***
Моя кожа — снежок Рваная рубашка Из-под кнута Льется бражка На спине — ожог: Из-под клейма — Кожа бахрома А моя душа — нема. (AIGEL — Кожа)
Они грубо целовались, кусая друг друга, срывая одежду. Шэнь Цзю, выпутался из халата и наклонился на стол, выгибаясь в спине. Ло Бинхэ приспустил штаны и притерся сзади. Толстый ствол лег поверх голых шрамированных ягодиц. Шэнь Цзю прижимался грудью к столу, тяжело дыша. Его исполосованные, словно оплетенные путами, руки, мученически тянулись вперед. В гостиной горело с десяток свечей, и при ярком свете Ло Бинхэ не мог отвести взгляда от шрамов Шэнь Цзю. На обеих руках немного ниже плеч по кругу ярко отпечатались кривые застарелые следы. Как будто кто-то пытался отрезать ему руки. Такие же были ниже ягодиц. Какой-то безумный демон играл с его телом. Уж не тогда ли родился двойник? — Шэнь Цзю, давай попробуем одну игру? — Ло Бинхэ обильно смазал пальцы маслом, щедро полил на Шэнь Цзю и с тщанием начал разминать его анус. — Я играю в игры только на своих условиях, — Шэнь Цзю лениво потирался сосками о поверхность стола, с удовольствием насаживаясь на пальцы. — Назови условия, а я назову вопрос, — Ло Бинхэ лег грудью Шэнь Цзю на спину, сжимая свой член между их тел. Масло скользило, пачкая обоих. Дыхание Ло Бинхэ обжигало Шэнь Цзю шею. — Смотри, какой умный. Так не делается, — Шэнь Цзю повернул голову, прикусил Ло Бинхэ за губу и сорвал быстрый жадный поцелуй. — Сначала назови товар, а я установлю цену. — Мой вопрос, боюсь, бесценный. Ло Бинхэ терся набухшим членом между ягодиц Шэнь Цзю, размазывая масло еще больше. — Скажи, кто нанес тебе эти шрамы кольцом на руках и ногах? — голос Ло Бинхэ звучал возбужденно и остервенело. — Скажи, я найду и убью его, — и на слове «убью» Ло Бинхэ вогнал член в Шэнь Цзю. — А если скажу, — Шэнь Цзю начал в резком темпе подмахивать, провоцируя брать себя сильно и быстро. — Слово-то свое как сдерживать будеш-ш-шь? — прошипел Шэнь Цзю, фраза потонула в стоне. — Я со словами, знаешь ли, дружбу вожу, и не люблю, когда их ни во что не ставят, — отдышавшись, выговорил Шэнь Цзю, горячо сжимаясь на члене. — Я намерен всерьез, — Ло Бинхэ сменил темп на медленные глубокие толчки. — А если ты уже отомстил, то с того света его достану и от себя добавлю. — И я серьезно, — Шэнь Цзю шире расставил ноги, отдаваясь со всей душой. — Ох, накажу я тебя, Бинхэ, если не исполнишь. Согласен? — Согласен, — Ло Бинхэ полностью вышел и перевернул Шэнь Цзю, чтобы они оказались лицом друг к другу. — Только честного ответа жду, — Ло Бинхэ вставил член назад в расслабленный податливый анус и начал медленно двигаться. Шэнь Цзю не спешил отвечать, а только льнул всем телом навстречу. И в этих движениях были и чувства, и радость, и горе, и печаль. Они отдавались и находили друг в друге ожесточенное губительное утешение. И когда оба достигли пика, Шэнь Цзю схватил Ло Бинхэ за шею и вовлек в глубокий поцелуй, тесно прижимаясь к нему телом, и лишь сперма Шэнь Цзю разделяла их кожу. — Ну, раз согласен, то слушай, — хрипло возвестил Шэнь Цзю, все еще купаясь в посторгазменной неге. Ло Бинхэ испытал эйфорию и от одного, и от другого, он тихо ликовал, что наконец-то добился отклика. Шэнь Цзю перевел дыхание, обхватил Ло Бинхэ и повелительно махнул рукой в сторону спальни. Ло Бинхэ схватил на лету, обнял Шэнь Цзю и отнес его в кровать. Когда они оба удобно устроились, Шэнь Цзю бросил Ло Бинхэ предупредительный взгляд, смешенный пополам с нисхождением и насмешкой. — Я сам их нанес, — и слова Шэнь Цзю прозвучали так, будто он смеялся над собой и всем миром. — Вот он корень злосчастий, видишь? — Шэнь Цзю показал на себя рукой. — Как?! — проорал Ло Бинхэ, разом теряя равновесие, хорошо, что лежал. — Не знаешь, как тупым ножом пользоваться? — продолжил смеяться Шэнь Цзю. — Берешь и скребешь кожу до кости, пока все жилы не порвешь, не прорежешь. С костью конечно посложнее, но при должном желании, и кости не проблема, особенно, коль нутро прогнило, — произнес Шэнь Цзю таким тоном, словно объяснял крайне простые вещи. — А за старание и награда соответствующая. Ох, что-то я заговорился. Что замер и смотришь так? Слово-то свое держать собираешься? Или за меня подержался и с тебя хватит? — Но зачем? — Ло Бинхэ чувствовал, что это по нему самому прошлись тупым ножом. — Тебе ль не знать, попал в капкан, отгрызай не жалей, — зло пролаял Шэнь Цзю. — Все. Хватит вопросов. Неси ответ, — мрачно объявил Шэнь Цзю, его взгляд был прямой и направлен Ло Бинхэ точно в сердце. — Чего ты хочешь? Наказывай. Я все сделаю, — Ло Бинхэ себе в утешение, не