Мы можем обсудить это

      У Лизы почти не было времени осмыслить всё произошедшее. Всё своё время она уделяла Кристине, возясь с ней, когда та пыталась встать с кровати, принося той чай, когда начинало драть горло от подступающих рыданий, гладя её шелковистые волосы, когда та снова утыкалась ей в плечо, пряча там свою дрожь.       Лизе было неспокойно.       Казалось, что их дружба постепенно исчезала. Утекала сквозь пальцы, как бы Лиза ни пыталась её удержать. И всё, что ей оставалось, — лишь видеть, как эта мало-мальски четкая грань постепенно стирается, размываясь под руками художника, с усердием проводящего по бумаге ластиком.       Грань в Лизиных мыслях тоже размылась.       Она поняла это только сейчас, когда Кристинино дыхание ненавязчиво щекотало её грудь, пока та спала, наконец давая время и себе, и Лизе отдохнуть от её постоянных мучений.       Лиза не могла описать словами точно, как она себя чувствовала после её признания. Знала лишь, что ответить ей не может. И думала лишь о чувствах Кристины.       О своих вечно забывая.       Голова гудела от бушующего потока мыслей. Ей было невдомек, в какой момент хрупкая дружба переросла в эту необузданную неразбериху, занимавшую головы обеих. Лиза перебирала моменты, пытаясь почувствовать, когда тот колкий, цепкий взгляд голубых глаз сменился на нежнейший бархат. Когда Кристина стала смотреть на неё по-другому?       И почему?       Лиза не видела в себе ничего особенного. Не видела того, что видела Кристина, когда смотрела на неё своими заплаканными глазами и молилась, чтобы Лиза её не отвергла. Не оставила, не бросила. Не видела того, что видел Лёша, когда улыбался ей одними уголками губ, когда заходил в класс, садясь на парту перед ней.       Лиза ходила в школу целые две недели, пока Кристина — нет. И у них с Лешей всё было замечательно. Наверное…       Лизе казалось так первые несколько коротких дней.       И потом казалось так же, просто предел этого «замечательно» медленно и печально начал клониться к границе обычной «нормы». Рамки сместились. Лиза не знала, как должны вести себя люди в отношениях. Не знала, как те правильно строить. Не знала, как не разрушить. Всё, что она делала, — следовала за Лешей вслепую, как только что родившийся котенок, ориентирующийся на мяуканье мамы-кошки. Но казалось, что Лёша сам не вполне понимал, куда хочет их привести.       Обходительность сменилась придирчивостью и желанием поменять под себя, словно та Лиза, которая вступила с ним в отношения, и не устраивала его никогда. Словно не к ней он так тепло относился, даря согревающую улыбку. Словно не с ней хотел строить отношения, а с кем-то другим, кого ещё не успел создать.       Но Лиза вечно отмахивалась от этих мыслей, думая, что просто не до конца понимает, как этот весь механизм отношений устроен, целиком полагаясь на Лёшу, пусть и нутро её чувствовало неладное.       Лёша прекратил её звать гулять, прекратил уделять ей внимание, зато требовал того от Лизы, пусть оно, по факту, нужным ему вовсе не было. Когда она приходила к нему в гости после уроков, предлагая вместе посмотреть что-нибудь, а потом сделать домашнее задание, тот отчужденно кивал в ответ и садился за свой компьютер, забывая, кажется, вообще про то, что Лиза находилась в его квартире.       Первое время Лиза пыталась ворчать, сетуя на то, что это ни капли не норма. Потом же стала точно так же отстраняться, копируя Лёшино поведение. Ему не понравилась её пародия.       Не нравилось, что она уделяет внимание кому-то другому, коим, по секрету сказать, была Кристина, за которую Лиза жутко переживала. Вырывал телефон из рук, ложился рядом, даря короткие несколько минут своего внимания, прежде чем снова им обделить.       Пару раз даже предлагал снять вместе ролик на его канал. Лизе не нравилось светиться перед камерами. Не нравилось, потому что всё это было для неё ненужной чепухой. Лиза боялась людей вне зависимости от того, по какую сторону экрана те находились.       Когда она отказалась, улыбка с лица Леши тут же пропала. Он что-то недовольно проворчал в ответ, и Лиза даже на какую-то короткую секунду усомнилась, а не стоило ли ей согласиться на эту авантюру, чтобы хотя бы на мгновение эта улыбка была предназначена ей.       Лёша не понимал её страха. Лиза не понимала его интересы, на что он часто ссылался, стоило Лизе прямо сказать о своих.       Лёша вообще мало что понимал и, казалось, даже не планировал вникать в её жизнь больше, чем уже вник, считая ту вершину целым айсбергом, который уже исследовал вдоль и поперек. Лиза же пыталась узнать его получше, но всё снова превращалось в извечный вопрос о том, почему Лиза не желает поучаствовать в масштабной части его жизни.       Тот человек, которым он оставался в её памяти, всё ещё присутствовал. Присутствовал в её воспоминаниях, в его прикосновениях к ней, но Лиза уже не могла сказать, что и сейчас тот Лёша, в которого она когда-то влюбилась по уши, был точно таким же.       Что-то менялось, перестраивалось, крутя Лизу то в одну сторону, то в другую, заставляя ломаться и изгибаться, лишь бы удержать то, что она пыталась построить. Однако фундамент был хуевым. А начинать нужно было с него.       