Весна Юности: однострочники и драбблы

      Кишимото мимоходом кланяется охраннику на посту у выхода и спешно, насколько позволяют многолетняя усталость и паталогический недосып, идет вниз по дороге. Если шагать быстро, думает он, то на последний поезд все равно не успеть, а значит — либо такси, что довольно дорого, либо автобус — что очень долго. Можно будет распрощаться со сном: только и хватит времени, чтоб душ принять, да переодеться…       Кишимото сворачивает на узкую, неприметную улочку. Страшновато тут, конечно: и фонарей непривычно мало, и людей в такое время — не души, только бродячие коты провожают взглядами светящихся глаз. Зато, если прибавить шагу, на поезд все же можно будет успеть.       Погруженный в свои думы Кишимото не замечает, как от тени одного из проулков отделяется плотно сбитая фигура в плаще, и движется за ним по пятам. Фигура неестественно ловко прыгает на каменный забор, бежит по нему и исчезает с глаз, утопая в темноте, до которой не добирается ближайший фонарь.       «Если не мыть голову, а поесть уже на работе, то можно поспать целых часа четыре…» — с энтузиазмом думает Кишимото. — Хаа! — пронзительный крик прерывает мысли мангаки. В свет фонаря врывается белобрысый чужеземец в плаще Акацки и с массивной косой наперевес.       «Фанат,» — заключает Кишимото, — «Из экзальтированных, видимо.» Мысль эта его не радует: наткнуться на болтливого почитателя своего творчества в промежутке между двумя рабочими днями, когда каждая минута не_работы — на вес золото, видится не самой воодушевляющей перспективой. Меж тем чудик бросается на колени и не фигурально падает ниц. — Я нашел тебя, Боже! — возглашает он, явно подражая интонациям сейю Хидана, надо сказать, весьма успешно. — Ну что вы, что вы, — чисто по привычке начинает кланяться Кишимото, — Встаньте, я скромный человек, мне неловко…       «Хидан» тут же вскакивает на ноги, даже не особо дослушав до конца фразу. Вблизи его косплей оказывается на редкость убедительным.       «Даже на линзы не похоже,» — думает Кишимото, — «Может, из этих, альбиносов? Черт их знает, никогда в живую не видел.» Меж тем странный мужчина принимается безумно хохотать. — Я знал, что этот день придет, и когда-нибудь мои приношения возвысят меня до встречи с Джашином, создателем и разрушителем миров! — не унимается он, опасно размахивая своей, пусть и игрушечной, но смущающе похожей на настоящую косой.       «Этот, кажется, совсем поехавший,» — заключает Кишимото и решает, что незванного собеседника лучше не провоцировать. — Спасибо за усердную службу! — как можно более дружелюбно говорит он, стараясь незаметно, почти боком обойти «Хидана» и при первой же возможности ускоренным шагом поспешить к станции. — А как же! — гордо отзывается «Хидан», — Я твой самый верный служитель, вообще-то! — Что ж, я был бы рад поговорить об этом ещё, — Кишимото вежливо кланяется, — Но я уже опаздываю, простите.       «Хидан» резко хватает его за руку. «Пожать руку хочет,» — догадывается Кишимото, но экзальтированный фанат делает что-то совсем непредвиденное: подносит его руку к лицу и кусает. — Ай! Вы с ума сошли?! — Кишимото отпрыгивает от безумца на добрых полтора шага, зажимая в здоровой руке место укуса. «Хидан» смеется и облизывается.       «Опасно,» — только и проносится в мозгу Кишимото, прежде чем он, плюнув на приличия и медийный образ, разворачивается и бежит в сторону поезда. «Бешенство у него, что ли? Да нет, пены же нет… просто больной!» — Кишимото почти добегает до конца улочки, но вдруг замирает, чувствует, как все тело будто свело судорогой, превращающей мышцы в камень. Он медленно, не по своей воле поворачивается, встает в нехарактерную для себя позу: ноги шире плеч, корпус опущен. Перед ним, в позе, зеркалящей его, как в каком-то кошмарном сне стоит тот самый безумец. Его лицо медленно покрывается хорошо знакомым Кишимото черно-белым узором. Мозг хаотично мечется, пытаясь придумать рациональное объяснение творящемуся, но не находит ни одной соломинки, чтобы зацепиться. — Эй, Боже, — «Хидан» улыбается той кривой, безумной улыбкой, которую Кишимото столько раз рисовал, — Ты как-то странно себя ведешь… не против, если я позволю себе небольшую проверку устроить, а? — непонятно откуда он высовывает до слабости в коленях знакомый тонкий и длинный прут, заостренный на одном конце.