ID работы: 12867504

А шторм — лишь танец моря и ветра

Слэш
NC-17
В процессе
535
автор
roynegation бета
Размер:
планируется Макси, написано 194 страницы, 10 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
535 Нравится 242 Отзывы 175 В сборник Скачать

7. О хороших и плохих иллюзиях

Настройки текста
Утро для Ши Цинсюаня наступает поразительно плавно. Он просыпается не от кошмара, а от того, что ему жарко. Крутится на постели, пытаясь спихнуть с себя одеяло, и лишь открыв глаза, понимает, что у него ничего не вышло, потому что это не одеяло, а слишком теплая одежда. Он садится на кровати и сбрасывает накидку со своих плеч. Он не помнит, что ему снилось, кажется, что-то не очень приятное, но, по крайней мере, и не запоминающееся, а это уже хорошо. Не помнит так же, и как оказался здесь, но воспоминания предшествующих событий говорят, что он просто-напросто отключился на улице, а Хэ Сюань его отнес… Становится неловко. Усни Ши Цинсюань внутри дома, тому не пришлось бы с ним возиться. Когда-то подобный жест был для них естественным, теперь же вынужденная забота ощущалась чужеродно, тревожно даже. Конечно, Ши Цинсюань пытается убедить себя, что накручивать себя из-за этого не стоит, просто напросто Хэ Сюань не хотел, чтобы он оказался в море, поэтому занес в дом. А оказавшись в доме, донести пару чжанов до спальни не составило особого труда тоже. В конце концов, для Хэ Сюаня, и без того утомленного его разговорами, забрать в дом бессознательного Цинсюаня проще, чем будить его. Да. Именно так, и не стоит нервничать. Это не забота, и это не не повод навострять уши в ожидании балансирующего это негативного последствия. Он просто доставил очередное неудобство, на которое Хэ Сюань закрыл глаза, потому что… Потому что… Кажется, он выглядел утомленным, так что возможно, раздражаться и злиться на Цинсюаня у него просто нет энергии. Это ничего, нужно просто впредь постараться доставлять меньше неудобств. Цинсюань определенно точно слишком расслабился, и это видно. Посидев так немного в нерешительности, он все же решает выйти из комнаты. Он не уверен, хочет ли он, чтобы оказалось, что Хэ Сюань спит, чтобы не пришлось с ним сейчас говорить, или чтобы он бодрствовал, чтобы можно было попросить немножко духовных сил на день. Впрочем, с чего он взял, что ему их дадут? Как показала практика, Хэ Сюань мог легко пользоваться своими духовными силами сам, просто используя Ши Цинсюаня, как инструмент. К чему вливать в него большое количество энергии за раз и предоставлять возможность пользоваться ей в течение дня, если можно просто брать за руку по необходимости и передавать ровно столько, сколько нужно на данный момент? Цинсюаню ведь и выходить за пределы дома, кроме как за водой, повода нет, он все еще может — чисто теоретически — питаться духовной силой, и ходить за едой ни к чему. Вчера это было лишь его собственной блажью, Хэ Сюань был слишком слаб, поэтому ему было все равно. Теперь же… Вряд ли сейчас, когда он, кажется, чувствует себя лучше, он захочет, чтобы Ши Цинсюань расхаживал по миру смертных. Не только это рискованно для интересов демона, но и попросту бессмысленно делать одолжения человеку, которому и так простил и позволил уже слишком много. Цинсюань действительно не посмеет просить о большем, чем уже получил, Хэ Сюань и без того проявил в память об их совместных столетиях достаточно доброты. Натянув легкую улыбку, Цинсюань набирает в грудь воздуха и выходит из комнаты. Еще утро, но уже не слишком раннее, так что первое, что замечает Ши Цинсюань, как только оказывается в главном зале, это выглядывающий из-за привычно серого неба солнечный луч. Цинсюань улыбается и любуется им какое-то время. Все-таки свет иногда сюда проникает. От этого знания становится самую малость спокойнее. Тревожность немного утихает, и он гораздо увереннее входит в кухню, где и обнаруживает Хэ Сюаня. Тот сидит за столом и ест простой рис с добавленными в миску кусочками сырых овощей. Пока палочки ловко цепляют еду и отправляют в рот, сам демон не отрывает взгляда от какого-то свитка, погруженный в чтение. Когда Цинсюань появляется на пороге, он поднимает на него взгляд и кивает, но сразу же возвращает внимание на свиток. Трудно сказать, дает ли он тем самым Цинсюаню вести себя свободнее без прямого взгляда на себя, или ему просто не интересно, но Цинсюань благодарен за это в любом случае. В такой повседневной обстановке они за последнюю неделю еще не были, как себя в ней вести, Цинсюань не представляет в корне. — Доброе утро, — все же выбирает бодро улыбнуться он, пытаясь звучать как можно непринужденнее. — Доброе. Хэ Сюань не улыбается в ответ, лишь кивает на циновку напротив себя, намекая присесть за стол, но это хорошо. В тот момент, когда он начнет вести себя дружелюбно по меркам нормальных людей, но вразрез с тем, как вел себя Мин И, Цинсюань начнет его бояться. А пока он лишь молча, не отрывая взгляд от какого-то текста, пододвигает Цинсюаню такую же миску с рисом, Ши спокоен. Ну… почти. — Ты приготовил? — позволяет себе удивиться вслух Цинсюань. — Я был голоден, — только и отмахивается Хэ Сюань. — Ты тоже ешь. Это, как ты выражаешься, не вкусно, но больше из того, что ты принес вчера, ничего не осталось. — Оу. Спасибо, — отзывается Цинсюань, беря в руки палочки. От этих слов, от факта того, что Хэ Сюань сам хочет есть еду смертных, у него рождается надежда, что это значит, что Цинсюань и впредь сможет ходить за продуктами на городские рынки. Впрочем, вряд ли один, раз уж Хэ Сюаню лучше. — Он остыл, — поднимает таки взгляд Хэ Сюань и кивает на рис, который Цинсюань собирался начать есть. — Подогрей сначала. — Хорошо, но… — Цинсюань мнется. — У меня не осталось духовных сил для этого, — это, к слову, правда, но так же и хорошая возможность проверить, как Хэ Сюань впредь будет относиться к этому вопросу, ведь если давать духовные силы без крайней необходимости ему не намерены, ему скажут воспользоваться огнивом и печью. — Мгм, — Хэ Сюань вновь отворачивается к своему чтиву. На мгновение Ши Цинсюаню кажется, что его слова решили проигнорировать, но потом он замечает, как Хэ Сюань вытягивает руку вперед и кладет ее на стол раскрытой ладонью вверх. Словно протягивает что-то невидимое: просто возьми. Цинсюань немного удивлен, но не медлит, аккуратно кладет пальцы в центр чужой ладони. Рука Хэ Сюаня ледяная, как у… Да, какой она и должна быть. Но спустя мгновение, после того, как ее касается ладонь Цинсюаня, из-под кожи начинает литься тепло, и пальцы бывшего небожителя начинает легонько покалывать. Он не берет много, ровно столько, сколько нужно на данный