И, стоило ей хотя бы на секунду задуматься о том, всё ли у них хорошо в отношениях, Лёша снова удивлял её, одаривая своим вниманием, заботой и чуткостью. Интересовался её жизнью, спрашивал, как там Кристина поживает. И Лизе казалось, что, может, это просто был лишь небольшой затянувшийся период непогоды.       А потом всё снова возвращалось на круги своя, когда Лиза в очередной раз оказывалась выброшенной за борт.       Но тем не менее Лиза не переставала бороться, лишь бы заслужить эти крошки, сброшенные со стола чьим-то небрежным взмахом руки.       А потом, будто тех недопониманий ей не хватало, Кристина ударила её обухом по голове, признавшись в своих чувствах. И теперь Лиза не понимала, казалось, ни черта, пытаясь собрать пазл из нескольких миллиардов крохотных частиц, разбросанных по всем комнатам вразнобой.       Все её убеждения испарились, мир пошатнулся. И, оказавшись выброшенной за борт, Лиза даже не понимала, в какую сторону ей стоит грести. На один берег надвигалось цунами, в другой беспорядочными вспышками била молния.       Лиза не понимала, в какой момент всё так усложнилось, словно только вчера она брала в руки учебник по математике за второй класс, а сегодня — слушала лекцию по высшей математике, пытаясь вникнуть во все нюансы и получить заслуженную пятерку.       И если недопонимания с Лешей ещё можно было как-то разрешить, то чувства Кристины вообще не укладывались в её голове.       Она крутила в голове мысли о всех их моментах раз за разом. Пересматривала, пытаясь вглядеться. Засматривалась до гребаных дыр, сейчас заполнявшихся новыми подробностями.       И эти подробности не то чтобы Лизе не нравились, просто… Пожалуй, ей было непривычно. И это ещё мягко сказано.       И, как бы Лиза ни пыталась увернуться от этих мыслей, желание дать Кристине что-то взамен, помочь, вытащить из этого состояния, возвращало обратно, впечатывая в эти мысли носом, заставляя вариться в них, постепенно доходя до точки невозврата.       А правда ли Лиза была влюблена в Лёшу?       А правда ли к Кристине испытывала сугубо дружеские?       Правда ли?..       А правду найти никак не могла, словно та не хотела ей поддаваться, играя с ней в догонялки.       Сон тоже играл с ней в догонялки, заставляя пережевывать всё по которому кругу.       Лиза прикрыла глаза, прикусив губу, когда Крис выдохнула сильнее обычного, всколыхнув ткань её футболки.       Ей нравилось обнимать Кристину, смеяться с Кристиной, обсуждать с ней всё до мелочей, как важное, так и неважное, нравилось делиться с ней чем-то, нравилось впитывать в себя её эмоции, нравилось, боже, даже просто смотреть на неё, потому что Кристинины глаза были буквально отражением того, что творилось внутри неё. Нравилось, когда та несдержанно ругалась себе под нос, прежде чем попросить Лизу что-то объяснить, словно боялась признать, что в чём-то ей уступает, не в силах справиться без её помощи. Нравилось, как та фыркает себе под нос, когда Лиза предлагает полную несуразицу, а потом всё же соглашается на всё, что та готова предложить. Нравилось гладить её волосы, так приятно скользившие по мягким ладоням. Нравилось смотреть, как та прикладывает сигарету к обветренным губам. Нравилось, как та отвечает на все её касания, на каждое слово, пусть даже одним лишь безмолвным взглядом или языком тела.       Нравилось просто быть с ней рядом.       Ей было комфортно с Кристиной.       Нравилось… И сейчас нравится. Даже просто лежать с ней рядом, слушая её дыхание.       За это время она узнала о Кристине достаточно деталей, чтобы открыть её для себя по-новому. Чтобы влюбиться в неё как в человека и никогда не желать отпускать. Но как в девушку…       Эта загадка оставалась для Лизы лишь загадкой.       Она не понимала.       Лиза услышала, как хлопнула входная дверь, и оторвала голову от подушки, стараясь двигаться как можно плавнее, когда сдвинула Кристинину голову со своей груди, подложив подушку под неё, и вышла из комнаты. На Лизу смотрела мама Кристины. С изумлением и испугом, вычерченными на уже немолодых чертах лица.       — Здравствуйте, — прошептала она.       — Здравствуй, — зажевав нижнюю губу, отозвалась женщина.       — Меня Лиза зовут, — представилась она, пытаясь следовать правилам приличия. Однако Жанна Борисовна лишь взглянула на неё тусклыми глазами, снова отстраненно кивнув и удалившись на кухню разбирать пакеты. Лиза невзрачной тенью последовала за ней.       — Собутыльница? — подняла на неё глаза Жанна, сохраняя невозмутимость и продолжая раскладывать продукты по полкам.       — Что? — приоткрыла рот Лиза. Хорошего же мнения её мама была о Кристине!       И Лизу ничуть не расстроило и не оскорбило то, за кого посчитала Жанна её саму, но Кристину… То, как мама думала о ней, Лизу обидело.       — Кристина просто… заболела, я приходила её проведать и… она спит сейчас, — попыталась оправдаться Лиза.       — А сама заразиться не боишься? — с таким же безразличным выражением лица спросила Жанна.       — У меня иммунитет крепкий, — выдвинула вперед подбородок Лиза, а потом склонила голову. — Может, чтобы вас не заражать, она лучше у меня поболеет? — невнятность этого предложения, осевшего на Лизиной прикушенной губе, заставила эту маску невозмутимости слететь с лица Жанны. Она нахмурилась, посмотрев на Лизу как на умалишенную.       — Что, прости? — снова чуть мотнула головой, прикрывая рот и снова заворачивая себя в плотную занавесь.       — Ну, и вас не заразила бы, и мне было бы проще её по учебе подтягивать, чтоб она не отстала за время болезни, — неловко заломала пальцы на руках Лиза.       Поджатые губы символизировали скрытый укор, когда Жанна развернулась к ней, осмотрев с ног до головы.       — Чем ей дома хуже? — сложила руки на груди.       Лиза задумалась, а потом выпалила первое, что пришло в голову:       — Кристина рассказывала, что её брат иногда приходит к вам домой вместе с друзьями… И я не думаю, что ей будет комфортно в подобной атмосфере, учитывая, что комната у них одна на двоих. Ей бы отдыхать от этого шума излишнего… А не наоборот, — указательный палец, большой, средний. Повторить очередность.       — А мне откуда знать, что вы не устроите там, куда ты её заберешь, дебош? Здесь я хотя бы смогу за ней присматривать, — мама Кристины была настроена скептически.       Лиза лишь хмыкнула, скопировав её позу и сложив руки на груди.       — А там буду присматривать за ней я, — парировала Лиза. — Запишите мой номер, можете звонить мне в любое время, — словно опомнившись.       Глаза чуть сощурились, снова пробежавшись по её телу снизу-вверх. Просканировали тщательно. А потом она отвернулась от Лизы так, словно это предложение никогда и не звучало. Словно и Лиза к ним никогда не приходила. Пустое место.       Лизе до безумия надоело быть пустым местом.       — Пожалуйста, — взмолилась Лиза.       Ей нужно было забрать Кристину отсюда. Туда, где ей, наверное, будет лучше. Туда, где Лиза сможет ей помочь.       А может Лизе просто хотелось забрать Кристину себе. Она не знала.       — Я тебя знать не знаю, — вздохнула Жанна Борисовна.       Однако не прогоняла. Лишь послышался звук закипающего чайника. Женщина устало опустилась на стул, сложив на стол локти.       — Меня Лиза зовут, — спохватилась та, протянув вперед руку, совсем позабыв, что уже представлялась. Жанна одарила её непонимающим взглядом, оставив руку висеть в воздухе протянутой. — Мы с Кристиной учимся вместе, она много рассказывала мне о семье, — тут душой покривила, но любые средства хороши, ведь так? — И вообще много чего рассказывала. А она долго в школе не появлялась, на сообщения мои перестала отвечать, и я решила проведать, мало ли что…       — Одноклассницы? — с сомнением оглядела её Жанна своим проницательным взглядом, словно готовилась сравнять с землей.       — Нет, я из параллели, — пылко возразила Лиза. — Мы и общаться-то начали где-то только с начала этого года, — отчего-то перед этой женщиной хотелось оправдываться.       — Ну и куда ты её больную потащишь? — с ещё большим скепсисом протянула та.       — Тут недалеко совсем, правда! Я в этом же доме живу, — закусила губу Лиза, надеясь, что её жалкие попытки вытащить Кристину отсюда прокатят. Жанна снова оглядела её, не забыв уделить внимание татуировке на шее. Лиза стыдливо прикрыла её ладонью, нервно пробежавшись по чернеющим буквам кончиками пальцев.       — Соседка, что ль? — взглянула на неё Жанна поверх очков.       — Да, можно и так сказать, — кивнула Лиза. — Ну, я в последнем подъезде живу. Недалеко совсем, правда.       Жанна снова кивнула, вяло закинув ногу на ногу. Взглянула на часы опустошенным взглядом, со вздохом поднимаясь, когда чайник закипел.       — А мама твоя? — даже не обернувшись.       — Ну, — почесала затылок Лиза, присев, когда Жанна поставила перед ней на стол чашку с чаем.       — Сахар не клала, сама положишь, если надо, — буркнула та без особого радушия.       — Мама в разъездах часто. Сейчас в командировке, так что… не думаю, что это будет проблемой, — созналась Лиза под пытливым взглядом, пронзающим через очки.       Жанна Борисовна прищурилась, прежде чем перевести взгляд на окно, за которым начинало смеркаться. И, словно опомнившись, дернула головой, заставив короткие волосы упасть на плечи.       — Напиши мне свой номер, — строго сказала она.       Лиза лишь оглядела пространство, не найдя там ни ручки, ни бумаги, и медленно подняла виноватый взгляд на Жанну Борисовну, словно согрешила в том, что не подумала об этом заранее.       — Сейчас у Кристины в комнате поищу, на чем можно написать, — закивала болванчиком Лиза. Мама Крис лишь снова тяжело вздохнула, наверняка уже тысячу раз передумав, если вообще собиралась согласиться…       — Спит она, — оборвала её довольно грубо Жанна Борисовна, поднявшись со своего места и подойдя к кухонному шкафу, открывая верхнюю полку, чтобы достать оттуда блокнот и ручку, открывая на пустых страницах и передавая его Лизе.       Лиза наспех накалякала свой номер, передавая блокнот обратно и поглядывая с опаской. Вопрос о том, отпускает она к ней Кристину или всё-таки нет, до сих пор вертелся на языке, но Лиза попросту боялась произнести его вслух. Женщина пугала её до ужаса своим суровым видом.       — Хорошо учишься? — как бы между прочим спросила Жанна, присев обратно и впившись тонкими пальцами в ручку кружки.       — Довольно неплохо, — с испуганными глазами ответила Лиза.       — А Кристина? — снова без особого интереса, но глаза под очками загорелись, словно женщина мечтала хоть так узнать о Кристине побольше.       — Ну, — задумчиво промямлила Лиза, покраснев до кончиков волос. Мама со знанием дела кивнула, тяжко вздохнув. Но прежде чем та бы смогла прокомментировать затянувшееся красноречивое молчание Лизы, неспособной подобрать нужные слова, выпалила на одном дыхании: — Но она старается!       Женщина лишь усмехнулась себе под нос.       — Так… вы не против, если Кристина несколько дней переночует у меня, пока болеет? — наивно широко раскрыла глаза Лиза.       — Это очень сомнительное предложение, Лиза, — с укором протянула она, опустив глаза на листочек блокнота с написанным номером, о чём-то раздумывая. — Лекарства, как ухаживать, знаешь?       — Знаю! Я медсестрой подрабатывала у тёти немного на летних каникулах, — снова ложь, уже привычно слетающая с губ.       Жанна Борисовна стыдливо поджала губы. А потом сцепила пальцы в замок.       — Я бы проводила вас до твоей квартиры, чтобы убедиться, что вы дошли куда нужно, но… — снова взглянула на часы, ещё сильнее поджав губы, слившиеся в тонкую полоску. — Кристинин отец скоро должен вернуться.       Лиза с пониманием дела кивнула. Хотя не понимала всего подтекста данной фразы. Жанна взглянула на неё с проскользнувшим любопытством, прежде чем вновь скрыться за непроницаемой маской.       Снова оглядела с ног до головы, заставив Лизу поежиться под этой проницательностью, словно до сих пор не могла решить для себя что-то, а потом так же задумчиво кивнула.       — Ну, хорошо… — прикрыла глаза она. — Номер квартиры свой ещё напиши.       Лиза снова почти неразборчиво черканула в протянутом блокноте, подав обратно.       — И на связи чтоб была! — едва ли не кулаком погрозила ей Жанна.       — Обязательно буду! — вскочила со стула Лиза, чувствуя, как внутри всё трепещет. И закивала часто-часто, подтверждая свои же слова.       — Вещи теплые лежат в шкафу на верхней полке! — крикнула ей Жанна вдогонку, когда Лиза развернулась на пятках, почти летя в сторону комнаты радостная. — Кристина мерзнет часто, когда болеет!       И Лиза собирается, вещи заботливо кладет теплые, пусть и знает, что та вовсе не болеет, но перечить даже не хочет.       А потом тихонько тормошит за плечо, заставляя глаза заплаканные, сонные раскрыть, посмотрев на неё, размокнув пересохшие напрочь губы.

***

      Куртку на ней расстёгивает, когда к себе домой заводит, дверь за ними закрывая. Пока Кристина дрожит вся, то ли от холода, то ли от такой близости, пока Лиза не выдыхает себе под нос и не отходит в сторону, наблюдая, как Кристина пытается куртку с себя стянуть руками непослушными. Чертыхается — помогает, мечтая облачить Крис в те теплые вещи, что взяла из её шкафа.       — Зачем? — шепчет лишь Кристина, когда Лиза, уже уложив её на диван расстеленный, по волосам робко гладит, кружку чая заваренного ставя на столик рядом.       — Ты просила меня остаться, я осталась, — почти подкожно чувствует, как Кристина дыхание переводит, замирая всем телом. А потом выдыхает тяжело-тяжело, к стенке отворачиваясь, словно слезы свои от всего мира спрятать хочет.       Лизе больно видеть её в таком состоянии. Лизе больно переживать это вместе с ней, но она держится ради Кристины. Держится, потому что должна быть рядом.       Потому что хочет быть рядом.       И пусть Кристина подтвердила, буквально прямо ей сказала, что тоже хочет, чтобы Лиза рядом была, всё равно чертыхается. Всё равно сомнения одолевают.       — Крис, — зовет тихо.       Та даже не шевелится. Лишь дышит глубоко — плечи вздымаются.       — Я могу себе… на полу постелить, — предлагает шепотом, словно потревожить боясь.       И так надеется, что Кристина ответит отказом, что внутри всё замирает. Ей ближе быть хочется. Морщится слегка, прикрывая глаза от стоящего в комнате холода, исходящего из приоткрытого окна. Морщится от своих же мыслей, не в ту степь заводящих.       А может и в ту.       Лиза не в силах разобрать. И в себе разобраться тоже не в силах.       Уму непостижимо, сколько ниточек ей теперь придется связать воедино. А ведь Лиза никогда не умела вязать…       — Нет, — слышит хриплый голос. — Так нечестно будет. Это всё же твой диван.       Еле выдавливает из себя, пока ком в горле стоит. А думает далеко не о честности. Думает о том, что хочет снова слышать, как мерно её сердце бьется по сравнению с её бурно стучащим, пока будет на груди её лежать, ухом прислонясь.       Чувствует, как прогибается диван под Лизиным коленом, когда она, ни секунды не думая, на него забирается. Но отчего-то не за спиной её ложится, а через тело перебирается, ложась напротив. Ладонь под щеку подкладывает, в глаза пытаясь заглянуть, пленкой затянутые.       — Что мне сделать, чтобы тебе лучше стало? — шепчет почти. Так кротко, так тихо, что Кристина вздрагивает от этого шепота оглушительного. А потом ухмылку вялую натягивает. На какую силы остаются, и шепчет в ответ:       — Можешь поцеловать, — а сама в глаза смотрит без всякого смеха во взгляде. Серьезная как никогда. И Лизу подмораживать начинает. Она их в одеяло кутает, взгляд отводя в сторону. Потому что внутри что-то ёкает, когда Кристина это говорит так печально, словно уже заранее знает ответ.       Даже Лиза в ответе сомневается, а Крис — знает наверняка.       — Крис, — тянет с едва заметным укором, но так печально, словно корит не Кристину, а саму себя. За то, что ответить не может. За то, что не чувствует того же. За то, что с её стороны чувства сугубо дружеские. Не то, что Кристине нужно. Совсем не то.       Кристина знает это, но всё же не может подавить в себе этот крик о помощи. А Лиза слышит его и круг спасательный хочет кинуть, но всё никак не может разобраться, то ли самой с борта сигать, чтобы на своей спине из этого болота вытащить, гребя как может, то ли круг подать — пускай дальше сама барахтается. Слишком сложно…       Однако, следя за выражением Лизиного лица меняющимся, Крис глаза опускает, выдыхая. А потом ближе пододвигается, кладя голову на её грудь, руку на талию закидывая. Чтобы хоть так ощущать нужную близость. Чтобы хотя бы крошки себе урвать её внимания.       Не вечное оно.       Кристина это понимает, осознает.       Но отказаться никак не может.       Всё крутит в голове их будущее дальнейшее, где Лиза её на свадьбу свою с Лешей зовет, где Кристина с их детьми нянчится позже, и понимает, что не вечное. Всё это не вечное. Леша тоже далеко не дурак. Понимает же, что Лиза Кристине не подруга. А значит в конечном итоге и общение на «нет» сойдет, когда Лиза к его просьбам начнет прислушиваться всё чаще.       В кулак Лизину футболку сжимает, снова глаза прикрывая, чувствуя, как за ресницы капелька цепляется. Но совсем не чувствуя, как Лиза свои кулаки сжимает крепко-крепко, ногтями в ладони впечатываясь.       Крошки…       Крис их съест и не подавится.       Она их себе заберет как самое ценное. Хранить будет в углу темном, но не пылящемся, потому что просматривает чаще, чем фильм любимый.       И даже корить себя не будет, что довольствуется лишь ими.       Потому что даже капля её внимания стоит того. Стоит каждого мучения. Каждого вздоха, опаляющего грудную клетку не хуже огня. Каждого взгляда.       Кристина им, конечно же, счастья пожелает.       Умрет от чувств, клетку разъедающих, но пожелает.       Пусть так.       Лишь бы сердце Лизино под ухом билось всё так же размеренно.       И даже не чувствует, что знакомый ритм отчего-то сменился.

***

      Кристина слышала этот звук назойливо-гудящий. Вибрации, по столешнице расходящиеся, а потом почувствовала, как Лиза рядом зашевелилась, вылезая из-под её руки и выходя куда-то в коридор. Её нет уже целую вечность, кажется. На кого она там её тратит, эту вечность?       Голову от подушки отрывает, прислушиваясь к звукам.       — Вряд ли. Нет, я не могу, — шепчет Лиза в трубку. Молчит пару секунд, прежде чем чуть повысить интонацию. — Завтра тоже не получится, — снова молчание гудящее. — Откуда я знаю? — на нормальный голос переходит. От него веет прохладой и льдом. Кристина хмурится. — Не приходи.       Приподнимается на локтях, ноги с кровати свешивая. Шагает, лишь на голос ориентируясь в этой темноте, пока ноги еле от пола отрываются. Стенку ощупывает, ногтями то и дело в обои врезаясь, словно свой след мечтая оставить, потому что ноги подгибаются от слабости, всё тело мутящей.       — Это какая-то проблема?       Ещё несколько шагов, пока Лизин голос уже не похож на тот слабый шепот, едва слышный. Тот уже складывается во вполне звучные фразы, жалит больно, не жалея.       — Обычно я с тобой разговариваю, Лёш, — вздыхает устало, наверняка глаза заспанные протирая. — Не я ж тебе звоню посреди ночи.       Ещё несколько шагов, хотя идти становится всё труднее. Сгибается напополам, глаза прикрывая и усаживаясь возле стены в коридоре, всё ещё продолжая слушать, словно себя измотать мечтает полностью, лишь бы голос её слышать где-то рядом. Вечно мало.       — Она моя подруга, я не собираюсь её оставлять, — ещё чуть жестче в трубку.       Кристина молчит, губу зажевывая и головой в колени зарываясь, и сама себя по волосам гладить начинает, пытаясь почувствовать Лизины прикосновения призрачные. Уже почти вымывшиеся, настолько неустойчивые ко времени.       — Нет, — ещё грубее. — Нет.       И с каждым разом всё хлёстче, Кристину вздрагивать заставляя от каждого слова.       Крис не хочет лезть в их отношения, правда не хочет. Но отчего-то под ребрами больно сжимает, заставляя дослушивать до конца. Заставляя сидеть здесь и внимать каждому слову, как психопатка гребаная.       — Я сказала «нет»! — шипит почти. — Сам два и два сложи. Если меня на уроках не будет, то и с тобой мы не пересечемся, — молчит долго, упорно, словно сдерживается. — Значит соскучиться побольше успеешь. Войди уже наконец в положение, к чему сейчас это всё? — ответ наверняка слушает. — Что, прости? — снова гнетущее молчание. — Лёш, ты… Сколько надо, столько и буду, понятно?       Дышит зло, тяжело, часто. И этими звуками заглушается Кристинино прерывистое, пока она сидит, прикрыв глаза, голос всё слушая и слушая.       Кристина никогда не слышала, чтобы она с Лешей так разговаривала. Никогда не слышала ни одной грубой интонации. Никогда не слышала этого шёпота холодного, ножи метающего. Никогда.       — Хватит, — прерывает голос на том конце. — Я тебе уже всё сказала.       И трубку кладет.       Кристина слышит, как скрипит стул на кухне. Слышит, как Лиза локти на стол кладет, вздыхая прерывисто. Почти уверена, что ей чудится, но разбирает среди этой всей тишины всхлип тихий. Почти неслышный. Словно приглушенный чем-то.       — Лиз, — зовет хрипло.       И звуки утихают.       Тишина стоит какое-то время, прежде чем стул снова отодвигается, уступая место шагам быстрым, почти на бег переходящим. Лиза об Кристинино тело едва не запинается, за руки её цепляясь протянутые, а затем и за стену, словно баланс удержать стараясь.       — Крис, — бормочет тихо, будто обиженно. — Я тебя разбудила? Прости, я пыталась… пыталась говорить тише, — наклоняется к ней, талию рукой обвивая, чтобы наверх вытянуть и до кровати довести.       — Ты с Лешей говорила? — спрашивает с едва заметным надрывом в голосе. Хотя уже знает ответ наверняка. Та кивает, лежа напротив. — Вы… поссорились?       — Возможно, — отвечает уклончиво. Тихо так.       — Из-за меня? — а голос дрожит нещадно.       Лиза лишь вздыхает тяжело, к ней поближе подбираясь, руку под голову подкладывая, чтобы к себе в объятия притянуть, в макушку светлую носом утыкаясь, вдыхая. Задыхаясь. Какая же она глупая…       — Крис, — бубнит приглушенно. — Я не хочу тебе врать… — Захарова лишь вздыхает ещё тяжелее, чуть вздрагивая в Лизиных объятиях. — Но просто послушай, что я скажу, ладно? — голос осипшим становится, из-за чего приходится сглотнуть. — Да, Леша был зол из-за того, что я… не собираюсь тебя оставлять, а хочу быть рядом в такой тяжелый для тебя период, и он… не понимает этого, наверное, просто. Но это… не из-за тебя, считай, слышишь? Это из-за меня. Потому что я так хочу, ладно? — в макушке её голос теряется. Растворяется, дыханием теплым щекоча.       — Ты непозволительно много для меня делаешь, — бормочет Кристина ей в шею, носом об неё потираясь, чувствуя, как Лиза выдыхает порывисто, вздрагивая.       Кристине бы спрятать свои чувства. Отложить бы на дальнюю полку, чтобы слой пыли нарастал. Чтобы не стояли преградой между ними. Но не может.       Не может через себя переступить ради Лизы, хотя та это раз за разом делает.       — А я только разрушаю твою жизнь. По кирпичику, знаешь, — Лиза лишь головой мотает отчаянно, опровергая всё сказанное, а потом щёки её обхватывает, чтобы та на неё глаза подняла, и в лицо буквально выплевывает:       — Крис, нет! Это ты отдаешь мне слишком много! — прерывается на секунду, словно разглядывая свое отражение в Кристининых увеличившихся зрачках, а потом вздыхает тяжко. — И мне жаль, что я не могу ответить тебе тем же. И ты… ты не разрушаешь мою жизнь, — головой всё ещё усердно мотает, словно и представить не могла, что Кристина может об этом даже подумать. — Я не знаю, что бы я делала, если бы тебя в моей жизни не было… Ты… Всё наоборот, понимаешь? Ты дополняешь мою жизнь, но уж точно не разрушаешь.       Кристина давно стала частью её жизни, как и Лиза — частью самой Кристины. У Лизы внутри, кажется, даже место отдельное для неё отведено. У Лизы внутри вообще большинство пространства Кристиной заполнено. И она даже боится представить себе тот день, когда это пространство станет пустым.       И как же глупо звучит обратное.       — Вы поссорились из-за меня… — произносит тихо Кристина.       — Блять, — прикрывает глаза Лиза, снова её подбородок на себя поднимая, когда она отворачивается. — Не из-за тебя, — произносит чётко. — Из-за меня. Потому что он меня не понял. Потому что не понял, насколько для меня важно в этот момент быть с тобой рядом. Я захотела провести это время с тобой, а не с ним. Это мой выбор. Только мой. И ты здесь абсолютно не при чем.       Глаза слезятся жутко. И Кристина моргает, смазывая эту слабость с щеки тыльной стороной ладони, пока Лиза рассматривает её лицо, словно хочет что-то понять для себя. Словно пытается найти ключ к тайнику. Сложить пазл, разгадать этот кроссворд тяжелый.       А потом вдруг вперед подается, почти самых губ касаясь. Дыханием опаляет нижнюю обветренную, свои облизывает, никак не решаясь. А Кристина лишь молчит и трясется вся, взгляд опускает чуть ниже, по Лизиным губам пробегаясь, не позволяя себе даже дернуться. Ничего себе не позволяя. Это Лизино решение — целовать её или нет.       Но всё же глаза прикрывает на секунду-другую, чтобы потом пальцы озябшие спрятать в одеяле шерстяном и проронить так оглушительно-тихо:       — Это уже слишком, — а лицо мертвецки бледное. — Лиз, если для тебя это ничего не будет значить, не…       Но так и не договаривает последнее слово, чувствуя Лизины губы на своих, задыхается в этом поцелуе, подхватывая такое же неровное чужое дыхание. В спину её пальцами врезается ещё жестче, словно боясь, что проснется прямо сейчас. Прямо в эту секунду, которой ей блядски не хватает.       Лиза целуется почти неумело, но так сладко, что у Кристины внутри все органы в одну кучу собираются, заставляя пальцы на ногах поджиматься. Чуть скользит по своим губам языком, Лизины губы раздвигая и проникая аккуратно внутрь, исследуя. По нёбу мажет отчаянно, задыхаясь от ощущений.       Даже если уйдет потом…       Даже если уйдет…       Так охуительно всё равно.       Всего каких-то несколько оглушительных секунд, прежде чем оторваться, глаза боясь открыть — не увидеть там её лица напротив. Или, ещё хуже, увидеть, но в глазах — отвращение. Боже, кто бы дал сил…       Открывает мучительно медленно и выдыхает, когда не видит ни желания сбежать, ни отвращения, ни тревоги. Лиза разглядывает её истерзанные губы с интересом, шестеренки в её голове крутятся туда-сюда, местами заедая, когда она отводит взгляд, пялясь в одну точку.       