Almost | Почти

      Следующие 4 дня пролетели как в тумане, сопровождаясь осмотром достопримечательностей и обильным количеством ругани. Слишком скоро их неделя в Париже подошла к концу. Теперь был вечер 8-го числа, ровно два года прошло с похорон и это последний день отдыха Лис. В тайне Эндрю был немного мрачен при мысли об отъезде, хотя его память означала, что он никогда не забудет ни секунды из этого — ещё одно из редких хороших воспоминаний, которые можно добавить в коллекцию.       Он с нетерпением ждал возвращения в свой пустой дом, он убрал все фотографии после его смерти, оставив только золотые олимпийские медали пары на стене и их маленькую фотографию у своей кровати. Он бы также оставил его обручальное кольцо, но даже после нескольких часов поисков не смог найти его нигде поблизости от места аварии. Эндрю по-прежнему носил своё собственное кольцо каждый день, как напоминание самому себе никогда больше не нарушать обещание: в первый раз его похитили и чуть не убили в Балтиморе; во второй раз у него больше не было возможности сдержать своё обещание выйти за него замуж, потому что Эндрю потерял его навсегда.       Несмотря на это, последний день оказался не таким хорошим, как остальная часть недели, и вскоре Эндрю всерьёз задумался о том, чтобы отправиться в аэропорт на день раньше. Он почти сделал это. Почти. Его прошлая версия могла бы это сделать. Но после всего, что Лисы сделали для него, он не мог оставить их горевать в одиночестве. Да, они были друг у друга, хотя Эндрю начинал понимать, что этой почти семье нужны все её части, чтобы всё шло гладко, и он — вопреки всему — был одной из этих частей. Им уже не хватало одного Лиса, сегодняшний день был для них напоминанием об этом, они нуждались в нём.       И он нуждался в них.       Однако это не делало их менее раздражающими. Каждый Лис был серьёзен и настойчиво стремился поделиться своими воспоминаниями о похоронах. Они называли это совладанием, но Эндрю решил, что если ты разражаешься слезами ещё до того, как начинаешь своё предложение, то твоё определение совладания противоположно его определению.       Рассевшись на удобных бирюзовых диванах в гостиной излишне большого номера Элисон, Эндрю свернулся в клубок и попытался отгородиться от Лис, пока они говорили об одном из худших дней в их с Эндрю жизни. Хуже всего было то, что Ники завёл речь о том, что это был первый и единственный раз, когда они видели Эндрю плачущим.       — Это были две слезы. Не преувеличивай слишком сильно.       — Больше, чем я когда-либо видел до или после — за исключением того дня, когда это произошло. Конечно, слышать, как ты так кричишь, было странно.       — Достаточно, Ники. — Эндрю тоже не хотел, чтобы они говорили об этом. Это не помешало Элисон вспомнить, как «мило» было, когда Эндрю также признался в своей речи, что любил его — это был первый раз, когда он произнёс эти слова вслух.       — ...и я знаю, что он понимал, он всегда мог читать меня, как открытую книгу, но я думал, что однажды — с Н—эм... с ним рядом — я исцелюсь достаточно, чтобы рассказать ему об этом. Я никогда бы не подумал, что, несмотря на все те случаи, когда он говорил то, что он умрёт первым, я скажу это его гробу. Я думаю, этот идиот понял одну вещь правильно. — Это была последняя часть его речи два года назад. Его голос сорвался на последних нескольких словах, и он позволил своей семье обнять его, когда на глаза навернулись слёзы. Они были там в тот момент, когда он потерял бдительность. Его семья всегда была рядом, когда он в ней нуждался.       Это воспоминание он часто переживал заново, будь то в кошмарах или в тёмных дарах, к которым обращался его разум, когда ничто не отвлекало его или что-то напоминало ему о том моменте.       Ники разобрался с двумя коробками салфеток, Мэтт был близок к тому, чтобы прикончить одну, пока Элисон и Дэн делились друг с другом. Близнецы всё это время сидели рядом с одинаковыми ничего не выражающими лицами. Рене тоже не поддалась слезам, но её лицо было печальным, когда она осталась рядом с Элисон. Казалось, прошли годы, прежде чем они, наконец, отправились на поминальный ужин в самый модный французский ресторан, который Элисон смогла найти, и настроение немного улучшилось, когда принесли первую порцию улиток, и все начали пытаться подстрекать друг друга съесть их. Эндрю съел одну, было не так уж плохо, но Элисон приобрела болезненный оттенок зелёного, когда Кевин проглотил пять порций подряд, громко превознося их питательную ценность. Эндрю было трудно не подавиться своим напитком, видя различные уровни отвращения и ужаса на лицах его друзей.       Хорошо знакомый с эмоциональностью своего кузена, Эндрю избегал смотреть на Ники большую часть дня. Он не знал почему, хотя и предполагал, что, возможно, он заботится о своём двоюродном брате и не хочет, чтобы печаль Ники заразила его и без того борющееся «я». Однако реакции на улиток были исключением, и Эндрю решил не сопротивляться желанию посмотреть, как Ники попробовал одну из них. Однако, подняв глаза, он сразу же отвлёкся на то, что стало очень знакомым в потрёпанном капюшоне, сидящим в одиночестве за столиком в дальнем углу ресторана. По мнению Эндрю, это подтвердило его подозрения, что по какой-то причине Не-он выслеживал Лис. Не-он, детый так, как будто он бездомный, но, по-видимому, мог позволить себе проживание в самом дорогом отеле Парижа, а теперь просто случайно оказавшийся в ресторане, который он не должен был себе позволить в то же время, что и Лисы. Тот факт, что его лицо всегда было закрыто, только усиливал подозрения. Либо этот парень был застенчивым фанатом, который не знал границ, согласно которым смотрит на преследование свысока, либо у него были плохие намерения, но Эндрю покончил с мафией на всю оставшуюся жизнь. Он собирался выяснить, чего хотел Не-он и почему.       Больше ни один Лис не умрёт под присмотром Эндрю.