момент, так и не выяснив, можно ли больше. Скорее всего, нет, ведь причин для этого тоже нет. Ши Цинсюань убирает пальцы с чужой ладони и прикладывает их же к своей миске с рисом, нагревая ее. Другой рукой он вновь берет палочки и пробует. Поистине, кроме соли, больше ничего в этом рисе и нет, но он все равно хорош в качестве завтрака. Выйди сон Цинсюаня чуть беспокойнее, он не уверен, что смог бы проглотить что-то тяжелее риса, так что все более чем хорошо. — Тебе столько не хватит, — комментирует Хэ Сюань. Ши Цинсюань даже не сразу понимает, к чему именно эта фраза. О рисе или… Ладонь демона все еще лежит на столе внутренней стороной вверх. Цинсюань игнорирует собственное удивление, вместо этого задумывается, как лучше сформулировать вопрос. — В таком случае, сколько мне позволено взять? — спрашивает он прямо, но тихо. Хэ Сюань поднимает на него взгляд и пожимает плечом. — Сколько хочешь, — эта фраза звучит слишком сюрреалистично, и Цинсюань без капли смущения выразительно вскидывает брови. Хэ Сюань ухмыляется. — Не воспринимай так буквально, я почувствую, когда ты начнешь вытягивать столько, что хватит надрать зад Пэй Мину. — Для этого как раз много энергии не понадобится, — невольно смеется Цинсюань, и лишь когда напряжение самую малость спадает с его плеч, задумывается, что возможно, этого Хэ Сюань и хотел. Хотя вряд ли. Даже если Хэ Сюань знает, что Цинсюань не упустит ни одного шанса подколоть Мин Гуана, маловероятно, что у него была такая цель. — Возьми столько, чтобы хватило на день, — поясняет Хэ Сюань. — Или, по крайней мере, до того, как вернешься сюда, если тебе понадобится больше вечером, и я буду в сознании, просто попросишь еще. — Вернусь сюда? — переспрашивает Цинсюань, удивленный, что, кажется, факт того, что он вновь уйдет куда-то сам по себе, демону кажется очевидным. — Вернешься? — повторяет Хэ Сюань. Слишком насмешливо, чтобы воспринимать это как реальный вопрос, на который он хочет получить ответ, но и для обыкновенной шутки… слишком пристально смотрит. — Мне сходить за едой? — зачем-то уточняет Цинсюань. Ладони невольно начинают потеть, и он торопливо укладывает их на колени, незаметно вытирая о ханьфу. Желудок скручивает волнение, и уж этому он помочь не в силах, лишь отвлечься от этого чувства на перебирание в пальцах кончиков пояса. — Судя по всему, мы оба предпочитаем еду смертных, разве нет? — пожимает плечами Хэ Сюань. Его лицо ровное. Конечно, он ведь все еще под действием Тунлу. Надо полагать, раз ничего не случилось оттого, что Цинсюань сходил на рынок сам по себе вчера, ему будут позволять делать это, пока к демону не вернется способность использовать свои духовные силы самому. Это логично. Да. Именно так, Цинсюань. Не воспринимай это как какую-то шутку, или и того бредовее, проверку. Ему нет нужды тебя проверять, он знает, какой ты жалкий, а в случае чего может просто забрать все духовные силы, что дал, тем самым запирая здесь. У него нет причин тебе врать. Не так, уж точно. Но есть ли причины выпускать куда-то одного? — Тем более, тебе все равно не сидится на месте, — добавляет Хэ Сюань скучающе. Не то чтобы сам Цинсюань считал это достойным аргументом, но возможно, когда ему было скучно, он становился слишком раздражающим, чтобы Хэ Сюань мог терпеть. Об этом еще Мин И говорил. Мин И, правда, все равно терпел. Ши Цинсюань анализирует поведение и слова Хэ Сюаня за последние дни, и к нему вновь приходит маячившая еще вчера вечером на краю сознания мысль, что в стороне от своего горя и ненависти к братьям Ши Хэ Сюань просто… просто утомленный человек. Он любит есть и отдает предпочтение мучному и соленому мясу. Он умеет готовить. Он регулярно зажигает благовония для своих близких. Он любит насмехаться над небожителями, но не проявляет к ним убийственного намерения. До своей смерти он баловал сестру и хотел стать ученым. А еще он ненавидит общество людей и стремится к одиночеству, и быстро утомляется от шума и общения. Он стремится к одиночеству, но осведомлен о любовной тоске Собирателя Цветов Под Кровавым Дождем — кажется, их можно назвать друзьями. Он стремится к одиночеству, но веками терпел рядом с собой самое шумное и назойливое божество Небес. Он стремится к одиночеству, но согласился оставить это самое божество у себя вместо того, чтобы просто убить и сделать все в сотню раз легче для себя. Наверное, за занавесью гнева и скорби это очень уставшее существо, сердце которого было исключительно добрым, пока его не пронзили ножи и боль утраты. Может ли быть так, что все мимолетные проявления дружелюбия к существу столь ему ненавистному, как Цинсюань, вызваны лишь отголосками изначальной природы Хэ Сюаня, той самой, которая была ему присуща при жизни и была погребена вместе с его близкими? Это единственное объяснение, которое Цинсюань может придумать, чтобы оправдать его вчерашнее дружелюбие и маленькие жесты участия. Пользоваться этим, зная, как демон пострадал от самого существования Цинсюаня, как на самом деле ненавидит его, кажется неправильным, но Ши Цинсюань тоже всего лишь человек, который боится смерти, боли и одиночества, даже если заслужил их всецело. Поэтому он эгоистично радуется возможности их не получать, если для этого достаточно не доставлять проблем, не напоминать лишний раз, кто он, не утомлять собой. Он просто впредь будет следить за собой и как можно реже попадать в ситуации, когда Хэ Сюаню придется быть к нему снисходительным или участливым. Для своих эгоистичных целей тоже, ведь он не знает и не хочет проверять, на сколько хватит привычки Хэ Сюаня быть терпеливым и добрым к нему. Если эта роль Мин И приклеилась к нему за сотни лет, налипла на уже имеющийся при жизни характер, если эта смесь памяти о былом и рефлексов позволяет Ши Цинсюаню получать остатки чужой благосклонности даже после всего, просто потому, что Цинсюань осторожен и пока что умудряется не раздражать… Это не значит, что этот остаточный эффект не может закончиться, стоит только Цинсюаню начать приносить хлопоты. И это не значит, что он не может закончиться со временем сам по себе, что бы там Цинсюань ни делал. Хэ Сюань, тем временем, достает из-под своего свитка квадратный кусок пергамента с начертанной на нем чернилами печатью сжатия тысячи ли. Одна из тех печатей без четких координат, созданная вести к одной единственной двери из какой бы точки в трех мирах она ни была открыта, подобно игральным костям, которые они кидали с Его Высочеством в резиденции Хуа Чэнчжу. Эта печать Цинсюаню не знакома, и он вопросительно приподнимает бровь. — Печать, которая ведет в этот дом, — поясняет Хэ Сюань, и Цинсюань