***
Денджи почти двадцать. За поджарыми плечами, скрытыми безразмерным худи из Воллмарта, отсиживается целая автобиография выжившего на несколько незаурядных томов. В ней есть практически всё — скитания по помойкам, драки, мокрый снег на щеках, бездыханная лохматая тушка на фоне растоптанного убежища из коробок, бессильный вой в сосновые кроны, сбитые в мясо кулаки, нехитрый набор документов в рюкзаке. В ней есть однотипные автотрассы Вайоминга, Колорадо, Нью-Мехико и Техаса, заметки о разноплановых шабашках — начиная от автомойки и заканчивая подработкой не сведущим в ширке наркокурьером. В ней есть непривычно солёный, обжигающий ветер Атлантического, ходьба по песчаным побережьям и на редкость раздражающие люди. Одна, представьте себе, пытается наебать на деньги прямо посреди придорожной забегаловки, облюбованной нелегалами, другой врывается в их нешуточный спор, переросший в драку, и растаскивает дебоширов за шкирки, грозно демонстрируя свой нагрудный жетон. — Аки Хаякава, полицейское управление штата Луизиана, — чётко тарабанит коп, поочерёдно встряхивая нарушителей правопорядка. — Что у вас происходит? Душа Денджи ныкается в пятки. Хочется блевануть из-за запаха прогорклого масла с кухни вперемешку со стойким табачным, что источает этот легавый. Ещё и зыркает, сука, будто все косяки насквозь видит. — Не твоего ума дело, уёбок! — вскрикивает девка, вырываясь из его гончей хватки. Её нога, обутая в изношенные кеды, больше похожие на решето, взмывает в точности в направлении паха блюстителя правопорядка. Денджи чувствует, как слабеют пальцы, державшие его за рукав рубахи, и слишком чётко слышит тот самый характерный звук. Тот самый, блять. Некто Аки Хаякава протяжно охает, пытаясь закрыться руками, но эта ненормальная изворачивается и бьёт снова. Мужская солидарность — дерьмо, потому что Денджи буквально на себе испытывает такую страшную боль. Яйца прячутся в сжавшейся мошонке, коп страдальчески морщится, играя желваками. — Чё, нравится? — рычит длинноволосая стерва, глядя на него сверху вниз. Такой жестокий поступок не вписывается ни в какие рамки! У Денджи самый настоящий шок, челюсть на грязном полу и глаза навыкат. — Нельзя ж туда метить, это — табу! — героически впрягается он, пытаясь загородить пострадавшего. Но эта бешеная отталкивает его, метя туда же, и бьёт ещё раз. — Гандон! И ещё. — А вот тебе! Нехуй меня лапать! И ещё. — Извращенец! Остаётся лишь помолиться за целостность своего достоинства, потому что некто Аки Хаякава поверженно оседает на пол, придерживая штаны и фуражку. Некто сдуревшая в край бестия ухмыляется и победно скрещивает руки на груди. Немногие посетители здешнего клоповника испуганно переговариваются на мексиканском, страшась проверки документов. — Вы… арестованы… — хрипит мистер Хаякава в унисон скрежету стульев под чужими задницами. — Сопротивление сотруднику полиции, статья… Сострадание к его мучениям вмиг сводится к нулю — Денджи, вообще-то, не собирался становиться соучастником. — Вы? — машинально переспрашивает он, заранее пятясь к выходу. Рентгеновский взгляд исподлобья замораживает его через полшага. Некто Аки Хаякава — который ещё «полицейское управление штата Луизиана» — очень быстро оправляется от ранений и встаёт с пола. — Да, оба арестованы, — чеканит он, щёлкая наручниками. Сумасшедшая шарлатанка взвизгивает и ныкается за спину того, кого только что хотела обчистить. Её торопливый шёпот собирается в рассудительное «бро, нам надо сваливать». — Тогда прямо щас валим нахер, — тут же подключается Денджи, хватая чужое запястье. Дверь с грохотом ударяется о стенку, ноги несут вперёд, к жаре, от которой плавятся машины на парковках, к любому из возможных проулков или распахнутых дверей