Мы можем обсудить это

      В своих рыданиях Кристина вообще почти не слышала других звуков, лишь только надрыв в своем голосе, с каждым сопливым вздохом прорывающийся наружу. А потом Кристине показалось, что она оглохла, потому что звук кипения своего чайника не смогла бы спутать ни с одним другим звуком в мире. Шмыгнула носом, чувствуя, как грудная клетка вибрирует после длительной истерики, а потом коснулась тыльной стороной ладони глаз, убирая лишнюю влагу и пытаясь подняться с кровати. Руки не выдерживали вес её ослабевшего тела, а потому, не сумев встать на ноги, Кристина с грохотом упала на колени рядом с кроватью, скуля от пульсирующей боли, пробегающей вспышками по всему телу.       — Лиза, — сипло выдавила она из себя, словно это было её последним словом перед смертью. Она звала её, сидя на ковре и прижимая колени к груди.       Не ушла. Никуда не делась.       Просто пошла заваривать чай. Просто…       Грудную клетку снова охватило пылающим кольцом.       Может, это всё было лишь иллюзией? Сознание любило играть с ней в игры, вводить в заблуждение, заводить в такие дебри, что Кристина даже не могла понять, с какой стороны вошла, не то что найти выход. Может, это мерещащееся ей, назойливое кипение чайника было одной из таких фантазий. Кристина грезила, чтобы Лиза осталась.       И мозг услужливо подкинул ей это мерцающее видение, просто не способное оказаться правдой.       Поднявшись на ноги, с трудом удерживая себя на дрожащих руках, сомкнувшихся на изголовье кровати, Кристина ощупала матрас, добравшись до подножья и перекидывая руки на стену, пытаясь добрести до кухни, откуда слышался этот звук. Звук подсознания, игравшего с ней. Кристина была в этом почти уверена.       Почти уверена в том, что увидит там пустую комнату со стенами, прижимающимися друг к другу словно теснее, пытаясь задавить Кристину окончательно, поймать в свой капкан, и давно остывший чайник, не дождавшийся окончания их разговора.              «Почти» мелькало нелепым отголоском в этом потоке мыслей. Потому что, как бы Кристина ни была уверена, она лелеяла тихую, почти не пробивающуюся наружу надежду, сводящую с ума, заставляющую слышать это кипение.       Стены покачивались вместе с Кристиной, сужаясь, когда она добрела до входа в кухню, боясь перешагнуть порог и повернуть голову вправо. Боясь увидеть там лишь пустую столешницу да оставленные на ней чашки с брошенными туда пакетиками зеленого чая. Боясь не увидеть там Лизу. Боясь не увидеть её больше никогда.       Стопы заныли фантомной болью, когда она захотела переступить порог. Намекали на что-то, тянули обратно. Кристина скорчилась от этой боли, присев прямо в проеме и уткнувшись носом в колени, тихо всхлипывая.       Она не могла пересилить себя зайти внутрь и обнаружить там пустоту.       Лиза ушла, — это всё, что ей было нужно знать.       Это всё, что ей нужно было помнить, намертво высечь ножом на подкорке мозга.       Лиза осталась, — шептала ютившаяся в глубине души надежда, погружая Кристину в эту пучину всё глубже, наступая своим увесистым ботинком на её голову с таким напором, от которого Кристина задыхалась, погружаясь в это болото с головой.       Пожалуйста, хоть бы осталась, — прикрыла глаза Кристина. — Пожалуйста.       Она встала на четвереньки и поползла. Сил встать не было. Но Кристина цеплялась за это непрекращающееся движение зубами и перебирала конечностями, чувствуя, как пульсируют ушибленные колени, когда она на них опиралась, как ноют фантомной болью кисти, умоляя её вернуться назад.       Холодильник, загораживающий обзор на то место, где должна была стоять мнимая Лиза, исчез с горизонта, когда Кристина зажмурила глаза и прислонилась спиной к стене, вжимаясь в неё так сильно, что позвоночник грозил сломаться. Она откинула голову назад, обещая себе, что откроет глаза на счет три.       Три никак не наступало.       Кристина попросту боялась.       