***
Всё, что узнала Ласвелл, привело Браво в Мексику. К ещё одному человеку, который мог знать про ракеты и Гассана. Глава мексиканского картеля. Эль Синомбре. Им нужно было найти местоположения Эль Синомбре и взять его живым, чтобы добыть информацию. Гоуст смотрит на наручные часы. Лететь ещё час. Он слушает, как Гас воспроизводит свой триумф, рассказывая во всех подробностях о том, как он вверх ногами, зацепившись за канат, свисающий с вертолёта, летел прямо над кортежем террористов, отстреливаясь от них. Соуп в восторге. Каждый раз оборачиваясь к Гоусту, он округляет глаза: «нет, ты слышал?». Как легко его, оказывается, удивить. Или же у Гаса дар рассказчика, так в красках говорить о произошедшем. Они летят на базу Алехандро, тому сообщили утром о прибытии Браво. Саймон надеется, что к тому времени, как они прилетят, Варгас узнает информацию об Эль Синомбре. В отличие от них всех, Прайс позволяет себе сон. Капитан занимает все сиденья напротив, подложив под голову рюкзак. Ни гул вертолёта, ни громкая речь Соупа и Гаса не тревожат его. Кажется, он даже храпит. Роскошь, которую не может позволить себе Райли. Спать при ком-то. Быть уязвимым не только в своих снах, но и наяву, где каждый мог увидеть его страдания от кошмаров. В голову стреляет моментом. Позорным для него. О ком он точно не хочет вспоминать, так это о ней. О девушке, коснувшейся его ужаса. Заставшей его врасплох. Саймон помнит тонкое горло под своими пальцами. Помнит, как она сглатывала, помнит страх в её глазах. Он предупреждал её. Ещё свежий кошмар, прилипший к нему клещами во сне, стал явью и перекинулся на неё. Однажды мать сказала, что это всё от отца. Желание, появляющееся будто из ниоткуда — делать женщинам больно. Воспоминания свежи, словно это было вчера: мёртвая передознувшаяся шлюха в грязном сортире клуба с застывшей улыбкой на лице. «Улыбнись, Саймон! Смотри, она смеётся!» Смех это хорошо. Смех из-за мёртвой женщины. Чувство эйфории, когда отец хвалит за это. Всё это отпечатывалось в мозгу правильностью. И как же «правильно» у Райли затвердел член, когда он душил Вуд. Грёбаный ад. Он по горло в крови, она как грязь облепила его, как вторая кожа. Гоуст никогда не считал, сколько людей умерло от его рук. Среди них были и мужчины, и женщины. Все эти смерти были во время миссий. Но Райли никогда не позволял себе сделать что-то подобное в жизни, вне войны. То, что случилось с Уиллоу, было впервые. Он сорвался. «Я предупреждал, я, блять, предупреждал». — О чём задумался? — Соуп, жуя белковый батончик, пихает Саймона в плечо. Гоуст молчит. Ему не нужно отвечать, МакТавиша перекидывает на другую тему. — Если выпадет свободное время, обязательно схожу в тот бар, где мы в последний раз нажрались с Алехандро текилой. С Варгасом Браво познакомились несколько лет назад, когда зачищали нелегальные тоннели на границе, через которые провозили наркотики из Мексики в США. Тогда Алехандро повёл их в бар выпить за знакомство и сотрудничество. Его база располагалась недалеко от охраняемого военного городка. В основном там жили семьи спецназовцев Лос Вакерос. Едва ли одно из самых тихих и спокойных мест в Мексике. Трап вертолёта опускается, внутрь мгновенно проникает жар от раскалённого асфальта. Саймон чувствует, как капля пота стекает между лопаток. Всё тело чешется. Джонни вскидывает руку, здороваясь с Алехандро на ломаном испанском. Полковник вместе с Рудольфо встречают команду Браво, крепко пожимают им руки. — Hola amigos! — Алехандро по-свойски криво ухмыляется каждому. — С возвращением. Они направляются к зданию, перекрикивая друг