такими, как сейчас

- Какими судьбами явился ко мне? - я медленно прохожу по лицу друга, который виновато опустил голову. Он теребит указательный палец, видимо пытаясь собраться с духом, - Ну же, не томи меня. - Прости, - довольно сухо произносит он. Я даже поёживаюсь от вылетевшего холодного тона, но тут он поднимает на меня свои глаза, наполненные виной и ... страхом? - Надо же, мы дружим с тобой больше двух лет, а ты так и не понял, что я не люблю извинения и оправдания, - я протягиваю бутылку холодного пива. Он секунду колеблется, а затем принимает напиток с моих рук. - Не знаю, как тебе все объяснить. - Попробуй с начала. Мой грозный взгляд опускается на его сжатые плечи, а затем скользят по рукам, на которых остался малый след от помады. Я хмыкаю, а затем расплываюсь в глупой ухмылке. Не то чтобы я находил это забавным, это было скорее похоже на нервный смешок. - Мы встретились однажды поздно ночью у берега, где смогли открыться друг другу с другой стороны. По правде, я не ожидал, что она может быть такой. Не знаю, что-то в ней меня притянуло. - Значит причиной расставания послужил ты? - я отпиваю глоток пива, чтобы хоть как-то охладить свой пыл. - Нет, - твердо отвечает он, - Наше сближение было только после ее расставания. - Интересно получилось. То есть к Марьяне ты возвращаться не собираешься? - стиснув зубы спрашиваю я. Он замалкивает, проводя пальцем по шее. - Она для тебя лишь очередная кукла... ведь я прав? - Нет. Я бы никогда не стал играть с чувствами другого человека. - Тогда что ты сейчас делаешь? - я недовольно начинаю прохаживать туда-сюда по комнате. - Я не знаю, - я вижу в его глазах тень досады и растерянности, чего никогда не замечал у него, - Я правда не знаю. Она нравится мне. То есть, я так думаю. Она красивая, интересная. С ней просто и легко. Вокруг нее всегда царит спокойствие, она похоже на теплое летнее утро или расцвет сакуры. Но если выбор станет между ней и Марьяной, я не уверен, что сделаю выбор в ее сторону. - Тогда остановись, пока не стало слишком поздно. - Мы с Марьяной в прошлый раз поставили окончательную точку. - И что? Хочешь сказать, что Саша для тебя утешительный приз? Он, устало вздыхая, протирает лицо. Видно, что разговор давался ему тяжело. Неприязнь само по себе выступает у меня на лице. Это противоречие раздирало мою душу. Выбор в сторону друга или другого дорогого мне человека истерзывает меня. В глубине души я понимал, он просто запутался. Я не должен его как-то судить или пытаться корить за содеянное. Я просто должен выслушать его и поддержать. Так поступают друзья, правда? Но я не мог вымолвить и слова. Все во мне полыхало от картины, где они украдкой целуются и клянутся друг другу в вечной любви. Я сидел у этой пропасти и не мог решиться шагнуть в какую-либо сторону. Меня накрывала ярость от происходившего. После недолгих раздумий в сдавливающей тишине я все же протягиваю руки другу, и он в недоумении смотрит на меня, а затем растворяется в моих объятиях. Я сжимаю кулаки как можно сильнее, стараясь удержать его ближе к себе. Ненависть, которая томится внутри меня - моя личная борьба. И он не должен быть свидетелем этого чувства. Ведь в первую очередь он мой самый близкий друг, и чтобы не произошло, я протяну ему свою руку, если того потребуют обстоятельства. ** - Просто так уйдешь? - Саша растерянно поднимается вслед за мной, - Как же это в твоем стиле. - Разве не этого ты хотела? Чтобы я ушел. Во мне просыпается странное чувство дежавю. Ей снова16, и мы стоим в больнице, где она просит меня уйти из ее жизни. Саша разводит руки по сторонам и резко для меня добавляет: - Возможно не храни ты в себе все свои чувства, к тебе и тянулись бы люди. - Да что ты знаешь обо мне? - цежу сквозь зубы я, и развернувшись покидаю ее. Если бы я сказал, все как есть, она бы вряд ли меня поняла. Более того отношения, которые между нами и так тонкие, изорвались бы вовсе на “нет”. Мокрый снег начинает капать, изредка обдувая меня холодным ветром. Я невольно прикрываю нос, поднимая свой взгляд к темному небу. Я задержался. ** После разговора с Ваней я на неделю уехал к родителям. Я настолько был в растерянности, что это место