Боялась, что кипение чайника, уже утихавшее, к слову, заменится полной тишиной, прерываемой лишь её тихими всхлипами, что весь этот обман исчезнет. Кристина хотела быть обманутой. Хотела жить в этой лжи, если это поможет сохранить Лизу хотя бы на такой мизерный промежуток времени.       — Пожалуйста, — прошептала она, медленно разлепляя слипшиеся от мокроты ресниц веки. И моргая так часто, что те вновь начали слезиться, перекрывая этой пеленой всю комнату, представшую перед глазами.       Лиза стояла рядом с чайником, оперевшись руками на столешницу и низко опустив голову. Плечи её слегка подрагивали, пальцы сжимали края всё сильнее, почти до хруста, когда она запрокинула голову к потолку, случайно откинув и челку со лба, даже не замечая того, что чайник уже давно закипел.       Кристина всхлипнула ещё громче. Душераздирающе громко, словно в этот момент треснул последний маленький осколок её никчемной души.       И Лиза обернулась. Обернулась почти испуганно, вжимаясь в столешницу поясницей и смотря на Кристину, сжавшуюся в комочек у стены, сидящую на холодном полу. Глаза Лизы были красными, словно вся кровь, что есть в её организме, сосредоточилась вдруг на них. Лиза выдавила из себя нервную улыбку и быстро провела ладошкой по щекам, смахивая застывшие там слезы, восполняющиеся новым потоком.       — Забыла напрочь про чай, — пожала плечами она. Голос совсем охрипший, почти беззвучный. И такой серый, словно испачканный примесью грязи, которую Кристина на неё вылила. — А чайник уже остыть успел, — ещё тише, более хрипло, чем до этого.       В горле першило. Кристина сглотнула, посмотрев на неё слезящимися глазами, хотя в глаза ей было смотреть тошно. Не после того как призналась.       А потом выражение Лизиного лица, словно что-то в её голове перещёлкнуло, сменилось на обеспокоенное, когда она сделала два шага к Кристине, остановив себя на полпути и в сомнении заломав пальцы на руках. Она всегда так делала, когда сомневалась или нервничала.       — Тебе не нужно было вставать! — выдавила она из себя, словно преодолев тот громадный комок в горле, только увеличивающийся в размерах. — Нужно лечь, Крис.       Кристина отчаянно замотала головой из стороны в сторону, переходя на противный скулёж, резавший по ушам. Слюна из приоткрытого в истерике рта капнула на домашнюю серую футболку, уже промокшую от Кристинных слез, когда Лиза подошла ближе, присаживаясь рядом на пол и откидывая голову назад, касаясь прохладной стены.       — Нужно лечь, Крис, — снова прошептала она. Этот отголосок тронул Кристинин притупившийся слух, заставив вздрогнуть.       Этот голос был до того маняще близко, что Кристине хотелось закрыть уши руками и начать раскачиваться из стороны в сторону.       — Нужно лечь, — ещё тише. Словно сама себя убеждала. — Пожалуйста, — так скорбно, словно только что кого-то похоронила.       — Я не… — но окончание фразы попросту проглотила. Не может дойти, не может встать. И дышать больше тоже не может.       Кристина так чертовски устала, что сил не было просто абсолютно никаких. Не было сил жить дальше, не было сил слушать своё качающее кровь сердце, не было сил вдохнуть чуть больше воздуха в легкие, чтобы унять эту блядскую дрожь, пробирающую всё тело. Взгляд опустел, тело ослабело ещё больше. Кристина скатилась вниз по стене ещё ниже, желая соприкоснуться лбом с ровной поверхностью прохладного пола и забыть эту боль. Эту вечную боль, с которой приходилось мириться.       — Не можешь встать? — понимающе договорила за неё Лиза. Голос дрожал.       Голосовые связки отказывались слушаться, когда она смотрела на то, как Кристина медленно убивает себя. День за днем. Постепенно.       Осознание того, как долго Кристина находилась в этом состоянии, убивало и Лизу.       Гложило. И не собиралось никуда исчезать, преследуя каждую последующую, ещё только предстоящую ночь. Преследуя постоянно и безоговорочно. Лиза была не уверена, что сможет простить себя. Кристина была не уверена, что сможет избавиться от чувства вины.       