даже не может сходу понять, что именно его удивляет. — Чтобы тебе не пришлось передвигаться такими хитровыдуманными методами, как ты вчера придумал, — в его голосе теперь слышна усмешка. — По ней ты вернешься сюда из любой точки мира смертных. У Цинсюаня чешется язык спросить, как демон не боится учить этой печати пусть и бывшего, но небожителя, но потом вспоминает о защитном барьере вокруг дома. Если он правильно понял принцип его работы, даже если кто-то, кроме Цинсюаня, попытается воспользоваться этой печатью, он все равно не сможет попасть в дом. И все равно по показательно безразличному лицу и плотно сжатым челюстям Хэ Сюаня Ши Цинсюань понимает, что это странное чувство, будто ему сейчас доверились, не беспочвенно. Понять бы, где в этом жесте уязвимость. Если никто, кроме Цинсюаня, все равно не сможет сюда попасть, то чем чревато может быть давать Цинсюаню возможность вернуться сюда откуда угодно? Цинсюань хмурится, не способный понять, и решает вернуться к разговору. — Спасибо, так будет удобнее, — улыбается он. Улыбка слабая, его мысли слишком далеки и хаотичны, но она, по крайней мере, не выглядит нервной. — Хотя мой метод тоже не так уж плох. — Ну да, если твоя дырявая память сохранит нужные координаты до тех пор, пока ты решишь вернуться назад, — закатывает глаза Хэ Сюань насмешливо. — И если ты не заплутаешь и точно найдешь ту самую дверь, из которой вышел. — Какого же ты плохого мнения о моей памяти, — в ответ на насмешливый тон, Ши Цинсюань позволяет себе обвинительно фыркнуть, складывая руки на груди. Вчера ведь такая манера общения была приемлемой? Сейчас это кажется приемлемым, Хэ Сюань реагирует спокойно, но сможет ли Ши всегда чувствовать грань? Не лучше ли вовсе отказаться от привычек вести себя притворно капризно, притворно нагло, притворно возмущенно? Очевидно, но все эти вещи вырываются из него рефлекторно, стоит только органам чувств засечь привычный раздражитель, стоит только глупому мозгу распознать знакомую интонацию, или привычное выражение лица и решить, что можно среагировать так же, как и всегда. — Говорю по опыту, ты за день и не такое забыть можешь, — Хэ Сюань отмахивается, вдруг вновь переводя взгляд в свой свиток. — За день? — переспрашивает Цинсюань удивленно. Он догадывается, что сейчас, вероятно, глупо хлопает ресницами, но ничего не может с собой поделать. Сердце подскакивает к самому горлу, там и замирает. — Все равно ты не можешь сидеть в четырех стенах тихо. Это раздражает, — лениво поясняет Хэ Сюань, разворачивая свиток дальше, словно бы тот интереснее их разговора. Мин И иногда так делал тоже. — Ты имеешь в виду… — Можешь погулять по городу, поболтать с торговцами, — Хэ Сюань пожимает плечами. — Но как же… Цинсюань не уверен, как именно должен звучать его вопрос, но не выразить своего недоумения не может. Чувство нереальности накрывает его с головой. Сознание колет догадка, что это — один из его кошмаров, как тот, где он танцевал на площади и смеялся. Мозг, как оказалось, любит такие трюки — начать с чего-то хорошего, потом перейти к нереальному, давая понять, что что-то определенно точно не так, не на своем месте, а потом огреть по затылку ужасающей картиной. Цинсюань опускает взгляд на свои руки, незаметно щиплет тонкую кожу отросшими ногтями, но ничего не происходит. Он медленно поднимает глаза обратно на Хэ Сюаня, мысленно готовясь увидеть вместо него одну из ужасающих диких картин, которые только может подкинуть его сознание. Но не видит ничего. Ни крови на лице или руках, ни жуткой пустой улыбки, ни даже мертвого Ши Уду на его месте. Просто Хэ Сюань, в чистом черном ханьфу, пахнущем морем и дымом благовоний. Удивительно, но, кажется, этот запах теперь будет для Цинсюаня индикатором того, что Хэ Сюань перед ним — реальный. Хотя, конечно, лишь вопрос времени, когда его разум поймет это и начнет добавлять этот запах в кошмары, чтобы усыпить бдительность и ранить побольнее. С жестокостью собственного мозга Цинсюань имел честь познакомиться еще в юности, он знает. — Разве ты не хотел, чтобы… — Цинсюань запинается, не зная, что сказать дальше. Несмотря на все его рассуждения до этого, несмотря на то, что успел было немного успокоиться и обосновать все решения Хэ Сюаня, они не выдерживают этого, трещат по швам. В этом обязан быть какой-то подвох. Но зачем? Разве не решил он недавно, что нынешнему Хэ Сюаню больше нет ровным счетом никакой нужды ему врать или притворяться хорошим? Так зачем? Лишь тогда Хэ Сюань поднимает на него глаза. Спокойные, но предельно серьезные. — Мне не нужно держать тебя взаперти, если ты сам не пытаешься нарушить наш договор, — говорит он твердо. — Все, что мне от тебя нужно, это не встречаться и не связываться ни с кем из небожителей. И возвращаться к вечеру. Он стойко выдерживает шокированный взгляд Цинсюаня, сидит и спокойно смотрит в ответ, ничего больше не говоря, позволяя разглядывать себя во все глаза. А Цинсюань в это время пытается подобрать слова. Почему? Зачем? Разве это то, как выглядела их договоренность изначально? Могла ли у Хэ Сюаня быть хоть одна причина давать ему такую свободу. Ему. Сейчас, когда все их прошлое вывернуто наружу? В тот момент, когда их отношения по всем законам здравого смысла должны были перетечь в отношения виновного и палача? Что если за эти несколько дней Хэ Сюань уже успел устать от страха и печали Цинсюаня, и теперь жалеет, что просто не покончил с обоими братьями? Является ли его готовность позволять Ши Цинсюаню проводить время вне дома последствием того, что на убийство у него не хватило жестокости, а терпеть подле себя не позволяет неприязнь? Был ли Цинсюань достаточно тихим, что не вызывал злости, и потому теперь получает снисхождение? Или правильнее сказать: самый добрый по отношению к Цинсюаню способ избавиться от него. Как говорит сам Хэ Сюань, все, что ему нужно конкретно от Ши Цинсюаня, это — быть вне зоны доступа Ши Уду, мучая тем самым его, и для этого приходится держать его под боком. Как некий предмет, дарующий одному жизненные силы, но отнимающий их у другого. Ради мести Хэ Сюань выбрал этот предмет отнять, но сам его не выносит. В самом деле, должно быть невыносимо продолжать каждый день смотреть на виновника всех твоих бед, живого и здорового, а то и вовсе досаждающего разговорами, пытающегося шутить, как будто ничего не было и правда о его вине никогда не достигала его ушей. Ах, какой Ши Цинсюань идиот. «Мне не нужно держать тебя взаперти, если ты сам не пытаешься нарушить наш договор». Кто знает, быть может, если бы Хэ Сюань не мог себе позволить выпустить Цинсюаня из дома без опасений, что тот