Лиза чувствует себя… смешанно.       Непривычно.       Неловко.       Не так, как с Лешей.       Совсем не так. Удивительно непохоже. А внутри замирает, искрится и, кажется, обрывается окончательно, когда Лиза прикрывает глаза и тяжело сглатывает, прислушиваясь к ощущениям внутри себя.       Ладонь к груди прикладывает, чуть растирая.       — Крис, — снова шепчет, боясь на неё глаза поднять.       Жалеет всё-таки, — думает Кристина.       А Лиза слышит этот учащенный стук сердца, таранящего грудную клетку, и чертовски жалеет.       Жалеет, что не сделала этого раньше. Жалеет, что не прислушалась к себе, не разглядела раньше.       А фундамент рушится.       Рушится окончательно и безвозвратно, заставляя чувствовать себя чертовски смелой для отчаянных решений, принятых на не такой уж холодный разум. Лишь ещё один толчок, пожалуй, нужен…       Всего один.       Мягкий такой, почти невесомый.       Снова взгляд на Кристинины губы опускает, свои облизывая.       — Крис, мне чертовски важно, чтобы ты… Я боюсь оставлять тебя одну, чертовски боюсь, — а мысли путаются, не дают толком сказать, заводят не в то русло. Лиза и сама не знает, что пытается сейчас выразить. — Но мне очень важно… Мне подумать нужно, Крис, — головой мотает.       У неё было время подумать.       Было так чертовски много времени.       Кристина давала ей его постоянно.       Молчала, сдавалась в её плен — распоряжайся как хочешь. Таила в себе этих змей ядовитых, изнутри жалящих, заставляющих разлагаться и тлеть постепенно, угасая.       Но, кажется, Лиза уже решила для себя. Поставила точку в этом сложном фрагменте, завершая этот рисунок, в который пазл наконец-то сложился.       Окончательно и бесповоротно.       Лизе больно это признавать, но, кажется, она блядски ошиблась. И эту ошибку стоило исправить. Исправить раз и навсегда, чтобы распрощаться навеки.       — Я понимаю, — шепчет отстраненно-вяло.       — Я могу на какое-то время… — сглатывает. — Оставить тебя здесь?       — А ты? — непонимающе брови сдвигает, взгляд отводя.       — Я выйду… подышать воздухом, мне правда нужно время. И я знаю, что у меня его нет и уже давно, но…       — Иди, — соглашается спокойно, давно со своей участью смирившись. А Лиза на неё смотрит невидяще, неверяще. Не знает, что с той будет, если она сейчас уйдет.       И так уже достаточно сделала. И без того раскурочила всё внутри. И так добила в который раз.       Уйти сейчас кажется для неё чем-то вроде краха. Краха для Кристины.       Вроде последнего выстрела.       Но Крис ей доверительно в глаза заглядывает и шепчет ещё раз: «Иди, я справлюсь».       А когда входная дверь хлопает, словно Лиза не желает терять больше ни минуты, уже не может сдержать надрывный выдох, вместе с рыданиями с губ срывающийся. Кристина плачет слишком часто последнее время. Лиза слишком часто видит её слабой и уязвимой. Кристине не хочется быть в её глазах такой, но…       Каждый раз всё одно и то же.       Потому что с Лизой нельзя по-другому.       Она перед ней обнажена уже давно.

***

      Лиза стоит на пороге Лешиной квартиры, мнется. А потом на звонок нажимает, чувствуя нарастающее беспокойство в груди. Ей хочется с ним поговорить, обсудить. Ей очень хочется. Она обязана это сделать. Должна.       Но, кажется, тот снова не услышит.       Дверь открывается, а на пороге он в своих серых домашних спортивных штанах да растянутой белой майке. Смотрит на неё самодовольно, уголок губы вверх поднимая.       Лиза его разглядывает с ног до головы, но не говорит ничего, лишь внутрь проходит, разуваясь, пока Леша за ней дверь закрывает.       — А говорила, что времени нет. Можешь же, когда хочешь, — едко подмечает он. Лиза лишь морщится.       Молчит всё ещё, в себе скапливая эту желчь, чтобы обратно вернуть однажды. В себе скапливая то, что совсем недавно заполучила, лелея эту слабую надежду, дуя на только разгорающийся костер, чтобы тот вспыхнул.       — Не в духе? — приподымает бровь Леша.       — Я ненадолго, — говорит лишь Лиза, шагая в сторону кухни.       — Ты как девочка на побегушках, не надоело? — складывает руки на груди, за ней следом проходя.       А Лиза его разглядывает усердно, снова пазл в голове складывая. Снова кубик Рубика крутя в разные стороны.       И удивляется, понимая, что тот давно уже сложен. Чьими-то бережными руками, нежными касаниями и слезами на глазах. Чьим-то пылким признанием, столько всего в себе таящем, телом, замирающим в её объятиях осторожных. Чьим-то поцелуем на последнем издыхании, когда уже больше сил нет себе отказывать.       — Ты как верный пёс у двери, не надоело? — уточняет в таком же тоне. Леша лишь скалится не особо дружелюбно.       — Быстро учишься, — а сам всё ближе подходит, пока Лиза неосознанно назад отклоняется, замечая непонимание в чужих глазах.       В абсолютно чужих глазах, которые она принимала за родные.       Ей действительно нужно подумать. За этим она здесь.       Потому что прежде чем подумать, ей нужна пища для размышлений. Хочет набрать этой каши полный рот и прожевать тщательно, чтобы взвесить всё. Взвесить, насколько тотальной была ошибка. Взвесить правильность своего решения.       