***
В воскресенье вечером Кристине удается уговорить Лизу абстрагироваться от этих причудливых углов, гипотенуз и прочей ереси, не желающей укладываться в её голове, пусть Лиза и уверена почти на все сто, что Кристина сдаст. Сама же Кристина настолько не уверена… Но это не мешает ей развернуть монитор так, чтобы было видно им обеим и умостить макушку на Лизиной груди, перекинув руку через живот. Лизина же устраивается у неё на талии, слегка перебирая пальцами ткань серой футболки, сворованной из её же шкафа и, кстати, уже целиком и полностью принадлежащей Кристине, которая носит её каждый раз, когда остается у Лизы. — Он знает, что спускаться первым в подвал — верная смерть? — едко комментирует Кристина, смотря за белобрысым худощавым парнем, открывающим скрипящую дверь и с любопытством заглядывающим внутрь. Лиза лишь смешком её пряди тревожит, чуть щипая за бок, заставляя вздрогнуть. — Ты бы не пошла? — бормочет ей в затылок. Кристина лишь голову поворачивает на Лизу с удивлением, брови изгибая. — Туда? Ни за какие коврижки, — и подбородок словно в отместку за что-то прикусывает Лизин, усмехаясь пуще прежнего. Лиза лишь глаза к потолку возводит, ловя Кристинины губы своими, когда слышит чей-то крик громкий, почти оглушительный, вздрагивая, чувствуя вибрацию Кристининого смеха, перебирающуюся на её кожу. — А я бы спустилась, — пожимает плечами, зарабатывая недоуменный взгляд, буквально кричащий о том, что Лиза — полная идиотка. — Больная? — Ради интереса, разумеется, — морщится. — Да и вдруг там маньяк симпатичный, — пожимает плечами, чувствуя укус на ключицах. Болючий очень, из-за чего морщится, прежде чем оставить свой выдох на Кристининых волосах. — Маньяк? — переспрашивает недовольно, оставляя ещё вереницу поцелуев на её плечах, груди, добираясь даже до живота, отчего Лиза вскрикивает не хуже главных героев, в пряди Кристинины пальцами зарываясь. И щекотно, и больно. Кристина её с ума, честно говоря, сводит. — Или маньячка, — сдается, чувствуя хрипотцу в собственном голосе. — Почему «или»? — обратно к губам поднимается, снимая с них смешок, давясь им, проглатывая, чувствуя, как тот вибрирует в районе ребер, распирая их изнутри. Целует так небрежно, с каждым движением вливаясь в него с головой, чтобы потом отстраниться с очередным укусом. — Вдруг там ты, — исправляется всё же. — Я так похожа на маньячку, сидящую в подвалах? — прямо в губы усмехается, чувствуя Лизину улыбку подкожно. — Очень, — шепчет тихо, смеясь от ловких пальцев, вызывающих щекотку. — Какая же ты вредная, — морщит нос Крис, когда звенит телефон. Сперва даже внимания не обращают, что не в фильме где-то. Слишком друг другом заняты. Слишком лень протянуть руку и ответить. А потом Лиза всё же выныривает из этого транса ярко-голубых глаз, таких теплых, как вода, нагревшаяся на солнце. Оставляет поцелуй на её скуле, ноги под себя поджимая, чтобы сесть и взять телефон с подлокотника, экран почти сразу же к Кристине поворачивая. — Ну не-е-ет, — скулит та, голову на подушки откидывая. Ладони в молебном жесте складывает, чуть губу выпячивая. — Не бери, не бери, — шепчет себе под нос, пока Лиза её по ляжке ударяет легонько, принимая вызов. А на экране её лицо и волосы взъерошенные всплывают, заставляя поправить прическу сразу же. — Не разбудила? — спрашивает Лера, телефон чуть поближе к лицу поднося, как старушка какая-то, ей богу. — Да нет… — а сама краем глаза на Кристину посматривает, которая лишь глаза закатывает, головой крутя из стороны в сторону, шепча досадное «разбудила ещё как». — Вилка хотела собраться на следующих выходных всем вместе. Типа, мы втроем, ты, Крис, — поясняет, едва ли не пальцы загибая. — У неё там какая-то трэш-идея, ну, ты в курсе, у неё других не бывает. И вот я чо хотела спросить, — а Крис уши навостряет, слушая внимательно, чуть ближе подползая. — Ты там как-нибудь аккуратно у Крис уточни, пойдет она с нами, нет? Я б сама спросила, но вы как-то ближе общаетесь, — лицо трёт устало. — Да и вообще не я это всё устраиваю… — Э-э, — мычит Лиза задумчиво. — Ты точно не спала? Выглядишь так, словно я тебя из сна вырвала, — хмурится по ту сторону экрана, ещё ближе мобильник поднося, так, что дреды пикселями перекрываются. Лиза лишь затылок чешет, головой мотая отрицательно. — Да лан, всё равно. Ну, ты, короче, спроси, потом скажешь нам, что она вообще по этому поводу думает. Крис кашляет, прикрывая смех, слыша шебуршение в Лизином телефоне, когда та взгляд переводит на её макушку, удобно устроившуюся на её животе. А Крис, словно издеваясь, футболку Лизину задирает, языком мажа по рельефным мышцам пресса, заставляя вздрогнуть и залиться краской до самых корней волос. — Ты не одна, что ли? — пересаживается поудобнее Лера. — Нет, — смеется уже вслух, выпуская эту звонкую трель наружу, когда Кристина намеренно громко дышит ей в пупок, словно пытаясь сбить с толку и заставить положить чертову трубку. — А чо сразу не сказала-то? — цокает языком Лера. — Крис, привет. — Привет, — раздается мычание снизу, а потом и само лицо Крис в кадре появляется, заставляя Леру понимающе хмыкнуть. — Не отвлекла, надеюсь? — тянет с намеком, заглядывая в честные глаза обеих. — Отвлекла пиздец, — Лиза её лишь по ладошке хлопает, когда Кристинины наглые пальцы тянутся сбросить звонок. — Да всё нормально, Лер, мы фильм смотрели, — и на смешок срывается, когда Крис снова тянется к телефону, почти канюча. — Вон, спроси у неё сама, пойдет она или нет. — Дак она ж слышала, как я понимаю, — лоб чешет, чуть хмурясь. — Чо думаешь? Пойдешь? — О чем речь? — хлопает глазами Кристина, притворяясь абсолютно глухой. Лиза лишь глаза закатывает, шепча одними губами: «Соглашайся». А Кристина губу прикусывает, склоняясь к её уху, чтобы прошептать: «А ты мне что?» — Пойдет она, — смеется хрипло, чувствуя, как Кристина поцелуй оставляет на её плече. — Славно. Я Вилке тогда скажу, что пятеро нас будет, да? — а Кристина Лизе ответить не дает, лишь мычать нечленораздельно, когда снова её губы своими захватывает, терзая. — Да, пятеро, — отвечает наконец за Лизу Крис, когда отрывается, чувствуя, как Лиза горит всем телом, предательски заливаясь краской, надеясь лишь, что на экране это заметно не так отчетливо. — У тебя всё? Лера лишь смеется, кивая. — Всё, всё, — подтверждает после очередного смешка. — Не отвлекаю больше, — и глаза закатывает с улыбкой на губах, отключаясь самостоятельно. — Черт, это я хотела её отключить, — бубнит Кристина Лизе в губы. — Жалость какая, — парирует Лиза нагло, зарабатывая очередной укус, приходящийся куда-то в щеку. Растирает её ребром ладони, слюни заодно стирая со своего лица, пока Крис до другой добирается, мстя за то, что след её стерла. — Мы фильм досматривать собираемся, нет? — смеется в поцелуй. — Они там все тупые, в конце все умрут, — закатывает глаза Кристина. — Вот и досмотрели, — чуть щурится, следя за Лизиным выражением лица. То, как та морщится, прежде чем нахмуриться, а потом расплыться в улыбке такой же нахальной, как у самой Захаровой. Быстро учится. — Тогда спать? — изгибает бровь Лиза. Кристина лишь губу прикусывает, заглядывая в Лизины сонные глаза, и понимает, что спать действительно пора — завтра всё-таки в школу. Сдается, закрывая светящийся экран ноутбука, одеялом их накрывает, к себе Лизу притягивая поближе, отчего жарко становится неимоверно. Но терпит. Терпят. Обе. Потому что по раздельности уснуть уже не получается.***