Мягкая рука легла поверх лопаток, вытягивая Кристину с пола. Напрягая все мышцы тела, сведенные тремором, Лиза подтянула её наверх, заваливая весь вес на себя. Беря на себя эту ношу. Как и все остальные. Ей нужно было забрать её. Ей нужно было избавить Кристину от мучений.       Ей нужно было подумать.       Не день и не два.       Столетие, может. И того было бы мало.       Но у неё абсолютно не было на это времени. Как бы Лизе ни хотелось этого, Кристине прямо сейчас она была гораздо нужнее. Хотела обсудить? Хотела поговорить? Получай, Лизонька, не забыв расписаться в графе у любезного курьера.       Но ещё сильнее её съедало чувство, кричавшее с досадой: «А что, если…?».       А что, если она бы не предложила обсудить? А что, если бы Кристина продолжала держать это всё в себе? Что, если…?       Лиза боялась представить, какое количество гноя там накопилось за всё это время.       Кристина еле переставляла ноги, пока Лиза тащила её к кровати, шагая до того медленно, пытаясь подстроиться под Кристинин темп, чтобы той было комфортно. Кристина вздрагивала от каждого шага, словно ей было попросту больно удерживать себя на ногах, пусть и большую часть её веса взяла на себя Лиза.       Она аккуратно уложила Кристину на кровать, присев рядом на корточки и убрав за ухо прилипшую из-за слез к лицу Кристинину прядь волос, сцепляя их пальцы до того крепко, словно хотела убедиться, что Кристина не рассыпется в прах.       — Я никуда не уйду, слышишь меня? — дула она на её заплаканное лицо. — Подожди меня здесь. Тебе не нужно вставать. Всего пять минут, ладно? Я заварю нам чай и вернусь, хорошо? Крис, — позвала она, смотря, как трепещут её ресницы. Погладила тыльную сторону её ладони бережно, следя за тем, как Кристина сжимает её пальцы в ответ. Сильно-сильно, до онемения пальцев.       Чуть прикрыла глаза, когда Кристина наклонила подбородок вперед, пытаясь кивнуть, чувствуя, как стекает слеза по щеке.       — Я никуда не уйду, я обещаю тебе, — снова прошептала она, ощущая, как дрожат голосовые связки, когда аккуратно разогнула каждый Кристинин палец, чтобы освободить свою руку и подняться, удаляясь в сторону кухни. Из-за спины донесся очередной всхлип и шуршание простыней.       И Лиза подавила в себе точно такой же, переходя чуть ли не на бег, чтобы управиться с этим как можно быстрее и вернуться обратно.       Как же чертовски тяжело.       Когда она вернулась, то обнаружила Кристину лежащей на простынях, свернувшейся в маленький клубочек нервов и что-то тихо шепчущей в подушку. Не стала прислушиваться — это предназначалось не для её ушей.        Поставила чашки на стол, стоявший рядом, чтобы позже присесть на кровать, бережно отодвигая Кристинины ноги в сторону. Ледяные стопы. Лиза завернула их в одеяло, прежде чем потянуться за чашками и взять их в руки, помогая Кристине принять сидячее положение, чтобы та могла сделать хоть глоток.       Горячая жидкость выплескивалась на одеяло, когда Лиза протянула руку и коснулась дна чашки, чтобы Кристина могла сделать размеренный глоток.       — Расскажи мне, — тихо прошептала Лиза, когда слезы стали скатываться по Кристининым щекам беззвучно. Абсолютно тихо, будто не принадлежали её организму. Дрожь прекратилась, осталась лишь пустая, абсолютно пугающая тишина, пока шестеренки в Кристининой голове продолжали крутиться. — Отдай это мне, пожалуйста, — ещё тише.       Кристина прикрыла глаза.       — Мне жаль, что я это сказала, — голос словно механический, а горло дерет так после рыданий, что трудно и сглотнуть. Лиза едва улавливала её тихие фразы, настолько те казались лишь беззвучным шелестом.       — Крис, не надо, — качает головой Лиза, а потом, словно превозмогая себя. — Ты не должна… жалеть.       Замолкает на секунду, чтобы собраться с мыслями, изъевшими уже все потайные уголки её сознания. А потом выдыхает прерывисто, рваными толчками. Так судорожно, что грудная клетка сжимается.       — Как давно это началось? — спрашивает, неуверенная, что готова узнать ответ.       Кристина лишь голову ещё ниже опускает, словно грехи свои замолить старается. Иконы лишь не хватает да на колени встать.       — Незадолго после начала занятий с Розенберг, — давится воздухом, дышит едва слышно, словно старается не дышать вовсе. А Лиза глаза прикрывает, пока мурашки по коже бегут. Так чертовски давно это было перед самым её носом. Так чертовски давно… А она даже не замечала. Ни Кристининой боли, ни её разгорающихся чувств.       Пролистывает старые воспоминания, словно пытаясь отыскать там то, что раньше не замечала. И теперь находит это повсюду. В каждом жесте, в каждом взгляде в свою сторону, в каждой мягкой, смущенной улыбке, которой Кристина одаривала лишь её. В каждом грубо брошенном слове в сторону Лёши, в переименованном контакте в её телефоне, в аккуратных касаниях, в дрожи от её рук, соприкасающихся с Кристининым телом. Всё это время.       Лиза сглатывает так громко, что заглушает этим очередной всхлип.       — Прости меня, — шепчет Кристина, давясь слезами. А Лиза их стирает раз за разом, заставляя посмотреть прямо в глаза.       — Ты не должна извиняться за свои чувства, слышишь? — и это звучит настолько уверенно, что Кристина сдавленно кивает, поддаваясь этому напору.       — Крис, я… — замолкает, так толком и не начав.       — Я знаю, что это невзаимно, — в голос проскальзывает едва слышное раздражение. Но не на Лизу так злится, не её винит во всей хуйне, что сейчас творится в жизни. Себя. И злится на себя, и корит себя, и раздражение всё тоже на себя выплескивает.       — Крис, — жалостливо.       Переводит дыхание ещё раз, пока то заканчивается раз за разом, снова подводя.       Кристина же под её боком почти не дышит, лишь пялится в свою кружку с чаем, изучая размывающееся отражение, и молчит, носом шмыгая.       — Блять, я… я не знаю, что с этим делать, честно. Мне никто никогда не давал никаких инструкций или руководств к действию, — усмехается вяло, запрокидывая голову, чтобы слезы вновь не покатились по щекам. — Я… даже не задумывалась о том, что у тебя могут быть чувства ко мне, — снова на хрип переходит душащий. — В моем окружении не было таких людей, и я просто… Или я попросту не обращала внимания, потому что эта тема никогда не касалась меня лично. Я просто… и подруги-то у меня никогда настоящей не было, я человек не то чтобы социальный, — хмыкает. — И я просто не знала, думала, что, наверное, так она и выглядит, дружба эта. Крис, я не знаю, — качает головой. — Я не… Я бы хотела оставить всё по-прежнему, хотела бы, правда, но, возможно, для тебя это будет слишком сложно. Посмотри, до чего ты себя довела! — рукой в её сторону махает, словно на состояние указывая. — Я просто мучала тебя всё это время, — и снова глаза к потолку. И снова старается не разрыдаться к чертям.       Голос дрожит нещадно.       Лиза чувствует себя потерянной в этом мире, который казался таким простым с виду, а оказался блядски сложным, где теперь лишнее движение боишься сделать, лишь бы на мине не подорваться, лишь бы на ошметки не раскидало по этому полю.       — И… — всё-таки позволяет себе тихий всхлип, ладонью тот заглушая, чуть прикусывая. — Не хочу тебя мучить и дальше, Крис. Я… Я влюблена в другого человека, и мне действительно чертовски жаль, что я не могу… — рыдания пробираются всё выше, вырываясь смазанными словами, — не могу ответить тебе взаимностью. Я очень тебя люблю, Крис. Очень люблю. Но как подругу.       Снова проносятся в голове все эти моменты, заставляя убивать себя медленно. Мучительно медленно. Потому что дура полная.       — Я так не хочу тебя терять, — скулит почти. — Крис, я не хочу, — на рыдания срывается, больше не в силах говорить.       — Можно я обниму тебя? — и, словно сразу готовится к отрицательном ответу, сглатывает, снова борясь с подступающими к горлу рыданиями. — Пожалуйста, мне очень нужно это. Лиз, я… ты, возможно, скоро вообще перестанешь как-либо меня касаться. Лиз, пожалуйста. Последний раз, — в мольбу переходит сбивчиво-быструю, снова чувствуя влагу на лице.       