***
Сириусу девять. И он ненавидит свой день рождения. Вальбурга не заходит к нему в комнату, чтобы обнять его и поздравить. Сириус еще лет в шесть понял, что этого никогда не произойдет. Они встречаются за завтраком. — Сириус Орион Блэк, — холодным голосом говорит мать. — Я знаю, что это ты разбил вазу. Сириус украдкой смотрит на брата и на маленький порез на его мизинце, а затем переводит взгляд на Вальбургу. — Она всё равно была страш… Он не успевает договорить — искусно брошенное Силенцио обрывает его на полуслове. — После завтрака поднимешься в свою комнату, и чтобы до завтра я тебя не видела.***
Сириусу одиннадцать. И он все еще ненавидит свой день рождения, но хэй, сегодня приедет Андромеда. — С днём рождения, мелюзга, — она тепло ему улыбается и Сириус возвращает улыбку. — Я скоро уезжаю. Далеко. И скорее всего насовсем. Думаю, твоя мама больше не разрешит нам видеться, — кто бы сомневался. Вальбурга найдет способ испортить все, что хоть как-то нравится Сириусу. — Но ты не переживай, у меня для тебя кое-что есть. Андромеда протягивает ему странную плоскую коробочку с не менее странным мужчиной на обложке. — Ты когда-нибудь слышал о Дэвиде Боуи?***
Сириусу двенадцать. Ремус неловко протягивает ему шоколадную лягушку, наверняка последнюю. Питер осторожно хлопает его по плечу, будто неуверенный, что ему можно. Джеймс светится ярче любого Люмоса. — С днем рождения, Сириус! Желаю тебе побольше шалостей и поменьше домашки, — Джеймс притягивает его в неловкие объятия и через секунду Ремус и Питер уже присоединяются к ним. Может быть, Сириус и не ненавидит свой день рождения.***
Сириусу двенадцать. Джеймс, Ремус и Питер поздравили его еще до начала занятий, но на самом деле больше всего на свете Сириус ждет хотя бы слова только от одного человека. Письмо приходит за завтраком. Матушка все еще недовольна твоим распределением. Говорит, что я не должен ее подвести. Все настолько плохо? С днем рождения, постарайся не попадать в ситуации, за которые тебя накажут. Надеюсь, тебе там не одиноко. — Р Больше Регулус никогда не поздравлял его с днем рождения.***
Сириусу четырнадцать. Он сидит в кабинете зельеварения и ждет, пока Слизнорт начнет рассказывать то, что Сириус, конечно же, не будет слушать. Кто-то задевает его плечо сумкой. — Эй, Эванс, смотри, куда прешься. — У меня, в отличие от тебя, есть глаза, Блэк. С днём рождения. Желаю тебе научиться пользоваться своими глазами по назначению, может, кого интересного увидишь. Лили слегка качает головой в сторону Ремуса, и прежде чем Сириус успевает понять, что она имеет в виду, Джеймс уже капает слюнями на его рубашку со словами «Она идеальная, Бродяга, как ты этого не видишь?! Даже с днём рождения тебя поздравила!»***
Сириусу пятнадцать. Его день рождения выпадает на полнолуние, поэтому утро начинается с больничного крыла и потрепанного Лунатика. — С днём рождения, Сириус. Надеюсь я не откусил Бродяге ухо или что-то типа того. — Нет, Ремус, не откусил. Как у тебя хватает сил беспокоиться о ком-то после такого? — Не о ком-то, а о тебе… — Ремус замолкает и слегка краснеет. — И о Джеймсе. И Питере. Я бы не хотел, чтобы кто-то из вас умер в твой день рождения. — Кстати о нем. Меда прислала мне новую пластинку. Послушаем?***
Сириусу шестнадцать. День начинается с поздравлений. Ну и еще с нытья Джеймса о том, могут ли они взять Эванс с собой в Хогсмид. — Она такая прекрасная. И ты прекрасный. И это твой праздник, с чем я тебя поздравляю и желаю тебе всего самого хорошего. Пускай в твоей жизни всегда будет много Боуи, сливочного пива и Ре…— Питер толкает его локтем в бок, и Джеймс тут же исправляется: — Революционных идей для пранков! Ты же мародёр! Наш Бродяга! Мы все без тебя не сможем. Ты очень добрый! И хороший! Почти как Эванс, только она чуть лучше! И мы тебя любим! И я тебя люблю, — Джеймс замолкает, переводя дух после своей сногсшибательной речи. Сириус использует эту паузу как возможность вставить хотя бы слово. — Я тебя понял, Джеймс. Лили крутая. И я крутой. Но ты не сможешь быть мужем для нас двоих, придется выбирать, — подмигивая другу, Сириус выходит из комнаты, отправляясь на поиски своего самого любимого мародёра, которого он почему-то не видел с самого утра.***