друга из-за шума всё ещё крутящихся лопастей вертолёта. — Есть что-то по Эль Синомбре? — Прайс, закинув рюкзак на плечо, поворачивает голову к полковнику. — Ищем, — отвечает Алехандро. — Уверен, на днях будут новости. Гоуст ступает позади всех, оглядываясь по сторонам, и замечает два военных самолёта «Шедоу компани». Вопрос тут же появляется в голове, но озвучивает его Прайс. — Грейвз здесь? — они входят внутрь. — Мы вместе были на задании несколько дней назад. Ласвэлл не говорила мне, что он тоже прибудет. Рудольфо и Алехандро переглядываются. — Тени прибыли по другой причине, — Алехандро открывает дверь небольшого зала переговорной. Пока все сбрасывают с себя снаряжение и сумки, Рудольфо любезно открывает упаковку с бутылками воды, передавая их каждому. — Я доверяю вам, amigos… Гоуст стоит позади всех, сложив руки на груди. Он считывает эмоции с лиц мексиканцев. И, чёрт возьми, ему это не нравится. — Генерал Шепард запросил убежище, — произносит полковник, и Прайс, сделав глоток воды, хмурится. — Дочь президента США останется здесь на некоторое время. Нервный смешок Соупа оказывается слишком громким. Браво застывают, глядя на Алехандро, который в свою очередь также подозревает что-то неладное. — Qué pasó? — Уиллоу здесь? — Гас делает шаг вперёд, чтобы поставить бутылку на стол. «Блядство», — думает Гоуст, сжимая кулаки. Перчатки на его руках натягиваются. — Теперь мне нужны подробности, — Алехандро садится на стул, ожидая рассказа. Всё, что хочет сейчас Гоуст — это пойти в душ, содрать с себя пыль и грязь. Он отталкивается от стены, задавая вопрос, перебивая Джонни, который уже взял на себя обязанность рассказчика. Ему плевать, по какой причине здесь дочь президента. Теперь это не его забота. — Какую из комнат можно занять? Рудольфо поднимает голову. Зачем-то кивает. Смотрит на полковника. Они общаются лишь взглядами. — Одиночная комната осталась только в конце коридора, — Алехандро разглядывает Саймона. — Я знаю, что ты… — Спасибо, полковник, — Райли не даёт произнести то, что не хочет услышать. Хватает сумку с пола и выходит из переговорной, направляясь к лестницам. Он не хочет слышать это: мы знаем, что ты псих, мы знаем, что ты не снимаешь маску. Даже несмотря на то, что никто из них не позволит это произнести вслух при Саймоне. Сам факт этого читается в лицах. Последняя дверь по коридору. Потянуть за ручку, толкнуть внутрь и оглядеться, замечая справа ещё одну дверь. Он сжимает зубы, мысленно выстраивая все логические цепочки. Зная Алехандро, зная, что на базе такая шишка, как Вуд, он понимает, что ей точно оставили привилегию. И отнюдь не из-за того, что она не хотела показывать своё лицо, живя с кем-то в комнате… Грёбаная общая ванная. Опять. Саймон убеждается в этом, находя в ней все те склянки, которыми она пользовалась. Перчатки летят в раковину, Гоуст снимает с себя куртку и водолазку из спандекса, полностью пропитанную потом. В чёртовой Мексике можно свариться вживую. Штаны летят на пол вместе с носками. Маску он осторожно откладывает на туалетную тумбу. Он намеренно отворачивается от зеркала, не желая смотреть на себя. На Саймона Райли, человека из прошлого. В башке витает голосами: псих, псих. Если заглянуть себе в глаза в отражении, слова этих голосов станут ощутимее. Прохладный душ ни капли не бодрит. Это всё в голове. Там основной очаг жаровни. Угли-мысли прижигают сознание, пока Гоуст смывает с лица краску. Под ногтями остаётся чёрная грязь, он трёт её до омерзения розовой мочалкой, ловя себя на том, что так просто схватил её, пытаясь отмыться. Он не брезгует этим. Ему