ступе или на метле. – Я, Коля, не ведьма, – Ирма усмехнулась, памятуя Зинаидины слова. – Я просто колдунья. А на метле тебя Женька покатает. Она по ним спец. На душе у неё было муторно, что–то подсказывало: подруга в смертельной опасности. Только бы успеть… *** Одинцов перерывал свои запасы, обшаривал ящики комода, шкафы, тумбочки – всё, где могла находиться заветная склянка. Он спешил: пленницу нужно спасать как можно скорее, его собственная жизнь теперь зависела от этого. Да куда же она запропастилась?! Исчезнуть склянка не могла, ни один нормальный человек не станет держать в доме яд, не имея под рукой надёжного противоядия – так считал Степаныч. И он точно знал, что оно где-то в доме… Вот! Он извлёк из дальнего ящика прозрачный пузырёк внушительного размера. Тот был полон до краёв: колдун ещё ни разу не пользовался его содержимым, не было нужды. Чего не скажешь о яде. Уж его-то Степаныч применял частенько. Он открыл склянку и достал шприц. Сколько препарата он ей ввёл? Больше двух кубиков. Лошадиная доза, чтоб наверняка. Значит, и противоядия должно быть не меньше. Он набрал в шприц прозрачную жидкость, убрал пузырёк и спустился в подвал. Пленница была в том же положении, в каком он и оставил её: сидя на полу, прикованная цепью вокруг талии, правая рука отведена в сторону и тоже надёжно закреплена на стене; левая, которую он освободил, делая укол, вольно свисала и касалась бедра. Дышит, жива… Значит, он успел. Степаныч поднял её руку, готовясь ввести антидот. Внезапно ведьма открыла глаза. Колдун отшатнулся. Её пальцы клещами сжали запястье, и он застонал от боли. Ладонь разжалась, шприц выпал и покатился по полу. Ведьма пристально смотрела ему в глаза, а его словно парализовало: он не мог пошевелиться, не мог отвести взгляда, не мог думать, не мог сосредоточиться ни на чём. Он был способен лишь чувствовать, и чувствовал он себя сейчас кроликом в пасти удава. Он видел только её глаза. Они затягивали его. Он не мог сопротивляться, а она, не таясь, спокойно и методично изучала его мозг. Вдруг она начала меняться: её глаза стали чернеть, с лица исчезли веснушки и стал проявляться серо-коричневый, землистый оттенок, как у мертвеца. Широкое, чуть округлое лицо заострилось. Повеяло холодом. Степаныч почувствовал боль в груди, как если бы его сердце сжимала чья-то рука. Вот и всё? Вот так всё заканчивается?.. Женька смотрела на колдуна. Кто он такой? За что убивает её? Она видела, как попала сюда; видела, что он с ней делал; она сейчас видит это его глазами. За что? И она потянулась дальше, в глубину его памяти… Что это? Женька ужаснулась. Кровь, везде кровь! Десятки загубленных жизней: люди, маги, дети, звери… И кровь. Только кровь. Всё ради неё. Древняя страшная магия. Вся жизнь этого колдуна держится только на крови его жертв. И это не необходимость, как для упырей, это его прихоть, сознательный выбор, потому что так проще получать здоровье и лишние годы жизни. Вот его тайна… Мразь! Растоптать эту гадюку, уничтожить навсегда! У неё хватит для этого сил. Она раздавит его и больше никто не умрёт. Кроме неё. Ей осталось совсем чуть-чуть: колдун отравил её, она видит это в его памяти. Или дать ему спасти её? Но в этом случае придётся его отпустить и тогда – новые жертвы. Нет! Он не должен жить. Пусть это будет стоить жизни ей самой, но она не отпустит его, она согласна на такую цену… Но нет, она не умрёт! Она заберёт его силу и выживет. Так же, как выживал колдун. Конечно, она это сумеет. Нет, она не умрёт. «А что потом?» Кто это спросил? Кто здесь ещё кроме них? Какой знакомый голос. Она хорошо его знает. Кто это? А впрочем, неважно… Что потом? Она знает. Она станет такой же, как колдун. Чему она научит своих детей? Расправляться с врагами? А кто станет к тому времени её врагом? Нынешние друзья?.. Это же то, чего она боится: стать таким же зверем, как этот колдун. Стоит один раз убить, и всё изменится! Она уже никогда не станет такой как прежде. Женька слабела. Ещё немного, и не останется сил удерживать колдуна. Надо скорее решать… Нет, она не станет его убивать. Но и не отпустит просто так. Она знает, как его наказать. Она сделает то, что сделал мальчик, когда спас их с Ирмой. Она проявит тайное. Одинцов смотрел в лицо монстру, которым стала его пленница. Черные глаза будто выпивали из него жизнь, сердце сдавливала невидимая рука. Он не мог вырваться: ещё немного, и – конец. Внезапно хватка ослабла, глаза ведьмы посветлели, лицо приобретало первоначальные черты. Она что, отпускает его?! Ведьма уже выглядела, как обычно: простая