Сириусу восемнадцать. Скоро он закончит Хогвартс и тогда… — … и мы купим какую-нибудь квартирку на окраине Лондона и будем жить там вдвоём. Только ты и я, представь! Никакого храпящего Питера и чересчур жизнерадостного Джеймса. А потом мы можем уехать куда-нибудь далеко, во Францию, например. На настоящий отдых. Да, было бы здорово. Представь, мы можем встретить твои девятнадцать возле Эйфелевой башни… Я буду весь день говорить тебе о том, как я люблю тебя, а ты будешь очаровательно краснеть. — Почему ты не можешь говорить мне о том, как ты любишь меня здесь? — с улыбкой спрашивает Сириус. — Могу. И говорю, — серьезно отвечает Ремус. — Но это же Париж, ты не понимаешь! Там всё по-другому. Войне, все ближе подбирающейся к ним, стало не по себе, и она промолчала, не сказав, что в Париж они так и не попадут.***
Сириусу двадцать. Свой день рождения он встречает на поле боя, отбиваясь сразу от трех пожирателей смерти. — С. Днем. Рождения, — чеканит Сириус, запуская три ловких Ступефая в противников. Взглядом он ищет Джеймса и Ремуса, просто, чтобы убедиться, что они живы. Хорошо, что Питера с ними нет, Сириус бы не смог волноваться еще и за него. Да, это, конечно, не Париж, но жаловаться не приходится. Когда все закончится, он напьется до беспамятства и позволит своему Лунатику поворчать, что он все еще ведет себя как ребенок, когда Сириус начнет канючить, потому что он не хочет идти домой. Сириусу двадцать. И он надеется, что свои двадцать один он будет встречать в более спокойной обстановке.***
альтернатива Сириусу двадцать два. И он ненавидит свой день рождения. Потому что он жив, а его друзья нет. Потому что он запутался и доверил жизни самых дорогих людей не тому человеку. Потому что он хочет умереть, но в стенах Азкабана нет ничего, что могло бы хоть как-то помочь ему. Потому что где-то там, за тысячи миль, остался его Лунатик, верящий в то, что Сириус убил их всех. Наверное, так и было. Его Лунатик, который так и не съездил в Париж, который так и не сказал, что любит его, стоя возле Эйфелевой башни. Обламывая ноготь об стену, в попытке сделать засечку, чтобы не потерять счет времени, Сириус надеется, что его Ремус будет счастлив. И он обязательно увидит Париж, даже если не с ним.***
Сириусу двадцать два. Ночью ему снился кошмар. Что-то о тюрьме, смерти и предательстве. О войне, выигранной непомерной ценой. Реалистичный сон-отголосок какой-то другой жизни. Сейчас Ремус тянет его за руку, ловко маневрируя сквозь толпы туристов. Сириус не так уж ловко пытается не отставать. Они стоят в центре Парижа, прямо под сводом Эйфелевой башни. — Сейчас ты скажешь, что любишь меня и будешь ждать, пока я покраснею? — Этого хотел семнадцатилетний Ремус. Но да, я все еще люблю тебя. И Сириус краснеет, потому что даже спустя все эти годы эти три слова — самый лучший подарок. — Сейчас мне чуть больше семнадцати, — продолжает Ремус, — и мои приоритеты изменились. — Ты меня бросаешь? — в притворном ужасе спрашивает Сириус. — Мы проделали такой путь… — Сириус, ты невыносим, но мне это нравится. Я хочу, чтобы ты оставался таким вечность. И я хочу быть в этой вечности с тобой. Ты станешь моим… — Да. Да! Тысячу раз да! — Если ты не дашь мне договорить, то я тебя прибью. Со всей любовью, разумеется. Сириусу двадцать два. Он, красный до кончиков ушей, стоит в Париже с самым дорогим человеком в его жизни. Сириусу двадцать два, и он никогда не был таким счастливым.***
альтернатива Сириусу тридцать девять. Гарри сидит на могиле Ремуса и изо всех сил старается не плакать. Он надеется, что Сириус рядом, слышит его и улыбается. Дежурные «я скучаю» и «мне тебя не хватает» остались где-то позади. Сейчас Гарри хочет рассказать что-то важное. — Я нашел ваши колдографии на Гриммо. Твои и профессора Люпина. Вы там чуть младше меня, кажется, это твой шестнадцатый день рождения. Жаль, никто не может мне рассказать, что именно произошло в тот день. Я не видел тебя таким счастливым никогда. Такой ты там классный. С днем рождения, крёстный, я тебя люблю. Сириус стоит прямо за крестником и не стесняясь льет слезы. Слава Мерлину, носы у призраков не краснеют, поэтому никто ничего не увидит. Рядом с ним стоит Ремус, он улыбается, глядя на Гарри. — Слышал, — обращается он к Сириусу, — Гарри считает тебя классным, — с этими словами Ремус щипает его за задницу, и Сириус очень неприлично взвизгивает. Гарри оборачивается, как будто он мог его услышать, но этого, конечно, не произошло. — Да, я у тебя такой, — наконец говорит Сириус. Они стоят там еще долгое время, даже когда Гарри уже ушел. Молчат. А потом отправляются в Париж, туда, куда они хотели попасть всю свою жизнь, но… Теперь у них есть целая вечность, и они используют ее правильно.