Весна Юности: однострочники и драбблы

      Стоит признать - изначально идея была неудачная. Даже связываться с Какузу, не то что использовать его в своих интересах и уйти, когда настанет время. Но Итачи просто хотелось верить, что главное - сбежать из чертовой паутины, которую наплели семья на пару с Отделом внутренних расследований. А уж со скверным стариком он как-нибудь, в свое время, разберется. Не первый в его жизни скверный старик. Очень скоро оказалось, что и он у старика не то, чтобы первый… но и далеко не последний. Итачи сбился со счета, сколько их таких было - таких же молодых, самоуверенных идиотов.       Был один талантливый скульптор. Очень, в свое время, популярный и продаваемый. В конечном итоге Итачи наблюдал, не без скрываемого отвращения и сдерживаемого смеха, долгую истерику Какузу по поводу несвоевременной и собственноручной кончины этого скульптора. К тому времени Какузу, конечно, уже прилично на нем нажился - но, видимо, недостаточно.       Какузу сказал: “Из тебя получится хороший актер,” - и, к удивлению Итачи, даже в детском саду не сыгравшего ни одной роли на утреннике, не прогадал. Какузу сказал: “Хочешь прятаться - прячься на видном месте,” - и даже тут, кажется, не ошибся. Вероятно, Отдел Данзо, не в пример начальнику, с самого начала не был заинтересован в Итачи лично. А полиция не захотела устраивать семейные разборки с популярным актером на потеху таблоидам и честному народу. Или у Какузу обнаружились связи не только в мире искусства и шоу-бизнеса. Последний вариант, конечно, самый паршивый.       Потом было милое трио социально активных музыкантов из страны с вечно плохой, как говорят, погодой. Правда, когда их лидер трагически погиб в перестрелке каких-то бандюков, остальные двое быстро канули в лету. Какузу о них вспоминать не любит. Говорит, сторчались где-нибудь. А может и нет.       Какузу оказался тем ещё моральным садистом - что, в принципе, было сразу понятно, и к этому Итачи был готов. И то ли чертовым эфебофилом, то ли его так торкала вертикаль власти - не ясно, но к этому Итачи думал, что тоже готов. Зря. Как оказалось, взаимодействие, то тут то там, с хрычем не определенного возраста само по себе - не такая уж проблема, когда хрыч достаточно педантичный, чтобы соблюдать технику безопасности и гигиену, и на удивление не особо пахнет. Что проблема: это когда хрыч привыкает к тебе, как к любимому торшеру. А кто захочет отдавать или выкидывать любимый торшер, пока он, так сказать, на ходу?       Был ещё какой-то эксцентричный идиот, начавший с того, что Какузу протолкнул его во второсортное шоу в противники Итачи. Было забавно наблюдать, как его реакция во время и после эпичного проигрыша разлетается на цитаты и мемы в интернете. Забавно до того момента, как стало понятно: теперь, после всего хайпа, он тут надолго. А ещё теперь Какузу считает, что их сочетание равняется успеху… по крайней мере ещё на пару раз, как минимум.       Когда первый контракт истек, Итачи, наивный в своей вежливости, предупредил Какузу, что не думает его обновлять. Приближалось время его совершеннолетия - и все чаще Итачи вспоминал о младшем брате, оставшемся в одиночестве противостоять семейному безумию. Какузу не сказал ничего, но на следующий день у Итачи впервые появился личный телохранитель - так он его назвал. “Просто на всякий случай, ты же теперь звезда,” - пояснил Какузу. Итачи удивился, но тогда ещё не понял. Понял, когда Какузу запер его в переговорной. А, точно. Не “запер”. Это называется “создать благоприятные условия”. Для чего - на этот вопрос Какузу не ответил. Но Итачи по сей день радуется, что переговорная была звукоизолированной - обычно, если Какузу ведет туда кого-то, это значит, будет орать. В те, кажется, четыре дня сам Какузу почти не орал.       