***
Умение «работать в команде» развивается также в играх, без них волки просто жить не могут и часто устраивают игрища, на которые сходятся близкие и дальние родичи. Веселые забавы затеваются на полянах, широких дорогах, убранных полях и т. п. Расшалившись, звери напрыгаются всласть: и вверх «свечкой», и друг через друга чехардой. Играют и в кошки-мышки, и в догонялки. (Л. Щекотова, «Хищники наших лесов»)
День за днем Ло Бинхэ возвращался к мертвецу, в груди щемило, хотелось забыть к нему дорогу, но ноги сами несли назад. И так не хватало голоса Шэнь Цзю, его сказок о смерти. Думалось, стоит услышать сказку, и все обернется небылью, и дышать станет легче. Ло Бинхэ склонился над мертвецом лицом к лицу, счистил с него снег и грязь, отвел от лица длинные темные слипшиеся пряди волос, обвел подушечками пальцев широкие брови, навсегда застывшие глаза, упрямый нос, губы, лишившиеся цвета. И все смотрел, смотрел на него, и было никак глаз не оторвать, не отвернуться. И почему же лицо такое знакомое? Кто же ты? Лежишь так молчаливо, не одиноко ли тебе? И такое знакомое лицо! А все никак узнавать его не хочется. Чувствовал Ло Бинхэ, стоит открыть секрет, как назад его не закроешь. Вдруг прозвучал выстрел и Ло Бинхэ аж отпрыгнул от тела! Приземлился сразу на все четыре лапы, приготовился бежать. А потом подергал ушами, и нет, послышалось, где-то хрустнула ветка. Он перевел взгляд на мертвеца и, наконец, обратил внимание, что кровь в снегу сосредоточена около головы, будто тому голову прострелили. И так не по себе стало. Голова-то как разболелась!.. Но с тех пор как Ло Бинхэ нашел мертвеца, ему было не по себе, куда бы он ни пошел. Волк то и дело нервно скулил, бабочки с крыльца стали часто проявлять к нему внимание, словно путали с зеленым светом. Не стесняясь, садились ему на волосы, на плечи, облепляли лицо, лезли в рот, глаза, свет белый закрывали. Он жаловался на бабочек розам, но про мертвеца говорить не хотелось. Ведь чем больше о мертвеце говоришь, тем больший вес и силу он приобретает, власти над мыслями. Однажды Ло Бинхэ пришла дурная, но соблазнительная затея: он напек блинов, солнце съесть ему пока не по силам, но надо же с чего-то начинать, выбрал сладчайшее малиновое варенье, хотелось понять, чего Шэнь Цзю в нем нашел, захватил две тарелки, котелок и отправился к мертвецу. Наложил ему блинов, себе, развел костер, вскипятил воды в котелке, разлил чаю, залил свои блины вареньем, сидит, жует, чаем запивает, на мертвеца посматривает. А тот хмурится и молчит. Ло Бинхэ тоже молчит. И между ними молчаливое взаимопонимание, блины слишком сладкие, а чай такой горячий, что губы обжигает да лед топит. Где-то неподалеку красуется красный халат и неодобрительно на них косится. А чего неодобрительно-то? Чаепитие же! Хорошо сидим! И тут Ло Бинхэ запоздало вспомнил, что Шэнь Цзю ему наказывал не кормить мертвецов. А оно вон как получилось. И не исправить ничего уже… Тогда Ло Бинхэ погладил халат по рукаву, складки расправил и легко поцеловал его куда-то между складок. Тот алым цветом залился, и вроде уже не такой строгий, и губы в презрительный усмешке больше не кривит. Сидят дальше, песни поют. Волку тоже скучно, но он скотина такая, только выть умеет. Решили сыграть в догонялки, вытянули жребий. Выпало мертвецу водить — Ло Бинхэ убегать. И он побежал, халат в зубы схватил, тот вроде все сам да сам, а сейчас идти ни в какую не хотел, и так и бежали до самого дома. Ло Бинхэ запыхался, в снег упал, на спину перевернулся и лежит на спине в небо смотрит. А небо-то ночное все огнями красными полыхает. Он сморгнул, огни пропали. Шагов мертвеца не слышно, но все равно неспокойно, снег же кругом, как его услышишь. Ло