Весна Юности: однострочники и драбблы

— Я все же думаю, стоит добавить отсылок на популярные сейчас у молодой аудитории аниме в дальнейшем, когда будем работать над сценическим образом и снимать первый клип.       Итачи засовывает руки в карманы, нащупывает в левом пачку сигарет. — Вы получили мои тексты? — спрашивает она. — Да, конечно. Так вот по поводу… — И что вы думаете?       Итачи чувствует на плече тяжелую руку матери. — Прошу, продолжайте, — Фугаку сдержанно улыбается представителям лейбла, бросает на Итачи многозначительный короткий взгляд. — Так вот, возвращаясь к теме образа… сейчас на рынке большой спрос на азиатскую культуру. На это мы и будем делать ставку. Гейши, кимоно, стиль лолиты, катаны и сюрикены, понимаете? — Я против насилия, — как можно мягче говорит Итачи, преодолевая подкатывающее возмущение. — Конечно! Все мы против насилия, это же очевидно, — смеется менеджер, поправляя круглые очки, — Просто покажем его в кадре, как символ, понимаете? — С вашего позволения, символ чего? — Итачи, — холодно одергивает Фугаку, — Простите мою дочь, она нервничает. — Понимаю, понимаю, — менеджер услужливо улыбается, — Такое часто происходит. Так вот, насчет образа: нам стоит поговорить вот ещё о чем… — менеджер роется в бумагах, — Да, точно! Мы бы хотели, чтобы вы добавили в образ больше женственности…       Итачи возмущенно открывает рот, но тут же ловит взгляд Фугаку и закрывает его. -… сейчас идея эмпавермента на волне, стоило бы добавить в образ больше раскрепощенности, понимаете. Чтобы зрительницы и слушательницы сразу понимали — да, это сильная женщина, она не боится заявить о себе и не стесняется своего тела!       Итачи сильнее сжимает пачку в кармане. Видимо, Фугаку это замечает. — Хорошо, мы тоже подумаем над этим. Можем ли мы прерваться на пару минут и поговорить все-таки о текстах песен, которые мы вам высылали?       Итачи с благодарностью озирается на мать. — Да, конечно, конечно, как вам угодно, — будто бы смущенно бормочет менеджер в очках, а сидящая и, в основном молчащая, рядом с ним девушка с красными волосами вдруг подает голос: — Извиняйте, конечно, но мы не будем их брать.       Воцаряется недолгая пауза, которую почти тут же заполняет собой менеджер в очках: — Конечно, все не то чтобы так плохо! Кое-что мы возьмем на вооружение, а кое-что отложим, скажем так, на второй-третий альбом, возможно… например, ваша песня про тяготы детей, пострадавших от жестокости войны — как вам сказать, очень хорошая, животрепещущая тема, но нам бы хотелось, чтобы песня была более… жизнеутверждающей, понимаете? Чтобы тот, кто будет её слушать, подумал бы что-то вроде «да, бывают тяжелые времена, но я справлюсь!»… — Но она не об этом, — обрывает Итачи, — Она про ужасы войны. — Конечно, это понятно, — улыбается менеджер в очках. — Тц, — рыжая девушка подает голос, — Девушка, мы вам не ООН! — Карин, повежливей, — неловко смеется менеджер в очках и поворачивается обратно к ним, — Слушайте, ваши тексты правда хорошо написаны, но темы в них — довольно спорные… — Например? — Например критика военных действий в Аме, — отрезает Карин, — По-вашему, это тянет на первый сингл? Если так — то вы вообще не разбираетесь, как дела делаются, так что послушайте профи, если хотите, чтобы агенство подписало с вами контракт! — Мы учтем ваши замечания, — холодно прерывает её Фугаку, — Но ведь есть песни и менее спорного содержания. — Ага, есть, — криво усмехается Карин, — Только хиппи-коммунисты сейчас не в моде. — Карин! — внезапно угрожающе рычит второй менеджер, и Карин резко стихает, — Простите её, она у нас немного резкая, — смеется он уже в своей обычной заискивающей манере, — Зато честнее человека вам не найти, хах. Так вот, по поводу песен… скажем так. Для начала мы бы хотели более тщательно курировать весь процесс производства, ради вашего же успеха. Как только вы подниметесь на ноги и ваше имя будет на слуху — мы вернемся к этому обсуждению, а пока я бы попросил положиться на наш профессиональный опыт.       