насрать. Не брезгует общей ванной, не брезгует всеми предметами, что окружают его. Он брезгует лишь тем, что ей удалось поймать его в самый незащищённый момент. Это его раздражает. Триггер горит красной лампочкой в голове, сигнализируя о поломке. Эта мелочь способна перерасти в огромную проблему, если не разобраться с ней. Вентиль скрипит, когда Райли его закручивает. Берёт из сумки спортивные брюки, слыша за дверью другой спальни шорох. Он выпрямляется, завязывая шнурок на штанах, натягивает простую балаклаву… и Саймон исчезает, взамен оставляя лишь призрака. Он открывает щеколду, складывает руки на груди и ждёт её очередной ошибки. Он очень надеется, что та ночь чему-то научила Вуд. Остаётся только проверить. Но вот опять… Уиллоу толкает дверь. Сонная, но во взгляде присутствует волнение, которое быстро сменяется страхом. Гоуст ухмыляется этому. Жрёт её страх. — Нет… — тихо произносит она. — Райли… Он не ожидал. Он, блять, не ожидал услышать свою фамилию. И это как спустить курок. Щелчком. Мгновенным действием разжечь всю ненависть к собственному похороненному прошлому. Убедиться в этом, видя в её глазах отвращение, ужас. «Она знает». Шаг вперёд. — Не подходи ко мне! — Уиллоу пятится назад, но не сводит взгляда. Ещё держится за храбрость, которая тает с каждой секундой. Она заводит руки назад, упираясь бёдрами о стол. — Погуглила? — сквозь зубы произносит он, наступая. Её глаза мечутся от входной двери к Гоусту. Уиллоу лихорадочно цепляется за что-то позади себя и резко вытягивает вперёд руку. Это даже смешно. Саймон подходит совсем близко. Тот карандаш, что она схватила в желании защитить себя, упирается ему в грудь. Это не игра в поддавки. Он знает, что она не сделает этого. Ей страшно. — Как тебя ещё не судили военным трибуналом? — запыхавшись, произносит она. — Как ты вообще живёшь, сделав это с собственной семьёй? Его клинит. Вспышками. Флешбеками. Криками. Такими яркими, что во рту пересыхает от злостной ненависти. К несправедливости. К тому, что он не успел… Пальцы Гоуста касаются её руки. Карандаш хрустит, ломаясь в его ладони под сдавленный взвизг Вуд. Взгляд прошивает её насквозь, как пуля. Там, на дне её зрачков, сплошная чернота. Там он находит то, что видит в каждом: ты псих. Он отступает назад, прямо в тот момент, когда в её дверь стучат. — Мисс Вуд? Я могу войти? Она кидается к двери, распахивая её. Выбегает в коридор, становясь рядом с ничего не понимающим Прайсом. Стоит капитану только посмотреть на Саймона, он тут же делает шаг вперёд, разделяя их собой. — Почему вы здесь? Почему он… почему он не в тюрьме? — накидывает вопросы, в то время как Джон понимающе смотрит на Райли. Прайс знает его историю… — Гоуст? — произносит капитан. И это знак, что нужно уйти. Это как приказ, который не озвучен.***
— Присядьте, — Прайс всё ещё стоит в дверях, пока Уиллоу ходит из стороны в сторону, собираясь с мыслями. Мужчина не нарушает её личное пространство, будто бы не хочет ещё больше напугать. Как же здесь душно. — Как он может быть в вашей команде после всех преступлений, что он совершил? — она даже не оборачивается. Смотрит в окно, на базу. На ничего не подозревающих военных, снующих внизу. — Убийца собственной семьи! — Заберите слова обратно! Она замирает. То ли от тона голоса Прайса, изменившегося за секунду, то ли от того, что он сейчас произнёс. Вуд оборачивается. Капитан снимает панаму, чтобы провести рукой по волосам. Он хмурится. — То, что случилось с его семьей и с самим Гоустом… — он подбирает слова, — произошло не по его вине. Прайс собирается с мыслями, пока Уиллоу пытается