рыжеволосая девушка. Ничего угрожающего в её облике больше не было, только она по-прежнему крепко удерживала его руку и не отпускала взгляд. Вдруг словно вихрь пронесся в голове Степаныча, всколыхнув всю его память: он разом вспомнил всех, кого убил. Он увидел их: из разного времени, из разных мест. Все они встали перед ним плечом к плечу. Сколько же их? Он никогда не считал свои жертвы, он не думал, что их так много! Ужас обуял Одинцова. Но вихрь еще раз промчался, кроша картинку и унося прочь, как осколки разбитого зеркала. Ведьма отпустила его руку. Её глаза закрылись, голова безвольно упала на грудь. Степаныч почувствовал, что может шевелиться. Способность мыслить вернулась к нему, он был свободен. Он свободен! Он вскочил на ноги и ринулся к выходу. Скорей наверх. Прочь, подальше отсюда! Бежать! Он вылетел из подвала, вломился в комнату… и застыл на месте. Вся комната была заполнена людьми. Они стояли плотным полукольцом, оставляя лишь немного свободного пространства в центре и возле самой стены. Одинцов оглянулся: за спиной также стояли люди, перекрывая выход. Он увидел лица в окне. Весь двор тоже был полон. Кто это?.. Он увидел Маринку. Она была в первом ряду. Он убил её почти шестьдесят лет назад. Это первая его жертва. Она влюбилась в него, пятнадцатилетнего Петю Одинцова, а он выманил её за село и убил. Хотелось попробовать, каково это, забрать силу другого человека. И все остальные, они все – его жертвы… Так это призраки! А уж он-то заволновался. Сейчас он их разгонит. Но на ум не приходили никакие развеивающие заклинания, он как будто позабыл всё, что знал. Да неважно, призраки – не помеха живому человеку, они – всего лишь визуальный эффект, способный навредить только впечатлительному параноику. Одинцов решительно шагнул вперёд. – А ну, брысь с дороги! Маринка протянула руку и дотронулась до него. Он почувствовал её касание, и вдруг его тело прошила боль. Боль и ужас. Он ощутил всё, что чувствовала она в момент, когда он убивал её. Колдун отскочил в сторону, но тут же его коснулась ещё чья-то рука, и снова – жуткая боль и ужас! Они материальны?! Одинцов заметался по комнате, но отовсюду к нему тянулись мертвецы, норовя прикоснуться. Он не выдержит этой боли! Колдун отступил к стенке и оскалился, как волк, загнанный егерями. Так он и стоял, озираясь бешеным взглядом, пока не увидел Его. Невысокий светловолосый парень в белой джинсовой куртке стоял в толпе призраков и смотрел на него. Так вот, как выглядит смерть? Мысли о спасении разом исчезли. Всякие попытки освободиться уже бессмысленны. Степаныч прислонился спиной к стене и сполз на пол, не отрывая взгляд от своего убийцы. – Ни о чём не хочешь попросить? – очень спокойно спросил Защитник. Он смотрел на колдуна без всяких эмоций: в глазах не было ни презрения, ни торжества, ни сочувствия, ни безразличия. Этот взгляд не поддавался описанию. «О чём?» – Одинцов отвернулся. Попавший в лапы льва знает, что просить пощады бесполезно. Пафосная фраза из какого-то фильма, но сейчас она полностью отражает происходящее. Степаныч огляделся. Его жертвы… они нигде не оставят его в покое. И вдруг он понял: Защитник поможет любому, кто попросит, а это значит… Он поднял глаза: – Защити меня, Соболь. От них. Тот наклонил голову, соглашаясь, и зашевелил пальцами. Призраки начали отворачиваться и уходить. Сердце Одинцова прекратило бешено колотиться и вошло в нормальный ритм. Он закрыл глаза, давая организму отдых. Кровь в сосудах потекла медленнее, потом ещё медленнее, и ещё… пока совсем не остановилась. *** Автомобиль въезжал в мёртвый поселок. Вокруг – только пустыри, заросшие высокой травой да иван-чаем. Местами виднелись остатки строений, торчали полусгнившие доски, остовы заборов, куски проволоки да развалины каменных печей. – Нам туда, – Ирма указала на единственный сохранившийся дом вдалеке. Обычный деревянный дом с палисадником, тоже уже начавший проседать, выглядел, как надгробный памятник, возвышающийся над рядами могил. Рядом с крыльцом из земли торчала высоченная берёза – единственное живое дерево в этой мрачной пустыне. Николай первым вбежал в дом. На полу, опираясь спиной о стену, полулежал седой мужик. Николай проверил пульс на шее. Мёртв. Что здесь произошло? – Она здесь, Коля, – крикнула Ирма из прихожей. Минут через десять – пришлось повозиться с цепью – Николай на руках вынес из дома бесчувственную Женьку. Она ещё дышала, но вовсе не шевелилась, кисти рук побелели, лицо потеряло цвет. Николай поспешил к машине. – Стой, – послышалось откуда-то сзади, – не успеешь