Рахат-лукум на серебряном подносе

            Женя резко открывает глаза. Первое, что она чувствует — голод. Видимо, Александра и правда не ела уже несколько дней. Она осматривается: девушки, сено, какие-то доски, тряпьё, затхлый запах, небольшая тряска, сверху доносятся разные звуки. Всё кажется ещё более настоящим, чем в сериале.             Очень кстати вошедший турок кричит:             — Емек! Емек! — и Женя понимает его речь словно родную, поэтому моментально приходит к мысли: если я понимаю турецкий, значит это всё-таки не моя фантазия.             Она ненадолго зависает, но уже через минуту она встаёт и идёт с другими девушками к еде, думая: мне же не нужно показывать зрителям какая я сильная и отчаянная девушка.             Одна из девушек, или скорее девочек, которой на вид лет шестнадцать, легонько улыбается и гладит Женю по руке. Женя смотрит на неё и, с трудом, но узнаёт в ней сериальную Марию. Первая мысль: «как же в таком случае выглядит Хюррем?» И заглянув в ведро с водой, она видит девчонку с давно немытыми рыжими волосами, которая выглядит именно так, как ей и положено — лет на семнадцать.             Некоторые девушки, тоже больше похожие на девочек, периодически о чём-то говорят, но их язык больше похож на старославянский, чем на русский, поэтому понять его трудновато. Обращаясь к Жене, Мария называет её Олексяней. И Женя думает: неудивительно, что турки не смогли разобрать, как на самом деле звали Хюррем.             Вечером наверху слышатся крики и возня. Женя смотрит наружу и видит Стамбул. Но фейерверков над ним нет. Она думает: может, мы приплыли раньше или позднее, чем в сериале.             Корабль причаливает в порту, к девушкам вбегают двое турков и кричат:             — Поднимайтесь! Выходите!             Снаружи Женя видит Сюмбюля и ещё нескольких евнухов. Они все машут руками и говорят:             — Сюда! Садитесь в повозку! Сюда!             По пути во дворец Женя, как и все остальные девушки, рассматривает всё вокруг, словно очутилась на другой планете. Что, в целом, недалеко от правды. Это была одна из причин, по которой Хюррем показалась ей одним из лучших вариантов для попаданчества: её вырвали из привычного для неё мира и привезли в чужую страну. Это гораздо удобнее, чем внезапно очутиться в Махидевран.             Нигяр и Дайе ожидают девушек в гареме. Дайе проводит осмотр и отдаёт распоряжения Нигяр, но на этаже фавориток никто не смеётся и не щебечет, потому что там вообще никого нет. Дайе смотрит на Женю не дольше, чем на других, и Женя, без диких воплей на весь дворец, идёт с другими девушками, думая: если валиде и бродит сейчас где-то рядом, то мне вовсе не нужно заводить с ней знакомство, которое нужно для последующей остросюжетности. Главное, влюбить в себя султана и стать госпожой, а не нажить себе кучу врагов.             Ни до, ни в, ни после хамама девушкам практически никто ничего не говорит, потому что никому не нужно проговаривать очевидные вещи, чтобы ввести зрителей в курс дела. Все просто ложатся спать, и Жене снится её семья: мама, бабушка и младшие братья. Отчего она просыпается посреди ночи, словно от кошмара, и чувствует пусть и мимолетное, но очень острое желание забраться куда-нибудь повыше и бросится вниз. Чтобы очнуться, на случай если это всё же кома, или как минимум исчезнуть и ничего больше не чувствовать.             Утром приходит Нигяр, за ней Сюмбюль и Дайе. Нигяр не говорит никаких нужных для зрителя и развития сюжета вещей. Все просто идут на занятия. И у Жени начинает колотиться сердце: вроде бы, именно сейчас мимо должен пройти Сулейман. И что мне с этим делать? Как в каноне закричать его имя? А вдруг он не запрограммирован меня любить и ему будет недостаточно одного взгляда на меня, чтобы влюбиться?             Но все эти размышления оказываются напрасными, потому что султан в то утро мимо не проходит, и все благополучно оказываются на занятиях, где Женя убеждается в том, что поняла ещё впервые услышав турецкую речь: пункт «знание местного языка» означал не только умение на нём разговаривать. Я ещё читать и писать на нём могу, будто с детства училась. Значит, всё вокруг — явно что-то большее, чем просто моя фантазия. Иначе откуда я вдруг знаю совершенно чужой для меня алфавит? Даже не турецкий, где буквы похожи на английские, а османский вариант турецкого, который ещё два дня назад показался бы мне набором бессмысленных закорючек. Видимо, я и впрямь в другой вселенной или в чём-то вроде матрицы. Невероятно, но факт.             Никто в гареме не говорит, что Айше провела ночь с повелителем. Но Женя слышит обрывки разговоров о том, что скоро приедут Махидевран и Мустафа.             На следующий день Сулеймана снова нет, а Женя снова, чуть ли не покадрово, вспоминает сериал: сегодня должен быть праздник, танец и фиолетовый платок. Сюмбюль и Ибрагим должны отобрать наложниц для танца. Меня не выберут, раз я не успела понравиться султану? Или выберут?             Но и эти размышления снова впустую, потому что никакого праздника во дворце не устраивают.             Женя успокаивает себя тем, что всё это произойдёт на пару дней позже. Но ничего не происходит — вся её жизнь состоит из занятий, на которых она делает вид, будто учится чему-то новому, чтобы не казаться подозрительно умной. И ещё из выслушивания болтовни других девушек, с которыми нельзя нормально поговорить, не спалившись, что идеально знаешь турецкий. А рядом с теми славянскими девчонками, которые приехали вместе с ней, она старается по максимуму молчать, потому что, во-первых, не умеет нормально говорить на их языке, а во-вторых не помнит того, что помнят они.             