what's your emergency?

      Это был плохой день, и Хёнджин просто знал, что рано или поздно облажается. Он проснулся с жуткой головной болью, от которой зрение затуманивалось, а все окружающие предметы расплывались. За окном шёл ливень, а отец вместо того, чтобы спать, сидел на диване, укутавшись в плед, и качался вперёд-назад, словно маятник. Из побледневших от холода губ доносились слова, похожие на странные молитвы.       Хёнджин хотел подойти к нему, но услышал хруст стекла под тонкой подошвой. В двери на балкон, которую они с Йеджи никогда не открывали, опасаясь за отца, зияла дыра. Края стекла оказались покрыты кровью, словно кто-то пытался просунуть руку, чтобы открыть её снаружи. След из капель тянулся к дивану.       Уже присмотревшись, Хёнджин увидел на обивке расплывшееся пятно крови.       – Какого, – прорычал он, прикусывая губу, чтобы не закричать.       – П-прости, сынок… – пробормотал отец. – Мне… мне стало жарко, но окно в моей комнате не открывается, и я решил… я хотел побыть на балконе, а потом… я думал, что там Йеджи…       – Она ушла на смену вчера вечером. Ты должен помнить, мы вместе обедали.       – Мне… мне так жаль, Джинни, я… я просто… было жарко…       Хёнджин сел на одно колено, игнорируя раздражение, и взял руку отца в свою. К счастью, осколки стекла не попали под кожу и не вонзились в мышцы. Он порезал только кожу, слегка раскрыв её в месте в паре сантиметров от запястья, но вены были в порядке. Не нужно было даже накладывать швы.       – Ты везунчик, пап, – хмыкнул Хван, обрабатывая края антисептиком.       – Да, не помню даже того, что случилось вчера.       – Мы говорили об этом, пап. Позитивное мышление. Думай о хорошем. Ты лечишься, врач уверен, что шансы хорошие, так что…       – Ты ведь в это не веришь, – усмехнулся отец. Длинные тонкие пальцы скользнули в волосы, нежно поглаживая длинные пряди. – Йеджи до сих пор надеется на что-то, но ты доктор, ты знаешь, что я умру. Так ведь, милый?       – Я знаю, что медицина способна на многое.       – Да, на многое, но не на невозможное, а мой случай ведь как раз из таких, да? Здоровье подорвано из-за отравления тяжёлыми металлами, стрессов, опухоль растёт. Скоро я совсем перестану вас узнавать.       – У тебя ещё есть шанс, – упрямо повторил Хёнджин, понимая, что врёт.       Всё стало очевидно ещё тогда, когда они впервые услышали о диагнозе. Отец был слишком слаб, чтобы добиться ремиссии, и всё, что могли сделать врачи, – продлить агонию на несколько лет. Сперва он, как Йеджи, тоже пытался верить, но так было только больнее. Нет, с каждым днём отец угасал, и Хёнджин не мог не замечать, не понимать, как всё закончится.       Он притворялся ради Йеджи, отца, но в голове всё чаще мелькала мысль: «А может, всё бросить?». Ему нравилось вспоминать, как хорошо было в США. Комната, которую он делил с симпатичным парнем, вечера в клубах, сладкие коктейли и страстные поцелуи с горячими девушками и парнями. Он веселился, не думая, что где-то в Корее ждала сестра, умирал отец. Даже злость на мать отходила на второй план, растворяясь в бьющих в глаза стробоскопах.       