собраться со своими, сев на кровать. Одеяло всё ещё лежит у двери ванной. Как белое пятно, за которое она цеплялась. Джон выдвигает стул из-за стола, присаживается. Он всё ещё держит расстояние, пока спокойно говорит с ней. Его голос ровный, он позволяет себе паузы только на самых отвратительных моментах, словно выбирая выражения. Вуд забывает дышать, слыша, как в ушах долбится собственное сердце. Или же это подскочившее давление. Она не понимает. Она лишь слушает, ощущая ужас всей истории. Предательство сослуживцев, плен, убийство семьи Райли и последующая месть от него. И собственная смерть. — Он мог рассказать всю правду, — зачем-то произносит она. — Было проще оставить Гоуста убийцей, виновным во всём, чем очернить армию, подтвердив, что его командир и сослуживцы продались наркобарону. Военные, которые служат, чтобы защищать, расправляются с целой семьей и невинными жертвами? Это подорвало бы честь армии. Тем более, Саймон Райли был мёртв. Вуд стискивает колени пальцами. Её прошибает сравнение. То, что они сделали с Шепардом и отцом… И как вывернули это в другую сторону, умолчав о правде. Стыд. Сжирающий все нервные клетки стыд окутывает её с головой. Конечно, правительство и военные будут умалчивать о своих ошибках. Как там всегда говорил Шепард? «Когда мы гадим, мы убираем за собой». Долбаный мудак. Её косит от того, что Шепард в очередной раз не упустил возможности издёвки. Он мог сказать, что всё, что она найдёт, неправда. Но он кинул ей кость, оставив на произвол догадок. И, чёрт, она повелась. Ей тошно. От себя, от жизни, в которой она пребывает. Врать другим людям, оставаясь при этом честной с собой — не получится. Винить Райли в том, что сама же и сотворила. Никто не будет защищать её так, как Прайс защищает Гоуста, ведь несмотря на то, что Вуд не знала, она совершила преступление. — Я попрошу Гоуста, чтобы он перебрался в другую комнату, пока мы здесь, — он поднимается со стула. — Не стоит, всё в порядке, — ведёт взгляд на мужчину, но в глаза смотреть не хочет. Мечется между одеялом и грудью капитана. — Простите за беспокойство, я просто… — Он не плохой человек, мисс Вуд, — Джон надевает панаму. — Очень сломленный, но не плохой.***
Саймон не переносит острые блюда. Наверное, поэтому он так и не проникся Мексикой ещё в первый раз, когда они были здесь. Зная, что на базе Алехандро безусловно вкусно готовят, Райли всё же ковыряет вилкой красный рис, избавляясь от халапеньо. Задранная до носа балаклава собирается складками на переносице. Никто из здесь присутствующих не обращает внимания на голый кусок кожи Гоуста. Никто, кроме неё… Саймон, как всегда, сидит спиной к стене, чтобы видеть перед собой всех, включая небольшое помещение переговорной, в которой они решили ужинать. Он замечает её сразу же, как только Вуд появляется в дверном проёме, здороваясь со всеми. Алехандро отодвигает для неё стул, накинув что-то по-испански, на что она реагирует смущённой улыбкой. Уиллоу располагается между Прайсом и Соупом, напротив, немного левее от Гоуста. Каждый поворот её головы он ощущает кожей. Она смотрит, думая, что он не замечает. Райли знает о её разговоре с Прайсом. И теперь этот её неловкий взгляд ощущается ещё раздражительнее. В её щенячьих глазах сожаление. Слабость. — Я уже думал, мы не пересечёмся, — МакТавиш толкает её плечом. — Как ты? Уиллоу хмыкает, открывая банку газировки. — Не поверишь, я тоже не ожидала вас всех увидеть, — отвечает она и опять… Опять взгляд мажет по Саймону, на секунду встречаясь с его. В этот раз она не отворачивается первой, что дико его забавляет. Скачки