Ultimate rebellion

      Прошло две недели с того момента, как я осталась у Ивана. Мне хорошо с ним, ведь, как оказалось, он хороший хозяин и трудоголик. Идя на поправку, я чувствую ноющую боль в руке, и не желаю ему рассказывать. Дело даже не в доверии, я надеюсь, что это временно. На самом деле... причина по которой я решила задержаться не только в Кадавре и Эйсид. Я всё помню.       Я знаю, звучит глупо, однако я помню его. Всё хорошее и плохое, совершённое им. Я вспомнила его настоящее имя. Мои догадки не были пустым словом. Я планирую расправиться с ним, раз уж это моя последняя жизнь. Пусть он продолжает думать, что я стараюсь изменить принципам и что я ничего не помню. Пусть. Я с ужасным голодом жду, когда увижу на его лице испуг, страх, панику, слёзы. Но всё это не скоро, всему своё время...       Из свободомыслия меня вывел хлопок входной двери. Иван повесил на вешалку свою шинель, снял сапоги и после подошёл к настенному телефону. Набирая на нём номер, послышались гудки. Аккуратно выглядывая из-за угла кухни, я старалась уловить весь разговор, даже если под ним я подразумеваю именно сказанное Серпом. По тону он явно в хорошем настроении, однако далее его голос постепенно становился более сдержанным, серьёзным и местами холодным. На самом деле, ничего интересного из телефонного разговора не смогла вычерпать, а потому, потеряв весь интерес, с уставшей гримасой подошла к шкафчику, взяла стакан и налила в него молоко. Опустошив его за два глотка, я перевела взгляд на окно. Всё ещё метель, скрывающая лучи утреннего солнца. Будь у меня иммунитет покрепче, я бы вышла на улицу, чтобы увидеть светлое, красивое небо с жёлтым оттенком. Это достаточно редкое явление, именуемое как клирсноу − когда снег идёт из обычных облаков, и при этом небо всё также остаётся ясным.       — Я думал что ты ещё спишь.− на кухню прошёл и сам хозяин дома, слабо улыбаясь. Я молча кивнула в ответ, отставляя стакан в раковину и подходя к нему со скрещёнными руками.       — Я час назад проснулась. Жаль что мне удалось застать тебя мирно посапывающим в постели.− с усмешкой бросила я, теперь пряча руки за спину и глядя на нечеловека снизу верх. Серп демонстративно закатил глаза, цокнув языком.       — Станция метро сама себя не проверит.− как бы причитая, он приподнял голову и закрыл глаза. После, немного подержав паузу, смутился и отвёл неловкий взгляд в сторону, и его уголки губ едва заметно дёргались.— И после вчерашнего... Ты знаешь, эти регулярные наши «ночные игры» оставляют долгое, истощающее послевкусие. Вроде сплю сладко, а в итоге с трудом просыпаюсь. Я так из-за тебя свой привычный распорядок дня нарушаю.− Иван вновь сделал паузу, понизив тон голоса и со вздохом подняв взгляд на меня.— И не только его.       — Ох, ну уж извините, товарищ, что я готовлю вкусно.− с лукавым личиком хихикнула я, указательным пальцем намеренно неспешно проходясь от живота до горла, наслаждаясь тем, как Серп нервно сглатывает, и как закипающая кровь опаляет всего его.       — И сытно.− чуть подрагивающим голосом добавил нечеловек, очевидно сдерживаясь, чтобы не выдать из себя шумный сладкий полустон от наслаждения и возбуждения, которое он сейчас начинал испытывать. Я с упоением наблюдала это, нарочно провоцируя далее. Прижимаясь ближе, второй рукой я обхватываю его талию и губами касаюсь шеи, оставляя влажный след. Серп вздрагивает и выдаёт тихий, протяжный стон. Неожиданно для него, я отстраняюсь, пряча хитрую и жадную улыбку под обворожительной обложкой. Несколько минут Иван явно не понимает, что только что произошло, а я с негромким смехом вновь приближаюсь к нему. Мои руки изучают его спину, поглаживая, и нечеловек смутился.       — Могу ли я сегодня выйти на улицу?− поинтересовалась я, миловидными глазками заглядывая в оные. Серп задумчиво хмыкнул, после одобрительно кивнул.       — Только давай сначала позавтракаем. А то ты у меня небось голодная весь день.       Согласившись, я отстранилась от него и ушла в спальню переодеваться. Улыбка не сходила с моего лица, переминаясь уголками от одного уха до другого. Ох, как хорошо что он этого сейчас не видит. Как хорошо, что он слишком одурманен, чтобы понять истинную суть моих действий. Знал бы он, что я голодна именно им, его страданиями, болью, страхом и слезами − то, что я видела так давно, но не успела вдоволь насладиться. Ах, не верится, что это действительно было давно. Переодевшись, я беру в руки дневник и ручку, и делаю короткие записи на чистой странице. Коротко, обрывисто и двусмысленно − только я знаю что оно в себе несёт. Убрав всё это дельце в комод, я делаю глубокий вздох и как ни в чём не бывало иду на кухню. Ему нельзя знать, что последняя ночь близко.