Только в то время Хёнджин чувствовал себя действительно счастливым.       – Я знаю, что ты здесь ради Йеджи. Ты всегда любил её гораздо больше меня и мамы.       – Хватит, пап.       – Нет, дай мне договорить, сынок. Когда мы узнали, что у тебя будет сестра, я очень боялся, что ты не сможешь её принять. У многих наших друзей уже было по двое детей, и они рассказывали, как тяжело старшие привыкали к младшим, поэтому я купил кучу книг, изучил этот вопрос, не спал ночами, думая, как лучше познакомить вас с Йеджи, но, когда она родилась, и я привёл тебя в больницу… я понял, что вы поладите в тот же момент, когда ты на неё посмотрел.       – Я помню. Она была такой маленькой, – улыбка сама проступила на плотно сжатых губах. – Я не понимал, как люди могут быть такими маленькими.       – Ты никогда не мог на неё злиться. Даже после того, как она забрала в школу твои краски, и смешала их. Она плакала, когда я вёл её домой, потому что думала, что расстроит тебя, но ты… ты просто обнял её.       – Ей было пять, и я видел, что ей жаль.       – Конечно, – кивнул отец. – Знаешь, прошло уже двадцать три года, а ты всё ещё смотришь на неё так же, как в тот день.       – Не то, чтобы она слишком выросла.       Из губ отца вырвался смешок. Он обвёл взглядом комнату, задерживаясь на тех вещах, которые напоминали о временах, когда мама ещё жила с ними. Рисунки Хёнджина на стенах, – до четырнадцати он хотел стать художником, пока не узнал, что врачам платят больше, – поделки Йеджи. Повсюду лежали её оригами. Она всегда делала их, когда волновалась, и один из классов выдался особенным сложным.       Парень улыбнулся, вспомнив, какие пакеты, заваленные бумажными журавликами, выносил из её комнаты.       – Когда я был в больнице, какой-то старик, который сидел рядом со мной, признался, что очень боится умирать, и я… я задумался об этом и понял, что не боюсь. Я знаю, что ты позаботишься о ней, а она о тебе, и это всё, что меня волнует. Если вы в порядке, я счастлив.       – Мне жаль, пап.       – Не извиняйся передо мной.       – Я мог бы быть рядом чаще.       – Ты всегда был немного… свободнее, чем Йеджи. Ты в некотором роде похож на кота, всегда гуляешь сам по себе, выбираешь, что делать. Это то, что делает тебя уникальным. Разве нет?       – Это то, что делает меня плохим сыном.       – То, что ты здесь, уже показывает, что ты хорош. И я благодарен за это. Вы с Йеджи – самый большой подарок в моей жизни, и я не могу просить о чём-то большем после того, как пережил с вами столько хорошего. Я люблю вас.       – Я тоже тебя люблю.       – Я надеялся на это, – рассмеялся отец. – А теперь… как насчёт того, чтобы ничего не готовить?       – Мне нравится.