храбрости в её крови от случая к случаю. — Los accidentes no son accidentales. — Brindemos por eso, — Вуд хмыкает и кивает Алехандро, салютуя колой. — Ann an dòigh air choreigin thàinig Mexico, Albannach agus Sasannach còmhla… — Джони растягивает улыбку и желает продолжить. — Английский, МакТавиш, — произносит Прайс, хлопая его по плечу. Атмосфера кажется лёгкой. Алехандро вместе с Гасом и Прайсом говорят о предположениях, касающихся операции, выстраивая план. Джонни вполуха слушает их, но каждый раз отвлекается на то, чтобы собрать вилкой рис. Вуд же делает вид, что её здесь нет, накладывая себе в тарелку ещё порцию, выбирая побольше острых перцев. — В любом случае, Эль Синомбре по нашим связям прибудет на виллу через пару дней, — Алехандро приподнимает руку вошедшему Руди, в его руках бутылка. — А пока давайте отметим встречу. Прайс мотает головой. Отказывается. Всегда был за трезвое сознание. Но всё же позволяет своей команде немного расслабиться после всего произошедшего. Он поднимается на ноги, кладёт на плечо Гаса руку, чуть сжимая. — Не увлекайтесь, — улыбается он с прищуром. — Я хочу отоспаться, Гас, если разбудишь меня, когда придёшь, я прикажу бегать пятьдесят кругов. Капитан не видит, как Гас закатывает глаза. Он просто кивает всем, достаёт сигару, перекатывая её в пальцах. И как только Джон уходит, Гас позволяет себе сказать очевидное: — Да его вообще не разбудишь. Ласвэлл рассказывала, что когда они познакомились с Прайсом, она пригласила его на семейный ужин. На нём скакали дети, пока капитан спал на диване. Алехандро открывает бутылку виски. — Tomarás una copa con nosotros? — он указывает взглядом Руди, чтобы он поставил перед Уиллоу бокал. — Сегодня без текилы, я помню, чем закончился прошлый раз, pendejo. Джонни ловит на себе взгляд полковника, глубоко вздыхая. — Наверное, это очень интересная история, — Вуд поворачивает голову на МакТавиша, желая увидеть его реакцию, но Гоуст почему-то ловит на себе её взгляд. Он давно натянул балаклаву обратно. Накрылся спасительным слоем, отгораживаясь от мира. Всё, что он хочет сейчас — последовать примеру Прайса. Попытаться уснуть, пока Уиллоу будет проводить время здесь. Как ещё один вариант защиты: время, отведённое в одиночестве, не думая, что к нему вломятся. — Ты уходишь? — Соуп смотрит на то, как Райли поднимается с места. Саймон ничего не отвечает. Его провожают молчанием.***
Что ж, в отличие от Уиллоу, мужчины смакуют виски, оставаясь в полном сознании, чтобы не нажираться. Ей же хочется забыть этот день. Не то чтобы она пьёт ради пьяного угара с последующей тошнотой. Ей просто хочется лёгкости. Вуд уже не улавливает суть разговоров, перешедших на военную тематику. Они обсуждают задания, ранения и подвиги. Виски в её бокале блестит оставшейся кромкой на самом дне. Хватит на последний глоток. — Я не хочу включать твоего отца, но, может, тебе достаточно? — слышится голос Соупа прямо в тот момент, когда она икает. — Поверь, Джонни, ты бы не хотел им быть, — она растягивает губы в улыбке, стараясь чётко произносить слова. — Просто виски всегда меня убивает первой в компании. — Тебя проводить? — Джонни смотрит на мужчин и переводит взгляд на неё, ставит свой стакан. Вуд успевает положить руку на его плечо, прежде чем он встанет. — Не нужно, сержант. Я справлюсь. Удивляется тому, как легко удаётся подняться на ноги, тихонько отодвинуть стул и попрощаться со всеми, направляясь прямой походкой к выходу. «Надо же…» Она удивляется тому, что, кажется, и ей удалось оставить себя в том состоянии, когда чувствуешь себя трезвой, просто немного с