Слёзы застилают глаза, когда она дергается, пытаясь вырваться из чужой хватки. И в этих слезах
её лицо миражом стоит,
не его. Но, видя её трепыхания, он отрывается сам. Облизывает сухие, жесткие губы, так неожиданно вторгшиеся в Лизино пространство, и смотрит на неё изучающе, словно на подопытного кролика. А Лиза почти не видит его — лишь измученное, полностью осунувшееся лицо Крис перед глазами. И её мертвецки померкшие радужки, словно вся жизнь из них давно уже утекла.
Лиза хочет наполнить их.
Хочет наполнить их этой жизнью. Хочет снова видеть, как те сияют при виде неё, а не становятся лишь тусклее. И, кажется, знает, как это исправить.
Как бы ни отнекивалась, уже давно решила для себя. Намертво в голове закрепила. Обдумала вдоль и поперек.
Но сердце предательски быстро стучит в груди, всё ускоряя темп. Лиза молится, чтобы оно не вырвалось за пределы грудной клетки, когда делает шаг назад, резко дёргая на себя руку, из-за чего та локтем врезается в бок, заставляя согнуться напополам, продолжая шагать назад хаотичными, едва ли собранными движениями, готовыми повалить её наземь, если она оступится. Если ошибется.
Лизе надоело ошибаться.
А потому она, цепляясь дрожащими руками за поручни, проскакивает мимо Лёши, слыша его хриплый, совершенно сумасшедший смех за спиной, и быстро перебирает ногами, перескакивая по одной ступени, по две, по три. Лишь бы только успеть.
Лишь бы только сказать, что хотела.
Почти не видит ничего, лишь дыхание сбивается, порывами воздуха в её грудную клетку, сумасбродно вздымающуюся, загоняясь, желая изъесть изнутри. Слышит хлопок двери на Лёшином этаже и ещё усерднее стучит ногами по бетонным ступеням, едва не падая и не продолжая спускаться кувырком, в последний момент за поручень цепляясь двумя руками. Замок куртки больно прилетает по лицу хлестким ударом, когда Лиза тыльную сторону ладони к щеке прислоняет, чувствуя там и влагу, уже не контролируемую.
Останавливается лишь тогда, когда железная дверь подъезда о стену бьется, заставляя краску посыпаться. А домофон всё пищит да пищит, разрывая её барабанные перепонки вдребезги. Пиликает так противно, что у Лизы голова кружится, когда она набирает в легкие морозный воздух, пар изо рта выпуская обратно, чувствуя, как вибрируют её веки, пока она моргает учащенно, оглядываясь.
В голове пустота. Ощущение, что она даже не знает, куда идти. Весь мир шатается, кружится перед её глазами, никак не желая устаканиться и прийти в норму. Лиза хватает воздух ртом как рыба, а надышаться никак не может, словно и вовсе забыла, как это делается. Хапает его с излишком, но не может вдохнуть. Через себя пропустить не может, пока перед глазами черные точки стоят, а в теле своем всё теснее становится.
Жар охватывает, пока она дрожит всем телом, потому что ей в этой безумной жаре невыносимо холодно. Бьет этими плетями морозными по всему телу не жалея. Унижает. Уничтожает.
Лиза лишь чувствует, как пальцы её дрожат, когда она пытается в карман рукой забраться, чтобы телефон достать, но чувствует там лишь пустоту манящую, в какую ей погрузиться донельзя хочется. В какой хочется потеряться.
Нельзя, — кричит её подсознание.
Но Лиза слышит лишь другой крик, почти не достигающий её ушей. Крик где-то изнутри, распирающий её грудную клетку, пока она задыхается от этой боли и нехватки воздуха. Крик о том, что нужно бежать.
Но ноги не поддаются. Не слушаются.
Лишь подгибаются бессовестно, заставляя осесть на асфальт холодный. А Лизе жарко. А Лизе жарко и холодно. Её колотит, пока она кожу своих запястий скребёт усиленно, пытаясь эту дрожь с себя содрать.
