Беспроигрышная партия
11 апреля 2024 г. в 17:42
Двадцать пятое августа 1530-го. По мусульманскому календарю — первое мухаррама 937-го — исламский Новый год. Его, как и все предыдущие, отмечают только очередной коллективной молитвой. Но на этот раз Жене кажется, будто ей достался самый лучший новогодний подарок из всех, что ей когда-либо дарили.
Всю предыдущую неделю гарем был словно на иголках. Женя практически не отходила от Сулеймана, видела детей только спящими или на молитвах и ей не реже пары раз в день казалось, что у неё самой скоро случится инфаркт. Ей даже хотелось, чтобы всё, раз уж так нужно, закончилось как можно быстрее, только бы перестать каждую секунду бояться. Но, с другой стороны, чем дольше всё тянулось, тем больше у неё было времени, чтобы свыкнуться с тем, что должно произойти.
Той первой ночью Женя сидела с Сулейманом до тех пор, пока он не проснулся. Она понимала, что, в случае чего, никак не сможет его защитить. Поэтому оставалась с ним не для того, чтобы не дать никому его убить, а чтобы не дать убийцам его напугать. Но никто к нему так и не пришёл, потому что валиде не умерла, в чём Женя лично убедилась, когда та, ближе к полудню, позвала к себе Сулеймана, чтобы ещё раз его обнять.
После, на какую-то долю процента, стало не так страшно. Хотя все и понимали, что опасность ещё не прошла и у валиде в любую секунду может окончательно отказать сердце. Поэтому в султанских покоях до самого вечера стояла крайне напряжённая тишина, пока Ибрагим не разбавил её скрипкой.
Следующие два дня прошли точно так же нервно, как и два предыдущие, а потом валиде стало получше. В пятницу она, почти на весь день, забрала к себе Сулеймана, отпустив его только в мечеть. Под вечер, минут на двадцать, позвала внуков, оставив Касыма рядом с собой. А через три дня, в понедельник, двадцать пятого августа, появилась на коллективной молитве в честь Нового года.
Для Жени, как, впрочем, и всей империи, это означало временный отбой тревоги: Сулеймана никто не тронет и Юсуф никуда не поедет. Женя сидела с ним на садовых качелях, уткнувшись в его золотую макушку, и думала о том, что на свободе ему будет лучше, потому его, несмотря ни на что, стоит отпустить. Возможно, это и правда сломает в отношении него канон, или, как минимум, так она никогда не узнает, что с ним произойдёт, когда ему исполнится двадцать два года. Но, с другой стороны, ей было спокойнее, когда он рядом, во дворце, который похож на большой стерильный шарик для хомячков. Поэтому Женя не собиралась отпускать его без острой необходимости, что казалось ей эдаким эгоизмом в квадрате.
Хотя, необходимость его отпустить могла возникнуть уже совсем скоро, потому что, пускай валиде и осталась жива, всем было понятно, что это временно. Возможно, на пару месяцев или лет. Женя понимала это лучше других, потому что смотрела сериал, в котором валиде умерла из-за проблем с сердцем. В Жениной вселенной подобное не всегда было чем-то критическим, но здесь звучало как приговор. Поэтому, даже не зная о наличии канона, все вокруг понимали, что больное сердце валиде вряд ли даст ей дожить до глубокой старости. А Женя, опираясь на информацию из сериала, давала ей плюс-минус пару-тройку лет.
Жить с этим пониманием Жене, в каком-то смысле, было даже проще — так она практически точно знала, что будет дальше. И, возможно, будь она каким-то другим человеком, её бы вполне устроил такой вариант будущего. Но простые выходы были не в её стиле, иначе бы она никогда сюда не попала. Поэтому все её мысли уже несколько дней вертелись вокруг надежды на то, что вся эта ситуация может оказаться маленьким шансом всех спасти. Совсем маленьким, но тем не менее шансом, который казался ей самым лучшим новогодним подарком во всей вселенной.