Бинхэ начал нервно озираться по сторонам. Вдалеке промелькнули красные девы, и стало как-то спокойней. Хотел уже в дом уйти, как что-то его за рукав схватило. Он, было, дернулся в сторону, но что-то упрямо дернуло его на себя. Ло Бинхэ перевел взгляд и увидел, что его тянет маленькое чудное существо. Сам размером с кошку, тельце крепкое, плотное, а ножки тоненькие как прутики, и с копытами. Морда то ли мышь напоминает, то ли олененка, уши торчком стоят, а глаза большие черные бездонные, смотрят так по-умному, и себя дураком чувствуешь. А из пасти два клыка торчат. — Ты еще что такое? — невольно вырвалось у Ло Бинхэ. — Что-что, смерть твоя! — пропищало существо человечьим языком. — Мышиных оленей не видел что ли? А еще шаман называется. Ло Бинхэ протер глаза, подергал себя за уши, снова перевел взгляд на существо. А тот стоит как ни в чем не бывало, глазами хлопает. — Мне сказали тут ого-го какой шаман проживает, все умеет. Что-то туповат ты для могущественного шамана, — разочарованно шмыгнуло носом существо, да так искренне, будто его сейчас смертельно оскорбили. — Слушай сюда, недоразумение природы, я вовсе не тот, кого ты ищешь, а могущественный шаман сейчас занят, так что гуляй отсюда до лучших времен. — Я мышиный олень! Гордый лесной житель, прошу запомнить, — обиделся мышиный олень. — Раз уж ты в доме шамана торчишь, то уж что-то должен уметь, не совсем безрукий безногий? Так что поднимай зад и дуй за мной. А не пойдешь сейчас, лучшие времена, быть может, и не настанут. Ло Бинхэ от наглости аж замолк, даже удивляться времени не было. Так и хотелось пнуть гордого лесного жителя и посмотреть, может он не только мышь, олень, но еще и птица. Но за Шэнь Цзю было обидно, и за себя немного, да и очень любопытно. Ло Бинхэ натянул волчью морду, зубами клацнул, так чтоб наглец каплю уважения заимел, и велел дорогу показывать. Завидев волчий оскал, мышиный олень уши-то поджал, жалобно попискивая, но когда понял, что есть его не будут, расслабился и поскакал в лес. Долго они бежали, в глухую чащу забрели. Аж до черного леса, какого Ло Бинхэ никогда не видел, дошли. Перед древним деревом, чей ствол был черным как сажа, а корни из земли во все стороны торчали, мышиный олень замер и забил копытами. От дерева подозрительный черный туман исходил и стелился по земле, укутывая в дымке стволы соседних деревьев. — Что зыришь, ворон считаешь, лезь туда! — повелительно пропищал мышиный олень, а сам мордой к земле припал, будто опасался, что его сейчас по морде лапой-то как огреют. — Ты уж совсем-то не борзей, мышка-норушка, — Ло Бинхэ взял себя в руки, лапы убрал, сел на землю и философски смотрел то на дерево, то на странного знакомца. — Коли говорливый такой, давай выкладывай, на кой мы сюда пришли, и что от меня хочешь. Мышиный олень наморщился, носом шмыгнул и запищал: — Значится так. Тамо дыра незнамо куда. А из нее зараза дымная валит, гнилью все заражает. Если ничего не сделать, весь лес сгинет, и к тебе на порог гниль придет. Вот тогда и запоешь, да поздно будет. Так что делай что хочешь, хоть в ладоши хлопай, хоть пляши, или как вы там колдуны проблемы решаете, но от гнили избавься. — Да не колдун я! — оскалился Ло Бинхэ. — А я не мышка! — пискнул мышиный олень. — Копыта видел? Клыки видел? Где такую мышку видал? — В страшном сне на свою голову, — пробормотал Ло Бинхэ себе под нос. Ло Бинхэ походил вокруг дерева, потрогал рукой дым, он был плотный и даже склизкий, как будто в грязь какую вляпался, аж дрожь прошила. И вернулся к центру, откуда корни расходились. Между ними можно было протиснуться под землю. Волк заскребся наружу. Была не была! Ло Бинхэ волком обернулся, завыл на дыру, поднимая