Лабиринт прошлого

Следующее утро было куда приветливее и теплее. Октябрь — непредсказуемый месяц. Сегодня может продирать до костей, а завтра начнётся бабье лето. Хотя синоптики заявили, что в этом году потепления не будет. Я обожала просыпаться ко второй паре. Вставая в несусветную рань, чувствуешь себя зомби, восставшим из мёртвых. А подниматься в половину девятого — самое то. Я закинула в свой желудок хлопья с молоком, которыми завтракала чаще всего из-за своей лени, и, не торопясь, кинула тетрадки в рюкзак, обвешанный значками. Временами у меня мелькало желание заказать их, а я не отказывала себе. Скопилось самых разных тьма-тьмущая. Можно цеплять под настроение. Мои самые обожаемые были с мемными котами, мотивационными фразами вроде: «У тебя всё получится», и грибами. Последние мне нравились без особой причины. Прихрамывая, выскочила наружу: на пятке снова натёрлась мозоль от новых ботиночек. Идя уже по знакомым мне тропинкам, я на удивление была в сносном расположении духа. На редкие лучи солнышка повылазили коты. Они расположились рядом с подъездами: некоторые на лавочках, другие сидели недалеко на асфальте. Эти плюшевые создания одни из самых прекрасных. Но безопаснее смотреть на них на расстоянии, иначе убегут — людишки запугали пушистых до смерти. А народа сейчас и не было. Всем, кому надо, уже на работе. Приятное и до дрожи родное затишье. По дороге встретились только несколько человек, которые шли никуда не спеша, наслаждаясь видами обычного провинциального русского городка.

***

В колледже я сидела и, зевая от скуки, листала тик-ток, иногда посмеиваясь над какими-то дурацкими шутками. После звонка повидавшая жизнь дверь скрипнула — Катя настороженно осмотрела кабинет на наличие преподавателя, затем вбежала внутрь и, не медля ни секунды, направилась в мою сторону. Ребята в кабинете ахнули от её действий. Кажется, моё мирное утро закончилось. Я просто выпала из реальности под влиянием аффекта. Что она творит? Теперь все они заметят меня… Не просто заметят — я буду точно так же в центре внимания! Захотелось куда-нибудь спрятаться. Я засуетилась, отвернулась и принялась рассматривать стену, будто если не буду смотреть на Катю, то и она меня не заметит и сразу передумает. Сосуды переполнились кровью, стало невыносимо жарко. Может, я очутилась на Венере? Эта планета является самой горячей в Солнечной системе. В детстве мне нравилось смотреть передачи про космос. Я взахлёб слушала астрономов и космонавтов, пока из двора слышались детские восторженные крики и задорный смех.       — Я сяду с тобой, ты не против? Мне пришлось всё же перестать таращиться в стенку. Увы, но она даже совета не сможет дать, так что это не имело никакого смысла. Я оглядела Катю: та стояла в растерянной позе, переминаясь с ноги на ногу. Неужто нервничает? Оказалась не в своей тарелке?       — Садись. Как я тебе могу отказать? — я взглядом смущённо указала на нашу группу и шмыгнула носом.       — Знаешь, необязательно потакать мне, потому что я популярная, — она присела рядом и обескураженно посмотрела на меня.       — Я и не собираюсь тебе потакать. Я не тот человек, который будет кого-то гладить по головке просто так.       — Даже так. Меня это радует, Стася, — произнесла Катя и бросила на парту свою тетрадь с ручкой. — По секрету скажу, — заговорила она шёпотом, — меня жутко бесит Дима и его вечно потные ладони! Я расхохоталась от такой правды. Дима — Катин сосед по парте.       — Ты не шутишь? — спросила я тихо, вытирая заслезившиеся глаза.       — Нет! Я понимаю, что он может нервничать и всё в этом духе. Но я уже не могу мириться с вечно мокрой партой.       — Почему раньше не пересела за другую парту?       — Сидеть одной — не в моём духе.       — А что в твоём духе?       — Находиться в кругу людей, но быть одинокой, — без утайки, в открытую промолвила Катька.       — Искренне.       — Да, круто же сказать хоть кому-то чистую правду.       — Круто, — согласно покачала я головой. Сидеть с кем-то вместе мне было до жути непривычно. Я обитала за партой одна класса с третьего — после травли одноклассников уселась сама за последнюю парту, ни о чём не спрашивая учителя. Она побурчала на меня, а потом махнула рукой. Одноклассники дразнили меня из-за моего характера. Я не умела постоять за себя, а им это было выгодно. Детишки нашли себе грушу для битья, на которой можно вымещать всю свою злость. А вообще, малышня действительно может быть токсичной. Далеко не все дети — цветы жизни. Они всего лишь отражение своей собственной семьи. Сейчас я осознаю, что вероятно их самих дома обижали, хотя сочувствия к бывшим одноклассникам нет никакого. Практически все они никак не изменились за девять лет. Мне кажется, что жизнь им ещё доставит много неприятностей за все «радушные» словечки в мою сторону. Я верю в закон бумеранга. Его суть до ясности проста: всё, что вы посылаете в мир, возвращается к вам. В конечном итоге, сейчас я автоматически акцентировала своё внимание на каждом её движении: как она брала и клала ручку, как изящно вертела своей головой, как несколько раз за урок поменяла позу — видимо, руки и ноги затекли. А запах вишни имел магнетическую силу. Я горела желанием вдыхать его до своей смерти. Если рай существует, я до мозга костей желаю, чтобы он пах именно так.       — Слушай, а что там написано? — негромко спросила Катька во время урока.       — Где?       — В последней строчке. Я не вижу отсюда. Я продиктовала ей пример с доски и обратила внимание, с какой скоростью она его решила.       — Так ты у нас в математике шаришь?       — Не совсем.       — Мне бы твоё «не совсем». Катька улыбнулась от моей фразы.       — Если хочешь, могу помочь тебе разобраться в какой-то теме.       — Буду знать, к кому обращаться. Когда прозвенел звонок, одногруппники не стали подходить к нашей парте. Это было поразительно. Не исключено, что сторонились меня. А может, они посчитали Катю предательницей из-за того, что она пересела? Или посчитали странной из-за того, что общается со мной? Вообще, слово «странный» само по себе странное. Разве человек может быть странным? На нашей планете столько миллиардов самых разных людей! У каждого свои интересы, цели, ценности, взгляды на жизнь. Все просто не могут быть похожи друг на друга, поэтому слово «странный» совсем неподходящее для описания человеческого существа. Я прилегла на парту, положив голову набок так, чтобы отвернуться от всех и смотреть на Катю, которая решала ещё один пример.       — Ты левша? Почему-то только сейчас я приметила, какой рукой она пишет.       — Я амбидекстр.       — Чего? — заинтригованно спросила я, не имея понятия, что означает это мудреное словечко.       — Я умею владеть двумя руками одинаково. Мне совершенно не важно, какой писать. Сейчас я стала писать левой, потому что сижу слева от тебя — так удобнее и тебе, и мне.       — Да ну! — я взбодрилась и подняла свою голову, не веря своим ушам. — Ты правду говоришь? Катя с ученым видом знатока написала левой рукой своё имя, а потом взяла в правую и сделала то же самое.       — Вуаля.       Она пододвинула тетрадь по математике ближе ко мне. Её имя действительно было написано два раза одинаково аккуратным почерком.       — Вот тебе на! Это потрясающе, — очарованно произнесла я.       —Наверное…       — Ты тренировала вторую руку?       — Нет. Врождённая особенность.       — Я даже не знала, что такое бывает! — с детским восторгом в голосе воскликнула я.       — Тебя довольно просто удивить, — произнесла Катя, закрыв глаза и искренне улыбнувшись. Я понятия не имею, как реагировать на эту фразу. Был ли это комплимент или, наоборот, нечто оскорбительное? Вообще, не понимать, что имеет в виду другой человек — это в порядке вещей. Но она ведь улыбнулась без коварства и тайных умыслов. Я душевно расплылась Катьке в ответ. Математика пролетела удивительно быстро. Могло ли этому способствовать присутствие Кати, я не знала. После неё мы должны были перейти в другое здание, где находился спортзал и другие специальности. Я застегнула ветровку и уже закинула свой рюкзак на плечо.       — Подожди меня, — выпалила Катя. Она сбросила свой рюкзак на лавочку и сбила всех с ног, торопясь в раздевалку.       — Не торопись так, а то ещё упадёшь. Не прошло и минуты, как Катя стояла передо мной готовая. Мы живенько спустились по ступенькам, но Катя по неизвестной причине зашагала в другую сторону.       — Ты куда?       — Пройдёмся до магазина?       — Мы же на физ–ру опоздаем… — неуверенно пробормотала я, опустив взгляд на землю. Возражать Кате было неохота. Мы только вроде ладить стали, не исключено, что отказ может её оттолкнуть.       — Да забей, у нас же физрук добрый, — будничным тоном промолвила Катя. Она ведь регулярно заходила в класс, опаздывая на несколько минут.       — Ладно, — запросто согласилась я, качнув головой.              — Чу́дно, — выдохнула она и затопала дальше. Магазинчик, тот самый, который прекрасно виден их моего окна. В нём было довольно комфортабельно. Ремонт сделан совсем в недалёком прошлом. Отделы располагались удобно, правда, без вывесок, что сначала напрягало: приходилось искать, где что находится. Но за месяц я уже успела запомнить местоположение тех или иных продуктов. Надеюсь, перестановку нескоро решат сделать. И самое главное — в магазине были кассы самообслуживания! Мои спасители! Хотя не могу не обратить внимания на вечно внимательно следившего охранника за каждым твоим действием. Это вызывало чувство дискомфорта. Дядь, я ничего не собираюсь у вас воровать. Я не такой человек. Если я что-то украду, то начну сверх всякой меры гонять извилины мозга и явлюсь с повинной в тот же день! Совесть всю жизнь съедала меня заживо, так что лишний раз подбираться к ней я не буду. Катя же направилась в сторону свежеиспечённой выпечки. Как же в этом месте вкусно пахло! Слюнки потекли.       — Ты пирожок будешь покупать?       — Да, только сейчас выберу какой.       — Прямо перед бегом?       — Почему нет? Да, действительно, почему нет? Мне тоже захотелось аппетитной тёплой булки. Но почему-то я отказалась от этой мысли наотрез. Катя, немного покрутившись и поспрашивав меня, выбрала слойку с повидлом. С ней вместе пришлось постоять в медленно движущейся очереди. Нерасторопно мы вышли из супермаркета и засеменили ко второму корпусу. Ветер, как назло, дул в мою сторону. И я чувствовала возбуждающий аппетитный запах.       — Будешь? — поинтересовалась Катя. Возможно, подсознательно догадалась, что мне тоже хочется. А может, просто из вежливости спросила. Не дожидаясь моего ответа, отломила приличный кусочек от и так махонькой слойки. Отнекиваться не имело никакого смысла.       — Спасибо большое… — застенчиво пробормотала я, взяла из её рук хлебобулочное изделие и добавила: — В следующий раз я тебя угощу.       — Договорились. Она расплылась в улыбке. Рукой Катя попыталась убрать рыжую прядь с лица, чтобы не мешала, но та, упрямо стоя на своём, вернулась на прежнее место. Катька, ничуть не смутившись, принялась уплетать свою крошку от слойки. Задержались мы буквально на минут десять. Физрук, чьё имя благополучно вылетело из моей черепушки, был человеком, похвально уяснившим, что физическая культура далеко не самый важный предмет. Невзирая на этот факт, он, разумеется, заставлял студентов что-то делать.       — Вот и Маркелова! Сегодня играть будете. За месяц учёбы я уяснила: Катя — одна из спортсменов в группе. На физкультуре ей стабильно ставили пятёрки за все нормативы, да и за игру тоже. Меня совсем не интересовали механики или названия подвижных игр с мячом. Признаюсь, что не переношу мячи: я их побаиваюсь. Два-три раза одноклассники зарядили по моей голове так, что потом звенело целый день. А сколько раз мне попало по другим частям тела и пересчитать не получится… Почему в каждом спортзале лавочки так «удачно» располагаются? Это не единственная причина, благодаря которой я возненавидела этот урок. В первую очередь, отнюдь не все люди гибкие — кому-то нужно тренироваться на постоянной основе в надежде смочь дотянуться до пола своими пальцами, стоя, не сгибая коленок. Я отношусь к данной категории людей. В начальных