Лабиринт прошлого

Её образ никак не мог выйти из моей головы. Такой чудесной она была, такой невероятной, будто и вовсе вымышленной! Может, правда приснилась сегодня? Но это всё было чистой воды правда. Она реальна. Я не смогла подойти, не смогла спросить её имени. Придя в свою квартирку, я смогла лишь разуться и повалиться на свою мягкую кровать, которая ждала меня. Может быть, завтра подойду?.. И что я могу сказать? Как вообще люди знакомятся друг с другом, как та Юля? Эх, если бы для меня это было так же просто. Свой остаток дня я решила провести довольно тухло. В основном просто валяться и ничего не делать. Последний день, когда можно не думать об учёбе. И пока я вот так залипала в потолок, на меня нахлынули воспоминания о моём: «первый раз в первый класс». В тот день мы пошли с папой вдвоём. Он с самого моего рождения был единственной опорой и поддержкой; я всегда могла спрятаться за ним, как за своей надёжной стеной. Конечно, тогда я ещё не знала, что люди могут быть ядовиты, словно гадюки, поэтому не боялась идти в школу. У меня был боевой настрой; хотелось постигать новые вершины своего Эвереста.       — Пап, а ты тоже ведь в школу ходил? — спросила я по дороге, держа его за руку своей крошечной ладошкой.       — Ничего себе, что выдала, — отец вздохнул и продолжил: — Давно это было. Но да, конечно, ходил, Стася, — он произнёс это задумчиво. Видимо, мой вопрос заставил его вспомнить школьные годы. Мне же было приятно, что папе небезразличны мои глупые допросы, и он не увиливает от ответа.       — А тебе нравилось учиться? — с детской беззаботностью спрашивала я.       — Я был ещё тем хулиганом: стёкла бил в школе; гонял на переменах аж до восьмого класса; самолётики пускал на уроках. Не до учёбы мне было, — папа улыбнулся мне и внезапно посмотрел строго прямо мне в глаза: — Но учиться нужно! Я, знаешь, как потом догонял школьную программу! Несомненно, мне было очень сложно. Поэтому старайся, Стася, учись, а я тебе помогать буду, если что-то не поймёшь на уроках. Договорились?       — Да, папочка, конечно я буду стараться! — ответила я тогда… А сейчас что? Ни папы, ни моей надёжной стены, ни даже жалкого звонка с вопросом: «Ну как там на линейке всё прошло?». Обидно до боли в сердце. Куда же делся тот папа? Я подобралась ближе к тумбочке, открыла второй ящик и порылась в нём. Наконец, нащупав наушники, достала их и с грохотом захлопнула ящик — то ли от злости, то ли машинально. Я включила свой плейлист вперемешку. Будто прочитав мои мысли, прозвучала песня: «Вы» — Дайте танк.

Вы наказали меня и забыли в углу

Квартира пуста

Чувство вины за следы на сыром полу

И горечь утраты зонта

Это великолепный повод

После гибели стать приведением!

Я подумала, что больше не буду учиться ради папочки или мамочки. Впредь нужно надеяться только на себя. Если в детстве я находилась в прочной крепости, то в данный момент она разрушалась на тысячи старых истёртых остатков кирпича. Какая досада! Я взаправду пыталась из них построить заново эту величественную долговечность. Я разговаривала с ними, пыталась уяснить ситуацию и помочь, чем смогу. Только от меня у них уши вяли.

Выше головы!

Мама и папа, вы видели, как я могу?

Я акробат!

Форма общения в нашем семейном кругу

Напоминает квадрат

Я любила своих родителей и ненавидела одновременно. Мне сложно было понять, что конкретно я к ним чувствую — чувство благодарности или чувство безысходности. Я пыталась понять, почему после аркадской идиллии между нами образовалась пропасть. Раньше — в детстве — приходила к выводу, что это из-за меня, говоря себе, что именно моё присутствие разрушило всё самое лучшее в нашей семье. Но два года назад мне открылась истина, которую так тщательно скрывали от меня мои родители, объясняя позже, что так лучше для меня же. Но ведь я всё время винила себя. Они вдвоём ходили налево. У меня так и не вышло разобраться, кто начал первый, потому что при первом же вопросе на эту тему мгновенно звучал ядерный взрыв. Но я больше верила отцу. Мне всегда казалось, что он более правильный, нежели моя мать. В разводе они уже семь лет, но живут вместе, создавая картинку «счастливой» семьи для меня. Вот так я и пролежала до самого вечера, гуляя по улицам своего внутреннего мира. Как жаль, что даже не с кем поделиться всем этим, излить какому-то живому существу все свои переживания. Дома хотя бы Маруся была, — моя кошка. Но теперь я нахожусь в более ста километров от своего прежнего дома. Чтобы хоть чуток расслабиться, я направилась на кухню и приготовила себе ромашковый чай. Вы знали, что он улучшает сон, хорошо помогает от нервов и стресса, а помимо этого, так ещё и невероятно вкусный? Теперь точно знаете. Вообще, я огромный любитель чая. Я считаю, что дома обязательно должны быть разные виды на все случаи жизни. Для сведения: я не люблю добавлять в чай сахар, он перебивает вкус, и все разновидности становятся абсолютно единообразной сладкой водой. Из-за этого некоторые считают меня странной. Быть может, подействовал чай, а возможно, горячий ободряющий душ, смывающий все дурные мысли, но заснула я быстро, — как только легла в постель. И спалось мне тоже замечательно — никакой кошмар не потревожил меня.