Компания что надо. Кристина чувствует это почти подкожно, когда присаживается на самый край дивана, словно в любой момент готовясь сбежать. Снова этот бар, но уже не на работе. Уволилась наконец-то. Ликует где-то внутренне, не завидуя усталому лицу Киры, мелькающему за барной стойкой. И, наверное, если бы не она, то свободный столик им бы вряд ли организовали. Снова удаляется к барной стойке, заказывая всем по очередной кружке пива и беря Лизе вишневый сок, прося Киру дать трубочку, потому что прошлую Кристина испортила, зажав между зубами так сильно, что та треснула, облив её белую толстовку красивыми яркими пятнами бордового. И Лиза честно пыталась всё исправить, только вот салфетка не хотела стирать следы преступления. Пьяная Вилка уже льнет к плечу Леры, постоянно заглядывая поплывшими глазами в Лерины серьезные, смягчающиеся при взгляде на свою девушку. А руки под столом в замок сцеплены — Кристина видит всё и лишь улыбается себе под нос. Потому что раньше Лизы узнала. Лиза же лишь несколько дней назад, когда Лера на физкультуре совместной кинула в Вилку футболкой черной, в которой та вечно ходила, намекнув, чтобы та не раскидывала вещи у неё дома или хотя бы не забывала. Добавив, что нашла эту самую футболку под своей кроватью, когда убиралась. Вилка же лишь закатила глаза, добавив, что Лера сама её туда закинула наверняка, когда снимала с неё. Лизины глаза надо было видеть — Крис ещё долго хохотала. Теперь на Вилкиной шее часто пестрели засосы. А Лиза лишь скромно отводила глаза, замечая их, и бросала беглый взгляд в сторону Крис, безмолвно удивляясь, как вот это находилось у неё под самым носом, а она даже не догадывалась. Крис лишь пожимала плечами, заявляя, что у Лизы вообще очень плохо со зрением, получая тычок в бок. — Вы вообще у Новосёловой сторис видели? — шумный голос Вилки как всегда перебивает всех вокруг. Даже мужчин, чей бас заглушал громкую музыку. — Весело? — спрашивает Кира, ставя перед Кристиной несколько стаканов и оглядывая их таким взглядом, словно в чём-то их винит. Кристина глядит точно так же, переводя взгляд на Киру. — Не то чтобы, — ухмыляется печально. — Стаканы, может, помочь донести? — предлагает безразлично. — Разобьешь — сама убирать будешь, — добавляет в своей манере. — Ну, неплохо бы было, — пожимает плечами Крис. Кира знает, почему Крис здесь. Знает и на это знание закрывает глаза, считая Лизу пустым местом. Однако не влезает в конфликты больше, предпочитая Лизу попросту игнорировать. Видит лишь, что Кристина наконец из своих загонов и депрессняков выбралась. Видит, что с тараканами своими договорилась наконец-то. И, хоть с Лизой ей общаться не о чем, где-то внутри всё равно её уважает. Хотя бы за то, что Крис теперь улыбается. Поводов для доебов больше нет, а потому Кира не лезет, пусть Индиго и всё равно её подбешивает знатно, хотя бы тем, что к десятому классу цепляться не дает, обрывая все стычки раз за разом, душа своим гребаным дружелюбием, вечно пытаясь установить мир во всем мире. У Киры этот мир в печенках сидит. Но она проглатывает молча. Стаканы звенят, на стол становясь, когда Вилка с глазами по пять копеек на Киру поворачивается, сканируя пьяным взглядом с головы до ног, чтобы потом рот открыть. — А ты видела сторис Новосёловой? — и Кира хмыкает лишь, Крис по плечу хлопая, ловя её обреченный взгляд и выдох, прежде чем удалиться, на вопрос так и не ответив. Кира не собирает сплетни. Кира вообще не из тех, кого это интересует. Как и Кристину, в целом, если это не касается Лизы. В этом они и похожи. Да и ещё много в чем. Но только, в отличие от Киры, Крис всё же присаживается рядом с Лизой, руку ей на плечо закидывая, носом потираясь о грубую ткань её свитера, прежде чем стакан поставить с вишневым соком прямо перед ней, заслужив ласковый взгляд из-под полуприкрытых век, замечая краем глаза, как Кира обслуживает следующих пожаловавших за добавкой. И на вопрос всё-таки ответить приходится. А потом и в экран посмотреть, который ей Малышенко прям под нос сует. — Кто это? — спрашивает без интереса. И Вилка расходится, повторяя историю по пятидесятому кругу, пока Лера потягивает пиво из своего стакана. Кристине неинтересно, но она слушает. Слушает, пока Лиза сжимает её пальцы под столом, поглаживая тыльную сторону ладони и мягко улыбаясь, полностью довольная происходящим. Кристина Герасимова знает, но так плохо, что почти не помнит его лица. У Вилки же его имя на устах почти постоянно, потому что он — лучший объект для новостей. Потому что по Ангелине тащится. Потому что Ангелина — популярная, и парней у неё много. А значит и обсудить что — тоже. Кристину же тема Ангелины уже не задевает больше. И пусть Лиза и бросает на неё взгляд вопросительный, буквально спрашивающий о том, всё ли в порядке, можно ли вообще при ней это имя вслух произносить или нет, Кристина готова заявить, что если даже услышит его миллиарды раз, даже если перенесется обратно в те четырнадцать лет, когда в Ангелину впервые влюбилась, уже никогда больше не почувствует того, что чувствует к Лизе. Потому что Лиза одна такая на свете. И вся целиком и полностью теперь принадлежит ей. И от этого в груди так теплеет, что горячо становится. И она лишь Лизе улыбается так преданно-жутко-ласково, что сердце подрагивает и страшно становится, и руку её под столом сжимает ещё крепче. Потому что Кристина действительно в порядке. И всегда будет, пока Лиза с ней рядом.***