Почти через неделю, перед занятиями, она слышит как одна из давно живущих в гареме наложниц говорит темноволосой новенькой:             — Всё равно эти уроки без толку, потому что султан никогда не зовёт к себе никого кроме Махидевран. И вообще он...             Появившиеся рядом Сюмбюль и Нигяр в один голос её затыкают, а Женя думает: что же с этим миром не так? И что не так с Сулейманом? Неужели он любит только Махидевран? Как стать госпожой, если он никого к себе не зовёт? Я не хочу всю жизнь оставаться рабыней. Я хочу домой. Или в какую-нибудь другую вселенную. Без Сулеймана мне здесь нечего ловить.             Ей становится не на шутку страшно. Но к вечеру она успокаивает себя тем, что ещё рано паниковать — может быть, султан скоро появится.             Но он не появляется. А Женя от нечего делать рисует — она всегда это умела и любила, а в детстве даже побеждала на паре районных олимпиад, хоть и ни дня не ходила в художку. И помимо рисунков показывает другим девушкам, часть из которых ещё дети, чудеса в виде бумажных голубей и самолётиков. Попутно пытаясь сообразить, что же ей дальше делать.             Этаж фавориток не стоит пустым, но на нём живут служанки валиде, никак не связанные с понятием «фаворитки султана». В одной из них Женя узнает Айше. И однажды, во вторник, спустя почти три недели жизни в гареме, Женя слышит шёпот девушек о том, что сегодня в покои повелителя пойдет не Махидевран, а какая-то другая девушка. К обеду это становится темой дня: как так? с чего вдруг? почему во вторник? кого выберут? что с Махидевран? А к вечеру все узнают, что к Сулейману пойдёт Айше. И когда она уходит, на это собирается посмотреть почти весь гарем, потому что никто в нём никогда не видел ничего подобного — к Сулейману всегда ходила исключительно Махидевран. Но проходит всего минут пять или десять, и Айше, растерянная и немного напуганная, возвращается обратно и исчезает за дверью своих покоев.             К середине следующего дня выясняется, что Сулейман даже смотреть на неё не стал и позвал к себе Махидевран. Но, возможно, Айше всё же попадёт к нему в следующий вторник. У Жени миллион вопросов к этой информации. Но всё это кажется неважным. Важно только то, что в покои к Сулейману всё-таки можно попасть. Поэтому она до вечера маячит у комнаты Сюмбюля, и когда тот появляется, она, питаясь делать вид, будто совсем недавно начала учить турецкий, говорит:             — Я хочу попасть в покои султана, как Айше. Хочу быть госпожой. Я не даром прошу — я отдам тебе много золота, когда оно у меня будет. Сделаю тебя самым богатым.             Сюмбюль как-то заторможено отвечает:             — Тебе нельзя к султану — у тебя рыжие волосы, — и замолкает, заставив Женю ломать голову над этой ставящей в тупик фразой.             Но и сам о чём-то задумывается, минуты на три минимум. Потом на его лице появляется что-то вроде озарения с примесью надежды, и он говорит:             — Я попробую сделать так, чтобы в следующий вторник ты попала в покои повелителя.             — Почему во вторник?             — Потому что... Неважно, иди.             Через три дня, в субботу, Женя впервые за всё время видит валиде, тоже заметно помолодевшую относительно себя сериальной. Она стоит на этаже фавориток, по бокам от неё Сюмбюль и Нигяр, и они все смотрят на Женю.             Ещё три дня спустя, во вторник, все вертятся вокруг Жени, готовя её к ночи с султаном. И через часа полтора или два она идёт по коридору за Сюмбюлем, который уже в десятый раз повторяет:             — Что бы султан не спросил — ответь. Что бы не попросил сделать — сделай.             У двери в покои Сулеймана стоит Ибрагим. Он с первого взгляда кажется Жене каким-то замученным. Бросив на неё быстрый оценивающий взгляд, он проскальзывает в двери покоев, откуда доносится чей-то неразборчивый голос. Сюмбюль моментально замирает и велит всем остальным стоять. Через минуту или меньше Ибрагим резко выходит из дверей, но очень плавно закрывает их за собой. Сюмбюль спрашивает:             — Снова позвать Махидевран?             Ибрагим отрицательно качает головой, быстро отвечая:             — Скрипку и виноград, — и тут же бросается к двери соседних с султанскими покоев.             Сюмбюль вертится на месте, словно собираясь бежать сразу во все стороны, но повернувшись в сторону Ибрагима, спрашивает:             — Виноград белый?             — Сегодня же вторник, — ныряя в дверь отвечает Ибрагим, и Сюмбюль бросается бежать.             Женя спрашивает:             — Как же султан?             — Султану сегодня не нужна женщина, — на бегу, не оборачиваясь, отвечает Сюмбюль. — Ему нужен белый виноград. Попробуешь в следующий вторник.             — Почему вторник?             Но Сюмбюль уже убежал за угол. Поэтому Жене приходится вернуться в гарем, где её обступают девушки, наперебой задавая те же вопросы, что и неделю назад относительно Айше:             — Что случилось?             — Что?             — Почему?             — Султан не захотел сегодня никого видеть, — Женя пока и сама не понимает, что произошло, поэтому иначе ответить не может.             Она почти до утра думает о том, что увидела, но не может дать этому никакого логичного объяснения, и просто надеется, что в следующий вторник ей повезёт больше. А утром все начинают говорить, что Махидевран беременна. Но ни Дайе, ни Нигяр, ни Сюмбюля эта новость не радует. Вместо радости всех перекашивает от страха, а Сюмбюль с ужасом шепчет:             — Нет, нет, нет, только не сейчас.