Мутит чертовски. А в голове дыра зияющая, пока она оглядывается по сторонам с глазами выпученными и пытается выдавить из себя хоть слово.
Пытается позвать.
А кого — не знает.
Где-то глубоко внутри какой-то колокольчик звенит протяжно, пытаясь вырвать её из этого оцепенения. От этой вязкой стужи, засевшей внутри, от которой не скрыться, не отмыться. Из которой не выбраться.
И всё ищет-ищет.
Ищет, чтобы снова забыть, что именно пытается найти. Ищет, чтобы снова под ногти врезалось что-то пластмассовое, лежащее в кармане. Лиза не знает, что это, лишь рот прикрывает, пытаясь дышать через нос. Но и так ничего не выходит.
Напрасные старания.
Напрасная попытка убежать от своей судьбы.
Что-то вибрирует, по боку этими вспышками отдаваясь, пытаясь Лизу заставить почувствовать хоть что-то, кроме этого безудержного мандража, впивающегося острыми иглами в разум. Она чувствует эти вибрации и где-то внутри себя. Снова открывает рот, следя за медленно взлетающим облачком пара, прикрывая глаза на какую-то секунду, зная наверняка, что ей нужно бежать.
Ей нужно.
Ей необходимо до одури.
А одурь эта в её голове засела прочно и не отпускает, пока морозь под кожу пробирается, заставляя терять остатки самообладания. Дышит чаще, усиленнее. Руку на грудную клетку кладет, пытаясь утихомирить это жжение кипучее. Пытаясь утихомирить эти рваные выдохи, застревающие где-то поперек глотки, не способные выбраться наружу, вырваться из этих сетей.
Лиза и сама в этих сетях уже запуталась.
Зубы стучат, стискиваются, крошатся, пока она пытается руками оттолкнуться и встать. Пока пытается хоть что-то сделать.
Лишь шершавый асфальт, в кожу впечатывающийся. Лишь колючие крошки, в ладонь впивающиеся.
Кряхтит, вторую руку к горлу прикладывая, ногтями под кожу вторгается, расцарапывая в кровь эту наглую надпись «индиго» на шее, эти корявые буквы, пляшущие перед глазами, складывающиеся в другие надписи, а потом разбегающиеся в хаотичном порядке.
Роняет что-то на асфальт, слыша треск приглушенный, пока сердце в ушах бьется так часто, что Лиза не успевает считать. Оборачивается на этот звук напуганно, пытаясь отползти подальше, потому что этот звук вперемешку с её рваным выдохом пугают не на шутку.
Лизе страшно.
Лизе больно.
Лизе так до одури хочется скрыться от этих ощущений, но она не может бежать.
А ей нужно. Ей так нужно…
Ладонью мажет куда-то мимо, пытаясь поднять вибрирующий предмет, но точки перед глазами застилают всю картину, скатывающуюся на бок. Погасает, зажигается. Зажигается, погасает. Слюна течет по подбородку, Лиза ей давится, захлебывается, когда всё-таки чувствует на пальцах прохладу и этот груз.
Слишком тяжело поднять. Слишком тяжело почувствовать.
Колошматит не на шутку, когда она к лицу его подносит, рассматривая, пытаясь понять, что перед собой видит, хоть и не видит ровным счетом ни черта.
Снова пальцами дрожащими по экрану стучит дробь неровную, чтобы услышать едва шепчущий голос. Чьи-то тихие слова неразборчивые, чей-то голос, пытающийся позвать по имени. Лиза его ищет вокруг себя, а найти не может. Моргает, пытаясь прогнать этих мух черных, чтобы снова вдохнуть глубоко, но так и не выдохнуть. Подавиться, закашляться.
Перед глазами лишь светлые волосы. Чьи-то пряди ангельские. Чья-то голубизна глаз. Чей-то спокойный, умиротворяющий шепот, под который хочется закрыть глаза и уснуть. Лизе нельзя засыпать, иначе что-то нагонит её. Но что?..
