***
По дороге катится старый грузовик. Разбитая подвеска дребезжит, колымага скрипит и кашляет двигателем, после чего останавливается. Мимо проходят местные работяги, вяло обсуждая какие-то матчи по регби. Денджи совершенно не шарит в спорте, Денджи слушает посторонний трёп скорее от безысходности, от неё же, родимой, он ёрзает по лавке и по-детски болтает ногами. Почита, пристоившийся на общипанном газоне, качает головой вслед за методичными взмахами кроссовок, но быстро устаёт, трёт лапой приплюснутую морду, и громко зевает. — Бедняга, совсем умаялся, — отзывается незнакомец, ловко выбивая сигарету из пачки. — Не надо было вам обзорные экскурсии устраивать… Что неудивительно, сочувствия в его голосе нет — только обволакивающая мягкость, точно от всяких жидких микстур против изжоги. — …С другой стороны, половину из времени мы просто сидели, и тебе это могло наскучить ещё больше, — всё так же беспристрастно рассуждает новый знакомый, прихватывая фильтр ртом. Тонкий палец чиркает по кремню, рыжее пламя вздымается вверх, подсвечивая контуры бледных щёк, и жадно присасывается к кончику сигареты. Денджи медленно хлопает глазами, пытаясь сообразить, почему этот тип с его дефолтной лыбой на лице так сильно походит на ходячую мумию, но быстро забивает — делать ему больше нечего, что ли? — и вальяжно разваливается на деревянной спинке. — …Да нормально всё, забей, ну. Скажи лучше, как тебя зовут? Пухлые и, пожалуй, слишком выразительные — в смысле ботексные, вы не подумайте — губы плотнее обхватывают фильтр. Следует пауза — этот парень явно не торопится отвечать, предпочитая глотать свой сраный дым, да и Денджи ничуть не расстраивается, ведь в озвученном им вопросе едва ли проскальзывает доля участия. Тут дело отнюдь не в интересе, а в какой-никакой вежливости — Денджи чисто технически представляет, насколько неприлично с его стороны таскаться с малознакомым пацаном несколько часов подряд. Вдовесок ещё и выпытывать из него всякую рандомную фигню про магазины с сувенирами и стоимость экскурсий, жрать пончики, пить молочные коктейли за его счёт, но совершенно не затрагивать его самого, как человека. — …овут Хирофуми Ёшида, — медленно выдыхает этот хрен, и так же медленно поворачивает голову, приподнимая бровь. Мазутные радужки смотрят вроде пристально, а вроде и вскользь. — Я же уже говорил, разве нет? Сигарета покачивается в приподнятом уголке рта. Ментоловый дым обжигает ноздри и глотку, Денджи отмахивается рукой, поспешно отгоняя лёгкий стыд — второй раз, получается, чуть не прослушал — и горькое сизое марево к враждебным лесным чащобам, чернеющим в закате. — Да хули вы все курите, а?! — приходится неподражаемо-мерзко наморщиться и незаметно соскочить с предыдущей темы. И нет, Денджи вовсе не планирует разузнавать про нового знакомого больше положенного или — не приведи случай — выслушивать длинную тираду о невыносимо тяжёлой жизни, подтолкнувшей Ёшиду Хирофуми к страданиям и последующему саморазрушению. Кроме того, этот вопрос единственный из тех, что маломальски уместен. Аки вот никогда не признаётся, для чего ему целый склад блоков с синим Лаки Страйком в шкафичке над раковиной, банка для окурков под навесом и пепельница в машине. Аки просто закатывает глаза, садится в своё кресло на летней веранде, и машет на дотошного Денджи рукой, потому что «сейчас опять блевать захочешь, ну, отойди подальше». Оскорбленный до глубины души Денджи, в свою очередь, ругается и отступает к раздвижным дверям, принимаюсь наблюдать за тем, как его сосед и по совместительству арендодатель присасывается к чашке с кофе, разворачивает утреннюю газету, копируя дряхлого мистера Стивенса, живущего за соседним забором, а затем расслабленно закуривает свой грёбаный синий Лаки Страйк. Нет, грёбаный скорее Аки, сто раз обосравший идею встретиться с Макимой. Денджи хмурится, зарываясь подбородком в горловину худи. А что, если придурок-Хаякава был в чём-то прав? Западная Виргиния — капец какое дерьмовое место. — …вительно важная для тебя тема, — в мысли вклинивается тихий монотонный голос, и светлая голова вяло поднимается