А в апреле, когда солнце начинает появляться уже чаще, суша все лужи, поздно вечером Лиза собирается на прогулку, зная, что Кристина уже курит под своим подъездом. Сбегает по лестнице, хотя в сон клонит жутко. Но без дозы Кристины спать уже не может и увидеть её перед сном хочет до ужаса. Даже думала позвать её к себе ночевать в который раз, но лишь боится, что запах не выветрится сигарет до приезда мамы, хотя без этого яда уже не спится никак — словно зависимая. Мама звонила буквально сегодня вечером. И Лизе Кристине рассказать не терпится, а по переписке — абсолютно не то. И мчится-мчится к ней навстречу. Обнять, вдохнуть этого яда полные легкие, чтобы отравиться наверняка, а потом выложить всё как на духу. У неё ближе Кристины нет никого. У неё Кристина — первая в списке всегда. А потому уже изнутри рвется, и Лиза до встречи секунды оставшиеся считает, распахивая подъездную дверь. И удивляется, когда видит Захарову у своего подъезда. Локацию уже сменила, словно переехала сюда давно. У своего уже почти не тусуется. Влетает в её объятия, как только та с лавочки поднимается, едва с ног не сбивая. Теряется в этом дыму, смогом окутывающем. Льнет. Соскучилась до ужаса, хотя не виделись лишь только несколько часов, а у Лизы уже гребаная нежность в переизбытке и девать куда-то надо. Целует хаотично, всё лицо покрывая, пока Кристина брови поднимает, теряясь от этого прилива, но принимая с радостью, покрепче в охапку сжимая. А когда отстраняется, шепчет так тихо-громко одновременно, мурашки пропуская и по своей коже, и по чужой. — Мама звонила! — и так восхищенно это произносит, что даже у Кристины сердце замирает на секунду, вспархивая вместе с Лизиным. У них теперь всё одно на двоих. И боль, и радость. И Кристина её разделяет полностью, в один шаг расстояние преодолевая, в объятиях сжимая так крепко, как только может, потому что словами передать то, как она за неё рада, не способна. — Приедет? — спрашивает у макушки. А та качается в ответ. Слышит всхлип тихий у себя на плече и по волосам поглаживает. Лиза — сосуд переполненный. И Кристина рада с ней это разделить. Рада, что Лиза к ней первой с такими новостями бежит. — Крис, ты… я так хочу вас познакомить! Кристина о Лизиной маме наслышана. И знакомиться не очень сильно желает. Боится не понравиться. Боится, что та запретит Лизе с ней общаться. Так сильно боится, что в груди что-то стискивает. Но ради Лизиной улыбки через себя переступить готова. Уже на автомате. Хоть и думает, что лучше бы это время Лиза отдельно с мамой провела. Кристина уж как-нибудь переждет эту бурю, а потом снова у Лизы поселится на неопределённое время. Но буря нависает над ней, принимая в свои объятия. Нависает в виде недовольного взгляда Лизиной мамы, в виде её сложенных на груди рук, когда та сухо приветствует её с порога, поглядывая то на Захарову, то на свою дочь. И Кристине страшно до ужаса, но когда Лиза её за руку берет, как только мама отворачивается, успокаивается. Самую малость лишь только. Сидят на кухне в гробовой тишине. Кристина — как на иголках, Лиза — в нетерпении. От Лизиной мамы даже веет чем-то нагнетающим, что Кристину напрягает ещё больше, но она держится. — Лицо мне твое знакомым кажется, — глотает из своей чашки чай Лизина мама спустя несколько минут этого угрожающего молчания. — Э, ну, — словарный запас иссякает, как бывает при общении со всеми взрослыми. — Может, видела где, пока ты маленькая была… — задумывается, на окно оглядываясь. — Ровесницы же, да? — у Лизы уточняет. А та кивает радостно. Мама наконец интересуется! — Лиз, а как твою… как подружку твою звали-то ту… ну, по площадке? Лиза хмурится чуть, не понимая, о чем речь. Она в Донецке вообще мало с кем на площадке пересекалась. Да и не дружила ни с кем. Мама лишь рукой на неё махает, вздыхая тяжко. — Ай, маленькая же совсем была, не помнишь, наверное… То ли Карина, то ли Катя, то ли… Что-то на к… — бормочет так же устало-сипло. — Не разлей вода прям были, — и в ностальгию погружается какую-то. — Лиза вообще очень забавная в детстве была, ни с кем общаться кроме меня не хотела, знаешь, — обращается к Захаровой. — Ну, то есть, вечно где-то рядом со мной, за юбку хватается, с детьми играть не желает, — Кристина лишь усмехается. Так чертовски на неё похоже. А Лиза сидит красная, как помидор, надувшись, словно всю её подноготную раскрывают. — Но вот с одной девочкой прям не разлей вода была. Вечно за ручку ходили и до магазина, и в песочнице одной сидели вечно. Любо-дорого смотреть! Что ж имя её никак вспомнить не могу? — пальцы к переносице подносит. — Светленькая такая же, симпатичная, помню… — бормочет. — Нам продавщица как-то с Крис сказала, что мы к ней маленькие за жвачками ходили постоянно вместе, — тихо произносит Лиза. — Но я-то подумала, что бред какой-то… Так я… не в Донецке родилась? — Родилась-то в Донецке, Лиз, — качает головой мама, а потом пальцами щелкает. — Ну, точно! Крися ты её называла, потому что «т» ещё выговаривать толком не научилась. Подружкой твоей самой лучшей была, только о ней от тебя и слышала! — и ликует от того, что вспомнила-таки, а Лиза наоборот в себя погружается. Чай пьет, давясь им, кажется. Потому что в голове не укладывается. — Крися, — эхом повторяет Захарова. — Забавно вышло… — Да, — так же эхом отзывается Лиза. — Так вы здесь жили, что ли, какое-то время? — непонимающе мычит Крис. — Да-да, было дело, — подтверждает мама. — Ну, буквально до Лизиных пяти лет. Потом в Донецк перебрались. Так плакала всё тогда, так плакала, аж уезжать не хотела, здесь же подружка любимая, — всплескивает руками. — А как сейчас, так даже вспомнить не в силах. Головой качает с легкой улыбкой на губах. И Кристина сглатывает, нервно усмехаясь. А мама всё о детстве Лизином продолжает распинаться, никак не в силах поумерить ностальгию, пока Лиза сидит красная, как рак, узнавая такие подробности, каких и сама не знала. Но всё же радуется, что мама приехала. И что разговаривают они не только об учебе. А Крис только в радость это всё слушать, узнавая Лизу с новых и новых сторон, принимая каждую из них, открывая для себя по-новому и влюбляясь ещё сильнее, пусть и кажется, что сильнее уже некуда.***
Валерия Вакарчук: Боже, ну что опять? Виолетта Малышенко: Я В АХУЕ ЧЕСТНО В АХУЕ ЭТО ТИПО ЧООООО ВЫ АХУЕЕТЕ ЛАДНО СТОРИС, ОК НУ ПОТУСИЛИ ВМЕСТЕ, ПЕРЕСЕКЛИСЬ СЛУЧАЙНО, БЫВАЕТ Амина Усманилаева: Ты про что вообще? Виолетта Малышенко: БЛЯТЬ АХАХАХАХ Видос не скинулся СОРРИ ЩА ИСПРАВИМ У Лизы телефон разрывается от уведомлений, и Кристина голову от подушки первее отрывает, беря тот в руки и едва разлепляя глаза после сна. Специально же легли спать пораньше, а тут… — Лиз, меня твои подруги доконают, — бурчит она недовольно спросонья, суя светящийся ярко экран, заставляющий жмуриться, ей в лицо. — Они спать умеют? — Блять, — лаконично отвечает Лиза, сжимая несжимающимися пальцами смартфон и вглядываясь в капслоковые буквы. Валерия Вакарчук: Ты там второй том мертвых душ грузишь или третий? Чо так долго? Спать уже охота Амина Усманилаева: + Давай быстрее И на боковую Виолетта Малышенко: Да ща, там скоро Уже почти загрузился А когда видос наконец отправляется, присылаясь в чат, Лиза его открывает непослушными пальцами, переворачиваясь на другой бок и держа телефон так, чтобы и Крис было видно, хотя та его смотреть не очень трудится — глаза прикрывает то и дело. А на видео хруст гравия и чьи-то шаги, а в темени ничего не видно.Я:
Что это?