Крутит выскальзывающую безделушку в руках, рассматривая бегающие на ней картинки, дышать старается. Выкарабкаться бы.
А в висках стучит так усиленно. Кровь приливает, чтобы отлыхнуть вновь, убрав все краски с лица. Душно так, что Лиза задыхается. Холодно так, что зубы стучат.
Кладет эту маленькую коробочку рядом с собой, чтобы голову к асфальту приложить, улегшись рядом и свернувшись в клубочек. Прислушивается к дыханию на том конце, пытаясь и свое выровнять. Едва успевает за него ухватиться, когда снова накрывает. Едва успевает стиснуть этот конец ниточки в своих руках.
Где её долбанный спасательный круг? Где её чертова помощь, когда она так безвозвратно тонет?
— Лиза! — слышит почти крик. Почти, если бы не эта завеса стучащей в ушах крови. Глаза поднимает, осматривая пустоту вокруг, почти способная ощутить на кончиках пальцев воздух, отказывающийся поступать в её легкие. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Телефон.
Лизе звонят.
Лиза, возьми чертов телефон в руки.
Чертыхается, прежде чем оторвать черную макушку от прохладной поверхности, улавливая какие-то буквы на экране, прежде чем к уху поднести, замечая, как тот гаснет.
Чьи-то слезы.
Так похожие на её.
Почти идентичные.
— Крис, — хрипло и очень тихо. Едва удается разобрать через искажение динамика. Но голос звучит здесь. Голос Лизин. Не выдуманный. Совсем не в голове засевший. Не чудящийся.
— Лиза, — уже чуть тише. С беспокойством и опаской. С дрожью, которую Лиза так усердно старается подавить.
Ей бежать нужно.
— Крис, это ты? — снова из-под глубины. Этой толщи воды накрывающей. — Ты нужна мне очень, — словно и не её голос.
С кем говорит? Кто говорит?
И почему так знаком голос?..
— Где ты? — чуть звонче, по ушам режет.
— Ты нужна мне очень, — эхом очередным.
И снова пустота звенящая, ошпаривающая кипятком и своим равнодушием к бедам.
***
По щекам ударами звонкими. По плечам толчками тревожными. В ушах голосом, вырывающим из глубин. Омутом накрывающим. Отступающей дрожью, дарящей покой.
Лиза вдыхает снова, чувствуя, как мороз по глотке пробирается внутрь, наконец нигде не стопорясь. Глаза открывает, видя перед собой лицо испуганное, осматривающее с ног до головы.
— Крис, — горло сухое, как чертова наждачка. Губы облизывает истерзанные. Плаксиво морщится, вытирая влагу с подбородка, пока Крис пальцами тонкими по её щекам размазывает её же слезы.
— Пошли, давай, — тянет на себя, помогая встать. Чертова сансара. — Лиз, давай! — кричит на неё отчего-то, голос повышая, пока Лиза мямлит что-то невнятно.
Ей объясниться надо. Ей так нужно…
А у Крис и у самой глаза красные. Такие красные, словно все капилляры к чертям разорвало. Но она упрямо стоит на ногах, снося все удары судьбы. Лиза завидует ей. Завидует, чувствуя, как её собственный хребет в это время ломается напополам.
— Потом… — бормочет, пока ноги переставляет, пытаясь переставить и Лизины по чистой инерции. — Всё потом.
И Лиза сдается её надежным рукам. Находит в них убежище, купается в этом успокоении нахлынувшем, кожу смягчающем словно. И кажется, что уже прибежала куда хотела. Больше бежать не нужно никуда. Она дома.
Послушно обмякает, вяло плетясь следом.
От Крис пахнет заботой и чем-то родным. От Крис пахнет безопасностью и спасением. Лиза так устала бежать, а здесь можно спрятаться. Укрыться, накрыться этим теплым пледом, пока чьи-то нежные руки по волосам гладят, снимая усталость.