показалось мне единственным, где я смогу найти ответы. А может мне хотелось просто спрятаться ото всех. Здесь меня точно никто бы не нашел. Первые два дня родители были еще в большем замешательстве, чем я. Мама научила меня готовить фирменный вишневый пирог нашей семьи. Папа строил будку для собаки и предложил мне принять в этом участие. Разговор с папой не слаживался, и мы предпочли молча достроить будку. В последующие дни мне начали звонить друзья. Я снова отключил телефон и положил его в коробку, которую запрятал глубоко в шкаф. Седьмой день. - Снова хочешь достать телефон? - брат появляется у дверей моей комнаты. Я сидел у шкафа, задумчиво глядя на дверцу. - Да. - Может все же решишься? - Если я это сделаю, все лишь усугубится. - Может перемены бы стали для тебя хорошим началом, - я вопросительно взглянул на брата, - Не всегда усугубление ситуации означает крах всего. Порой это лишь начало чего-то нового. Твой приход домой был шагом не простым, так что смею предположить у тебя появились проблемы в жизни. Я отрицательно киваю ему. И он, улыбнувшись мне, добавляет: - Как хочешь. Дом с твоим приходом стал другим, - он запинается на долю секунды, - Стал будто светлее... Мама стала чаще улыбаться, а отец места не находит. Все пытается тебя впечатлить. После его ухода, я снова бросаю взгляд на дверцу шкафа. “Начало чего-то нового” лишь приложит конец всему, что между нами есть. Я отчаянно отворачиваюсь, замечая в углу под столом кусок тетради. Странно, я раньше его не замечал. Я аккуратно дергаю его. К моему удивлению вместо куска листа, передо мной возникает целая тетрадь. Обложка была украшена моими росписями, и моя попытка нарисовать Курта Кобейна. Я ухмыляюсь своему мастерству. Я даже забыл про свой личный дневник. Я пролистываю листы, исписанные мною в раннем возрасте. В конце тетради я застаю несколько набросков портрета Саши. Старая вещь пробуждает во мне давно забытые воспоминания. Некоторые записи после приложенных мною усилий я все же смог расшифровать. “Отец снова пьяный пришел домой. Он говорил маме такие неприятные вещи. Как же меня бесит его поведение. Вырасту сильным и красивым и буду защищать маму, во чтобы то не стало”. 2006 год. Старый листочек был приклеен степлером. “Почему ко мне в собственной семье так неуважительно относятся? Отец снова избил меня за 3 по математике. А я как слабак, даже не смог ему противостоять. Мама обработала мои раны и свои. Я так мечтаю стать сильнее”. 2006 год. “Она улыбается. Мама впервые улыбается! Я сыграл ей соло на фортепиано в гостях у тети! Это было так великолепно. Мама смеялась и радовалась. Я кажется впервые почувствовал, что она гордится мной. Я впервые видел ее такой счастливой. Почаще бы она улыбалась!” 2008 год. “Я провел опыт с дождевыми червяками. Как и предполагал, после обезглавливания они не умирают. Правда окончить опыт мне так и не удалось, отец выбросил моих червей и сказал идти на тренировку. Эх, попробую завтра откопать новых”. 2007 год. “Ненавижу футбол! Ненавижу! Ненавижу! Будь проклято все, что связано с футболом. Я подвернул ногу во время тренировки и вместо помощи отца, я получил очередные причитания. Он заставил меня заниматься с травмированной ногой! Я был унижен и оскорблён одновременно! Мне было больно бегать, но я не мог остановиться. Мне нужно было продолжать заниматься. Иначе отец... ненавижу. Его и маму. Она промолчала и обвинила меня... мама уже не та, что была прежде. Она будто на стороне отца”. 2009 год. “Мне страшно”. 2005 год. Я устало закрываю глаза, откладывая тетрадь в сторону. Я чувствовал, как во мне снова начинает пробуждаться ненависть. Ненависть к отцу... к этому дому. Во мне будто вновь что-то загорелось, я ярко увидел все эти моменты, что уже успел подзабыть, перед своими глазами. Кровать, на которой, я плакал каждую ночь. Стол, за которым отец позволял поднять руку за мое неповиновение и нескончаемые вопросы. Шкаф, у которого я разглядывал себя снова и снова, пытаясь принять себя. Тумба, у которой я причинял себе увечья, что продолжают украшать по сей день мою руку. Я все вспомнил. И меня неприятно бросило в дрожь, заставляя задуматься, а что я здесь вообще забыл?