боевой дух, настроился подвиги вершить. А потом пасть как разинул, язык раздвоенный высунул, ткнулся языком в дым и давай его в пасть заглатывать. — Ну ты и прожорливое страшилище! — восхищенно запищал мышиный олень. — Надеюсь, дома тебя хорошо кормят, а то с таким в лесу страшно рядом находиться, сожрет все, что плохо лежит. Ло Бинхэ чудом не поперхнулся, задней лапой махнул, но только по воздуху прошелся. — Че это ты пинаешься? — заголосил мышиный олень, отскакав на приличное расстояние в сторону. — Ешь давай. Я ж тебе комплименты делаю. Говорю, какой ты сильный, какой грозный. Прям смотрю и никак насмотреться не могу и решить, в какую сторону бежать, если тебя снова бешеная вша укусит… Ло Бинхэ дослушивать не стал, а сосредоточился на дыме. Дело медленно, но продвигалось. Дыма потихоньку становилось меньше, а в животе тяжесть собиралась. На вкус далеко не блины. Когда дыма стало вдвое меньше, он разлегся на земле и начал жадно снег слизывать, заедая подозрительное угощение. Ох, чувствовал он, что заглотил, что не следует. Но не останавливаться же на середине? А воображаемый Шэнь Цзю стоял рядом, укоризненно смотрел в спину и приговаривал: «Тебя что не учили дрянь всякую в рот не тянуть?» С новыми силами Ло Бинхэ принялся лакать черный дым, горький и липкий. Оставалось вроде чуть-чуть, а он никак не кончался. — Приятного аппетита, — вдруг гаденько захихикали. — Только не пинайся! — спохватился мышиный олень, — я же тебя подбадриваю. Ло Бинхэ уж было не до него, в животе неприятно бурлило, гадости какой-то нажрался. А дым тонкой струйкой все валил из-под корней. Делать нечего, он хвосты свои прибрал, лапы поджал и полез под корни. Морда пролезла, передние лапы втиснулись, а грудина никак входить не хочет. Дернулся назад, ткнулся вперед и понял, что застрял. Волк завыл, лапами давай упираться, чтобы назад убраться, но никак. Мордой по сторонам поводил, а вокруг все в дыму. Ло Бинхэ язык высунул и давай дальше дым пожирать. Чем больше ел, тем светлее становилось. За узким проходом, где он застрял, дальше ход расширялся, а по стенкам норы сидели святящиеся насекомые, словно все усыпали тысячи крошечных звездочек и источали мягкий серебряный свет. Когда дыма осталось совсем мало, Ло Бинхэ разглядел, что его источником был жук размером с полногтя. У него было четыре пары толстых коротких ног, толстое тело, своей формой он напоминал медведя. Вот и первая охота на медведя! Ло Бинхэ слизал крошечного медведя, и дым окончательно развеялся. Звезды засияли ярче прежнего. Впереди, прямо рядом с его мордой, была сквозная дыра вниз. И через дыру он увидел небо, залитое зеленым светом, а далеко внизу бескрайние фиолетовые поля, откуда тысячи циклопических скал тянулись вверх, словно хотели пробурить небеса. А в камне были выбиты лестницы, и будто только и ждали, что кто-то по лестницам поднимется наверх, и из дыры-то выберется. От увиденного Ло Бинхэ так поплохело, голова закружилась, он резко дернулся и разом высунулся из-под корней наружу. Как в другой мир сходил. — Эй, ты живой? — рядом засуетился мышиный олень. — Я тебя кричал, кричал, ты молчал, думал, ты там уже издох. А Ло Бинхэ и слова сказать не мог, живот скрутило, будто яда наглотался, внутри все тянуло, ерзало, свербело. За живот схватился, и мерзость наружу полезла. Стошнило его на снег, и на белом фоне он разглядел маленький черный корешок. Ло Бинхэ его лапой раздавил, ветер черный пепел подхватил и по земле в разные стороны развеял. И как развеял, так корни черные под землю втянулись, дыра-то и исчезла. Ло Бинхэ устало повалился на землю в снег. На холодном пронзающем ветру было так тошно, так одиноко. А до весны еще надо было как-то дожить. ***