классах множество раз пыталась сдать хотя бы какой-то норматив на четвёрку, но все мои усилия остались втуне. Может, всех моих тренировок дома и вправду было недостаточно, но в один прекрасный день меня достали смешки одноклассников. Да, я нелепый неуклюжий медвежонок, и я ничегошеньки не могу с этим поделать! Я начала прогуливать уроки физкультуры вплоть до не аттестации и неоднократного вызова родителей в школу. По началу разговаривал с директором только мой отец, в дальнейшем к нему присоединилась матушка, и всё стало в стократно раз хуже. Мама подходила к этому вопросу очень своеобразно: говорила, что я полная бездарность и вырасту никем. Я понимала: нужно что-то предпринять. Разумеется, на физкультуру пришлось заявляться — деваться мне было некуда. Но с того самого времени я оцепенело сидела на краю вечно скучающей по мне лавочке, а учитель рисовал тройки за минимальную активность. Сидеть там одной — тоска зелёная, как и следовало ожидать. До смерти теперь было ещё и дьявольски страшно, а не позорно. Кровь каждый чёртов раз холодела в жилах, когда мяч летел в мою сторону. Одноклассники пробовали сознательно бить меня, озлобленно кидая со всего маху. Для них это было потешно. Смех. Смех. Смех. Отовсюду только абсурдное ха-ха-ха. Как-то раз я представила себя со стороны, и самой стало уморительно — рёбра свело от смеха, я начала громко и звонко хохотать. Ребята пришли в замешательство, а потом кто-то крикнул о том, что я двинулась в конец. А вы нет? Разве можно кидать мяч в человека и смеяться над ним? Мы все там были психами, а не одна я. Ябедой моя персона не являлась: знала, чем может закончиться, если постоянно стучать на кого-то, поэтому молча терпела их козни, прикрывая лишь лицо своими растопырками и сжавшись в горемычный комок. Учитель спустя время сам взял на заметку, что творят эти ужаленные в голову дети. Как только физрук погрозил кулаком — предупредил, что начнёт ставить двойки за такое поведение и вызовет предков, — моё мученичество пришло к минимуму. Впрочем, от мячей душа уходит в пятки до сих пор. За версту слышный звук свистка выгнал меня из гадких, вызывающих досаду воспоминаний.       — Побегайте по кругу несколько минут. Кто не будет — поставлю два, — сказал командным голосом преподаватель. Снова и снова бегать кругами. Как же это нелепо. Я могла бы сейчас проглатывать новые знания на других, более полезных парах. А могла бы гулять по парку, просто наслаждаясь шёпотом громадных деревьев, возвышавшихся на свете в десятки или сотни раз больше меня. Или, может, посмотрела фильм дома. Выносливость у меня никакая, да в придачу организм не привык к физическим нагрузкам. Хорошо хоть кеды не тёрли мою мозоль на пятке. Дыхание участилось. В боку раздалась боль, пронзила меня насквозь. Пытаясь игнорировать её, я сделала только хуже. Не могу больше бежать. Такое чувство, будто в меня вкололи острый нож, и теперь я истекаю кровью. Но это лишь чувство. Я остановилась и взялась за коленки, пытаясь отдышаться.       — Ты в порядке? — спросила пробегающая мимо Катя.       — Да. Я просто бежать больше не могу. Ядовитая боль отпускала меня, хотя таблетка но-шпы не помешала бы. Ничего, мой организм ещё не отдал концы, справится. Выпрямившись, я наблюдала за бегущими ребятами. Многие выбились из строя и мчались вперёд, толкая друг друга. Я поискала глазами в этом месиве Катю. Она неслась на всех парах, грациозно, будто с картинки. Двигалась она стремительно и вскоре покинула моё поле зрение. Уставившись в одну точку на стене, я размышляла: «Есть ли смысл снова бежать?». Нежданно-негаданно я ощутила прикосновение тёплой ладони, потянувшей меня вперёд.       — Ты же двойку не хочешь? — спросила Катя сбившимся от бега голосом.       — Чего? — недоумевающе произнесла я. Я впилась глазами в её руку, держащую мою. Сейчас, как никогда было заметно, как сильно отличаются наши оттенки кожи. Её бледная, почти белая рука и моя смуглая. Мои ноги перестали существовать или, во всяком случае, подчиняться мне. Сейчас они жили своей жизнью и бежали тоже сами. Нежная ладонь Катьки крепко сжимала мою. Вот и всё, что было; что имело смысл в этот миг. Катя обернулась и, глянув, куда направлен мой взгляд, отпустила. На этот раз мы бежали рядом друг с другом. Хоть я неизбежно отставала, Катя подстраивалась под меня. Вот почему она тормознула вместе со мной.       — Я. Больше. Не. Могу, — прерываясь, сказала я и села на лавку.       — Катя! Побежали! Ещё несколько кружочков! — окликнула ее одногруппница.       — Сил нет совсем! — Катька показательно схватилась за свой бок и отдышалась.       — Слабачка! В ответ Катя лишь ухмыльнулась.       — Ты бесподобный притворщик, — сморозила глупость я. Перед глазами двоилось от усталости. Подняв руку, я лишь убедилась в этом. Я в прямом смысле слова выдохлась.       — Правда так считаешь?       — А я как сгущённое молоко!       — Чего выдала! Почему именно сгущёнка?       — Сейчас растекусь так же и всё. Катька хихикнула и присела рядом со мной.       — Ты точно нормально себя чувствуешь?       — Нет.       — Что случилось?       — Силы… всё… Давно я так до изнеможения не гоняла.       — Пить хочешь? Катя вытерла со своего лба капельку пота.       — Сейчас помру.       — Ой, не надо, Стася. Подожди, я сейчас принесу, у меня в рюкзаке лежит бутылка с водой. Она подскочила и помчалась к дверному проёму. Ноги снова стали моими и заныли жуткой, съедающей меня болью. Хотелось прилечь и не вставать ближайшую неделю точно! Вероятно, мышцы теперь несколько дней будут меня беспокоить днями и ночами.       — Вот, — она вручила бутылку мне в руки, как спасательный круг утопающему. А я с жадностью сделала пару больших глотков.       — Что бы я без тебя делала, Катька? — я смахнула рукой оставшиеся капли воды на губах.              — Не называй меня так. Катя — или вовсе не она — бросила на меня яростный взгляд, а на её лбу появилась складка. Её маска добренького человека исчезла. Вот она, живая и без фальши. Она такая, какую мне хотелось увидеть, сидела передо мной и смотрела на меня, как удав на кролика. Страшно ли мне? До чёртиков. Вот так оказалось просто её задеть: назвать не Катей, а Катькой. Но стремление узнать её оказалось куда сильнее боязни.       — Любопытно, по какой причине? Катя подняла брови и сделала круглые глаза от удивления. Пожалуй, никто ещё не заикался, когда она сердилась.       — По той, что я попросила, — поставила вопрос ребром она.       — Сдаюсь. Я подняла вспотевшие ладони, показывая ей, что она победила. Я не буду пока совать свой нос не в своё дело. Складочка со лба ушла. Она побегала своими глазёнками, уже полными неизвестного мне ужаса, рассматривая меня. Я же анализировала Катину позу: плечи согнуты; руками она с силой схватила свои коленки, да так, что, вероятно, там останутся синяки; а ноги она поджала, пытаясь их спрятать под лавку, что с её ростом точно не было возможным. Каков твой секрет, Катя?       — Давайте по командам, а остальные могут сесть, — громко сказал физрук и встал со своего места. Его голос эхом разлетелся по помещению. Спортзал, такой чужой и сырой, придал ему нотки желчи. Подростки не стали медлить — только послушно распределились на команды и стали спорить, кто же из них победит. Влезать в их соперничество я не собиралась, но душой болела за команду, где участвовала Катька. Называть вслух такой формой имени я её не буду, но ведь мои мысли она не услышит? Для меня она неизменно останется Катькой. Я, в отличие от всех, осталась на своём прежнем месте и никуда не собиралась перемещаться. А вот от Кати, еще минуту назад сидевшей рядом со мной, осталось лишь лёгкое дуновение вишни. Интересно, почему именно эта ягода? Можно было бы выбрать другие. Но её выбор пал на вишню. Моя мама тоже питала слабость к духам. Названия я не знаю, но пахли они сладко… Кажется, это был запах карамели… или ванили. Этот карамельно-ванильный парфюм точно околдовывал меня. Я становилась смиренной, когда мама пользовалась им. Даже её вопли я пропускала мимо ушей только бы вдохнуть поглубже полной грудью эту сладость, лежавшую так близко к