Итачи смотрит на мать. Та кивает. — Хорошо, — она улыбается сколько может дружелюбно, под столом вытаскивает пачку из кармана и вертит её в руках. — Чудно! — менеджер в очках лучезарно улыбается, и от того, как искренне у него выходит, Итачи становится мерзко. — Кстати, если уж мы заговорили непосредственно про саму музыку… скажите Итачи, а как у вас с высокими нотами? По звучанию кажется, что голос не такой уж низкий… — Я занижаю, — просто отвечает Итачи, отрывая под столом маленький кусок от крышки пачки, — Звучит серьезней. — На этот счет… — подает голос девушка, смотря на сослуживца с выражением. — Карин… — Кабуто-сан, это в моей юрисдикции, дайте я сама, — взвивается Карин. — Хорошо-хорошо, прости! — Кабуто примирительно поднимает руки ладонями вперед. — Так вот, об этом. Голос занижать не надо. Лучше будет звучать с техно-эффектами. — Техно-эффектами? — Итачи отрывает ещё кусок от пачки, — Мне казалось, я говорила. Я играю рок. — Ну, это и будет рок, — пожимает плечами Карин, — Такой… легкий рок. Поп-рок, софт-рок… вот это всё. Тяжеляк нынче не особо в почёте, знаете ли…       Итачи молчит, собирая всю волю в кулак, чтобы не послать представителей лейбла к черту и не уйти, перевернув стол. — Можем ли мы устроить перерыв на пять минут? — Фугаку, кажется, безошибочно считывает настроение, — Нам бы не помешало проветриться и всё обсудить. — Да, конечно! — Кабуто подпрыгивает со своего места и поспешно, нарочито неловко кланяется. — Я знаю, о чем ты думаешь, Итачи.       Итачи встречается взглядами с матерью. Та смотрит в ответ как всегда: кажется, что безучастно и твердо, но на самом деле прочесть её эмоции невозможно. — Если я сейчас на это соглашусь, то в чем смысл? — Смысл в том, Итачи, что по-другому ты просто не пробьешься. — Шанс всегда есть. — Ты и сама знаешь, — Фугаку хмурится — дурной знак, — Что без поддержки он минимален. А так у тебя есть возможность встать на ноги, а там уже сможешь диктовать условия сама.       Итачи кивает. Признавать правоту матери не хочется настолько, что разум обесценивает все рациональные доводы, и слово «чушь» упрямо вертится в голове. — Можно я схожу на перекур? — Иди, — Фугаку кладет ей руку на плечо, — Я жду тебя в переговорной. В курилке оказывается всего один человек, какой-то рослый парень комплекции чернорабочего и с лицом вышибалы. Итачи затягивается во все легкие и медленно выпускает дым. — Красивая лиса, — улыбается парень, глазами указывая на татуировку на плече Итачи, — Извиняюсь, если вторгся в личное пространство… — Это хорек, — уточняет Итачи, не дослушивая до конца.       Парень скалится — клыки удивительно острые — и протягивает руку, забитую ориентальными волнообразными узорами. — Кисаме. — Итачи, — с промедлением, но Итачи все-таки жмет протянутую руку. — Я вас, позволю себе заметить, раньше не видел. Вы на прослушивание? — На подписание.       Возникает короткая тишина, во время которой Итачи отчетливо понимает, что словоохотливый новый знакомый явно желает продолжения разговора, настойчиво смотрит в лицо. — Вы здесь работаете? — чисто из вежливости осведомляется она. — Скорее подрабатываю, — снова улыбается Кисаме, — Какую музыку играете? Или поете? — Пою, — кратко резюмирует Итачи, но после очередной полной заинтересованности паузы добавляет, — Софт-рок, видимо.       Кисаме усмехается. — Судя по всему, не ваш выбор? — Чушь. Если я соглашаюсь на это — значит, мой. — Извиняюсь, я, вероятно, не корректно выразился, — витиевато оправдывается Кисаме, — Я имел в виду, что ваше выражение лица в тот момент, когда вы уточнили жанр, навело меня на мысль, что вы сами не являетесь фанатом данного жанра.       Итачи решает ничего не говорить. — А какую музыку вы сами предпочитаете? — Кисаме, кажется, совсем не смущает её неразговорчивость. — Рок и метал, конкретных направлений много, но тяжелее софт-рока, — сдается Итачи. — Оу! Понимаю. Сам в свое время играл фолк-панк.       