***

Даже проснулась я без будильника. Спокойно собралась и пошла в колледж. Дорога не была долгой, но я обращала внимание на каждую мелочь: асфальт на дорожке был весь в трещинах и листьях, — в этом году осень не задерживалась и пришла очень быстро. Многие взрослые тоже уже проснулись и спешили на работу. По дороге я встретила несколько кошек. Сильно хотелось погладить каждую, но подошла я только к одной и только по той причине, что не удержалась. Кошка была очень похожа на Марусю — такая же белая и вся в пятнах, будто осенние листья в снегу. Воспоминания окутали меня тёплым шарфом.       — С приходом осени нужно одеваться теплее и не забывать про шарф, Стасенька, — говорил мой папа и одевал мне громадный шарф.       — Из-под него сложно дышать, папа! — протестовала я.       — Болеть хочешь? — сердито, но с отцовской заботой спрашивал меня отец.       — Не хочу-у, — протянула я и замолчала. В тот день мы собрались с ним вдвоём на прогулку. Мне на тот момент было шесть. Находиться на природе я очень любила, особенно, когда в моей маленькой ладошке была тёплая, но грубая и шершавая рука папы. Выбирались мы так с ним из дома не часто, потому что у него было очень много работы — папа работал в полиции, а на выходных он любил побольше спать. Тогда была потрясающая погода для осени: дождь не шёл, зато из последних сил светило солнышко. Мы гуляли по парку долго: я кидала листьями в папу, а он в меня. Было безумно весело. Однако даже дети с их бесконечным запасом энергии рано или поздно устают. Папа посадил меня на свои плечи, что, несомненно, тоже рассмешило меня. Мы уже подходили к дому, как я заметила коробку рядом с одним из подъездов.       — Папа, смотри, там котята! Маленькие! Папа! — прокричала я ему прямо в ухо. Он отпустил меня, и я понеслась на своих маленьких ножках к коробке. В ней лежало трое котят: белоснежный, рыжий и пятнистый.       — Кто же их сюда положил-то… Октябрь ведь… Бедняги могут не дожить до весны… — с безнадёжной тоской заметил отец.       — Как это? Куда они денутся?       — Замёрзнут, Стася. Мамы у них ведь нет.       — И папы нет?       — Никого нет. Смотри, одни-одинешёньки лежат здесь в коробке. Я ещё ближе подошла к их «жилищу» — котята мирно спали. Правда, самый маленький из них — белый — подрагивал во сне.       — А мы могли бы… — я нервно сглотнула. Мне уже давно говорили, что никаких животных дома не будет, — мы могли бы забрать хотя бы одного… Чтобы он уж точно не замёрз?       — Мама нам не разрешит, — папа ответил это автоматически, прямо как запрограммированный робот.       — А мы ей не скажем, — прошептала я и прислонила указательный палец к своим губам.       — Ну раз та-ак, то ладно, берём, — просто и добродушно сказал тогда отец. Мои ручонки сами потянулись к пятнистому котёнку. Как только он оказался у меня на руках, я заметила его особенность — глазки разного цвета: один — коричневый, другой — голубой. Гетерохромия. Конечно, дома мы сразу выдали всё маме. Она на протяжении долгих дней недоверчиво сверлила нас взглядом, но на огромное наше удивление против ничего не говорила. Хотя сейчас догадываюсь, что отцу она всё-таки задала взбучку. В скором времени мы начали думать, какую же кличку дать котёнку.       — Мы назовем её Марусей, — с полной уверенностью сказала тогда мама. Было понятно, что никаких других вариантов она не примет. Но мне понравилось это имя.       — Ма-ру-ся, хорошая кошечка, — погладила я котёнка по спине. И все поняли, что теперь нас стало четверо. А я тем временем поласкала кошку-незнакомку и зашагала дальше. Зайдя в колледж, я увидела охранника, сидевшего на своём рабочем месте, и Юлю. Манна небесная! Хоть и дрожали коленки, мне необходимо было узнать, как пройти до кабинета литературы. К тому же мы с ней уже разговаривали, так что должно быть не так боязно.       — При-вет, — голос дрогнул. Я специально кашлянула, маскируя свою взволнованность.       — Доброе утро, Стася, — быстро протараторила Юля.       — Слушай, ты знаешь, как пройти до кабинета литературы?       — Ага, знаю. Пойдём, отведу. Всё равно здесь скука смертная стоять. Я молча последовала за Юлей. Она, точно бесструнная балалайка, рассказывала что-то про наших одногруппников или, может, про своих друзей… В общем, я её не слушала. Я оглядывалась по сторонам, пытаясь запомнить путь к кабинету литературы, чтобы в следующий раз мне не понадобилось спрашивать у кого-то. Поворот направо, лестница, прямо к подоконнику с цветами, снова поворот, только налево, и вот он, во всей красе — кабинет.       — Здесь. Садись на любое свободное место, а я пока побежала на первый этаж, вдруг ещё кого нужно проводить, — она хихикнула и мигом испарилась. Какое было облегчение, когда я заметила свободную последнюю парту. Прям гора с плеч! Конечно, я сразу, чуть ли не вприпрыжку понеслась к ней, будто это не парта, а выигрышная лотерея. Бережно опустила стул и села за свою любимую камчатку. Спешно достав тетрадь и ручку, я стала разглядывать кабинет: стены были уже давно покрашены в голубой цвет; краска во многих местах потрескалась; прямо посередине висела самая обыкновенная доска; слева на стене можно легко заметить различные правила русского языка; а справа, в свою очередь, портреты писателей. Всё ещё всматриваясь в детали окружающих меня предметов, я вдобавок наблюдала за одногруппниками: многие всё ещё не проснулись и просто тихо сидели на своих местах, листая ленту в телефоне, как сонные мухи; один парень даже прилёг на парту. Но самое главное, — той рыжеволосой девушки не оказалось. «Странно, а вдруг она и вовсе не из нашей группы?», — предположила я и тихонько, так чтобы никто не услышал, вздохнула. Литература мне совсем не нравилась, — читать казалось мне очень нудным и тяжким занятием. Каждый раз, когда я открывала книгу, мой поток мыслей уходил далеко, в итоге я пропускала буквы на автомате, вовсе не думая о сюжете. Прозвенел звонок, а преподавателя на месте ещё не было. Спустя несколько минут дверь распахнулась. Все открыли шире свои глаза и повернулись к ней. Даже тот парень, который дремал, очнулся и поднял свою голову. Но в двери был не учитель, а та девушка с густым лесом в глазах. Я еле сдержала свою улыбку, — всё же она учится с нами. Та, запыхавшись, влетела в кабинет и села на свободное место второй парты. Сегодня она была в голубых джинсах и клетчатой красной рубашке, из-под которой виднелась кричащая футболка с какой-то надписью. Возможно, ей нравилось выделяться в нейтральной толпе. Если моё предположение верно, то получалось у неё это на пять с плюсом. Как только она зашла, все в группе оживились и стали шептаться. Немного погодя появилась и преподаватель. Мне она показалась очень благодушным человеком. По крайней мере, её внешность так и гласила: «Я не кусаюсь. Я всегда помогу вам, если вы нуждаетесь в этой помощи». У Светланы Сергеевны — так её звали — были беззлобные карие глаза и прямой нос, прямо как указка, причёска очень короткая, и практически все волосы седые. Познакомились мы очень быстро. Наши имена спрашивать она не стала, ссылаясь на то, что по ходу узнает нас получше, а сейчас всё равно ничего не запомнит. Преподаватель обвела ещё разок аудиторию взглядом и принялась жевать жвачку; рассказывать о Пушкине всё то, что студенты уже сотни раз слышали в школе. Эта пара была бы донельзя скучной, если бы не одно но: когда учитель начала расспрашивать нас по сегодняшней теме, каждый раз поднимала руку и отвечала та самая девушка. Причём рассказывала про знаменитого писателя она в мельчайших и точных подробностях, не только повторяя старый изученный материал, но и добавляя другие занимательные факты о его жизни. Меня это поразило. Это ж какую память нужно иметь, чтобы вот так отвечать? Неужели она так может рассказать про любого русского классика? В конце пары случилось именно то, чего я ждала с нетерпением целые сутки, — Светлана Сергеевна спросила имя этой молодой википедии о писателях.       — Назови-ка своё имя. Я поставлю тебе пятёрку, — эта фраза прозвучала с особым любопытством.       — Маркелова Екатерина, — спокойным тоном сказала рыжеволосая девушка. Катя. Так вот, значит, какое у неё имя. Но не похожа она на Катю совсем. В голове я прокручивала формы этого имени: Катерина, Катенька, Катюша, Катюха… Всё не то. Всё не для неё. И тут в мою черепную коробку прям стукнуло, будто молотком гвоздь забили. Катька — вот что я могла произнести и моментально представить её образ.