сердцу. Бывало, когда дом оставался одиноким, а в стенах таилась полная тишина и покой, я пробиралась к шкафу, чтобы достать мамин халат и снова надышаться дивным бесценным благоуханием духов. Один раз я даже нашла заветный флакон и совсем капельку, чтобы наверняка никто ничего не заподозрил, брызнула себе на запястье. Но этот аромат оказался совершенно иным, даже близко не лежавшим к тому желанному. И оставалось только мечтать лишний раз вдохнуть его. Любопытно: пользуется ли мама ими сейчас? По всей вероятности, нет. Этот парфюм приносит воспоминания не только мне — я уверена, что и отцу, и матери тоже. Аромат был частичкой нас. Он смешивался с запахами кроткой нежности, ядовитого гневного раздражения, папиного одеколона, страха маленького чада и натянутой «любви» между нами. А возможен такой вариант, что её новому кавалеру не понравились духи?.. Ему может многое не понравиться, если он будет особо придирчив ко всему. В частности, мои детские каракули на стене в прихожей, где можно разобрать нарисованную детской ручонкой семью. Мне было четыре — родители скандалили на кухоньке, нарушая нашу целостность. Дверь они прикрыли, но их оглушительные крики, полные бешенства, были прекрасно слышны. В тот момент в мою наивную головушку пришла идея нарисовать всех нас на стене. Конечно, это же избавит от всех проблем! После этого мы перестанем ругаться из-за мелочей. Это наша волшебная таблетка! В тот день мне здорово влетело за мою сообразительность. Понемногу от папы и мамы. Зато те перестали ворчать друг на друга, поэтому я посчитала это успехом. Мама многократно просила отца поменять обои. «Да переклеим, Алиса. Успеем. Обязательно в следующем году мы сделаем это», — отвечал тот год за годом. Мама бесилась на него, ругала, а он повторял и повторял одно и то же. К моему следующему приезду обои в прихожей будут новые, а не привычные белые с мелкими синими цветами по всей стене. Неожиданный удар мяча по стене в сантиметрах двадцати от меня заставил встрепенуться. Руками, уже по привычке, я закрыла своё лицо, даже несмотря на то, что мяч уже отскочил и приземлился на пол, а кто-то вихрем подскочил забрать его на поле игры.       — Одиннадцать–пятнадцать, — свистнул и проговорил счёт преподаватель. — Идите на перемену, а потом продолжим. Многие поторопились к выходу на улицу, чтобы недалеко покурить. Подростки… Что тут скажешь. Я тоже, но меня подобное не тянет. Для меня это лишь детский лепет. Они курят, чтобы казаться взрослыми. Но быть взрослым — не значит притворяться им. Некоторые остались в спортзале тренироваться бросать мяч об стенку. Такое себе удовольствие — ждать, пока этот самый мяч попадет по тебе. Вот почему я направилась в раздевалку, пропахшую потом и протухшими носками. Находиться там — явно не райское наслаждение. Но в то же время внутри никого не было, и можно спокойно выдохнуть. Эта каморка не представляла собой что-то особенное. Стены с жёлтой облупленной краской и нелепыми надписями, оставленными студентами. Стульчики разбросаны в разные стороны; на них неряшливо валяются рубашки и брюки. На полу истоптанная плитка. Даже орнамент не разобрать. Кое-где её и не было вовсе — только оголенный цементный раствор. Двумя словами: требуется ремонт. Но разве есть кому-то дело до него? Я прикрыла дверь без ручки и подошла к своему затоптанному рюкзаку. Ну что же, дорогой, ты пережил ещё одну волну суетившихся ног. Давай, я тебя отряхну. Вот так-то лучше — как новенький! Пришлось как следует обследовать его, чтобы найти свой мобильник. Включив телефон, мне высветилась надпись: «Нет уведомлений». Я хмыкнула. В этом нет ничего фантастического. Уже и смотреть не тошно — привыкла. Человек вообще ко всему привыкает. И к чаю без сахара, и к одиночеству. Вот только что-то ломает изнутри… Какое-то гнусное чувство. Точно змея вцепилась в эту ненавистную мной мышцу и выпускает свой яд, который отчего-то распространяется по мне заторможенно. Но есть одна правда: рано или поздно он заполнит меня целиком и полностью. Что будет тогда? Я не хочу думать об