пойдет к брату, Цинсюаню воспрещалось бы выходить из комнаты? Но коль скоро Цинсюань выразил желание не нарушать договоренность и избегать небожителей, Хэ Сюань решил поощрить его? Когда закроется гора Тунлу, все будет так же, или стоит силам Хэ Сюаня восстановиться, он вернется во дворец Черных Вод, оставляя Цинсюаня здесь одного и лишь заглядывая раз в сутки или двое, принося еду и открывая печать, чтобы тот мог набрать воды? Оставляя его здесь, в той самой тюрьме, которую Цинсюань и заслуживал изначально, от которой его спасла Тунлу? От мысли об этом Цинсюань чувствует, как его руки дрожат, а сердце трепыхается от паники подобно придавленной к земле птичке. Нет, только не это. Если сейчас, в данный конкретный момент Хэ Сюань относится к нему снисходительно, разговаривает спокойно и не возражает против его компании за завтраком, то это значит, что пока общество Цинсюаня для него терпимо. А если так, есть ли шанс, что если Ши Цинсюань будет вести себя тихо и не доставлять проблем, Хэ Сюань оставит все, как есть сейчас? Цинсюань не знает, но сделает все для этого. — Хорошо, — после долгого молчания произносит Цинсюань тихо и серьезно. — Тогда сам рассчитай, сколько энергии тебе понадобится на день и возьми, — кивает Хэ Сюань на свою руку и, не дожидаясь реакции Цинсюаня, переводит внимание на свою миску с рисом. Закрывает тем самым тему. Цинсюань не против, ведь он еще не успел придумать, как правильно себя вести и в каком объеме говорить. Он осторожно возвращает свою ладонь на чужую, позволяя энергии вливаться в себя, параллельно прикидывая, сколько ему позволено взять. Он сразу же решает для себя не брать много, ведь глупо обманываться словами Хэ Сюаня про «сколько хочешь», и проявить наглость в его случае чревато. Так сколько взять? На две печати — однозначно, ведь Хэ Сюань сам же отправляет его. Еще на одну на случай, если закончится питьевая вода в доме. И еще немного на случай непредвиденных обстоятельств. Очень хотелось бы воспользоваться купальней сегодня, но в этом случае печать для воды придется открывать дважды, плюс немного на мелочи по типу зажигания свеч или выносливость, чтобы легче было тащить огромную корзину продуктов… Нет, это уже слишком много. На две печати, чтобы сходить на рынок и вернуться и самую капельку про запас, только лишь на крайний случай. Обо всем остальном можно попросить Хэ Сюаня по мере надобности. Или и вовсе обойтись без чего-то. С каждым мелким потоком энергии, что Цинсюань берет, он чувствует себя все более неуютно, словно пиявка, которую сейчас сорвут с кожи и раздавят. Хэ Сюань, впрочем, в этот момент просто ест, не особо заботясь о вытягивании из себя энергии, так что Цинсюань решает, что быть может, он себя все же накручивает, и если брать в пределах разумного, это не будет напрягать Хэ Сюаня слишком сильно. Его одернут, если он возьмет больше, чем ему готовы дать, не так ли? — В этот раз она течет быстрее, чем вчера, — подмечает Цинсюань несмело. Он знает, что если не будет контролировать себя, увлечется и вновь попытается вести себя, как ни в чем не бывало, а этого допускать нельзя. Но если будет думать об этом постоянно, очень скоро не выдержит напряжения и начнет истерить и по-идиотски нервно смеяться, а это абсолютно точно будет еще хуже, чем некоторое количество невинных комментариев. Хотя бы их он должен себе позволить, чтобы его тело поверило, что все под контролем, и перестало дергаться. Это должно быть приемлемо, просто нужно следить за количеством комментариев и интонацией. Ши Цинсюань усилием воли расслабляет плечи, принимаясь за свою порцию риса, пока та не остыла вновь. Его левая рука лежит обособленно на чужой, так же игнорируемой хозяином. Правая все еще дрожит. — Сегодня Тунлу спокойнее, я могу контролировать энергию лучше, — объясняет Хэ Сюань, цепляя палочками кусочек сырого огурца. Словно в подтверждение своих слов, через несколько секунд он прикладывает указательный и средний пальцы к виску и словно погружается в какой-то внутренний диалог.

***

«Хуа Чэн», — зовет Хэ Сюань по духовной связи. «Хуа Чэн, уже даже совы проснулись, даже не пытайся сказать, что твое Высочество еще спит». «Не спит», — на удивление просто отзывается Кровавый Дождь. — «Но сейчас не время, у нас дома сейчас небесный чиновник, нечего ставить гэ-гэ в положение, где он будет нервничать». «У вас дома», — насмешливо выделяет Хэ Сюань. Что, впрочем, ошибка, ведь не Хуа Чэна подкалывать такими вещами. «Ну да, прости, заговорился», — от ухмылки в его голосе хочется проблеваться. — «Совместный дом пока что только у вас». «Чтоб тебя Ци Жун драл», — шипит Хэ Сюань. Больше устало, чем зло, конечно. Хуа Чэн на том конце смеется. — «Скажи, когда можно будет». Ответом ему служит короткое мычание. Цинсюань, наблюдавший за ним все это время, видит, что он отнял пальцы от виска и принялся за остатки своей еды. — То есть, для духовного общения ты можешь пользоваться духовной силой? — уточняет он с любопытством. — Могу использовать ее для всего, что не требует ее выхода из тела, — поясняет Хэ Сюань, отпивая чай из забытой на время чашечки. — Духовная связь проблем не вызывает. Цинсюань мычит в знак того, что услышал его объяснение, но его внимание теперь целиком и полностью на незамеченном ранее чайнике. — Это чай? — интересуется он, едва нос в посудину не засовывая. — Мгм. Можешь пить, если хочешь, — Цинсюань повторного приглашения не ждет, пододвигает к себе пустую чашку и берет чайник в руки. — Если сможешь, — добавляет Хэ Сюань коварно, и Цинсюань медлит, словно ждет, что из чайника на него вылетит рой неприкаянных душ. Когда он все-таки наливает жидкость в чашку, она оказывается темно-коричневой, так что он даже подносит ее к носу и придирчиво принюхивается. Хэ Сюань, глядя на это, позабавленно ухмыляется. Подобный вызов Ши Цинсюань стерпеть не может и пробует. К его чести, даже не морщится, лишь держит во рту пару секунд, а потом проглатывает. И тихонько смеется. — Что смешного? — закатывает глаза Хэ Сюань. Уголок его губ тоже приподнят. — Ничего-ничего, — идет на попятную Цинсюань, словно хочет сделать вид, что это не он только что смеялся, и делает еще глоток. — Просто очень крепкий, не находишь? Мда, что уж тут сказать, если бы его матушка увидела, что он настолько крепко заваривает чай, поколотила бы его веником, даже с учетом того, что за всю свою жизнь не обидела и мухи. Превращение в Непревзойденного она еще могла ему простить и принять, но не это. — Когда мне будет доступно что-то крепче чая, я буду пить это, — тем не менее твердо заявляет Хэ Сюань, и Ши Цинсюань едва заметно фыркает. В былое