Больше не считает ступени, больше не оборачивается назад, где горят все мосты. Лишь следует безмолвно за этой теплой, согревающей тенью, шалью на плечи накинутой, и молчит. И от этого молчания ничего внутри не ломается. Ничего не болит.
Это молчание лечит.
***
Кристина доводит её до кровати и не говорит ни слова, лишь выходит куда-то из комнаты, чтобы чуть позже Лиза почувствовала запах сигаретного дыма, набирая его полные легкие, словно может дышать теперь лишь им одним. Сидит как неприкаянная, прежде чем подняться и пойти, следуя за этим въедающимся в кожу запахом. Ей нужно больше этого лечебного дыма, ей нужно забрать его прямо из её рта, вырвать насильно, лишь бы только излечиться от этой тревоги, сидящей внутри.
Захарова даже дверь за собой не закрыла. Нараспашку открытой оставила, заставляя Лизу чуть поморщиться и остановиться на несколько секунд, рассматривая сгорбленную фигуру с сигаретой в руках через оконную гладь.
Лизе пора домой.
И она переступает порог, выходя на балкон и прикрывая за собой дверь, словно отрезая Кристине все пути к отступлению.
А Кристина ей молча телефон протягивает, который всё это время в руках нервно крутила. Кидает как подачку какую-то, даже взглядом не одаривая.
А Лиза уже видела эти буквы несчастные, из-за которых трясти как тогда начинает. Из-за которых пальцы заламываются и зубы крошатся. Забирает его из рук Крис, отдавать обратно не спеша. Читает вдумчиво, словно с новой стороны открыть для себя спешит. А там всё по-старому.
— Это неправда, — тянет тихо, в карман своей толстовки убирая мобильник, выключая экран, словно спеша избавиться от лишнего шума.
— Знаю, — затягивается неспешно, дымом подпитываясь изнутри. Пропитываясь насквозь. В окно выдыхает, куда-то вдаль глядя. — Но ты ходила к нему.
— Да, — ещё тише.
Молчит пару секунд, прежде чем подойти чуть ближе, замечая, как Кристина делает шаг назад, словно к себе подпустить боится ближе, чем на несколько метров, продолжая дистанцию держать.
— Почему ты не поверила? — спрашивает, нервно с носка на пятку переваливаясь. И обратно. С пятки на носок. С носка на пятку. Скулы чуть сжимаются, когда Кристина снова затягивается, не спеша отвечать.
— Потому что если бы это было так, тебя бы здесь не было, — вылетает из её рта вместе с дымом.
И лишь тогда разворачивается к Лизе, а в глазах такая пустота, что Лизе грудную клетку сдавливает до боли, пока дым от сигареты глаза щиплет. Даже не пустота. Обрыв. На краю которого Кристина стоит, едва балансируя.
— Что решила? — спрашивает без особого энтузиазма.
Смирилась так давно, что и представить страшно.
Смирилась.
Что Лиза вовсе
не её.
Что Лиза с ней
не останется. Что Лиза
её бросит.
Не её она.
Да и не была никогда, если признаваться честно, не боясь смотреть правде в глаза. А Кристина боится, но всё равно смотрит. Разглядывает, ещё больше себя мучая, уже даже не пытаясь от неё бежать. Потому что вот она — перед ней. Лишь последний рывок остался.
Давай уже.
Не томи.
Терять и нечего.
Лиза ближе подходит, замечая, как Крис снова шаг назад делает, руку с сигаретой за спину отводя. Своеобразный танец, в котором Лиза её партнером никогда не станет. В котором она одна станцует на этом стекле, под босыми стопами рассыпанным. Одна.
Это всё, что ей остается, пожалуй.
А Лиза не останавливается, не замедляется. Всё продолжает наступать, пока Кристина спиной не упирается в подоконник, понимая, что бежать больше некуда. А в глазах паника, перемешанная с любопытством и вырывающейся из клетки, куда Кристина её любезно поместила, предоставив все условия для хорошей жизни, лишь бы только та больше не появлялась, сводя с ума ещё больше, надеждой.
