***
В церкви приятно пахло благовониями. На подставках, искрясь, горели белые свечи. Мраморные святые, спрятанные в нишах, смотрели на него так же равнодушно, как и всегда, но Чонин всё равно улыбнулся им. В детстве он боялся этих статуй: они нависали над ним, – таким маленьким, больным и слабым, – и ему хотелось кричать, но мама просила улыбаться. Она говорила, что так правильно, что святые не обидят, и он верил. Мама ведь не могла врать, да? Привычка улыбаться тому, чего боишься, осталась с ним до сих пор. Улыбка не сходила с его лица, когда он сдавал экзамены в Академии, когда бинтовал раненых, вытаскивал из самолёта обожжённые трупы. Конечно, Чонин плакал, но всё равно кривил губы в подобии усмешки. Иногда это пугало. Сев на скамью, Ян открыл молитвенник. – Credo in Deum, Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae. Перед глазами, словно кадры киноленты, проносились сцены прошлого. Искривлённое злобой лицо отца, полный ненависти взгляд старшего брата. Мама и младший плакали, зажимая рты руками, чтобы криками не разозлить их ещё больше. Во рту снова появился металлический привкус крови. Тогда он, кажется, разбил губу, и она опухла так, что едва получалось говорить. И нос… когда Чонин позже увидел своё отражение, то не узнал его. Через центр лица проходила глубокая царапина. Она неприятно ныла, пульсируя болью, и кровь тонкими ручейками стекала по щекам вниз. В тот вечер он впервые позволил себе заплакать. Просто сел на ступени и зарыдал как маленький ребёнок, поранивший коленку. Чонин выл, стирая слёзы и кровь рукавами рубашки, и ничуть не стеснялся. Плевать на то, что мужчины не плачут, и прочее дерьмо. Чонин устал, – просто, блять, устал притворяться тем, кем никогда не был. – Чонин, – улыбнулся священник, когда он закончил. – Рад снова тебя видеть. – Взаимно, святой отец. – Как работа? – Идёт. Пока всё сравнительно спокойно. Аварии, небольшие пожары. – Ты совершаешь богоугодное дело, сын мой. – Как и вы. Как и все. – Я спасаю души. – Это иногда сложнее, – пробормотал Чонин. – Я… я спешу, святой отец. Смена выдалась тяжёлой, так что… – Конечно, иди и хорошо отдохни. Кстати, в воскресенье мы устраиваем волонтёрский сбор для помощи нуждающимся. Придёшь? – Сделаю всё, что возможно. Путь до дома занимал всего десять минут, но Чонин не хотел туда возвращаться. Временами он хотел собаку или кота, чтобы не оставаться в одиночестве, но из-за смен следить за ним было бы слишком сложно. Возможно, он мог бы завести кактус, но даже его пришлось бы время от времени поливать. – Эй, красавчик! – Услышав это, Ян вздрогнул, но расслабился в тот же момент, когда знакомая сильная рука опустилась на плечо. Черён стояла у машины Чанбина, пока он сам обнимал его. – Я уже начал думать, что ты нас избегаешь. – Я был дома. – В этом и дело. Садись, – Чанбин открыл для него дверь. – Я тебя подброшу. – Только не говорите, что ждали меня всё это время. – Ну, вообще-то да, – пожала плечами Черён. – Мистер «я-ищу-любой-повод-чтоб-выпить» крайне возмущён, что ты всё ещё не пригласил нас в бар, чтобы обсудить, какой Джунхо мудак. – Он просто уехал. – Он бросил тебя ради Парижа. Серьёзно, этот чувак туп. Очевидно, что ты круче любого Парижа и всех остальных городов вместе взятых, – заявил Чанбин. – Я нашёл хороший бар, и там работает очень милый бармен. Может, попробуешь поболтать с ним? – Перестань сводить меня со своими друзьями. – Я просто хочу быть уверен, что ты в безопасности. В мире много дерьмовых парней, а ты заслуживаешь лучшего. – Юна попросила тебя так сказать? – Мы все так считаем. Джунхо был… слишком… – Просто скажи как думаешь. – Он вёл себя как дерьмо! Этот парень думал, что может обращаться с тобой как хочет, потому что оказался рядом в нужное время. – Он поддерживал меня. – Да, я знаю, но… Бля, Чон, он… Видя, что он едва сдерживает поток ругательств, Черён толкнула его в плечо. – Чанбин хочет сказать, что он изменился в последнее время. И не в самую лучшую сторону. Мы