Там не видно ничего
Виолетта Малышенко: ДА НУ ДО КОНЦА ПОТОМУ ЧТО СМОТРЕТЬ НАДО Я ТАМ БЛИЖЕ ПОДОШЛА — Вот и отправляла бы только конец, — сипит Кристина, Лизе в шею выдыхая и покрепче в одеяло заворачиваясь. Лиза пальцем по экрану ведет, проматывая. И всё равно не разбирает ни черта. Какая-то парочка со спины за ручку идет. Кристина у Лизы из рук телефон выхватывает, записывая голосовое. — Это всё очень информативно, но, может, блять, поспим, а? Там не видно ничего, всё, конец связи, — и отправляет тут же, Лизе и слова не дав вставить. В грудь ей утыкается, дыша тяжело. Жутко недовольная, что разбудили. Виолетта Малышенко: ВЫ ЧО ВЫ ВМЕСТЕ СПИТЕ? АХУЕТЬ Я АХУЕЛА ЧО ПРЯМ ВМЕСТЕ????? ЛИЗ, ВЫ ТРАХАЛИСЬ???????!!!Я:
Я щас тебя трахну, Малышенко
Валерия Вакарчук: Вот давай без этого, Крис С этим я и сама справлюсьЯ:
Ок.
А Лиза всё мобильник из рук Крис вырвать пытается, но та уже разошлась не на шутку. Злая ужасно, пока Лиза её в шею не целует обезоруживающе, заставляя выдохнуть несдержанно, опустив локоть и дав забрать мобильник. Лиза ей на грудь ложится, подсвечивая ткань футболки экраном, пока переписку продолжает читать. Виолетта Малышенко: Блять ТАМ ЧО РЕАЛЬНО НЕ ВИДНО? НУ И НАХУЙ Я ЗА НИМИ ВСЮ ДОРОГУ ТОГДА ШЛА, БЛЯТЬ Амина Усманилаева: У тебя спросить надо ЛОЛ Валерия Вакарчук: О ком речь-то, а? И где ты вообще щас???? Виолетта Малышенко: Да там Герасимов с Новосёловой! ЗА РУЧКУ Я В АХУЕ РИЛ ТИП НУ ЗА РУЧКУ! Валерия Вакарчук: ГДЕ ТЫ Виолетта Малышенко: На заправке, попутку ловлю Амина Усманилаева: УУУУ Валерия Вакарчук: На какой нахуй заправке? ТЫ ЕБУНЛАСЬ? КАКАЯ ПОПУТКА СИДИ ЖДИ, ИДИОТИНА И, когда звуки наконец стихают, хоть Крис и казалось, что она от них успеет оглохнуть, снова проваливается в дрему, поглаживая темную макушку, покоящуюся у неё на груди, но и тут не везет. Телефон звенит более протяжно. Чертыхается — сбрасывает быстрее, чем Лиза смогла бы ответить. А та лишь ругается себе под нос, но всё-таки глаза прикрывает, пока им не звонят ещё раз. — Клянусь, я убью их, — рычит в подушку Кристина, когда Лиза садится на кровати, поднося телефон к уху и шепча хриплое ото сна «алло». Вздыхает, в волосы пальцами зарываясь, и Крис уже понимает, что поспать не получится вовсе. И что вообще она теперь с этой бандой идиоток влипла ужасно, потому что, когда Лиза поворачивается на неё, закусывая губу, прежде чем угукнуть в трубку, сбросив вызов, и задуматься о чем-то своем, находясь в прострации, Кристина понимает, что это пиздец. И звонит Дэну, прося того одолжить ей тачку на ночь. И едет забирать сначала Леру, места себе не находящую из-за ебнутой Малышенко, а потом и саму эту придурошную, по просьбе Леры мерзнущую в ночном холоде на заправке. А Лиза сидит на переднем пассажирском и посматривает на неё краем глаза, ладошку свою маленькую кладя на Кристинину ляжку, когда та от досады и отсутствия нормального сна скорость начинает превышать. И ради этих родных глаз готова хоть каждую ночь машину одалживать и ездить куда попало, лишь бы Лиза только сидела близко на переднем и взгляд пыталась словить, направленный на дорогу.***
А в июне у них выпускной. И они, как подобает всем настоящим леди, надевают смокинги, чувствуя себя в них более чем комфортно. И ни о каких каблуках не идет даже речи. Надефилировались уже. Перед ним решают собраться у Лизы на квартире впятером. Крис осторожничает, но насчет Киры всё же уточняет, пусть и знает, что никому, кроме неё, это нахуй не надо. Но Лиза кивает спокойно, соглашаясь. — Зови, — говорит. Вилка с завитыми кудряшками, уже пьяная вдрызг, висящая у Леры на локте, заваливается в квартиру, едва с себя каблуки в силах снять, из-за чего Вакарчук приходится ей помогать, пусть и сопровождая это всё громким фырканьем. Лиза же для них лишь рюмки и бокалы из сервиза достает, для себя чайник включая. Кира самой последней приходит. Лицо каменное, скулы напряжены, Кристину по плечу похлопывает, не торопясь проходить внутрь. И с Лизой по привычке не здоровается, пусть она и хозяйка здесь. Кира с правилами приличий не особо знакома. Или знакома, но обращается исключительно на «вы», как по правилам приличий и подобает общаться со всем незнакомым. Присаживается в углу на диване, когда все вшестером в зал перебираются, и молча пьет, не говоря ни слова. Вспоминают школьные времена, смеясь со всего подряд. Амина рассказывает, как в краске выпачкалась, когда у них вдруг на школьном дворе решили лавочки неожиданно покрасить, а потом ходила в брюках в коричневую полоску и все шутили, что она измазалась в дерьме. Лера же рассказывает, как по началу с ума сходила на должности старосты, потому что это, как оказалось, жутко тяжело, а не только, как она думала, тысячи привилегий, которых по факту не оказалось, к её сожалению. А потом чуть позже разговоры перетекают в более душевное русло. — Честно говоря, я тогда думала, что с тем мальчиком до конца жизни душа в душу буду жить, — смеется Вилка, улыбаясь глазами, но так грустно, что плакать хочется. — Вы прикиньте, как меня разъебало, что он не меня на выпускном из четвертого класса выбрал, а эту Машку? Она такая стремная была, чёрт возьми, — прикрывает пылающее лицо рукой. — Это та Машка, которая твоя первая любовь? — хмыкает Лера. — Не, ну она рил стремная была в свои одиннадцать, я клянусь, — оглядывается на неё, улыбаясь приторно-сладко, уже пьяная до ужаса. — Потом похорошела как назло. Кирюх, а вот ты вообще влюблялась? — переводит на Киру взгляд Малышенко. Лера пытается на неё шикнуть, но та уже нашла себе новую жертву. Любопытно до жути. Та не отзывается, словно их тут и нет. Привычно. И Вилка замолкает, зыркая на неё обиженно, но тут же переключаясь на Леру. А та на часы смотрит, говоря, что давно пора выходить. И они на порог бредут всем скопом. А потом линейка, праздничные речи, выдача аттестатов, вальс. Лиза лишь смотрит, как Леша умело свою новую партнершу с десятого класса крутит в танце, и понимает, что внутри уже ничего и не ёкает. Лишь раскачивается в объятиях Кристины, со спины её обнимающей, из стороны в сторону, бедрами