этом, но думаю. И мысли заплывают далеко, в самую глубь моего существа. А что, если отец тоже сейчас сидит с телефоном в руках и размышляет о звонке? Но не решается… Конечно, не решается, у меня ведь учеба, не до него мне. Но как же так? Конечно, до него! Я снова хочу услышать его тёплый бархатный голос, представить, как на его заросшем лице пробивается улыбка… Услышать будничное «привет» и точно такое же будничное «как твои дела?». Машинально я нажала на звонок своими мокрыми, скользящими по экрану корявками. Что я творю? Зачем я звоню ему? В трубке послышались гудки. Один, второй, третий… Бескрайние гудки. Я протянула палец, чтобы нажать на злосчастный сброс, но по ту сторону звонок приняли. Я обомлела — неужели и в самом деле спустя столько глухих дней мы вот так запросто заговорим?       — Алло, — промолвил женский голос на той стороне трубки. Я не ответила ни слова. Вся моя бренная оболочка окоченела. Я прислушивалась к каждому жалкому шороху. Впоследствии, спустя какие-то горькие секунды, вызов сбросили. У отца своя новая жизнь, а мне в ней нет места. Всё вокруг стало размытым и лишним; глаза наполнились слезами. Я заморгала, смахивая их, но они предательски заслезились вторично. Я сжала свои руки в кулаки. Нельзя никому показывать свою слабость. Нельзя лить слёзы у всех на виду. Вернусь в квартирку, закрою входную дверь на ключ и вот тогда взвою. Ведь в ней меня никто не услышит, никто не придёт спросить, что случилось. Безысходность заполнила меня до краёв, и мне захотелось куда-то деться от неё, ударить стену или обнять кого-то… Я вздрогнула, прогоняя все эти безмозглые желания. Ну и плевать! Плевать на отца, на его новую пассию! Сама справлюсь и без его поддержки. Я закинула с пренебрежением и яростью свой ни в чём невинный телефон обратно в портфель и уже двинулась к двери, как вдруг услышала чьи-то шаги за ней.       — Какого чёрта, Катя?! Кто-то агрессивно бросил эту фразу, как снежный ком.       — Что? Спокойный тон Кати меня даже ошарашил. Как можно не испугаться такого тона? Повисла гробовая тишина. Я поднесла руку к своему лицу и с ожесточением стала по привычке отрывать заусенец, не испытывая боли. Плоть легко поддалась зубам, и я почувствовала металлический вкус крови на языке.       — Это всё, что ты можешь сказать? Ты сама прекрасно знаешь что, — продолжал настойчиво чей-то голос.       — Я не понимаю тебя. Можешь сказать точнее.       — Ты чего с этой Гречневой села?       — У Гречневой, к твоему сведению, имя тоже есть, — огрызнулась Катька. Я представила её ехидную улыбочку.       — Отвечай на вопрос, Катя.       — Какого лешего ты мне устроила допрос? Ты считаешь, это нормально? Катя тоже перешла на полный злости тон.       — А ты считаешь нормально, не разговаривать с друзьями?       — А у меня есть друзья? Эта фраза прозвучала скорее как ответ, а не вопрос.       — Ясно. Ну, дерзай к своей этой серой мышке. Только потом не возвращайся, поняла?       — Ага, — будничным тоном ответила она без капли разочарования. С моей стороны было неправильно подслушивать их разговор. Я понимала это. Но так сложились обстоятельства. Я же не могла выбежать из раздевалки. Я собиралась, но не успела. Мне оставалось только отупело смотреть на дверь и слушать продолжение их диалога. Катька сегодня сама не своя. А может, она часто такая. Откуда мне знать? Почему вдруг она решила порвать со своей компанией и переключиться на меня? Надеяться на многое не стоит. Не исключено, что меня потом тоже так же бросят. Но всё же приятно: «У неё тоже имя есть». Заступилась. А это редко кто делал. Вообще, люди не стремятся заступаться за кого-то. Глупости всё это, конечно. Или нет? За дверью кто-то грозно направился в сторону спортзала. Катя же постояла на своём месте и вышла на улицу. А я, наконец, могла выбраться из этой, теперь душной и хранившей мой секрет раздевалки. Я бегом прошмыгнула наружу, забыв о боли в ногах. Зайдя в спортзал, я так и не сообразила, кто мог разговаривать с Катей, потому что многие курильщики вернулись. Поживём — увидим.