Но где-то глубоко внутри уже знает, что поступает правильно. Так, как должна.       — Хорошо преподаешь значит, — ногу на ногу закидывает, пальцами барабаня по столешнице.       — В чём дело? Эта манда тебе что-то про меня наговорила? — хмурится.       — А есть, что говорить? — холодно. Очень холодно.       Не понимает, как свернули на эту дорожку. Не видит в чужих глазах того, что видела раньше. Ни любви, ни привязанности. Даже простой симпатии не видит. Не хочет смотреть на свои в зеркало — знает уже, что увидит. Отпечаток чужой. Чужой такой, что родной до боли. И не Лёшин. Совсем не его.       — Отлично начали, — хмыкает Леша, присаживаясь на стул напротив и резким движением Лизин пододвигая ближе, словно тот ничего не весит. Так близко, что колени соприкасаются.       Лиза смотрит на свои колени, потом на его.       Смотрит долго, почти выжидающе.       Прислушивается к ощущениям внутри себя. Звенящая пустота. Окончательная, противная. Та, какой с Кристиной никогда не было.       — Ты изменился, — тянет.       То ли за одну ссору, то ли… Лиза не знает, но Лешу словно… подменили.       Почти не видит его лица перед собой, когда тот ближе пододвигается с наглой улыбкой, почти её губ касаясь. Лишь лицо Кристины, всё перекрывающее.       — Мы же помиримся? — тянет он в ответ. Так самоуверенно-напыщенно, что у Лизы внутри миры рушатся. Те, что возводила усердно, пытаясь сделать так, чтобы эта башня, состоящая из игрушечных кубиков, не рухнула ей на голову. А она падает. Кренится и падает, потому что кто-то намеренно толкает ту в её сторону. — Мы же всегда миримся, верно? — прядь за ухо ей заправляет, а Лиза голову отклоняет в сторону.       Ей всегда нравилась его тактильность. Лиза вообще сама по себе человек тактильный.       Как она думала…       — Разумеется, — цедит тихо, руку его отводя от своего лица.       — В чём дело, Лизонька? — по ушам режет.       Лиза и сама понять не может, в чём дело.       Совсем недавно, когда он целовал её, она тонула в этом болоте. И всё же…       И всё же с Кристиной было не так.       Плечами пожимает слегка, голову в бок клоня.       — Прости, если тебя задели мои какие-то слова, я не хотел обидеть ни тебя, ни твою подругу, просто меня задело, что ты… проводишь со мной так мало времени, когда ей его уделяешь намного больше. Я мог быть резок, признаю…       — Ты был, — смотрит на него словно прозревшая.       — Прости, — улыбается почти виновато. Но так фальшиво, что у Лизы внутри что-то переворачивается. Кристина никогда ей так не улыбалась.       «Она ж не сдохнет без тебя, если ты её на денек оставишь», — крутятся суфлером слова в её голове, недавно произнесенные им по телефону.       Сдохнет, — думает Лиза. — А ты переживешь.       — Тебе не кажется, что начать встречаться было поспешным решением? — говорит задумчиво, всё ещё из своих размышлений не в силах вырваться. Единственное верное решение. Единственно правильное.       Лёша щурится, на неё смотря. Подозрительно, неверяще.       — Может, и было, учитывая, как ты со мной сейчас разговариваешь, — бурчит Леша недовольно. Лиза лишь усмехается, а потом копирует его улыбку виноватую и шепчет: «Прости». Так же фальшиво. Так же промозгло холодно. — Снова побежишь к Кристине как верная псина? Жаловаться на меня будешь? — улыбается он донельзя печально. Всё ещё фальшиво.       Лиза лишь уголки губ вверх тянет.       Жаловаться не будет.       Но побежит. На коленях приползет, если понадобится.       — Удивительно, что ты всё ещё здесь, — и снова напыщенность переполняет. — Беги-беги, пока та не откинулась там без тебя. Ты же знаешь, что у неё к тебе чувства? Недружеские, Лизонька, — а самого кривит, словно Кристинины чувства к Лизе — болезнь. — Ах, сказала тебе-таки. Смело, — губы поджимает с похвалой будто. — Смело.       — Я пойду, — хлопает себя по коленям, вставая.       Точка.       Жирная такая, на весь лист.       А когда к двери идет, его рука запястье окольцовывает, притягивая к себе обратно.       — Когда наиграешься, буду ждать, — выплевывает он. — Как ты и сказала, как верная собачка, — и улыбается наигранно, когда Лиза руку вырывает, словно боясь обжечься. Хватит с неё. Хватит ошибок. Слишком уж их много для чистовика, когда черновик просить даже права нет. — Передавай ей от меня привет, — шепчет, ближе подходя, мочку уха опаляя. А сам телефон достает, что-то печатая, прежде чем развернуть к Лизе экраном. — Если будет кому.

Я:

Трахнул я твою Индиго

      А потом звонкий звук тишину нарушает.       Резкий, хлесткий.       И громкий настолько, что у Лизы и у самой в ушах звенит.       А Леша ладонь к щеке прижимает, смотря на неё неверяще. Ударила.       — Рыпайся сколько хочешь, всё равно ко мне вернешься, — посмеивается, пока лицо от шока всё ещё вытянуто.       Но Лизе уйти не дает, когда та порог переступает в обратную сторону.       К губам её жестко своими сухими прикасается, пока Лиза вырывается из его хватки, пытаясь оттолкнуть.       А перед глазами всё ещё лицо чужое маячит и волосы светлые-светлые. Глаза заплаканные голубые.       Кристина целуется не так, как Лёша.       Кристина целуется совсем по-другому.