все, – я, Чанбин, Юна, – хотим, чтобы ты знал, что мы рядом. Ты любил этого парня, и, наверное, до сих пор любишь, но… не прячься от нас. – Вы постоянно поливаете его дерьмом. – Чанбин постоянно поливает его дерьмом, не я. – Отлично, и ты снова делаешь меня виноватым, – покачал головой Со. – Давай проведём вместе выходные? Как раньше. – В воскресенье церковь проводит волонтёрский сбор. Поможете с уборкой? – Конечно, – улыбнулась Ли. – А потом сходим в кафе-мороженое и посмотрим кино у меня. Идёт? – Чэён будет не против? – Она скучает по тебе. Нет, серьёзно, она постоянно спрашивает про тебя. Ты нравишься ей больше, чем кто-либо из нас. Если я и ты будем тонуть, а ей придётся выбирать, то она выберет не меня. – Всё дело в его лице, – пробурчал Чанбин. – Чёртов милаха. Чонин рассмеялся. Эти двое всегда знали, как поднять ему настроение, даже если один из них был слишком груб. Может, поэтому они и стали друзьями? Он видел в них то, чего не мог найти в себе, – смелость быть самим собой. Чанбин никогда не стеснялся в выражениях, а Черён умела вежливо затыкать любого, кто пытался оскорбить её или тех, кто ей дорог. Иногда Ян думал, что любит их даже больше, чем Джунхо.***
Чонин знал, что рано или поздно это должно случиться. Каждый год Пожарный Департамент Сеула организовывал среди сотрудников массовую сдачу крови. Официально это делалось добровольно, но среди пожарных и парамедиков крайне не уважали тех, кто пытался отлынивать. Это считалось трусостью и каралось обычно целым годом глупых шуток типа бутафорской крови в шкафчике или бомбы из блёсток в сумке. Начальство обычно закрывало на такое глаза, – они тоже не любили трусов. «Ладно», – подумал Чонин, удобнее усаживаясь в кресле. – «Это просто игла. Я справлюсь». – Эй, – Юна села рядом, обеими руками держа его свободную ладонь. – Так спокойнее? – Немного. Спасибо. – Без проблем. – Ты боишься игл? – Спросила Рюджин. Чонин ожидал увидеть на её лице усмешку, но она, кажется, искренне беспокоилась. – Ты же парамедик. – Легче втыкать их в других, чем когда их втыкают в тебя. У вас есть нашатырный спирт? Я уже падал в обморок раньше. – Не переживай, – Юна крепче сжала руку. – Я рядом. Всё будет хорошо. – Ладно… Pater noster, qui es in caelis; sanctificetur nomen tuum; adveniat regnum tuum; fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra. – Чонин, – снова позвала Рюджин. – Это помогает? Я про молитву. – Ну, по крайней мере, я не чувствую себя одиноким. – Я просто… без обид, я не очень-то верю во всё это, и мне интересно – почему ты делаешь это? – Делаю что? – Ну… – она пожала плечами. Будь на её месте другой человек, Чонин подумал, что он его осуждает, но Рюджин выглядела искренне заинтересованной. – Почему ты веришь в Бога? – Потому что Он напоминает мне о том, как ценна жизнь, и какое место я занимаю. Он не даёт мне забыть, что я не Бог, а всего лишь один из детей Его, и я должен помогать другим, потому что они тоже дети Его, а значит – мои братья и сёстры. Он напоминает мне о том, что должен быть добр ко всем, потому что они так же, как и я, проходят через испытания. – Он как твой компас? – Да, можно сказать и так. Мне спокойнее жить, веря в то, что Он наблюдает. – Даже если он несправедлив? Чонин пожал плечами. – Справедлив или нет, я верю в Него. Обычно после споров о Боге Чонин чувствовал себя вымотанным, но Рюджин не была похожа на тех, с кем он раньше спорил. Ей было любопытно, вот и всё, и Яну хотелось ответить на её вопросы. В конце концов, каждый сам решал – верить ему или нет, но, если Рюджин было интересно, он мог бы просто рассказать ей о том, чем жил. Дождавшись, когда со сдачей крови будет покончено, он вышел за Рюджин в раздевалку и позвал по имени. – Да? – Я просто хотел сказать, что собираюсь в церковь после смены. Может, хочешь составить мне компанию? Я не пытаюсь заставить тебя поверить, просто, возможно, там тебе будет спокойнее. Хотя бы из-за меньшего числа людей и атмосферы. – Я не любительница подобных мест, но я подумаю. Спасибо. – Всегда пожалуйста. Буду рад, если мы сможем пообщаться за пределами части.***