Первым делом Женя вспомнила о походе на Вену. Разгром Буды был первым этапом вторжения в Европу, а конечной целью должны были стать Карл и его Священная Римская империя. Поэтому к походу уже давно начали готовиться, но постоянно его откладывали. Женя помнила, что в реальности османы так и не смогли захватить Вену, хотя не раз пробовали. И все вокруг Жени тоже понимали, что Римская империя — это очень сложная цель. Поэтому валиде выжидала наиболее подходящий момент для похода, ориентируясь по обстановке в Европе и своей империи. Точных дат она назвать не могла, но, ориентировочно, — не раньше весны 1532-го или 33-го года. А вот о том, что в поход с Сулейманом поедет только Ибрагим, валиде объявила ещё полтора года назад, чтобы Сулейман не надеялся понапрасну и успел привыкнуть к этой мысли. Поэтому Женю, буквально неделю назад, пугал и этот поход, и то, что ей придётся около полугода прожить без Сулеймана. Но в последние пару дней вся эта ситуация стала казаться ей идеальной возможностью сломать не только систему, а и вообще весь мир.
Женя всей душой надеялась, что валиде нисколько не хочется убивать Сулеймана. Хреново, конечно, годами бороться за его жизнь и дать ему самому себя угробить. Но ещё хреновее — годами бороться за его жизнь, чтобы в конечном итоге самой его убить. Поэтому Женя, с осторожной надеждой, но всё же рассчитывала, что валиде согласится на любую возможность оставить его в живых.
У Жени было много планов разной степени вменяемости, но, в целом, только один из них можно было воплотить в ближайшее время, и только он мог привести к относительно незамедлительным результатам. Этот план придумала не она, а Сулейман, когда плыл на Родос. И сработало — Родос взорвался. А после Сулейман мог бы сделать настолько много и настолько мощных взрывчаток, что, как он сам сказал, хватило бы уничтожить всю Европу. Но мама ему не разрешила — у неё не было никаких причин, чтобы так рисковать. А вот теперь появились.
Женя ещё до похода на Буду начала сравнивать те убивалки, которые может сделать Сулейман, с ядерным оружием, и стала задавать себе вопрос: «каким был бы мир, если бы ядерное оружие было только у одной страны?», и ответ был в общих чертах понятен: эта страна могла бы диктовать остальному миру свои правила и никто бы не мог ей ничего возразить. Но в моей бывшей вселенной такой ситуации не получилось, потому что сразу у нескольких стран были относительно равные возможности. И, в целом, на протяжении всей истории, большинство воюющих друг с другом стран воевали относительно равными силами: мечи на мечи, пушки на пушки, танки на танки. Потому что в ту вселенную никогда не заносило аномально умных людей из другого времени, способных изменить соотношение сил. А вот этой вселенной повезло больше — в неё попал Сулейман. Не знаю, кем он был в своём каноне: каким-то чудаковатым злодеем из комиксов или реальным учёным, но он точно был очень умным, пусть и чокнутым. С гениальными людьми часто случается нечто подобное, словно это некая плата за наличие таланта. Профессор Джон Нэш из фильма «Игры разума», к примеру, говорил, что «родился с двойной порцией мозгов, но половиной сердца». У Стивена Хокинга был самый высокий интеллект, но совсем не было здоровья. А Сулейман заплатил за свою гениальность наличием самых разнообразных странностей. И то, что он очутился в чужом каноне, тоже можно списать на своеобразную плату за право считаться самым умным человеком на планете. В своём мире он мог им и не быть, он здесь он точно самый умный. И верно подметил, что «любая сторона без его участия проиграет», потому что ни у кого на свете нет такого количества мозгов как у него, что даёт ему несравнимое преимущество перед всем остальным населением планеты. Он в десять лет додумался до теории эволюции, изобрёл кучу всего и совсем близко к тому, чтобы сделать себе настоящий паровозик. А как сделать достаточно мощную взрывчатку, чтобы хватило уничтожить всю Европу, он, скорее всего, понял ещё лет шесть назад. Что, конечно, похвально, но не очень-то и нужно, потому что уничтожать всю Европу нет никакой необходимости. Достаточно уничтожить