Идиот, кстати, скончался во время своего же перфоманса. Подорвался или сгорел - что-то в этом роде. Вместе со зданием и несколькими работниками, накануне запуска.       В какой-то момент после тех переговоров Итачи решил, что просто уйти будет как-то мелочно. Как-то несоразмерно тому, что между ними было. Итачи любил сам с собой шутить, что у него проснулась совесть. Один раз он пошутил так перед своим телохранителем. Оценил ли Кисаме шутку - осталось загадкой, поскольку он пустился в очень долгие, метафорические и запутанные рассуждения. Кончились они, впрочем, чем-то вроде предположения о том, что босс - тот человек, к которому не приходят на похороны из искреннего побуждения.       Кисаме, на удивление, оказался хорошим человеком. По крайней мере, так показалось Итачи. Сам Кисаме, то ли в акте ложной скромности, то ли абсолютно искренне в этом сомневается. У Кисаме на всю спину раскинулась огромная зубастая акула. Рисунок извивается вдоль позвоночника и заходит хвостом на левую ягодицу. Кисаме ласково называет её Самехадой и говорит, что этот вид акул жрет людей и себе подобных. Кисаме говорит, что люди не сильно отличаются от сородичей Самехады.       Был момент, когда Итачи задумался о том, не проклят ли Какузу. Или не высасывает ли он жизнь из людей, подобно какому-нибудь растению-паразиту. Потому что сложно иначе объяснить то, что примерно все его самые громкие и удачные проекты трагически умирают или загадочно пропадают с радаров.       Сначала Итачи думал, что старику и так недолго осталось. Однако, чтобы быть в этом уверенным, неплохо было бы вычислить возраст Какузу. С этим возникли проблемы. По некоторым подсчетам Какузу должен был уже исполниться неприличный 91, на который он никогда не выглядел и себя не вел. По другим подсчетам выходили уже совсем астрономические цифры, которые бы означали, что Какузу уже может подавать свою кандидатуру на рассмотрение комитетом Гиннеса. Хотя бы денег ради. Помучавшись с расчетами, Итачи философски решил, что возраст - просто цифра, и надо смотреть на состояние здоровья. Но на здоровье Какузу никогда не жаловался, хотя и раз в какое-то время изолировался в больницу на пару дней. Какузу утверждал, что у него проблемы с сердцем. Которые, впрочем, в остальное время его не беспокоили. Итачи решил не надеяться на такой ненадежный ресурс. Итачи решил положиться на другую привычку Какузу - держать домашний бар с дорогим алкоголем. Добыть очевидно дешевую, паленую водку труда не составило, сложнее было подгадать момент, когда у Какузу будет настроение распечатать одну из своих брендовых бутылок с условно тем же напитком. Но в конце концов это случилось - и осталось ждать только встречи организма Какузу и метанола. Когда эта встреча произошла - Итачи был дома и, разумеется, делал все возможное, чтобы скорая приехала вовремя. Или нет. К сожалению или к счастью, скорая приехала, только когда Какузу уже почти перестал биться в судорогах. Ему сделали укол, промывание, и, уже неподвижного, увезли. Все известные Итачи информационные ресурсы говорили, что, как минимум, его ждет кома. Но меньше, чем через двое суток, Какузу вернулся полностью здоровым.       Ещё, где-то вначале, кажется, Какузу раскручивал какого-то фокусника. Больше всего Итачи запомнились громкие срачи и то, что эстетика представлений этого парня напоминала скорее не театр иллюзий, а декорации тематического клуба, посещаемого людьми в коже и латексе. Да и в целом его мрачные, сумасшедшие представления с искусственной кровью, ассистентами в гриме зомби и колюще-режущими предметами причудливых форм будто бы должны были быть рассчитаны на любителя… тем не менее, популярностью он пользовался. До самого последнего своего выступления. Итачи сидел в одном из первых рядов, уже сам не помнит, почему и как туда попал. Была проткнутая насквозь грудная клетка, были какие-то нечеловеческие вопли истерящего фокусника, было много крови, на этот раз, судя по панике, настоящей, и был спешно опускающийся занавес. С тех пор Итачи больше не видел этого парня, впрочем, кажется, никто не мог похвастаться обратным.       