время он бы бесстыдно рассмеялся. — Охотно верю, — легонько улыбается Цинсюань, отставляя чашечку подальше от себя. — Ты не будешь против, если я сделаю себе менее крепкий? Он дожидается кивка Хэ Сюаня, встает из-за стола и открывает шкаф с посудой. Достает из него еще один чайник, чтобы заварить «нормальный» чай. Хэ Сюань хочет что-то прокомментировать, но в этот момент в сеть духовного общения возвращается Хуа Чэн. «Ши-ди Ин Юя ушел», — оповещает он. «Хорошо, какой пароль?» «Тебе ведь не нужно напоминание, что твой долг увеличится вдвое, если заставишь гэ-гэ нервничать?» — уточняет Хуа Чэн, и Хэ Сюань закатывает глаза. С ним никогда нельзя было нормально иметь дело, а теперь и подавно. «О, предки, не веди себя, как муж барышни на сносях. Если бы Се Лянь знал, как ты его опекаешь, уже давно бы сбежал от тебя», — шипит он раздраженно-устало. Страшно представить, во что превратится это недоразумение, когда ему ответят взаимностью. Хэ Сюань надеется, что к тому времени уже не будет заперт в этом мире и этого не увидит. «Не завидуй», — тем не менее, Хуа Чэна смутить или пристыдить может лишь один человек, и это не Хэ Сюань. «Ты можешь уже сказать мне чертов пароль?» «Просто повтори сутру благочестия тысячу раз». На мгновение ему кажется, что Хуа Чэн так над ним издевается, потом приходит понимание, что если бы он хотел, он бы придумал что-то не столь далекое от своих интересов, а скорее что-то вроде собственного пароля, а такая шутка больше в стиле Се Ляня, значит, это в самом деле пароль. «Великолепный пароль», — язвит он. — «Именно тот, который следовало придумать, чтобы через несколько сотен лет связаться с тобой». Хуа Чэн рокочуще смеется, но Хэ Сюань его уже не слушает, выходит из их совместной сети. Он оглядывается на Ши Цинсюаня, который придирчиво выбирает, сколько чайных листьев положить в чайник, и мысленно произносит названный пароль. «Ваше Высочество?» — зовет он, когда подключается к чужой сети. «Лин Вэнь, почему вы в муж—» — он начинает бодро, не узнав неожиданный мужской голос сразу, но быстро осекается. Молчит несколько мгновений, словно не уверен, что правильно расслышал голос. «Это не Лин Вэнь», — произносит Хэ Сюань, позволяя услышать его голос снова и убедиться. «Господин Хозяин Черных Вод», — голос Се Ляня вмиг делается спокойным и собранным. Вежливым и твердым, как во время спора в Небесной столице. — «Я могу вам чем-то помочь?» Причина, по которой принц заслужил уважение и доверие Хэ Сюаня, в этом и проявляется. В отличие от большинства небесных чиновников, которые уже принялись бы кричать и угрожать, как дети, Се Лянь знает цену терпению. Как бы рьяно ему ни хотелось знать, что сейчас с Ши Цинсюанем, и даже если он уже успел предположить худшее и сейчас полон гнева, он останется предельно спокоен и вежлив, пока не узнает, что именно с его другом и какая опасность ему угрожает. Он не спровоцирует, не позволит, чтобы Хэ Сюань прервал разговор и больше никогда не давал знать ни о себе, ни о Цинсюане. Он знает, что если демон с ним связался, он может что-то предложить, или попросить, и благополучие Ши Цинсюаня может от этого зависеть. «Конкретно мне вы можете помочь, лишь если согласитесь оставить этот разговор в тайне от ваших коллег», — отвечает Хэ Сюань, копируя его тон. «Я даю вам слово», — с готовностью соглашается Се Лянь, но затем добавляет едва уловимо холодней. — «Однако, к моему большому прискорбию, вынужден признаться, что то, сдержу ли я это слово, будет зависеть от того, поведаете ли вы мне о состоянии Его Превосходительства». «Как и от того, удовлетворит ли вас ответ», — добавляет Хэ Сюань. «Не буду вам врать», — отзывается Се Лянь все так же спокойно. Хэ Сюань лишь кивает. Ему нравится эта сдержанная вежливая угроза, нравится видеть небезразличие к Цинсюаню. «В таком случае, подождите минуту, он сам вам расскажет». На другом конце слышится вздох удивления, и Хэ Сюань выходит из сети, поворачиваясь к Цинсюаню. — Ши Цинсюань? — зовет он, и младший Ши мычит в ответ, давая понять, что слушает. — Не хочешь поговорить с Его Высочеством? Чашка в руках Цинсюаня выскальзывает из его рук и падает на столешницу, не разбиваясь лишь потому, что высота оказалась слишком маленькой. Ши Цинсюань ловит ее, чтобы та не скатилась и не упала на пол, где точно разобьется, а затем разворачивается к Хэ Сюаню лицом, обращая к нему свой шокированный взгляд. — Что? — бормочет он, хмуря брови. — Кровавый Дождь дал мне пароль от его личной сети духовного общения, — Хэ Сюань прикладывает пальцы к виску. — Хочешь поговорить с ним? — Ты же сказал, что я не должен контактировать с небожителями, — еще больше хмурится Ши Цинсюань. Его глаза бегают по лицу Хэ Сюаня, словно выискивают подвох. В самом деле, чего еще ему следовало ждать? — На Се Ляня это не распространяется. В отличие от остальных небожителей, он никому не станет говорить о том, где ты и что с тобой, если ты дашь понять, что не хочешь этого, — объясняет Хэ Сюань, пытаясь звучать невозмутимо. Он понимает, что, вероятно, своей резкой сменой настроения лишь вгоняет Цинсюаня в ступор и попытки найти подвох, но в самом деле, должен же тот после вчерашнего догадаться, что это лишь благодарность? Что это ответный шаг на готовность Цинсюаня здесь остаться? Должен же? Хэ Сюань позволяет себя разглядывать долгие несколько минут, и в итоге, кажется, Цинсюань понимает это правильно, потому как его плечи самую малость расслабляются, и он подходит ближе. — А если он мне не поверит? — задает он резонный вопрос. — Думаю, ты разберешься с этим, — Хэ Сюань пожимает плечами. Он не уверен в этом, конечно же, но уповает на то, как мало усилий требуется, чтобы распознать эмоции Цинсюаня, так что, предположительно, если он действительно будет иметь в виду то, что говорит, собеседник поймет, что он не врет. При условии, конечно, что он не будет врать, когда скажет, что у него все хорошо. При условии, что вообще так скажет. Но отступать уже поздно, говорить Цинсюаню, что передумал, когда уже сказал, что это возможно, было бы слишком жестоко. — Тогда хочу, — кивает Цинсюань. — Можно? Хэ Сюань не комментирует, что вопрос тут ни к чему, ведь он сам минуту назад это предложил, лишь кивает на циновку рядом со своей, чтобы было удобнее. Ши Цинсюань двигается скованно, но садится рядом решительно. Смотрит с немым вопросом, и Хэ Сюань догадывается, что тот, наверное, так никогда не делал. Как много небожителей знают, что можно пользоваться чужой сетью духовного общения? — Приложи пальцы к моему виску, — инструктирует он, поворачиваясь в профиль и мысленно произнося пароль от личной сети Се Ляня.