всего-то самую опасную её часть — Священную Римскую империю, устроив в Вене показательное шоу в стиле Хиросимы и Нагасаки. И тогда остальные европейские страны отдадут османам всё на свете, только бы те их не трогали. В буквальном смысле слова всё на свете, потому что европейцы прямо сейчас делят на части и грабят недавно открытый Новый свет. Османы из моей бывшей вселенной к этому распилу мира так никогда и не подключились. Но здесь, в случае победы над Римской империей, вряд ли кто-то станет им возражать. И тогда Новый свет сможет стать не только их кормушкой, но и раем для янычар, где те смогут сколько угодно грабить, убивать и насиловать. Да и, в целом, мир станет уже совсем не тем, что прежде, поэтому некоторые старые порядки в нём отомрут за ненадобностью. Такой вот великолепный, надёжный как швейцарские часы план. Который вполне мог осуществиться, если бы Сулейман после смерти валиде остался со мной. Но теперь, когда я знаю, что валиде заберёт его с собой в могилу, остаётся надеяться, что она разрешит ему всё это провернуть пока не умерла. И если разрешит, то сама станет в этом участвовать. А она из тех людей, которые «точно знают, что куда совать, чтобы у всех наступило счастье», поэтому с ней вероятность успеха увеличится в десятки раз. Вот только, вероятность того, что она на это согласиться, куда меньше вероятности того, что всё это закончится чем-то хорошим. Наверное. Ведь она уже не раз решалась на самые отчаянные поступки с почти нулевой вероятностью на успех, так что вполне может решиться на подобное снова. Потому что этот мир, такой, какой он есть сейчас, очень опасное место для её детёныша. Вне зависимости от того, как и на что мы с Ибрагимом настроены. Конечно, не будь мы с ним повёрнутыми на переменах, Сулейман мог бы прожить вполне спокойную жизнь. Но рядом в любом случае маячила бы опасность, исходящая от крайне дебильной системы престолонаследия. Поэтому у валиде есть больше одной причины хотеть, чтобы мир вокруг Сулеймана стал другим. И, в добавок, Касым в этом новом мире сможет прожить дольше, чем лет до десяти. Но, что куда более важно, — если валиде согласиться всё изменить, для неё это будет очередной беспроигрышной партией. Потому что мир либо станет таким, как она хочет, либо мира не станет вообще. Как уже было почти тридцать лет назад, когда умер султан Баязид.
Но Жене не хочется волновать валиде подобными вопросами, по крайней мере прямо сейчас. Поэтому она волнует Сулеймана: пугает его тем, что скоро должен случиться поход на Вену, и успокаивает надеждой, что этот поход может стать в хорошем смысле последним. Рассказывает, что быть султаном после станет необязательно. Говорит, что кто-нибудь из его детей, чисто в теории, может вырасти гением, если у его детей будет возможность вырасти. И в итоге предлагает ему попросить у валиде разрешение на подрыв Европы, успокаивая его тем, что на этот раз мама может согласиться. Хотя и не уверена в этом, нисколько. Только всей душой надеется, что им с валиде, как в песне, «нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим».
И, во вторник, шестнадцатого сентября, Сулейман, взяв с собой для уверенности Женю, идёт к валиде и с небольшой опаской озвучивает ей «свои» планы. А та слушает его и понимает, что это говорит не он, а Женя, которая смотрит на неё непривычно умоляющим взглядом, словно прося: ты спасла его, теперь дай ему спасти всех остальных. Он же это может, ты же знаешь. Ты всегда знала, что он гений. Ты первая это поняла и несмотря ни на что всегда в это верила. Поэтому, пожалуйста, дай ему шанс всё изменить. Или хотя бы попытаться.
И валиде соглашается. Но Женю это не особо удивляет, потому что она успела подготовиться к любому возможному ответу. Да и радоваться пока что рано. А валиде тем временем говорит, что поход начнётся тогда, когда у Сулеймана всё будет к нему готово. Поэтому тот, буквально на следующее утро, забрасывает паровой двигатель и полностью переключается на взрывчатки. Но его это ничуть не напрягает, потому что Женя постаралась, чтобы взорвать Европу ему хотелось ничуть не меньше, чем покататься на настоящем паровозике.