приподнятым настроением. Всё прекращается, когда она входит в комнату, ощущая духоту. Промазывает пальцем по кнопке кондиционера на стене. Получается со второй попытки. Жужжание и приглушённый гул снабжают комнату прохладой, когда она падает лицом в подушку. Уилл помнит себя до теракта, унёсшего жизнь Сэм, оставившего маму в коме. Она помнит себя жизнерадостной, несмотря на все уродливые минусы её отца. Она находила желание встречаться с друзьями, ходить с мамой в театр. Проводить время с пользой в спортивном зале, долго отмокая потом в ванной. Она правда любила свою жизнь. Во всех её проявлениях и мелочах. Но эти три года стали для неё серым пятном. Автономным существованием. Радость была пресной. Безвкусной. Как серная кислота, уничтожившая всё прошлое. Было отвратительно жалеть себя. Зная, что совершила, но всё равно жалеть из-за этой блядской несправедливости. Эгоистично и постоянно, сжирая энергию и испаряя любое наслаждение, даже от мелочей. Безысходность. Абстрагироваться удаётся только вот так. Заливать мысли хмелем или травкой. «Идеальный» образец дочери президента. Она хмыкает в подушку. «Вертолёты» в башке не прекращают уводить её в занос. Её мутит. Опьянение настигло с опозданием, с кислым привкусом на корне языка. Вуд срывается в ванную, молясь, чтобы там было не занято. Даже не закрывает двери, сгибается пополам над унитазом, выблевывая ужин, виски, жалость к себе. Глаза слезятся от очередного спазма в желудке. Она как собака, сгорбившаяся над ободком, выплевывая из пасти застрявшую кость. Ей мерзко. Мерзко думать, что всё это слышит он. Наверняка. Нет. Не так… Уверена, что слышит. Наверное, это её раскаяние. Теперь и сам Гоуст застал её в один из ужасных моментов её существования. Сколько проходит времени — она не знает. Только чувствует под собой прохладную плитку ванной. Нет сил уйти назад к себе. Вуд так и засыпает с ужасной головной болью, не видя ни одного сна.***
Из сна вырывает приглушённым хлопком двери где-то поблизости. Вуд тут же морщится, сжимается в позу эмбриона. Одеяло прилипает к влажной от пота коже. Стоит подняться на локте и тут же схватиться за голову, ощущая тянущую боль в висках и затылке. — Чёрт… — шепчет она, чувствуя ужасный запах изо рта. Она сразу вспоминает вчерашнее. Точнее, вечер, который она провела возле унитаза. А дальше… Уиллоу точно уснула на полу в ванной. И точно не приходила сюда. Она садится, ставит локти на колени и пальцами сжимает корни волос. Смотрит вниз. На ней одно бельё. — Потрясающе, чёрт возьми… Мало того, что ей было стыдно перед ним, так Гоуст ещё и перенёс её сюда, раздел и уложил в кровать. Наверное, и одеяло бросил сверху, как ткань на мёртвое тело. Потому что именно мертвецом она себя и ощущала. Голые ступни касаются пола, ей нужно найти аптечку, закинуть в себя пару таблеток обезболивающего. И плевать, что на пустой желудок. Уилл шикает от горечи лекарства во рту, пока раскрывает маленький холодильник, хватаясь за бутылку воды. Мычит, делая глотки, сжимая пластик в пальцах. На полу валяется футболка с жёлтым пятном от её блевотины, рядом лежат чёрные джинсы. А вот ботинки Гоуст поставил ровно у кровати. Может ли быть ещё стыднее? «Никогда больше не пить виски. Никогда!» — Ты. Просто. Молодец, Уиллоу… — выплёвывает пенную воду в раковину и вновь сует щётку в рот, злостно чистя зубы. Раскаяния. Раскаяния. Раскаяния. — Просто умница! — Вуд хватает мочалку, выливая на неё гель для душа. Хмурится от того, что с одной стороны мочалка почернела, словно от краски. — Плевать. Кожа краснеет от того, с какой силой Уилл растирает её. До