***

      Йеджи настояла на том, что он должен провести вечер вне дома. Хёнджин пытался сопротивляться, говорил, что будет рад помочь с отцом или просто приготовить ужин, но она была непреклонна.       – Тебе нужно отдохнуть, – сказала сестра. – И я знаю, что у тебя не получается сделать это, когда ты дома.       – Получается.       – Хёнджин…       – Я серьёзно!       – Нет, – она скрестила руки на груди. – Давай, проведи немного времени где-нибудь в клубе, выпей коктейлей. Может, пригласишь Феликса? Он свободен вечером.       – Ты пытаешься свести меня со своим другом?       – А ты привёз меня в часть и почти толкнул в Рюджин.       – Туше, – Хёнджин поднял обе руки вверх. – Хорошо, я пойду, но без Феликса. Это только мой вечер. Я… что, если я захочу потанцевать на столе? Не хочу, чтобы на следующей смене весь диспетчерский центр говорил о том, как горячо выглядит твой брат.       – Поверь, никто не будет так говорить.       – О, я сделаю всё, чтобы говорили.       Хёнджин точно знал, куда хочет поехать. В городе было только одно место, которое он действительно любил. В Каннаме, – за рядом неоновых вывесок, кроваво-красных стрелок и сияющих витрин, – скрывалась непримечательная дверь в подвальное помещение. У входа стояли два накачанных парня в кожаных штанах и майках-сетках. В сосках поблёскивал пирсинг.       Увидев Хёнджина, тот, что постарше, протянул руку.       – Решил вернуться, красавчик? Мне казалось, ты совсем забыл о нас.       – Как можно забыть?       – Ну, знаешь, мы начали думать, что ты решил уйти из дела, нашёл парня.       – Я? – Хван скрестил руки на груди. – Скорее в Китае разрешат однополые браки, чем я решу вступить в моногамные отношения.       – Это мой мальчик. К чёрту моногамию!       – К чёрту!       Внутри ничего не изменилось. Те же драпированные бархатом стены, диваны, обитые чёрной кожей, и белые мягкие ковры под ногами. Официанты и официантки, обнажённые до пояса, разносили по гостям шампанское и закуски. Один из них нежно провёл рукой по спине Хёнджина.       – Вернулся.       – Привет, милый.       – А я уже почти поверил, что ты успокоился.       – Я? Никогда. Свободен сегодня?       – На меня очередь, малыш.       – Конечно, я был бы очень зол, если упустил такого красавчика, – он наклонился, чтобы поцеловать парня в губы. – Хорошего вечера, милый.       – Хорошего, Джинни.       Здесь Хёнджин чувствовал себя почти так же, как в Америке. Никаких обязательств, разговоров по душам, признаний после бутылки вина, – только хороший секс. Он нуждался в этом. Конечно, иногда, – в особенно одинокие ночи, – ему хотелось почувствовать рядом кого-то, обнять его, поцеловать в шею, но это желание быстро исчезало. Хван пытался, но отношения всегда заканчивались через месяц-два, потому что он начинал отчаянно скучать по свободе, возможности целовать и спать с теми, с кем хотелось, а не ограничиваться одним человеком.       Хёнджин понимал, как мерзко это могло звучать, но… да, он был таким, – не самым приятным, не способным к моногамии, легкомысленным эгоцентриком, который не любил никого, кроме сестры. Соглашайтесь или проваливайте. Хван ни с кем не собирался задерживаться надолго.       – Эй, красивый парень, – рассмеялся бармен, когда Хёнджин занял высокий стул. – Как обычно?       – Конечно.       – Тебя не было почти три месяца. Чем занимался?       – Работал, проводил время с сестрой. Было весело на самом деле.       – Ты можешь веселиться без нас? – Парень покачал головой. – Нет, я не верю.       – Эй, я же не совсем озабоченный.       – Ну…       – Заткнись, – беззлобно промурчал Хёнджин, делая глоток дайкири.       – Вообще-то я начал думать, что ты нашёл парня. Видел тебя где-то месяц назад с милым блондином, хотел подойти, но вы так мило разговаривали. Так.. ты спал с ним?       – Он друг моей сестры.       – Которому ты нравишься?       – Я всем нравлюсь. Ты видел моё лицо? В него невозможно не влюбиться.       – Конечно, но ты не ответил на мой вопрос. Этот парень…       – Нет. Нет, и не будет. Он… он хороший, понимаешь, а я тот ещё мудак.       – Да. Помню, как тот парень плакал, когда ты ему отказал.       Хёнджин пожал плечами. Это был его первый раз здесь, и он не подумал, чтобы сказать, что не настроен на свидания, до того, как увёл какого-то парня в свободную комнату. Он хотел уйти, но незнакомец просто расплакался.       – Я потратил столько денег, чтобы успокоить его и напоить, что могу спать спокойно.       – Ты всё равно нанёс ему психологическую травму.       – Забудь о нём.       – Ладно, тогда снова поговорим о твоём парне. Почему ты не приведёшь его сюда?       – Я же сказал, что он хороший. Слишком хороший для этого места. Ему нужны свидания и романтика, и прогулки за ручку под Луной, а не быстрый секс где-то в свободном углу. Он просто…       – Лучше, чем мы?       – Когда ты говоришь, звучит обидно.       Бармен пожал плечами.       – Но, если он влюбится в тебя…       – «Если», – выделил Хёнджин. – Главное слово, дорогой.       Телефон в кармане узких джинс подал признаки жизни, и Хван посмотрел на экран. Он ожидал сообщений от капитана, Йеджи, даже Рюджин, но только не от Феликса. И всё-таки он писал. От кого: «Милый друг Йеджи» Привет! Это Феликс, если ты не понял Я не знаю, зачем пишу, просто мне вроде как немного одиноко, а Чан занят, и я подумал, может, ты захочешь поиграть в приставку Звучит глупо Прости Не блокируй меня, пожалуйста

От кого: «Вы»

нет!

всё круто!

я люблю игры

хотя давно не играл

отправляй адрес, буду у тебя через полчаса

      Увидев, что Хёнджин собирается уходить, бармен улыбнулся.       – Хороший парень?       – Мы просто поиграем в приставку.       – Да, как скажешь. Навещай нас почаще. Тут скучновато без твоего симпатичного личика.       – Конечно, дорогой.