Минхо позвонил вечером, когда стрелка часов перешла цифру семь. Остальные сидели на втором этаже, наслаждаясь ужином, который приготовила Рюджин. Чонин спустился, чтобы принести зарядное устройство, но телефон в кармане завибрировал. – Алло? – Привет, милый, – Минхо работал в Медицинском Центре Асам, – ближайшем к их части. – Шин Рюджин работает в твоей части? – Да. Что-то с кровью? – Да, на самом деле, – нервно сказал Минхо. – Я пытался найти её номер, чтобы завтра пригласить в Центр, но его нет в системе, так что… не мог бы ты передать ей телефон? – Это что-то серьёзное? – Ты же знаешь, что я не могу распространять медицинскую информацию, милый. Позови Рюджин. – Но… – Милый, – голос Минхо звучал строже, чем обычно. – У меня нет времени спорить с тобой. Дай ей телефон. – Рюджин, – когда он протягивал мобильный, руки дрожали. – Это из больницы. Они не смогли найти твой номер в системе. – О, хорошо… Ян снова боялся. Конечно, дело было в её анализе крови. Минхо был хорошим врачом, – лучшим в городе, – и особенно тщательно проверял анализы пожарных. Он не мог звучать так взволнованно из-за глупости типа лёгкого повышения сахара или следов вируса гриппа. Нет, дело было явно серьёзнее. Чонин мерял шагами раздевалку, пока Рюджин говорила по телефону, и его сердце колотилось как бешеное. Он не мог больше терять друзей. Он едва не сошёл с ума, когда Чан, капитан и Рюджин вошли в самолёт, когда Юна попыталась пойти с ними. Нет, Чонин устал смотреть, как люди уходят и не возвращаются. – Что?! – Спросил он, когда Шин вернула телефон. – Завтра после смены я должна зайти в больницу. – Что-то серьёзное. – Не знаю, доктор сказал, что это не телефонный разговор. – Я… могу я пойти с тобой? Хочу убедиться, что всё хорошо. – Ты уверен? Это будет после смены. Может, лучше пойти домой и поспать. – Я не усну, пока не буду уверен, что с тобой всё в норме. Пожалуйста, Рюджин. – Ладно, – она скрестила руки на груди. – Но держи язык за зубами. Не хватало ещё, чтобы вся команда завтра поехала со мной к этому доктору. – Х-хорошо. – Не дрожи так, – рассмеялась Рюджин. – Я боюсь. – За меня? Мило, конечно, но я влезала в горящий самолёт. Поверь, люди после такого становятся бессмертны. – Не шути так. Пожалуйста. – Хорошо. Давай, – она кивнула в сторону лестницы. – Успокойся и поешь. Я сделаю для тебя зелёный чай, ладно? – Спасибо. – И верни свою милую улыбку, пожалуйста.***
Чонин понимал, что со стороны они выглядят так, будто его ждут неприятные новости, а Рюджин – его группа поддержки. Его пальцы дрожали, а лицо было бледным, как у восставшего из гроба вампира. Рюджин, казалось, вообще не думала о том, что ей собираются сказать. Постучав, она втянула Яна в кабинет и закрыла за ними дверь. Минхо не выглядел удивлённым и указал им на удобный диван. – Предвкушая ваш вопрос, он всегда так волнуется, – улыбнулся Ли. – Пессимист до мозга костей. Удивительно для парамедика. – Это даже мило. Так… новости, да? Всё плохо? – Нет, на самом деле. Вообще-то я понял, как это звучало, только после того, как вернулся домой. Мне жаль, что я так напугал вас обоих. Всё хорошо. Вообще-то даже лучше, чем просто хорошо. – В каком смысле? – У вас редкая группа крови. Четвёртая отрицательная. Я хочу внести вас в список редких доноров и попросить сдать ещё крови. И, если это возможно, сдавать её на регулярной основе. – В вашей карте не было информации о моей группе крови? – На вашем прежнем месте работы допустили ошибку. В документах указано, что у вас вторая отрицательная. Сперва я думал, что сам ошибся, но нет, это ваша кровь, и она четвёртая отрицательная. Вот, – он протянул ей несколько листов бумаги. – Это договор на сдачу крови и согласие на внесение в реестр. Я буду безмерно благодарен, если вы станете постоянным донором. Это очень поможет. Чонин всерьёз испугался, что начнёт визжать от