автобусов. Поехавшая девчонка бежит вровень и заливисто смеётся, запрокидывая голову к жгучему небу. Денджи улавливает нарастающий клёкот сирен позади и хочет протаранить лбом ближайший дорожный знак. В его биографии есть практически всё — теперь даже неудачный побег от полиции, чудом не переросший в перестрелку, потому что у этой придурошной Пауэр при досмотре обнаруживают грёбаный Кольт. Вот уж смех, есть и царапины по щекам (ведь эта долбанутая Пауэр, обвинившая Денджи в провале операции, стрижёт когтями больнее дикой кошки), но по-прежнему нет важнейшего пункта, о котором тупо стрёмно рассуждать, когда тебя, сидящего в стальных наручниках в пропахшем ссаньём обезьяннике, пробивают по базе беглых преступников, а эта самая Пауэр, оказавшаяся соседкой по камере, скалится из соседнего угла и угрожает закопать весь участок на месте, если до неё начнут домогаться.***
Денджи почти двадцать два. На мозолистых ладонях отпечатаны тысячи миль автостопом, запах химозной лапши со вкусом курицы и скользкий металл с дверных ручек дешёвых хостелов. На макушке назревает недурственная такая шишка, оставленная Аки в качестве прощального напутствия на грядущую поездку. Под ней, прямо в черепной коробке, бурлит нескончаемый поток мыслей о планах на грядущие пару месяцев, и непривычная, почти позабытая горечь. Пауэр. Решила. Никуда. Не. Ехать. Денджи не хочет признавать, что привык к её компании, но всё-таки признаёт. Он не любит одиночество. Он с детства его ненавидит. В те годы, правда, у него всегда была возможность прийти к дебаркадеру и пожаловаться, а сейчас… А сейчас Денджи спрыгивает со ржавого комбайна, с которого созерцал здешнюю природу, окутанную чужеродной аурой из хорроров про Хэллоуин, и устраивает машинальный побег к ближайшей помойке. Максимально херовый ритуал, тянущий к тому, что уже не вернуть, но да. Отдалённо похожее место обнаруживается среди кукурузных полей под низким навесом грозовых туч. Денджи заворачивает за угол и осматривается. Естественно, тут нет блохастой подруги из детства, сосновых иголок на ступенях и нервирующих отцовских СМС-ок. Есть только вонь, рой мух, скрежет контейнера, и подбитый клещами щенок. Поначалу он кажется мертвым — Денджи не скептик, просто у слабых и беззащитных нет шансов на существование в этом жестоком мире. Через пару мгновений взгляд цепляется за хвост. Под ложечкой просыпается совесть — движется. Полосует по нервам — щенок-то дышит. Приходится зажмуриться что есть сил и отвернуться — он не собирается мешать естественному отбору, ничего другого. Поймите, Денджи совершенно не жестокий, просто убедился на своём опыте, что не способен уберечь то, чем дорожит. Но шанс спасти кого-то и искупить свой грешок за то, что не успел тогда… Веки приоткрываются, глаза, точно две мигающие красные лампочки, с опаской оглядывают щенка. По вздувшемуся брюшку ползают паразиты, сдавленный скулёж заставляет сесть на корточки и склониться ещё ближе. Под пятками хрустит стекло, Денджи пиздец как стыдно, но рука без тени брезгливости поддевает тёплое, хрупкое тельце. Рыжая шёрстка липкая от какой-то дряни, похожей на клей. Щенок открывает гноящиеся глаза. Моргает. С туч над неподвижным кукурузным полем гремит скорая на ливни непогода, к горлу подлетает ком, переходящий в отчаянный пересчёт налички на чёртову ветклинику. Подросший Денджи не любит верить в лучшее. Не любит, но очень хочется. Небо Айовы над ним удушающе-свинцовое, срезанные ливнем улицы пахнут полями и мокрым бетоном, а беспородный щенок, съёжившийся в пыльной ладони, настолько похож на человека, сумевшего выдержать всё — даже этот чёртов дождь, обрушившийся на плечи на половине пути, — что хочется нервно рассмеяться.***