***

      Квартира Феликса выглядела так, как Хван себе представлял. Минималистичная, с акцентом на белый, но заполненная милыми безделушками типа фарфоровых фигурок в виде животных. Повсюду фотографии: он с Йеджи и Джису, Чаном, один на фоне Сеульских достопримечательностей. На каждой сияла улыбка, но, присмотревшись, Хёнджин заметил те, что отличались.       Они стояли рядом с плазменным телевизором. На них Феликс был рядом с высоким худощавым мужчиной лет пятидесяти. На чёрных волосах уже проступала седина, лицо покрывали глубокие морщины. Он выглядел слишком загорелым для Кореи, и Хёнджин решил, что это, должно быть, фото из Австралии. Судя по лицу и школьной форме, на снимках Ли было около четырнадцати-пятнадцати.       – Эй, – Феликс притянул его к себе, осторожно обнимая. – Спасибо, что ты пришёл.       – Ну, ты же звал, – Хёнджин запутался пальцами в светлых волосах, наслаждаясь их мягкостью. – Всё хорошо? Выглядишь бледным.       – Я не хочу тебя нагружать.       – Не хвастаюсь, но все говорят, что я хорошо умею слушать, так что… если хочешь, можем поболтать.       – Я… это вроде как семейное дело, и… всё сложно. Ты действительно хочешь услышать? Всё в порядке, если ты сказал просто из вежливости.       – Нет, я хочу. Давай, – он прижал Феликса ещё крепче, похлопывая по плечу. – Налей мне кофе, и я стану твоим личным психологом. И… хорошо, что мы не будем играть в приставку.       – Почему?       – Я отстой в этом, – усмехнулся Хёнджин.       Они устроились на мягком белом диване в гостиной. Рука Феликса была в его руке, и его пальцы подрагивали от волнения. Он не смотрел Хёнджину в глаза. Взгляд скользил по стенам, потолку, полу, мебели и фигуркам, но никогда не останавливался на нём.       В другое время Хван принял бы это за проявление смущения, но сейчас он волновался.       Феликс был хорошим парнем, и его родители, – кем бы они не были, – не имели права обращаться с ним как с дерьмом.       – Как ты знаешь, я, как и Чан, из Австралии. Мой отец владеет там несколькими фермами. Богатый человек по местным меркам и очень опекающий. Гиперопекающий. Я позвонил ему сегодня, и он сказал, что я должен вернуться домой и заняться бизнесом, и я… я вспылил, накричал, и… мне так жаль.       – В этом нет ничего такого, – попытался начать Хёнджин, но Феликс покачал головой.       – Понимаешь, он… он – единственный, кто у меня есть. Мама… она погибла, когда я был ребёнком, и он воспитывал меня, и я знаю, как ему тяжело было отпускать меня в Корею. Я просто… я делаю так много, чтобы показать ему, что вырос, но он… он будто не понимает.       – Эй… – Хван притянул его к себе. Лёгкие наполнились приятным ароматом чего-то фруктового, с нотками мороженого и вишни, и ему вдруг захотелось улыбаться. Так же пахло в магазине мороженого, в который они с Йеджи забегали после школы, чтобы немного отойти от тяжёлых занятий. – Уверен, он понимает, что ты не хотел его обидеть. Он ведь твой отец.       – Да… я его единственный ребёнок, и он всегда так опекал меня. Смешно сказать, но до пятнадцати лет я выходил из дома только два раза.       – Серьёзно?       Феликс уткнулся носом в его шею, и на рубашке вдруг проступило пятно. Он плакал. Хёнджин чувствовал, как боль заполняет его сердце. Может, Хван и был эгоистом, но понимал, что такие хорошие люди, как этот парень, не должны плакать от горя.       – Мама родила меня раньше срока, и я был маленьким и синим, и папа… он просто боялся, что я могу заболеть чем-то. На самом деле я вообще часто болел, и до трёх лет с нами постоянно жил детский врач, а в гараже была готова машина с набором для реанимации на всякий случай. Я понимаю, что он хотел быть уверен, что я не умру, но… я не выходил никуда, кроме заднего двора, не общался с детьми моего возраста. Всё, что у меня было, – компьютер и книги.       – Мне жаль.       – Я злюсь на него… нет, это неправильно. Я не должен злиться…       – Все мы иногда злимся на родителей. Они ошибаются. К сожалению.       – Да, но… я знаю, что кроме меня у папы никого нет. Он любит меня, как умеет, и просто хочет, чтобы я был в порядке, но я в порядке здесь, с Чаном и девочками. Мне так хочется, чтобы он это понял.       – Почему бы тебе не пригласить его сюда? Познакомь его с Чаном, Йеджи, Джису, с моей командой. Он увидит, что мы в состоянии позаботиться о тебе.       – Да, а потом узнает, что одна из этой команды едва не погибла при обрушении здания, и похитит меня, чтобы снова запереть дома.       – Он не узнает. Подумай над этим и не вини себя. Ты всегда можешь извиниться перед ним.       – Я уже пытался, но он не берёт трубку.       – Ну, извинишься позже. Давай, – Хёнджин отстранил его от себя, пальцами ероша волосы. – Чан убеждал меня, что ты лучший игрок в «Марио Карт».       – Да, но я думал, что ты отстой в этом.       – Я соврал. Или нет? Хочешь проверить?       – Я надеру твой симпатичный зад. Ой…       – Расслабься, милый, я знаю, что он симпатичный.