***

Цинсюань медлит секунду в нерешительности, а затем тянется рукой. Для того, чтобы прикоснуться в нужном месте, ему требуется пробраться пальцами под прядь не убранных в хвост волос. Он не прикасался к ним с тех пор, когда Хэ Сюань еще был под личиной Мин И, поэтому не был уверен отличаются ли они на ощупь, но, к его удивлению, прядь оказывается такой же мягкой и легонько щекочет пальцы. Хэ Сюань не заботится о том, чтобы убрать ее за ухо, а сам Цинсюань не посмел бы. Кожа лица Хэ Сюаня на удивление теплая. Холоднее человеческой, но не мертвенно холодная, и Цинсюань мимолетно задается вопросом, кажется ему это, или кожу демона нагревает бьющее из окна солнце. Контролировать температуру своего тела Хэ Сюаню больше ни к чему, в самом деле. Цинсюань настраивается на потоки духовного общения, но ничего не слышит. Тогда он несмело зовет. «Ваше Высочество?» — произносит он мысленно. На краткий миг он чувствует себя неловко, словно повелся на шутку, как ребенок, но затем в его голове раздается взволнованный голос. «Ваше Превосходительство?» — уточняет голос Се Ляня. — «Это вы?» «Ах-ха-хах, да, Ваше Высочество», — Ши Цинсюань улыбается, неожиданно чувствуя порыв рассмеяться. От радости или нервов, тут уж не ясно. «Собственной персоной, единственный и неповторимый, ваш вечно шестнадцатилетний слуга к вашим услугам», — привычная шутливая фраза вырывается у него против воли. — Всегда было интересно, откуда взялось это число, ты ведь даже вознесся далеко не в шестнадцать, — бормочет Хэ Сюань вслух, но ответа, кажется, не ждет, взгляда от свитка не отрывает. «Ваше Превосходительство, вы в порядке?» — Се Лянь комментария не слышит. Его голос все еще взволнованный, но немного менее напряженный после того, как был получен столь бодрый ответ. «Я боялся больше не услышать от вас вестей.» «Конечно-конечно, не волнуйтесь, Ваше Высочество». От знакомого встревоженного голоса, от вопросов о его состоянии, от признания человека за пределами этих стен, что его уже не рассчитывали увидеть вновь… Реальность вдруг снисходит на Ши Цинсюаня осознанием столь четким, каким оно за эти дни, кажется, еще не было. До этой секунды все произошедшее и происходящее казалось чем-то нереальным, не сном, но далеким воспоминанием, словно бы все это он уже пережил сотни лет назад, и теперь лишь окунается в слабые отголоски давно минувших событий. Или как если бы во всем мире существовали только он и Хэ Сюань, и потому все, что было до той минуты, когда Цинсюань оказался здесь, все, что осталось за пределами этих стен, все, чем он сам был за их пределами, — все это лишь блеклая тень, не имеющая особого значения. Если мир двух людей сужается до пределов одного маленького дома и друг друга, все страхи, вопросы, сожаления и сомнения, все боль и тоска и чувство неправильности — все разом блекнет, смешивается, кажется пустым. Когда ты заперт в одном маленьком доме с одним единственным человеком, обвит мыслью, что это отныне останется неизменным навсегда, появляется иллюзия, что это место и этот человек — весь мир и есть. А если это — твой новый мир и в нем все на удивление спокойно, то стоит ли вообще вспоминать о страхе, неопределенности, боли, обо всем том, что осталось там, за его пределами? О том, что все еще является частью тебя и этого человека, и вашего нового вынужденного общего мира. Перемещение из большого моря в маленькое озеро ничего не меняет для людей, не умеющих плавать. Реальность не поменяется просто от того, что здесь и сейчас два человека решили ее игнорировать. И возможность говорить с Се Лянем, возможность на миг вернуться мыслями в этот самый «большой мир» дает это понять предельно четко. Се Лянь не перестал существовать, он волновался, боялся за него. И если вынырнуть на миг из мягкого успокоения, которое Цинсюаню так милосердно подарил Хэ Сюань своими проявлениями дружелюбия и доброты, в которое он сам так отчаянно пытался погрузиться, чтобы не сходить с ума, то можно пугающе четко понять, до чего небезосновательным был этот страх. Кто позволил Цинсюаню отринуть его? Кто позволил притворяться, что мира за пределами этих стен никогда не существовало, что «здесь и сейчас» важнее, чем «там и тогда», из-за которых погибли люди и ныне страдают трое? Иллюзия, словно бы они с Хэ Сюанем обречены остаться навеки подле друг друга лишь оттого, что весь остальной мир вымер и они уцепились друг за друга, как за последние знакомые друг другу, почти родные, души, а не во имя попытки прекратить кровопролитие, которая не факт, что и успехом увенчается. Иллюзия, в которую Хэ Сюань так любезно позволил поверить, иллюзия, что они, несмотря ни на что, все еще хотя бы на самую крошечную долю, на кратчайшее из возможных мгновений, но друзья. Что когда-то ими были. Хорошая иллюзия, без нее Цинсюань не пережил бы эти несколько дней. Но как посмел Цинсюань позволить себе забыть, что лишь иллюзией это и является? Мир за пределами этого дома все еще жив и кипит страстями, люди в нем все еще помнят его, хоть не все и вспоминают, а те, кто вспоминает, содрогается от предположений, что с ним стало. И лишь он сам позволил себе немного расслабиться в этой наивной, такой желанной иллюзии. Выныривать из нее больно, и Цинсюань прекрасно знает, что как только разговор с Его Высочеством прекратится, он поспешно вернется в нее снова. Он уже проходил через это когда-то давно, он знает, что слаб и теряет рассудок, если не защищает его своими фантазиями и играми разума. «На самом деле, все намного лучше, чем, когда мы виделись в последний раз», — уверяет Ши Цинсюань. Это правда, но его горло сдавливает комок слез, так что остается лишь порадоваться, что через мысленное общение этого не слышно. Он задерживает дыхание и зажмуривается, чтобы ни при каких обстоятельствах не выдать в своем мысленном голосе ни одной лишней эмоции. Если Се Лянь поймет, что Цинсюань плачет — все кончено, тот больше не сможет убедить его, что он в порядке. Больше не сможет убедить, что его не нужно искать, Се Лянь просто не поверит. «Я безгранично рад это слышать, Ваше Превосходительство», — желудок Цинсюаня скручивает узел, когда он слышит настороженность в чужом голосе. — «Но скажите… вы сейчас говорите со мной по своей