боясь пораниться, приобнял Шэнь Цзю. — За язык не тянули, так что слушай внимательно и не плошай, — голос Шэнь Цзю снова лился как песня, отталкивать Ло Бинхэ он не стал. — Когда выпадет первый снег, каждую ночь в полночь выходи на крыльцо да блюдо серебряное выноси. Да чтоб в блюде том были плоды зимнего тутовника. Блюдо ставь на ступеньки и садись рядом жди. Услышишь плач перед собой, поклонись в ту сторону, выкажи почтение. То белая птица пришла. Она моя старая знакомая, я к ней в гости хожу, белая птица, вещая, много чего поведать может. А когда зима все белым заметает, она ко мне приходит, ответных даров надо ей дать. — Как плач прекратится, можешь перестать кланяться, и в дом уходи. Утром пустое блюдо заберешь. Повторяй так каждую ночь, пока не увидишь на снегу около крыльца глубокий след одной птичьей лапы, пары к нему не будет. Это значит, она вдоволь наелась, вот и отпечаток остался, на этом твое дело закончено. Если ты ей понравишься, она может и тебе дар вручить, но ты решать будешь, принимать его или оставить, где лежит. Все понял? — спросил Шэнь Цзю, но тон его подразумевал, что тут вообще может быть непонятного. — Все понял, — кивнул Ло Бинхэ, — но не все мне известно. Где же брать зимний тутовник? — В зимнем лесу, где же еще, — усмехнулся Шэнь Цзю. — А правда лес-то нужен не простой, а тот в котором всегда зима. Самое главное пойти за ним до того, как здесь зима начнется, иначе пропустишь сезон плодов тутовника. Путь такой. Выходишь в лес до первого снега, ищешь ту самую дорогу, доходишь до перекрестка. Будешь кружиться, представляй себе лес вечной зимы. А уж как тебя снегом занесет, значит на верном пути. Тутовник отыскать очень просто — самое величественное дерево в лесу. У зимнего тутовника ягоды белые-белые, бросишь в снег — там и исчезнут, так что под шапками снега ты их на дереве можешь и не разглядеть. Но есть верный признак, что ты нашел нужное дерево — если перед тобой зимний тутовник, то его будет сторожить большая кусь. — Кусь, она такая, и ягоды любит, и кусь-кусь гостями не побрезгует. Видеть ее никто не может, зато всякий почувствует, как голодная кусь ему в спину смотрит, и сердце липкой тревогой заходится, коли сердце есть. А если нет, так на всякий случай заранее держи игрушки наготове. Почудится кусь, и пока не прозвучало хрусь, кидай ей игрушки. Подлетай к тутовнику, хватай гроздь ближайшую, в мешок его, и ноги уноси. Зимний тутовник такой чудесный, что стоит одной гроздью обзавестись и правильно хранить, то он будет еще долго тебе плодоносить. Я тебе мешок выдам, в него положишь, и из него и брать будешь. Едва Шэнь Цзю договорил, как встал, укутавшись в одеяло, потянулся и пошел копаться в сундуке. Вскоре Ло Бинхэ всунули белоснежный тканый мешок размером с две ладони. — Белое белое любит, — Шэнь Цзю снова забрался в кровать, — с черным не путай. Блюдо на чердаке возьмешь. Кстати, пошли-ка, мы тебе амулет подновим. Шэнь Цзю отправил Ло Бинхэ ждать внизу, сам поднялся на чердак, а когда спустился, в руках у него была кадка, от которой разносился травяной запах. Они вышли наружу. — Ничего для тебя не жалею, ни себя, ни тебя, — пробормотал Шэнь Цзю и облил Ло Бинхэ из кадки с ног до головы. — Так лечебный запах лучше закрепится, — уже громче сообщил Шэнь Цзю. Ло Бинхэ от неожиданности чуть не взвыл. — И не смотри на меня так глазами мокрой псины. Ладно, я еще пойду прогуляюсь, а ты иди обсохни. И одежду не снимай, чай не заболеешь. А если и заболеешь, то с болью-то тоже хорошо, может, прозреешь. И Шэнь Цзю ушел в лес, а Ло Бинхэ остался. Он бы лучше за ним побежал, но на холодном воздухе да в мокрой рубахе ноги назад в дом сами тянули. И чая горячего выпил, и не заболел. И руки-ноги Шэнь Цзю покоя не давали, куда уж там о какой-то куси волноваться. Ло Бинхэ весь пропах травами, так и дом Шэнь Цзю ими пропах, и сам Шэнь Цзю. И в этих запахах такая близость чудилась, Ло Бинхэ обсох да и залез в кресло под плед Шэнь Цзю. И везде ему Шэнь Цзю мерещился. С ножом-то кривым поигрывал и приговаривал «я сам, я все сам, видишь?» А Ло Бинхэ ничего не видел, только рваные шрамы перед глазами. Так он просидел и не заметил, как Шэнь Цзю вернулся, и, что-то напевая, в дом затащил да в черную комнату затолкал. А потом они сытно поели. И поспали. А утром Шэнь Цзю вытолкнул Ло Бинхэ за порог со словами: — Чего сидишь? Зимы ждешь? Иди, иди за ягодами, некогда лежать да меня вылизывать. Налижешься еще, я-то никуда не денусь, а вот кусь голодная все ягоды сожрет. И пришлось идти, искать метель себе на голову, и ошибаться совам на радость.***