довезти. Ирма оглянулась. Из-за угла дома вышел невысокий парень в светлых джинсах и белой джинсовой куртке поверх футболки с логотипом пепси-колы на груди. Что-то знакомое было в его облике, в походке, жестах. Ирма пригляделась, и вдруг её глаза округлились, рот приоткрылся, – она тут же зажала его ладонью, лицо залилось румянцем, и она уже не могла оторвать взгляд от незнакомца. – Положи её на землю, – твёрдо произнёс Защитник. Николай вопросительно взглянул на Ирму, но та только закивала в ответ: «Делай, как он говорит». – Поможешь, – бросил Соболь Ирме, не поворачиваясь к ней. Он опустился на колени, провёл раскрытой ладонью над лежащей Женькой и начал что-то нашёптывать, почти беззвучно шевеля губами. Потом, не замолкая, взял её за руки ладонями вверх и прикрыл глаза. На локтевом сгибе в месте укола появилась чёрная капелька. Она постепенно увеличивалась, и скоро из ранки потекла тоненькая струйка тёмной, грязной крови. Такие же капельки и струйки начали появляться в других местах по всему телу и лицу; организм выбрасывал отравленную кровь прямо сквозь поры кожи. Николай внимательно наблюдал за происходящим. У Женьки начались спазмы, она задёргалась: органы и мышцы сокращались, выдавливая яд. Соболь крепко держал её за руки, продолжая шептать заговор, и вскоре всё её тело покрылось грязной липкой кровяной жижей. Одежда пропиталась ею, на открытых местах тёмные ручейки сливались вместе и стекали вниз, впитываясь в почву. Казалось, это будет длиться бесконечно, но вот судороги прекратились. Соболь замолчал, отпустил Женькины руки, поднялся и повернулся к Ирме: – Теперь вы. Ирма никогда не слыхала ни о каком подобном ритуале, но сейчас откуда-то знала, чего Защитник ждёт от неё. Она подступила к подруге и начала быстро снимать с неё одежду. Николай принялся ей помогать. Вдвоём они полностью раздели Женьку, Ирма дала знак всем отойти, а сама застыла на месте, подняв глаза к небу. Через минуту ей на лицо упала капля, затем вторая, потом ещё и ещё. На чистом небе возникла небольшая туча, и дождь хлынул как из ведра. Он сплошняком лил над тем местом, где находились девушки. Соболь с Николаем стояли метрах в двадцати в стороне, и ливень не намочил их. Ирма быстрыми движениями смывала с Женьки кровь под прохладными струями, крутила, переворачивала её, омывая всю. Когда дождь прекратился, на теле не осталось и пятнышка ядовитой грязи. Ирма посмотрела на себя. Она вымокла до нитки. «Дай что-нибудь сухое», – обратилась она к Николаю. Тот огляделся вокруг, не увидев ничего подходящего, стащил с себя рубаху и протянул ей. Ирма принялась вытирать подругу. Снова подошёл Соболь, теперь у него в руках были нож и красная свечка. – Имя, – и он протянул свечку Ирме. Она приняла, на секунду задумалась и нацарапала на свече несколько латинских букв. Соболь опустился на землю, вытянул руку над Женькой и поднёс нож к запястью. На мгновение он замер, подумав о чём-то, потом оглянулся на стоящего рядом Колю. Тот, будто обрадовавшись, протянул руку. Соболь передал ему нож. Николай быстро полоснул себе по предплечью – тоненькая красная струйка потекла Женьке на грудь. Когда набралась приличная лужица, Соболь отстранил Николая, взял у Ирмы зажжённую свечу и начал водить ею над неподвижным телом, снова зашевелив губами. Кровь потекла Женьке на живот и дальше, начала бурлить; её становилось всё больше, лужица росла; кровь растекалась, покрывая всё тело, и впитывалась в него. «Оригинальный способ переливания от народного целителя», – подумала Ирма. Вышло солнце; его свет, смешанный со светом пламени, казалось, растворялся в красных ручейках, окутывая их золотистым сиянием, и проникал глубоко внутрь. Так продолжалось около получаса, за это время Ирма успела высушиться, вспомнив одно полузабытое заклинание. Николай принёс из машины плед и сейчас ждал, когда можно будет укутать жену. Наконец ритуал завершился. Соболь положил ладонь Женьке на лоб. Она открыла глаза и вгляделась в незнакомое лицо. – Ты не узнаёшь меня, колдунья? – Соболь широко улыбался. – Мальчики взрослеют и меняются, а твой дракон ещё в небе. – Женька, это же… это … – у Ирмы задрожал голос, она больше не могла сдерживаться. – Евгений, – Соболь выпрямился и взглянул на Николая. Тот на секунду застыл, изучая нового знакомого, и протянул руку: – Николай. Ирма неуверенно приблизилась к Защитнику, а потом бросилась, повисла у него на шее и заревела. Когда они отъехали метров на сто, Соболь попросил остановить машину. Он вышел, посмотрел на дом колдуна и поднял руку. В дом ударила молния. ………………………..