личной сети духовного общения, или по сети Господина Черновода?» Цинсюань медлит, неуверенный, как ответить, косится на Хэ Сюаня, но тот увлеченно всматривается в символы на бумаге, не обращая внимания на Ши Цинсюаня. Он словно бы пытается сделать вид, что не слышит чужого разговора вовсе, но это вряд ли возможно, так что щедро с его стороны хотя бы просто пытаться не слушать. Если он пытается, конечно же. В любом случае, никаких указаний, как отвечать, ему не дают, да и сам Цинсюань приходит к выводу, что врать глупо — ему все равно не поверят, а ложь подозрительна. После потери божественности Ши Цинсюань потерял возможность самостоятельно подключаться к каналам духовного общения. Это то, чем смертное тело не может воспользоваться, даже если дать ему духовную силу. С энергией Хэ Сюаня Цинсюань может сотворить огонь, но духовная сеть соединяет лишь бессмертных. Се Лянь, как дважды падший бог, должен был догадаться об этом. «По его сети», — отвечает Ши Цинсюань уже спокойным тоном. Накатившие было слезы он проглотил. — «Но уверяю вас, это никак не влияет на мои слова», — добавляет он пылко. Конечно же, даже если бы влияло, Се Лянь услышал бы то же самое. Цинсюань вздыхает обреченно. — «Ваше Высочество, вы не обязаны верить, что я чувствую себя хорошо, но я действительно прошу вас поверить, что я не хочу, чтобы вы кому-нибудь рассказывали о том, что я связывался с вами, ладно? Особенно моему брату. Пожалуйста, это очень важно». «То, что это важно, я верю, Ваше Превосходительство, не волнуйтесь», — успокаивает Се Лянь мягким голосом, изумительно спокойный. — «И можете быть уверены, ваши интересы всегда будут для меня превыше интересов вашего брата. Если вы просите, я, разумеется, никому не скажу», — заверяет он. Это, вероятнее всего, правда, Се Лянь действительно не станет, но отнюдь не оттого, что поверил, что просьба друга искренняя. Даже если ему приказали об этом попросить, все одно ничего хорошего Цинсюаню не светит, если поступить наоборот. «В любом случае, я счастлив слышать, что вы живы и здоровы, Ваше Превосходительство», — заключает Се Лянь и теперь в его голосе звучит мягкая улыбка, как если бы он успокаивал собеседника. — «Ведь я так понимаю, раз уж мне воспрещается делиться этим знанием с кем-либо, то и этот разговор предназначается в первую очередь вам», — подмечает он. В самом деле, будь Демон Черных Вод деспотичен, смысла связываться с Его Высочеством и давать Цинсюаню с ним поговорить, у него попросту не было бы. «Да, именно так, Ваше Высочество», — улыбается Ши Цинсюань уже более расслабленно. «В таком случае, можно полагать, что я и впредь смогу слышать вас по сети духовного общения?» — этот вопрос неожиданный, потому как даже Ши Цинсюань об этом не думал. Если Хэ Сюань позволил это однажды, есть ли шанс получить эту возможность и в будущем? Пусть не часто, но, может быть, раз в несколько месяцев? Но даже на это нельзя рассчитывать, а то, как смело это предполагает Се Лянь, сбивает с толку. — «Или я ошибаюсь, господин Демон Черных Вод?» Заслышав это вежливое уточнение, Цинсюань понимает: со стороны Се Ляня это проверка. Быть может, ему и не доступно точно определить, в порядке ли его друг на самом деле, но вот настроение Хэ Сюаня — вполне. Даже если тот соврет, само по себе намерение ответить положительно — неплохой знак. Хэ Сюань реагирует не сразу, запоздало понимая, что к нему обращаются, а когда понимает, вздергивает бровь не то в изумлении, не то в насмешке. «Не ошибаетесь, Ваше Высочество», — отвечает он мысленно. Его тон ровный, в то время, как Цинсюань сидит, напряженно замерев и сжав в пальцах свободной руки ханьфу. «Вы очень добры, Ваше Пре— Господин Черновод», — все так же вежливо отвечает Се Лянь и надавливает сильнее: — «Позвольте спросить, раз уж мне позволено беседовать с Его Превосходительством по сети духовного общения, отличается ли это существенно от того, чтобы мне и Его Превосходительству увидеться лично?» Дыхание Цинсюаня замирает, а сердце, наоборот, ускоряется. Он понимает мотивы Его Высочества, но знает также, что зря тот это спросил. Молчание Хэ Сюаня тому подтверждение. Нет нужды спрашивать о таком, чтобы знать ответ, но лишь сейчас Ши Цинсюань понимает, что не хочет его слышать. Его рука дергается в порыве отнять пальцы от чужого виска, чтобы выйти из диалога, но прежде, чем он это делает, Хэ Сюань отвечает: «Пожалуй, не отличается», — произносит он задумчиво к удивлению как Ши Цинсюаня, так и Се Ляня. — «Вернее, не будет отличаться, если кроме вас на такой встрече не будет небожителей». «Могу вас заверить, что не допустил бы обратного», — тут же подхватывает Се Лянь, пока Цинсюань сидит в растерянности. «Вам было бы сложно это гарантировать, в Храме Пу Цзы, насколько мне извество, нынче проходной двор», — хмыкает Хэ Сюань. — «Как впрочем, и всегда». «Это верно», — не спорит Его Высочество. — «Но если проблема лишь в этом, быть может, Ваше Превосходительство мог бы выбрать место, которое сочтет подходящим?» За те несколько секунд, что требуются Хэ Сюаню на раздумья, сердце Ши Цинсюаня успевает отмереть. «Призрачный Город, резиденция Кровавого Дождя», — произносит демон. — «Но только после того, как закроются врата горы Тунлу». «Звучит, как самый разумный вариант. Мы с вами оба можем доверять Сань Лану, а он не позволит случиться чему-то, что принесет неприятности одной из сторон», — в голосе Се Ляня теперь слышится вполне искренняя улыбка. Ши Цинсюань же в этот миг смотрит в стол пустыми глазами и борется с подступающей истерикой. — «Безгранично рад, что мы пришли к договоренности». Хэ Сюань отзывается ленивым мычанием и отворачивается обратно к своему свитку, давая понять тем самым, что участвовать в диалоге больше не планирует. «Ваше Превосходительство? Вы еще здесь?» — зовет Се Лянь. — «Ши Цинсюань?» Цинсюань его слышит, но не находит в себе сил, чтобы ответить. Он не сможет сейчас поддержать диалог, его тело мелко потряхивает, а пальцы на чужом виске дрожат. «Ахм, Ваше Высочество… я… Простите, я сейчас должен идти, я… Я был очень… очень рад вас слышать…» — бормочет он, прикладывая все усилия, чтобы звучать хоть сколько-то бодро, или хотя бы спокойно. «Конечно, Ваше Превосходительство, я