виляя под эту плавную музыку, и, кажется, это лучший вальс в её жизни, какой с ней только могли станцевать. Особенно когда Крис поцелуй оставляет на чувствительной зоне за ухом, заставляя ноги подкоситься. А когда устраивают дискотеку в актовом зале, она Кристину за рукав рубашки белой дергает, уводя в место, где потише, и шепчет ей, что неплохо было бы заглянуть к Розенберг, которой на их выпускном почему-то нет. Лиза по ней, кажется, даже скучает. Не хватает этих спокойных глаз и умиротворяющей улыбки, однажды разрешившей все их конфликты, позволившей им перерасти в нечто надежное и уже, кажется, даже проверенное временем. И Лиза благодарит её каждую ночь, когда засыпает с Кристиной под боком. Так сильно благодарит, что уже и не знает, куда эту благодарность девать. Тянет за собой Кристину вверх по лестнице, замечая краем глаза Лешу, зажимающего в углу свою партнершу по танцам и лезущего к ней с поцелуями. А внутри тишина. Только новую жертву жалко, пожалуй. Предупредить бы… Целует Кристину лишь тогда, когда до третьего этажа добираются. Прямо на последней ступени, едва на них не валя. Так горячо и мокро, что сердце разрывается, чтобы потом расплыться в лужицу вместе с самими девочками. До кабинета за ручку доходят, стуча, надеясь услышать ответ. А там уже привычное «входите» по ту сторону. И они заходят. Совсем ничего не изменилось. Всё та же пара стульев, ожидающая их, кажется. Всё тот же пряный запах, успокаивающий, щекочущий пазухи носа и разливающийся комфортом где-то внутри. Тот запах, с которого всё началось. И кипящий чайник, словно только их Розенберг и ждала. — Не празднуете? — уточняет, чуть приподнимая аккуратные брови, выскакивающие за пределы очков. — Решили проведать вас, — отзывается Лиза. Крис лишь кивает, поддакивая. — Да что уж меня проведывать, — поджимает губы. — Шум просто не люблю, — и плечами пожимает. — Надеюсь, с хорошими новостями? — а девочки друг на друга поглядывают с улыбками счастливыми и кивают. — Более чем, — говорит Крис. — Была бы у вас книга отзывов, я бы вам такой отзыв забабахала, — руки разводит в стороны, чуть Лизу задевая. Любовь лишь смеется, а чайник так закипевший и не трогает, к шкафу походит, бутылку виски доставая. — Что ж, — улыбается приятно, рукой на стулья махая. — Лиза не пьет, верно? — Верно, — отвечает за неё Кристина, на что Лиза лишь плечами смущенно пожимает. — Я могу ей чай налить. — Да что уж, считайте, что вы в гостях, — ставит бутылку на столешницу рядом с чайником, прежде чем кружку для Лизиного будущего чая со стуком опустить. — Уж как-нибудь справлюсь. — Вы только сахар не сыпьте, а то она без сахара пьет, — напоминает Кристина, понимая, что меняться-то Лизе и не с кем будет, если та вдруг снова промахнется с выбором. — Да, я помню, — спокойно возражает Любовь, макая пакетик в горячую жидкость, окрашивая её в красивый коричневый, так вяло расползающийся по этой прозрачной глади. И перед Лизой ставит, не положив ни единой ложки сахара. Лиза с Крис лишь переглядываются удивленно, но не спрашивают, складывая все факты самостоятельно. Удивительная женщина. — Надеюсь, психология пошла вам на пользу, — мычит себе под нос, наливая себе и Кристине виски. — Угощайся! — Спасибо, — смущенно чешет нос Кристина. — И не только за… виски, знаете, — бурчит себе под нос. — Мы вам благодарны очень, — склоняет голову Лиза. — Да что там, — махает рукой Розенберг, отпивая из своего стакана. Жмурится слегка, очки снимая и кладя на стол. — Моя главная благодарность — то, что вам это помогло помириться и отбросить все свои предубеждения. Помогло узнать друг друга получше. Лиза с Крис лишь улыбаются, смотря друг на друга с теплом. — Ведь главное в любых взаимоотношениях — это разговоры. Только и всего. Нужно уметь обговаривать нюансы, слушать друг друга и слышать. И я рада, если смогла вас этому научить, — раскачивает содержимое стакана, скептически осматривая. — Думаю, у вас это получилось, — кивает Лиза в подтверждение. — Рада слышать, — с почтением склоняет голову Любовь. — В целом, если никаких вопросов, вас тревожащих, у вас больше нет, последней моей просьбой будет написать друг другу небольшие послания в будущее. Как заключительная практика, — подмигивает им психолог. И они кивают согласно, мол, а почему бы и нет? Даже если эти письма никогда не дойдут до адресата в будущем — в душе всё равно теплиться будут. Будут греться под сердцем и напоминать о той мрачной осени, когда их впервые отослали в этот кабинет. Напоминать о первом перемирии, о первых неспешных шагах, о первых провалах и, как казалось, абсолютно бесполезных проработках. И когда ручки с листочками оказываются у обеих в руках, а Лиза заслоняет свой лист ладонью, чтобы Крис не подглядывала, пишут не задумываясь, потому что слова от сердца идут, на бумагу перекладываясь. Отдают Розенберг, видя, как та складывает их в конверты, а потом, понимая, что им давно пора идти, потому что их могут начать искать, думая, что те сбежали покурить за угол, прощаются, в тысячный раз благодаря за всё, что та для них сделала. Потому что если эта фатальная ошибка, попасть в кабинет психолога вместе с Кристиной Захаровой, и казалась таковой по началу, то сейчас Лиза смеет заявить, что эта была лучшая ошибка в её жизни. И что так она готова ошибаться каждый божий день.***