Денджи почти двадцать четыре. Близится удивительно счастливый финал, достойный только тех, кто находит в себе силы не прогнуться под уклоном жизненной горы, ведущей либо к просторному плато — а дальше вверх по желанию, — либо в ущелье. Денджи выбрал первое. Денджи потихоньку карабкается выше. На новеньком телефоне горит череда сообщений от Пауэр, убедившей Аки в необходимости покупки когтеточки для её кошки на примере разодранной обивки дивана и пожёванных обоев, в радужках мелькает вереница фонарей, протянувшихся до самого горизонта. Косматые ветки жмутся к дороге, двигатель мерно мурлычет, из магнитолы бормочет радио. Встречных машин нет, небосвод усыпан звёздами, и Денджи ухмыляется в самую его высь, нажимая на газ. Слюнявая морда Почиты мокро тычется в костяшки, ладонь играюче ловит его за пасть. Денджи улыбается. На душе так хорошо, что хочется притормозить, вылезти из трейлера, и пуститься в пляс прямо на обочине. В поле зрения, будто в назидание, появляется знак «осторожно, дикие звери», и желание потанцевать сразу же отменяется возможными рисками — мало ли, вдруг к ним с Почитой на огонёк заглянет какой-нибудь гризли? Денджи хмурится. Судя по той информации, которой его наделила Википедия, здешнее географическое расположение отличается от тех скалистых широт, что клеймили память неприятным словосочетанием «отчий дом», а вот если говорить о визуальных составляющих… Разница почти отсутствует. Ощущения от этого, мягко говоря, не самые хорошие. Не из-за схожих пищевых цепочек и их клыкастых составляющих, а из-за самой атмосферы. Противной, навевающей с целую вагонетку гнетущих ассоциаций. Разумеется, сворачивать назад из-за такой мелочи Денджи не собирается, потому что малодушие — признак страха. А показаться трусом в её глазах до усрачки не хочется. Он ведь не зря сюда помчался, прочитав её речи про природу и романтичные виды. Пофиг, что ехать нужно вникуда и изучать всё на ходу, опираясь на видосы с Ютуба, ради неё Денджи готов перепрыгнуть через себя, наступить себе на горло, и даже немного пожить в условиях нищеты, обусловленной спадом в местной экономике — в конце-концов, ему реально не привыкать. Навигатор пищит, перестраивая маршрут на расплывчатое «ближайший город», пальцы уверенно перехватывают руль. В дальнем свете фар сверкает новый дорожный указатель. Следом за ним — нужный съезд. Поворотник тикает, пока вязкий, почти осязаемый мрак обступает трейлер. Денджи сглатывает, Почита со всей своей любознательностью прыгает повыше, царапая приборную панель, и вглядывается в гребень леса, склонившийся над ухабистой двухполосной. — Да к чёрту все эти удобства, нам всего неделю тут подождать надо, — ободряется Денджи, подлетая над сиденьем на каждой встречной кочке. Шутки шутками, а он не прочь отказаться от прелестей теперешней жизни в Луизиане и навсегда, потому что Макима клятвенно пообещала поцеловать его на обзорной площадке у Нью-Ривер-Гордж. Макима — предел его, Денджи, мечтаний. Он любит её. Он хочет её себе. Она похожа на ангела, на то, что ускользало от Денджи всю сознательную жизнь. У неё ярко-рыжие волосы, большая грудь и красивые глаза, а ещё она очень умная и интересная. Аки неустанно толдычит, что отношения по интернету это глупость, интересующая исключительно недалёких подростков, только вот Денджи насрать на его нотации и аргументы — они с Макимой непрерывно переписываются уже целых три месяца, и именно она предложила перейти на следущий уровень. Вдалеке горят огни, навигатор показывает две мили до конечной точки. Денджи напевает себе под нос какой-то попсовый мотив и ритмично постукивает по баранке. Несложно догадаться — Аки ему просто завидует, потому что Химено, которая его окучивает не первый год, не такая уж и симпатичная.