понимаю», — в голосе Се Ляня вновь слышится легкое беспокойство, за что Цинсюань чувствует укол вины, но не может заставить себя с этим что-то сделать. — «Скоро свяжемся вновь». «М, конечно», — Цинсюань заставляет свой голос звучать радостно. — «До свидания, Ваше Высочество». С этими словами он поспешно отдергивает пальцы от виска Хэ Сюаня и цепляется обеими руками за подол ханьфу. В тот же миг Хэ Сюань сворачивает свой свиток и поднимается из-за стола, уходя куда-то вглубь зала. Ши Цинсюань пользуется тем, что на него не смотрят, и съеживается в комочек, низко опустив голову и обняв себя руками. По сути, ничего не произошло, но почему-то все равно больно. План, который «выторговал» Се Лянь, звучит так сладко, так желанно, что соблазн в него поверить почти невыносим. Но нельзя. Раздается звук приближающихся шагов, и Цинсюань поспешно вскакивает на ноги, намереваясь отвернуться к столешнице и заняться приготовлением чая, или мытьем посуды или чем угодно еще. Но, видимо, слишком поздно, и Хэ Сюань успевает обратить внимание на его выражение лица. — Что такое? — спрашивает он прямо. Не уточняет, что конкретно его смутило, но Ши Цинсюань подозревает, что он сейчас весь выглядит довольно жалко. — Ничего-ничего, все в порядке, — он не пытается делать вид, что не понимает, к чему этот вопрос, понимая, что это лишь затянет неприятный разговор, вызвав у Хэ Сюаня раздражение до кучи. Но, в любом случае, принимается переставлять чашки на столешнице с преувеличенной кропотливостью, бестолково пересыпая чайные листья из одной в другую, лишь бы не поворачиваться к демону лицом. — В порядке, но… Цинсюань не видит, но знает, как данность, что Хэ Сюань складывает руки на груди и закатывает глаза мимолетно. — Просто, мне кажется, тебе не было нужды врать Се Ляню, — отвечает Цинсюань честно, пожимая плечом. Он успевает унять свою мимолетную печаль и теперь спокоен достаточно, чтобы говорить об этом обыденно. — Мог бы просто отказать, на действия Его Высочества это никак бы не повлияло. На какое-то время на комнату опускается тишина, разбавляемая лишь тихим перестуком посуды в руках Цинсюаня. Но тот мгновенно стихает, когда выжидающе замирает Ши, стоит только громкому насмешливому хмыканью раздаться у него за спиной. — Представь себе, я это знаю, — голос Хэ Сюаня, несмотря на язвительный тон, звучит как-то устало. — И если бы я хотел ему отказать, я бы это сделал, — Цинсюань медлит мгновение, но все же не выдерживает и оборачивается, чтобы вопросительно посмотреть на Хэ Сюаня. Тот смотрит на него в ответ. — Как и не стал бы в принципе затевать этот разговор, если бы волновался за его реакцию. Если я что-то сказал, то лишь потому, что имел это в виду. — Ты не мог иметь в виду этого, — выпаливает Ши Цинсюань быстрее, чем успевает себя сдержать. Уже далеко не в первый раз за эти дни, разумеется, но конкретно сейчас он чувствует, что что-то глубоко в нем стремительно и необратимо начинает выходить из-под контроля. Что-то очень фундаментальное, что все эти несколько дней держало его на плаву, позволяло сохранять относительную трезвость и ума и пластичность рассудка, что-то, отвечающее за способность откладывать неугодные мысли и эмоции на потом… оно только что очень мерзко треснуло. — Чего я не мог иметь в виду? — спрашивает Хэ Сюань с все тем же скучающим выражением лица. Этого хруста он определенно точно не замечает. — Того, что позволю вам связываться по сети духовного общения? Или что вы можете встретиться? — его голос насмешливый, словно бы этими вопросами он озвучивает что-то до нелепого очевидное. Треск. — Мог и имел. Я не соглашусь отпустить тебя на встречу с небожителем без присмотра, но Хуа Чэн не я, думаю, в его присутствии ты как-нибудь да сможешь расслабиться, — поясняет он так просто. Треск становится громче. — И на духовное общение чаще раза в неделю даже не рассчитывай, я тебе не духовный артефакт — сидеть неподвижно, пока ты используешь сеть через меня, так что— — Хватит. Треск. Длинная череда больших хаотичных трещин и звон осыпавшегося на пол битого стекла. Осознание того, что на самом деле все это время с ним делал Хэ Сюань, бьет под дых и разрывает все внутренности в кровавое месиво в одно мгновение. Это жестоко. Он знает, что заслужил жестокость, но глубоко внутри собственной души не может не завыть. Жалобный болезненный скулеж. Хэ Сюань замолкает и смотрит вопросительно. Лишь в этот момент он видит то, что осталось от самообладания Ши Цинсюаня. Руки сжимаются в кулаки, вдавливая ногти в ладони, но все равно трясутся. Грудь замерла в одном положении, не вбирая и не выпуская воздух, в отчаянной попытке удержать внутри то, что рвется наружу, будь то плач или крик — Цинсюань не уверен и не хочет узнавать. Губы плотно сжаты, а глаза блестят. От подступивших слез, но также и от накатившей злости. Впрочем, и злостью это назвать нельзя, больше отчаянным остервенением, с которыми дикий зверек трепыхается в капкане перед смертью. Хэ Сюань не спрашивает, но и смотреть прямо в лицо Цинсюаню не перестает, стоит и упрямо ждет пояснения. Ши Цинсюань безмолвно мотает головой в запоздалой попытке сдержать рвущиеся наружу слова, одним взглядом просит уйти и оставить его в покое, позволить поплакать в одиночестве, смириться с тем, что разрывает его душу, и подавить эти глупые эмоции, вернуть спокойствие. Пожалуйста, он правда сможет, все будет намного лучше, когда он запихнет это все подальше, в разы лучше, чем озвучивать очевидное и лишь колыхать чуть притихший омут. Ему просто нужно немного времени, пожалуйста, почему Хэ Сюань просто не даст ему немного времени наедине с этим? Впрочем, если Цинсюань правильно понял его намерения, то давать такие поблажки тот ему не станет. Вероятно, смотреть, как все внутри Ши-младшего ломается, и есть сама цель. Исключительное удовольствие. Ах, до чего же Цинсюань был глуп и наивен, когда думал, что Непревзойденный демон выберет в качестве наказания такой пустяк, как причинение физической боли. Он сдерживается изо всех сил, но предательская слеза все же срывается с ресниц, и он не выдерживает. — Хватит сводить меня с ума! — хрипит он задушенно, но от того не менее яростно.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.