Собираются все в четырехкомнатной квартире Новосёловой, напиваясь до такого состояния, что уже перед глазами всё расплывается. Крис постоянно держится рядом, держа и Лешу в поле зрения. Потому что то, что он здесь есть, уже опасно. Но тому, кажется, до Лизы дела больше нет — переключился на другую. И слава богу, — думают обе. Игра в бутылочку неинтересна всем шестерым. У Леры — Вилка, у Кристины — Лиза, как и в обратном порядке, Амина просто не испытывает желания играть, а Киру так вообще ничего в этой квартире не интересует — держится особняком, но к Крис всё-таки подходит время от времени, всё ещё сравнивая Лизу с куском интерьера. И, когда они закрываются в комнате, что наиболее отдалена от той, в которой играют в бутылочку, шутя отвратительно мерзко и пошло, садятся на пол в кружок. Рядом стоят две бутылки спиртного, и Вилка выглядит потерянной, когда Лиза с Крис присаживаются напротив. Кира в их кружок входить отказывается. Укладывается на кровать, ни на кого не обращая внимания. Одиночество — тоже компания. И, спустя ещё несколько бокалов вина, Малышенко рыдать начинает, утыкаясь Лере в плечо. В ахуе сидит даже, кажется, Кира. Нос утирает рукавом толстовки, шмыгая им то и дело, прежде чем сделать очередной глоток. — Пиздец, ребят, мне так вас не хватать будет, — ломает уголки губ, клоня те вниз. — Типа… Да даже тебя, Кирюх, — Медведева на неё лишь взгляд непроницаемый поднимает, ничего не говоря в ответ. — Конец одиннадцатого класса, все дела. Это пиздец… грустно, — снова тяжкий всхлип. Тяжело отпускать, тяжело прощаться. А ещё труднее сказать… Лера смотрит на неё непонимающе. — Никто же не запрещает нам общаться и после окончания школы, — разводит руками Амина, а Лера кивает согласно, потирая дрожащие плечи Вилки. — Ну, типа, закончилась и закончилась, а мы как будем общаться, так и продолжим, что мешает-то? И вот тогда Вилку накрывает ещё сильнее, пожалуй. Кире даже из комнаты выйти приходится. Потому что она эти слезы не выносит. Не переносит на дух. И плевать, что у неё там случилось, хоть умер кто, в чём Медведева очень сомневается. Кира никогда не плачет. И не может смотреть, как это делают другие. А Крис — за ней следом, на Лизиной щеке оставляя поцелуй и поднимаясь на ноги. Покурят да вернутся. Это всё-таки личное, наверное. А Вилку ломает знатно. И все маски веселья с лица слетают и под действием алкоголя, и под действием тяжести на душе. Лере в плечо утыкается, всхлипывая, а у Леры и у самой глаза слезятся. Вытирает их ребром ладони, чтобы только Малышенко не увидела её слабости минутной. — Да, ну да, наверное… — ладонью взмахивает, воздух рассекая. — Будем. Будете точнее… Продолжайте общаться обязательно, это круто, что вы… есть друг у друга, — и ещё надрывнее, голос срывая. — Только без меня уже. Лиза хмурится непонятливо, смотря на ещё более пасмурное выражение лица Леры. — Мама сказала, что мы переезжаем после одиннадцатого… Что закончу и почти сразу… И я… Я так долго не могла вам сказать, — головой качает. — Простите. Я… — и уже говорить дальше не может, когда слышит и Лерин тихий всхлип, который она топит в Вилкиной макушке, задыхаясь от подступающих слез. Лизе не по себе. Потому что и Амина плакать начинает. И у самой глаза слезятся уже. Как они без Вилки? Это же огонек их. Яркий, безудержный, всё на своем пути сжигающий, отплясывающий танго потрясное. Понимает, что личное даже для неё. Понимает, что втроем их всё-таки нужно оставить. Стряхивает со своих бедер пылинки, на ноги поднимаясь, замечая, как Лера содрогается, Вилку к себе ещё ближе прижимая. И рыдает уже не стесняясь. Потому что больно. Потому что грустно до надрыва. И внутри что-то крошится-ломается. Такая колючая пустота, давящая. Лиза и внутри себя эту дыру ощущает. Пусть и общаются не так давно. И даже не представляет, насколько тяжело Лере, насколько тяжело Амине узнавать такое. Насколько тяжело будет отпустить. Насколько тяжело будет дать свободу эту. Они ведь её знают гораздо дольше, больше. Для них Вилка так вообще элемент незаменимый… И Лизе тошно. И это осознание, черт возьми, убивает, когда она на негнущихся ногах выходит из комнаты, смазывая предательскую дорожку, проступившую на щеке, ладонью и закрывая за собой дверь, оставляя их втроем наедине. Им это нужно. А сама к балкону плетется. Так хочется найти Крис. Так хочется спросить о её планах. Так хочется узнать, чем она собирается жить дальше. А вдруг не Лизой? Да и просто прижаться лбом к её плечу хочется, перекинув и на неё часть этой тяжести. Открывает дверь балконную, сталкиваясь с Кирой в проходе, и бросает ей от неожиданности: — Привет, — сама не зная, что на неё нашло. А та останавливается как вкопанная, спиной к двери прижимаясь, чтобы Лизу впустить внутрь. И смотрит на неё глазами округлившимися, на языке разрезанном перемалывая это приветствие непривычное. Маска каменная с лица слетает, разбиваясь об удивление. И уже не получается высоко понятые брови как-либо контролировать. — Привет, — полуудивленно произносит в ответ, почти тут же выходя с балкона, не смея здесь больше задерживаться. А на балконе Крис сидит, ноги по-турецки сложа, курит прямо сидя на полу, смотря в какую-то невидимую точку перед собой. И Лиза напротив присаживается, сигарету из её пальцев вырывая, давая ей ещё несколько секунд подымиться, чтобы надышаться вдоволь, а потом тушит, за окно выбрасывая, даже не видя, как окурок планирует равномерно. Подползает чуть ближе, в объятия Кристинины забираясь, словно спеша в них укрыться. И такой хрупкой себя в них ощущает, что плакать хочется от количества эмоций, сегодня полученных. Боже, как же в них уютно. Лиза бы, честное слово, от всего мира здесь спряталась, в этих прокуренных руках и дыхании горячем. В этом хриплом, будоражащем голосе. — Чо она разревелась-то? — спрашивает осторожно. — Переезжает скоро, — отзывается Лиза вяло, а сил словно нет. — Сочувствую, — шепчет куда-то в висок. И Лиза прижимается ещё сильнее, пытаясь, наверное, где-то внутри засесть намертво, чтоб уже наверняка сплавиться. А Кристина руками под Лизину рубашку ныряет, по оголенной коже проводя этими полукасаниями-полувыстрелами. — А ты? — спрашивает, надеясь, что та скажет, что у неё в планах нет переезда или чего-то такого. Не уверена, что выдержит даже, если в разные универы поступят, если Кристина вообще поступать собирается. Но Лиза в неё верит. Правда верит. Потому что если Кристина захочет поступить куда-то всё-таки, если только надумает, если только решит, Лиза в неё верит. И этого достаточно. — Что я? — переспрашивает хрипло. — Какие у тебя планы на будущее? — почти плачет от осознания того, что планы у них могут быть вовсе не общими. Что разойдутся, как в море корабли. Поменяют интересы, круг общения, города, страны, и больше уже не найдут это связующее звено, которое и так искали слишком долго, чтобы снова потерять. Кристина молчит слишком долго, словно пережевывая эту мысль. Не торопится никуда, обдумывая тщательно. А Лизу это молчание убивает. И, кажется, что-то внутри трещит по швам, пока Кристина не выдает тихое, но такое оглушительное, тысячу раз обдуманное-передуманное и уже решенное наверняка: — Ты. И Лизе этого достаточно.***