Итачи удивленно смотрит в ответ. Кисаме улыбается ещё шире, что, казалось бы, невозможно. — А сейчас? — Группа распалась, к моему сожалению. — На чем играл? — На басу. — Ясно, — кивает Итачи. — Что, даже не будет шуток про басистов? — смеется Кисаме. — У меня был друг-басист, — поясняет Итачи, — Не замечала за ним ничего из анекдотов. — Был? — Выпал из окна, когда мне было 13. — Оу, — Кисаме продолжает улыбаться, но выражение его лица меняется, — Сочувствую.       Итачи пожимает плечами. Они стоят в тишине ещё какое-то время, каждый, по видимому, в своих мыслях. — Слушай, — Итачи сама не знает, зачем обращается к первому встречному, наверное, за отсутствием альтернатив, — Не просто так же говорят «даже увядшие деревья оживляют гору», правильно? — О, классическая дилемма между успехом и принципом? — Кисаме усмехается. — Часто это видишь? — В этой курилке — с завидной регулярностью. — И что думаешь?       Кисаме задумывается на пару секунд. — Если честно… я, хоть по мне и не скажешь, — Кисаме криво усмехается, — Безнадежный романтик, так что я бы предпочел двух вероятных птиц в кустах, чем одну, но в руке. Но я могу понять, почему многие люди предпочитают определенность, все же путь принципов — тяжелый, большинство людей об него легко могут сломаться и не вынести. — Чушь, — бурчит Итачи, — Как будто предать свои принципы и довольствоваться подачками — может сделать кого-то счастливым и довольным жизнью. — Уверен, что такие люди найдутся, — улыбается Кисаме, — Но мы ведь сейчас не о них говорим, верно?       Итачи не отвечает и повисает пауза. — О чем играла твоя группа? — В целом о том, что волновало наших солиста и барабанщика, — неопределенно отвечает Кисаме, — Нам приятно было в то время думать, что мы что-то несем в мир. — «Приятно думать»? — Знаете, я не питаю юношеских иллюзий на тему того, как много могут принести какие-то песни в этот мир, даже если их поет кто-то с громким именем, не говоря уже о малоизвестной группе, — криво усмехается Кисаме. — Чушь, — констатирует Итачи, — Разве не ты только что говорил о том, что романтик? — Понимаю ваше замешательство, — смеется Кисаме, — Скажем так, этот внутренний конфликт давно не дает мне покоя. Проще говоря… хотелось бы верить, но верится с трудом.       Итачи тушит бычок и бросает в урну. — Кем ты здесь работаешь, говоришь? — Да так, мальчик на побегушках на складе. — С музыкой не связано? — Музыка — это для души, — улыбается Кисаме.       В комнате для переговоров Кабуто с большим энтузиазмом беседует с Фугаку. — Понимаете, первый альбом — он как первое впечатление… — Простите за опаздание, — кланяется Итачи. — Да, конечно, садитесь, продолжим, — тараторит улыбчивый Кабуто. — Спасибо, — отзывается Итачи, но продолжает стоять, — Я хочу кое-что сказать. — Да, конечно, — Кабуто улыбается ещё шире, пока Фугаку и Карин бросают на Итачи мрачные, озадаченные взгляды. — Я могу понять смягчение стиля, — продолжает Итачи без запинки, — Но я не готова жертвовать идеями, которые несет моя музыка. — Вы это о текстах? — Кабуто будто бы смущенно хмурится, — Мне казалось, что мы договорились… — Я обдумала все ещё раз, — прерывает Итачи, — И если вы не готовы брать мои тексты без правок, я не готова с вами работать.       В комнате повисает напряженное молчание. — Ты, кажись, не очень поняла, — угрожающе начинает Карин, — Мы предлагаем тебе помощь и перспективы, взамен на то, что компания может быть уверена в твоей лояльности… — В таком случае — разрешите откланяться, — Итачи кивает в знак прощания, разворачивается и идет к выходу.       Они ровняются с Фугаку уже в коридоре. — Злишься? — Нет, — удивительно спокойно отвечает Фугаку, — Ты сама выбрала этот нелегкий путь. Тебе по нему и идти. Они молчат ещё пару шагов. — Спасибо, — искренне говорит Итачи. Проникнуть на склад не удается, и Итачи ждет нового знакомого в той же самой курилке. — О, снова вы! — улыбается Кисаме, на подходе закуривая. — Играть не разучился? — обрывает его Итачи.