скрипа. До боли. Наказывает себя, будто хочет содрать старую кожу, чтобы явить миру новую себя. Это странно. Они с Гоустом чужие друг для друга люди. Из разных миров. Он один из лучших бойцов планеты. Один из самых опасных людей. Она дочь президента. Их жизни не должны были пересечься. Это сложно. Сложно объяснить самой себе, почему его прошлое, которое сейчас стало объёмным и честным (не тем, о котором писали в газетах), так сильно отозвалось в ней. Быть может, потому, что в голове Вуд были мысли: узнай мир правду, никто не будет брать тот факт, что она не знала, когда вводила код, о нескольких сотнях людей на базе. Её точно так же бы презирали и желали смерти. Её бы распяли на собственном гробу. Это невыносимо. Невыносимо то, как она ненавидит себя за слова, брошенные ему. Не разобравшись, не проверив, не узнав. Всё-таки в ней ещё есть человечность. Всё-таки она ещё жива, чтобы чувствовать вину. Мысли в её голове трепыхаются, как пойманная рыба в сети. И сама Уиллоу так же брыкается в подвешенном состоянии. С виной, с сочувствием, со страхом за себя. От Шепарда не было новостей о Макарове. И эти все переживания — как бесконечная ночь перед казнью. Беспокойство за будущее. И ужасно обидно, что всё это прекращалось только тогда, когда Вуд напивалась. Она думает: как он справляется с этим? Как продолжает жить? Как ему не боль… «Больно», — осекает себя. Вот что она застала в ту ночь. Всё прошлое Саймона Райли преследует его во снах. И теперь Вуд осознаёт, почему он так сильно это скрывал, почему разозлился, когда она стала свидетелем. Это был его личный ад, в который она вторглась. И дьявол принял её за угрозу, сжав горло стальными руками. Мобильник на раковине вибрирует, оповещая о звонке. Уиллоу вытирается полотенцем, заглядывая в экран. Улыбка тут же приклеивается, как родная, когда она отвечает. — Не думала, что ты так быстро соскучишься. Молчание. Алекс подбирает ответ. Она ждёт от него шутку. — Как ты? — голос спокойный, но что-то её настораживает. — В порядке, — быстро отвечает она, напрягаясь. — Что-то случилось? — Ты права, — мягче говорит брат, — я просто соскучился. Он лжёт. Уиллоу сразу это понимает. Вчера Брендон послал ей смс с тем же вопросом, который сейчас задал Алекс. Братья переживают за неё, и каждый маскирует беспокойство вот таким вот образом. Они говорят недолго, о пустяках. О Монике, которая вновь бросила его. О том, как ему хочется съездить в Италию на их виллу. Новости о маме всё те же. Ей хочется спросить про отца, но она одёргивает себя и переводит тему. — Их не поймали? Мне ничего не говорят, — на той стороне телефона слышно, как Алекс прикуривает сигарету. — Не по телефону. — Это защищённая линия, ты же знаешь. Ты как никто должна об этом знать, — он хмыкает. — Не знаю, — коротко отвечает Вуд, натягивая на себя узкие джинсы одной рукой. — Уилл… — он выдыхает дым, — если что, звони мне? Просто, по любому случаю. Ты же знаешь, что я… — Знаю, — она улыбается себе в зеркале. — Алекс, всё хорошо. «Всё очень плохо. Я не справляюсь. Мне страшно», — остаётся в её голове. Попрощавшись, Вуд так и остаётся стоять у раковины, глядя на своё отражение. Руки тянутся к лицу. Она закрывает рот ладонью, другой же ладонью прикладывается ко лбу. Остаются незащищёнными лишь глаза. Подобие маски. Может, ей тоже стоит надеть балаклаву, скрывая своё лицо. Отгородиться слоем ткани от мира. Слишком уж тонкий будет этот слой. Это не поможет… Ей стоит начать с малого, чтобы облегчить тянущее чувство вины. Уилл оборачивается, глядя на дверь, выходящую в комнату Гоуста. «Я должна извиниться».