— Я, блять, поступила, ты представляешь! — почти кричит на весь коридор, когда Лиза, уже услышав хлопок входной двери, из кухни выбегает, за несколько шагов от Кристины отрываясь от земли, прыжком на неё налетая, когда та её ловит под бедра, к себе прижимая и раскручивая из стороны в сторону. — Ты такая умница, Крис! — шепчет ей так доверительно-близко в висок, сжимая шею со всей силы, словно и вовсе задушить пытается. — Я говорила тебе! Я говорила! Говорила? — Говорила, — в подтверждение кивает Крис, сияя как новогодняя елка. И, наверное, сегодня самый лучший день в её жизни, потому что по-другому и быть не может. Потому что они с Лизой теперь повязаны ещё как минимум на несколько лет. На всю жизнь, — надеется Кристина. И про себя повторяет это так часто, надеясь, что сбудется. Ведь желания должны сбываться. А Лиза на неё смотрит с таким восхищением, что Кристина умирает прямо в этом коридоре. Потому что никогда и никто на неё так не смотрел. Никогда и никто ей так не гордился. А Лиза верила. Лиза верила, восхищалась и гордилась. У Лизы в глазах целая Вселенная загорается, сначала лишь маленькими звездочками в наступающей темноте, а потом и усыпанным звездами небосводом, вполне способным осветить эту ночь, когда та на неё смотрит. И это пугает и завораживает одновременно, потому что столько чувств, сколько Крис к ней испытывает, испытывать чисто физически невозможно. Захарова не знает, как вообще умещает это в себе, боясь, что однажды её просто раскидает на чертовы ошметки. Настолько мажет. Она Лизу целует протяжно, пытаясь хотя бы долю того, что ощущает, через поцелуй передать. И всё равно едва ли справляется. Как же, блять, чертовски мало. Невыносимо до рези в груди. А Лиза пальчиками под ворот её рубашки белой пробирается, оттягивая в сторону, чтобы по шее касаниями бархатистыми пройтись, прильнув губами. — Лиз, — шепчет, дыша загнанно. Не справляется, не выносит. И если Лиза продолжит в том же духе, Крис просто сорвется с цепей. А она не знает, готова ли к этому сама Лиза. — Что? — мычит ей в кожу, вибрации запуская. И Крис глаза закатывает, губу закусывая до крови, чтобы потом почувствовать, как Лиза эти капельки собирает себе на язык бережно, смакуя словно. Её ведет сильно. Ноги не держат. А держаться надо. Хотя бы потому, что она стоит с Лизой на руках, а Лизу уронить нельзя ни в коем случае. Давит на задники ботинок, разуваясь, удерживая её лишь одной рукой, пока второй за стену цепляется, чтобы не свалиться, пока ботинки с её ног соскальзывают, хаотично задвигаясь в угол. Едва ли аккуратно. Здесь аккуратностью и не пахнет. Разве что в том, как она Лизу в своих руках сжимает, словно та — статуэтка хрупкая. Хрустальная почти что. Разве что в том, как она целует её за ухом бережно, прикусывает мочку уха, тут же зализывая, зная, как Лизе это нравится. Уже изучила все слабые места. Уже давно знает, как выиграть сражение. Уже давно наизусть почти. Только последние ноты никак не удается выучить. А так чертовски хотелось бы. И всё равно осторожничает. Потому что Лизу потерять до сих пор боится. Боится до дрожи и свернувшихся в клубок органов, боится до бьющегося, кажется, где-то в коленях сердца. И хоть уже знает наверняка, что Лизу не потеряет, всё равно проволокой колючей сердце стягивает, стоит об этом хоть раз подумать. Боится, что та сбежит. Боится, что не останется. До сих пор, черт возьми. Идет с ней в сторону кровати, чувствуя, как Лиза прижимается ещё ближе, по губам промазывая случайно, оставляя слюну на подбородке. Чувствует, как её потряхивает, да и саму потряхивает не меньше. А потом лишь соприкосновение с матрасом, и голова напрочь отключается, не желая работать, потому что Лиза на таких знакомых простынях кажется головокружительно соблазнительной. Незнакомой, ещё неизученной, но настолько манящей, что скулы сводит. И Крис так часто себе запрещала, что сейчас этот моток разматывается с ужасающей скоростью, нанося удары наотмашь. А Лиза всё тянется за поцелуями и дышит тяжело. Кристина чувствует каждый вдох-выдох, потому что Лизина грудная клетка вздымается, соприкасаясь с её собственной так плотно, что становится до безобразия тесно. Не понимает, наверное, что с ума её сводит бессовестно. Не понимает абсолютно ни черта. Не понимает, что у Кристины тормоза отказывают, а она по встречной полосе, вдавив педаль газа, несется. Вдавливает в диван всем телом, целуя настолько глубоко, насколько может, и всё равно без гребаного насыщения. Лизы так мало, что у Кристины скоро будет недодоз. Просто ебаная нехватка Лизы в организме, которую восполнить нужно как можно скорее. И она восполняет. Касается белоснежной кожи, не брезгуя оставлять засосы ярко-красные, наливающиеся фиолетовым, не брезгуя выпачкать Лизу в своей слюне, возможно, ядовитой после такого количества сигарет в день. А Лиза задыхается, чувствуя, как внутри узел закручивается жгучий, едва ли не слезы на уголки глаз навевающий, и дышит ещё глубже, словно если не сделает вдох, а затем ещё один и ещё, то задохнется к чертям. Пальцами по пуговицам на Кристининой рубашке водит, очерчивая каждую, пытаясь расстегнуть безуспешно, пока Захарова наконец не помогает, проходясь вдоль ряда. По ряду зубов проходится, утопает в Лизином мычании нетерпеливом, окончательно съезжая крышей. Лиза в своей футболке домашней лишь, крутится под ней, в позвоночнике изгибаясь, так и просит избавить от вещи лишней. Ненужной совершенно. И как же, черт возьми, пугает. Но всё равно пальцами ведет по её животу, ткань чуть приподнимая, склоняется, отрываясь от губ, мажет языком по кубикам, с каждым разом всё выше поднимаясь, пока футболка не задерется на уровень груди. Отстраняется, осматривая