счастья. С Рюджин всё было в порядке. Она не болела, ничего серьёзного не произошло. Он повернулся, чтобы поздравить её, но наткнулся на полный разочарования взгляд. Она изучила бумаги, результаты тестов, и кивнула, будто окончательно смирившись, что не больна. Это смущало. Она хотела быть больной? Или… Чонин не понимал, почему это так огорчило Рюджин. Когда они, подписав бумаги вышли, он коснулся её плеча. – Как ты? – Я не умираю, можешь успокаиваться. – Я всё ещё волнуюсь. – И почему сейчас? – Ты расстроена. Я не понимаю. Ты должна радоваться тому, что всё хорошо, но вместо этого ты будто бы хотела, чтобы всё было плохо. – Это всего лишь усталость. – Ты врёшь. Что не так? – Что не так с тобой, раз ты пытаешься залезть мне в голову? Чёрт… – она закрыла лицо руками. – Прости, это было грубо. Ты волнуешься за меня, а я веду себя как сука. – Я просто пытаюсь тебя понять. Давай, – он потянул её к одному из диванчиков, прикрытых белоснежной ширмой. – Я не прошу тебя рассказывать мне, но готов услышать, если ты готова рассказать. Рюджин опустила голову, собираясь с мыслями, и сердце Чонина замерло. Он слышал о проблемах на работе и тяжёлом характере и первое время даже хотел уговорить капитана не брать её, но сейчас… он понимал, что Рюджин, как и все они, потеряна. Он помогает другим, надеясь, что найдётся тот, кто поможет ей. Она искала любви, но стеснялась или боялась это признать. Думала, наверное, что это сделает её слабой. – Ты веришь в карму, Чонин? – Нет. – А в искупление? – Конечно. – Я думала, что диагноз – моё искупление. Я сделала кое-что плохое, кое-что, что привело к гибели многих людей, и теперь мне показалось, будто Бог или какие-то высшие силы решили, что пора наконец заплатить. Я думала, что вот, – она указала на дверь кабинета. – Это моя плата. Я больна, я умру в мучениях, как того заслуживаю, но вместе этого выясняется, что я чёртов клад, понимаешь? И где здесь справедливость? – Никто не заслуживает умирать в мучениях, Рюджин. – О, многие заслуживают. Насильники, убийцы детей, массовые убийцы. Ублюдки, которые строят дома, воруя деньги. Вот, – Шин вытащила из кармана книгу. – Я никому её не показывала. Открой. На страницах будто бы бесконечными рядами тянулись имена и числа. Ряд чисел заканчивался на двести сорока четырёх, а ряд имён на ста пяти. Чонин помнил одно из них. Ли Тонук, мальчик из вентиляции. – Я убила свою семью, Чонин. Произошла утечка газа, и я спровоцировала взрыв. Первый этаж снесло сразу, а остальная часть здания сложилась, словно карточный домик. Погибло двести сорок четыре человека. Все, кто там жил. Кроме меня. Их тела вытаскивали из-под завалов несколько дней. – Ты не… ты не могла знать, что там газ… – Я чувствовала его запах. Я знала, что это утечка, и я понимаю, что это моя вина. Поэтому я пожарный. Я хочу извиниться перед ними, компенсировать то, что сделала. Я верну долг и исчезну. – Что значит «исчезну»? – То и значит. – Ты не… Рюджин, ты не можешь убить себя. – Я не говорила об этом. Думала, но… не знаю… я просто надеюсь, что Бог или кто-то там ещё будет достаточно любезен, чтобы дать мне закончить. Как только я закончу, он может убить меня, и тогда всё будет так, как и должно быть. Виновные должны нести наказание. Если меня не наказали власти, значит накажут другие силы. Ну, если они есть. Если нет, справлюсь без них. – Могу я обнять тебя? Когда Рюджин кивнула, Чонин притянул её к себе, утыкаясь носом в волосы. Он прижимал её к себе, словно боялся, что она исчезнет прямо сейчас, и его сердце билось с утроенной скоростью. – Ты часть моей команды, Рюджин, часть моей семьи. Не… не думай о таком. Пожалуйста. Я не знаю, что ещё сказать, и как дать тебе понять, что ты заслуживаешь только лучшего, но ты на самом деле не должна умирать. Не до того, как закончишь книгу, не после. Может, то, что ты здесь, знак того, что ты прощена? Или что ты вообще не была виновна? Я знаю только то, что ты должна жить. Слышишь меня? Пожалуйста, Рюджин.