— Мы расстались, — так близко, что воздух между ними вибрирует, а произнесенная фраза Кристининых губ касается, перемешиваясь с запахом её сигарет. Кристина рот приоткрывает, чтобы дым выдохнуть и тяжело вдохнуть через нос.
Задыхается, пока в висках пульсирует, а фраза всё никак не доходит.
— С Лёшей? — переспрашивает непонимающе, ловя кивок со стороны Лизы. — Почему?
А в голове столько вопросов, но ни один из них словно не нужен. И в глазах Лизы что-то высматривает усиленно, голову чуть в бок клоня. Задумывается, утопая в собственных эмоциях и этом дыме, который ей в лицо выдыхает. Чуть отводит руку, чтобы пепел стряхнуть за окно, а Лиза её запястье ловит, перехватывая, сигарету забирая из дрожащих пальцев. Смотрит на неё с интересом, чтобы потом к Кристининым губам поднести, пока пепел на рукаве Лизиной толстовки оседает, пачкая.
А Кристина на неё глаза поднимает непонимающе, но всё же затягивается из её рук, вдыхая несдержанно, необузданно, пока Лиза ещё чуть ближе подходит, вдыхая, когда Кристина выдыхает эту пагубную смесь, согревающую воздух.
— Потому что больше не хочу с ним быть, — пауза неторопливая.
Время ещё есть. Лиза чувствует это время в своих руках, сжимая его чуть грубее, чувствует в воздухе, висящем между ними, в этом прокуренном облаке, чуть выше вздымающемся над их головами, касающемся потолка и рассеивающемся постепенно. Чувствует в каждом выдохе Кристины, пока она пальцы нервно на подоконнике сжимает, словно сама себя останавливает. Чувствует в этой надежде, плещущейся на дне её голубых глаз.
Отводит сигарету от её губ, туша об подоконник и выбрасывая в окно, следя за тем, как та маневрирует, прежде чем скрыться от её взгляда. Кристина туда даже не смотрит, лишь на неё одну, словно там весь мир её заключен.
— Потому что хочу быть с тобой, — шепчет тихо, доверительно, словно страшной тайной делясь.
И Кристина выдыхает, глаза прикрывая, чтобы потом шаг на неё сделать, к себе за талию притягивая, и в губы впечататься с облегчением благословенным. Жадно, мокро. А Лизе этот поцелуй до костей пробирается, чернилами просачиваясь в самое сердце, пока Кристина свой напор больше сдерживать не желает, утопая в этих выдохах тихих.
Себе забрать мечтает.
Забирает.
Углубляет осторожно, словно почву прощупывая, чтобы снова выдохнуть прямо в губы, когда воздух заканчивается, поглаживает волосы на Лизином затылке едва отросшие, чтобы потом подняться чуть выше и пряди пропустить через пальцы, пока Лиза уголок губы приподнимает, чувствуя, как внутри тепло становится от этих прикосновений, прежде чем скопировать полностью, чуть оттягивая пряди светлые, шелковистые, в районе висков.
Крис дышит загнанно, когда отстраняется, чтобы потом чередующейся россыпью покрыть её щеки, снова возвращаясь к губам. Пальцами татуировку на шее очерчивает, прежде чем подбородок приподнять осторожно, без резких движений и чуть голову склонить, чтобы дотянуться, провести по этим буквам языком юрким. Лиза вздрагивает.
Не той дрожью, что преследует.
Абсолютно противоположной.
Теплой, моросящей дождем летним по коже. Приятной.
А когда Кристина себя останавливает насильно, руки до хруста на её талии сжимая, к себе подтягивая ещё ближе, словно слиться пытается вовсе, носом в её плечо утыкаясь, дыша ещё тяжелее, чем прежде, Лиза её волосы гладит, больше не боясь причинить боль.
Потому что в этом доме ей не страшно. Здесь безопасно и тепло.
Здесь не больно.
Здесь не больно обеим.