эту кожу бархатистую. Шелковую. До безумия вкусную. Руки одним движением Лизины вверх поднимает, чтобы футболку стянуть. Но так полностью и не стягивает, оставляя чем-то вроде повязки на уровне глаз. Усмешку свою вибрацией пускает по венам на шее, прикусывая. Сглатывая гулко, когда видит, как Лиза выдыхает ртом, словно губы её отыскать пытаясь. Дарит ей лишь краткий. Мазок даже, не поцелуй, прежде чем топик спортивный сдвинуть в сторону, грудь небольшую сжимая в ладони. Несильно сперва. Почти осторожно. Почти не усердствуя. Но слышит выдох и врезается в ту машину, несущуюся по встречке. Ноги свои чуть раздвигает, перекидывая одну через Лизину, чтобы потереться о её бедро. Видит удивление, рисующееся на её лице, перед тем как та руку поднимает, сдвигая импровизированную повязку со своего лица и Кристину за талию к себе притягивая. Целует снова. Почти томительно. Заставляет просить о большем. Обеих. Не жалея. — Сними их, — кивает на темные джинсы, стесняющие движения, а сама футболку с себя сдергивает вместе со спортивным топом. Дышит загнанно, смотря глазами горящими с таящимся на дне испугом мизерным, перекрывающимся похотью. Наготу прикрывать не спешит, пусть руки и тянутся. Один лишь Кристинин взгляд плывущий, словно украдкой брошенный на её тело, уверенности придает. Стягивает с себя ткань лишнюю, возвращаясь обратно. Губами сосок обхватывает, заставляя Лизу упасть обратно на спину, выгнувшись под ней, и выдохнуть шумно-громко, больше переходя в стон. А потом и зубы выпускает аккуратно, словно пробуя, пока второй рукой другой сосок обхватывает, чуть выкручивая. А Лиза бедра подкидывает. Лиза льнет всем телом. Лиза потереться пытается, пока Кристина словно экзекуцию продолжает, похожую на предсмертную агонию. И снова кожу на шее прикусывает, мажа языком за ухом, словно окончательно пытаясь довести до исступления, даже не притронувшись толком. Лизу это бесит до дрожи. Лизу заводит до безумия. И на скулеж перейти готова, если только это поможет. А Кристинины пальцы, через белье смазку собирающие, которой уже в избытке, ощущаются как чертов взрыв перед глазами. И Лиза уже не сдерживается: мычит громко, одобряюще. Чувствует, как белье съезжает по бедрам вниз, соскальзывая, пока Кристина не откидывает его куда-то в сторону. А по коже оголенной прохлада гуляет, мурашками покрывая, пока Кристина её дыханием не согревает в ту же минуту да ладонями теплыми, гуляющими, кажется, повсюду. Лиза ощущает её везде. Везде. Но не там, где горячее всего. Не там, где тело кричит, уже не скупясь в выражениях. И Кристина словно наконец перестает быть глухой к этим просьбам, склоняется, обхватывая Лизины ноги под коленями, чтобы к себе чуть придвинуть одним резким движением, заставив посмотреть на неё. Утонуть в этих глазах и уже больше никогда не выплыть. В её голубых радужках, перекрытых зрачками намертво, черти пляшут. И Лиза голову откидывает на подушки, чувствуя, как та проводит пальцами по складкам, словно на пробу. Словно даже почти не касаясь. Издевается, ей богу. И ухмылка на чужих губах это подтверждает полногласно. А потом одна большая волна накрывает, на постели подбрасывая, когда Кристина языком касается сперва аккуратно-неспешно, словно под Лизу пытаясь подстроиться. Лишь под неё одну. Чтобы отыскать все нужные точки и сыграть на них так виртуозно, как только сможет. Господи, помилуй. Лиза пальцами в её волосы зарывается, слыша, как из собственной гортани хрип вырывается, когда Крис к языку юркому добавляет и палец, проталкивая внутрь, чуть сгибая аккуратно, пробегаясь по стенкам внутри, словно пытаясь собрать на него всю влагу, коей под Лизой накопилось уже целое море. Большим пальцем на клитор надавливает, отстраняясь, чтобы смять в ладони Лизину грудь, губами к соску приникая, всасывая в себя, чтобы выудить очередной томный выдох, почти на грани стона, круги выписывает подушечкой пальца, меняя темп, находя тот, от которого Лизу потряхивает сильнее всего, тот, от которого мажет безбожно, а потом и снова языком приникает, добавляя второй палец. И Лиза думает, что наверняка где-то согрешила. Но этот ад — лучший ад в этой агонии, до мандража доводящей. Теряется в своих же стонах, когда Кристина темп снова меняет, рукой начиная двигать активнее. Трахает уже не жалея, пальцы чуть сгибая внутри, чтобы задеть уязвимую точку. Чтобы сразить наповал в конечном итоге. А язык вылизывает не стесняясь. Точечно, так чётко, что у Лизы веки вибрируют, и потряхивать начинает, как при землетрясении в двенадцать баллов. И рябит всё, пока комната плывет, теряя горизонт. Нет его, размылся. Как и Лиза по этим чертовым простыням, на которых Крис её так безжалостно убивает. — Боже, ты такая красивая, — хрип. До ужаса томный. И голосовые связки вибрируют. А у Лизы в ушах кровь шумит, но она этот заманчиво-завораживающий хрип готова узнать из тысячи. Кажется, с другого конца планеты услышит — узнает. И он, как последний толчок, вместе с очередным толчком пальцев, накрывает, заставляя ноги свести, голову Крис зажав между ними, и простонать протяжно, совсем теряясь в собственных ощущениях, потому что так хорошо просто быть не может. Чувствует, как покалывает всё тело, будто мелкими иголочками врезаясь, пока Крис её бедра чувствительные поглаживает ласково-бережно-осторожно, словно весь мир к её ногам положить готова, и умирает в миллионный раз, глаза прикрывая, чувствуя, как Захарова тянется к её губам, оставляя последний смазанный и откидываясь на подушки рядом. — Лиз, — шепчет, сглатывая тяжело. Лиза лишь мычит в ответ едва разборчиво. Разбитая, убитая, но счастливая донельзя. Слышит, чувствует кожей её улыбку мягкую, предназначенную лишь ей одной, а потом тихий голос. — Ничего, — на выдохе со смешком. — Спи. И вырубает-то почти моментально. А эта нелепая фраза о любви так и остается висеть в воздухе невысказанной, потому что Крис всё ещё боится не услышать ответа. Потому что если не услышит, распадется на чертовы атомы. Поэтому пусть лучше кружит в воздухе, над Лизиным телом сгущаясь больше положенного. Так проще.