Итачи уверен в плане, который придумал в этот раз. Пришлось подсуетиться, но токсин был найден через связи связей знакомых приятелей связи родственников знакомых. Не идеальный - с большой вероятностью, его следы найдут, если кому-то придет в голову подозрение о причине смерти. Но это имеет небольшое значение: Итачи главное - выиграть время.       Какузу уже проглотил все, что должен был, вместе с соусом к мясу и бокалом виски. Когда он уходил, лицо его стянуло непривычным беспокойством, а руки понемногу подрагивали. Итачи надеется, что, куда бы его воспаленный химией мозг не повел его посреди ночи, Какузу потеряет управление машиной из-за симптомов отравления и врежется во что-нибудь неживое. По крайней мере, с этими мыслями он собрал в сумку самое необходимое - в основном то, что можно будет толкнуть. Такси оказалось найти непросто, и, промучившись с полчаса и решив влиться в человекопоток общественного транспорта, Итачи спустился на лифте в лобби. Кисаме в лобби, как ни странно, не оказалось. Это обстоятельство было Итачи на руку, но почему-то вместо радости вызвало только больший прилив адреналина и скверное предчувствие.       Отпустил?       Заставил себя отвезти? Возможно. Это бы объяснило отсутствие Кисаме. И было бы вполне логично - Какузу мог и сам заметить, что ему становится нехорошо.       Тревога не хотела уходить. Итачи, на всякий случай придерживаясь плана, направился к черному ходу. Ключей у него, конечно, нет - но есть отмычки и навыки из детства. Черный ход оказывается в прямом смысле черным, но это, в целом, даже радует. Однако паршивое чувство под ребрами все не отпускает, завязывается в холодящий узел. Дверь оказывается не запертой, и это простое совпадение вызывает такую панику, что хочется развернуться и пойти обратно, ждать судьбы в квартире.       Итачи толкает дверь.       Прохладный ночной воздух, вместе с неярким светом фонаря разрезают тревожное напряжение, будто выйди за порог - и вот она, свобода, тут же.       Хорошо знакомые руки обхватывают ребра. В интуитивном порыве Итачи резко отклоняется назад, силясь затылком попасть в нос или в подбородок, но не попадает никуда. Вместо этого чувствует, как сзади его обволакивает что-то мягкое. Дверь, более не поддерживаемая, возвращается на свое место, погружая коридор в темноту. Итачи, сбитый с толку, пытается проскользнуть под руками, но они, будто надетый ремень, свободно падают вслед за ним. Отцепить их тоже не получается - будто мертвый груз сдавил ребра. Что-то мягкое и как будто немного копошащееся продвигается дальше, облепляет ноги полностью. Оно на ощупь как толстые веревки или упругие жилы плотным слоем. Попытка снять это с себя не увенчивается успехом. Руки Какузу доходят почти под локоть, а потом обрываются, резко превращаясь в эти самые жилы. Паника достигает сознания Итачи в тот же момент, как они доходят до талии и, отдельными веревками, судя по ощущениям, пытаются переползти на руки.       - Какузу? - Итачи зовет, уже не особо уверенный, что ему ответят. В голову лезет смешная мысль, что он отравил не Какузу, а его сознательную часть, которая сдерживала скрывающееся под ней хтоническое чудовище. И теперь оно, наверное, обиделось. Веревки-жилы наползают быстрее, и когда они доходят до плечей, Итачи кажется, что логичнее всего - смириться.       - Угадал, мудак, - знакомо ругается абсолютно нормальный, не хтонический голос, и в темноте блестят зеленоватые зрачки.