Но не успевает продолжить, потому что Лиза сама к ней подползает, руками шею обвивая и притягивая к себе. Трясутся обе, к друг другу прижимаясь как можно сильнее, вибрации эти усиливая, словно это поможет убежать от рыданий. У обеих на плечах влажный след от слез появляется. У обеих уже лицо опухшее, онемевшее намертво.       Крис ей в плечо что-то шепчет, срываясь на притупленные шерстью свитера хрипящие звуки. Что-то, что Лиза даже разобрать не в силах, лишь чувствует, как на талии хватка с каждым словом всё крепче становится, и в шею её зарывается носом.       — Прости, — шепчет загнанно. — За всю боль, что причинила. За всё прости меня, — волосы перебирает пальцами едва шевелящимися.       А Кристина ей своим «прости» вторит, Лизино даже слушать не желая.       — Я могу как можно реже попадаться тебе на глаза, я могу… поговорить с Розенберг, чтобы психологии больше не было… Я знаю, во сколько ты выходишь из дома, и буду выходить гораздо позже, идти другой дорогой, ходить в… другие магазины. Хочешь, Крис? — трясется вся, когда договаривает. — Я могу просто исчезнуть, просто скажи мне, что тебе это нужно, — не хочет. Сама этого не хочет. Не верит, что сможет. Не после всего, что их связывало. Не сейчас. Просто не выдержит.       Однако Кристине так будет проще, и если…       Лиза так боится, что Кристина попросит её исчезнуть. Так сильно боится, что скулы сводит от нестерпимой горечи.       — Крис, скажи, что мне сделать, — хрипит еле-еле. — Я не хочу причинять тебе ещё больше боли. И мучить тоже. Крис, пожалуйста, — сжимает её плечи, словно пытается чужое тепло отнять.       А Кристина молчит. Молчит так глухо, словно забивает последний гвоздь в крышку гроба.       — Как раньше уже не будет, — произносит чуть погодя. А голос как у мертвеца, словно смирилась со своей участью уже давно, словно и сама где-то там внутри давно мертва.       — Я знаю это, — на выдохе отчаянно.       — Ты будешь бояться сделать лишний шаг, — сглатывает. — Будешь бояться задеть меня неверно брошенной фразой, — и снова. — Будешь бояться посмотреть на меня, зная, что увидишь в моих глазах. Будешь бояться рассказывать мне что-либо, постоянно ставя мои чувства на первое место, — качает головой, снова сглатывая. — Будешь бояться лишний раз меня коснуться, лишний раз встать рядом, — и снова. — Будешь бояться моих чувств.       А Лиза головой качает так быстро-быстро в отрицании, словно это поможет обратить слова Кристины в пыль. Не верит, что та права. Просто не может поверить.       — Как раньше уже не будет, — и словно точку ставит. Словно решилась.       — Крис… — шепчет в её волосы, стискивая в объятиях посильнее.       Словно телом молит: «Не оставляй меня. Не бросай здесь одну. Я не справлюсь без тебя».       А сама себя уговаривает отпустить, если Крис попросит.       Знает, что не сможет. Знает, что не выдержит.       Волосы на голове будет рвать, но уйдет, если та попросит, а потом с поджатым хвостом прибежит обратно, никак не в силах разорвать этот порочный круг. Самоубийство. Тотальное, крушительное.       Они ни на что не годные. Полностью разрушенные до основания, на котором уже нельзя ничего построить. Просто невозможно.       Но они теперь в одной лодке.       Потому что Лиза знает.       Знает о той тяжести, которую Кристина таскала и таскает на своих плечах и по сей день, знает о той горечи, которая оседает у той на языке, когда Лиза рядом, знает о том, насколько той дерьмово, и оттого и самой дерьмово не меньше.       Чувствует, что теряет её.       Безвозвратно, наверное.       И молчит, никак не в силах задать один единственный вопрос, крутящийся в голове.       Лишь сжимает хрупкие плечи как можно сильнее и голову к потолку запрокидывает, уже даже не пытаясь удержать льющиеся рекой слезы, смывающие всё на своем пути.       А потом вдруг сдается, словно смирившись, ткань футболки Кристининой в своем кулаке зажимает, чуть костяшку прикусывая, чтобы потом спросить голосом неживым:       — Ты хочешь, чтобы я исчезла из твоей жизни?       Тишина.       — Нет.