к его источнику. Вонючий Ньюпорт чахнет в зажиме длинных костлявых пальцев, похожих на хвостики пластиковых бельевых прищепок, чернильный волос едва колышет холодным ветром. Хирофуми, плотно сомкнувший губы, бесцветно палит куда-то вдаль, и не глядя щёлкает колечком на жестянке с Маунтин Дью. Денджи задумчиво выпячивает нижнюю, думая, какую по счёту банку хлещет этот тип и что важного он сам мог упустить из чужого монолога. Долго думать не выходит — совершенно неинтересно, — поэтому Денджи снова кладёт болт на происходящее вне его головы и направляет взгляд к рваным облакам, расползающимся по бордовому небу. Близится ночь. Над ухом шумно глотают газировку, с другого бока шелестит пакет с позабытыми консервами и — вероятнее всего — испортившимися сардельками. Денджи вздыхает — надо бы закинуть их в холодильник. Ещё надо собрать вещи для прачечной, подзарядить телефон, написать Макиме, затем с Пауэр и Аки созвониться… Но в чёртовой Западной Виргинии близится чёртова ночь, и чёртов лес, кажется, потихоньку подступает к крышам коттеджей. В брюшине резко скручивает. Кулаки хрустят, оттягивая карманы потрёпанного худи. Денджи втягивает живот и ёжится. — Про курево я если чё по приколу спросил. Если это… Если неприятно, то можешь не отвечать, короче, — даёт отмашку он, украдкой поглядывая на чужой профиль. — Как скажешь, — этот тип снова равнодушно пожимает плечами, болтая жестянку с содовой в воздухе. Денджи уподобляется Почите и внимательно наблюдает за её бултыханиями, но в какой-то момент соскальзывает чуть ниже, вдоль худой руки, затем ещё правее, к шее, и притормаживает на прямом носу. Не охота признавать, но у Ёшиды Хирофуми весьма приметная внешность. Идеальная, как бы сказала какая-нибудь падкая на красавчиков девчонка. Раздражающая, как бы сказал сам Денджи, далёкий от всего пидорского. Не поймите неправильно, просто бесит его эта ровная линия челюсти, выскобленная прям по чертежам или по линеечке, бесит выразительный кадык, чёртова родинка под губой, и бесчисленные проколы в ушах. Как пересидевшая в Твиттере неформалка, с которыми вечно срётся Пауэр, поглядите-ка. Неформалки эти вон тоже ментол любят, а ещё любят облизываться на таких парней, потому что они дофига крутые и загадочные. Тьфу, бесит. Денджи в сердцах фыркает на идиотские эталоны и сезонную моду. Вот чем он хуже? Ну да, простой парень, и чё? — …Ладно, друг, мне правда некомфортно от нашего молчания, — подает голос Ёшида. Стукает опустевшим Маунтин Дью по лавке, опирается локтями на колени и зажимает между пальцами новую сигарету. Пока ещё не вонючий Ньюпорт крутится между левой и правой, кончик сворачивается характерной спиралью. — Давай хотя бы о курении поболтаем, ну, — слышится из-под густой чёлки. — Для чего мне это, ты спрашивал? — Ну да, зачем? — на автомате подхватывает Денджи, чисто теоретически прикидывая, насколько тесно этот Ёшида Хирофуми может быть связан с употреблением кое-чего другого. Фильтр мелькает близ его противных ботексных губ, огонь кидается на папиросную бумагу. Крохи пепла долетают до штанин Денджи, замершего в ожидании логичного ответа, притихший было Почита снова зевает. — …Курение просто расслабляет меня. Особенно расслабляет, когда вообще нечем заняться. Или как сейчас, когда я нахожусь в максимально неловкой ситуации, — поясняет Хирофуми погрубевшим от дыма голосом, прежде чем вновь присосаться к сиге и отвернуться. — Но я возьму на заметку и не стану больше на тебя дышать, — глухо доносится из-за его осторого плеча, скрытого под здоровенным худи. — Тебе же это, — над макушкой на секунду появляется табачная вонючка. — Очень не нравится, верно? Денджи машинально кивает затылку Ёшиды, рассматривая выбившиеся тёмные пряди. Под багряным солнцем они переливаются ещё заметнее, чем при дневном, и отчасти — окей, только отчасти — это действительно красиво. По-крайней мере, самому Денджи остаётся только завидовать. Так уж сложилось, что ему никак не похвастать ни удачным цветом своей шевелюры, ни её густотой. Как показывает практика, с внешностью досадно везёт исключительно заядлым курильщикам. — …У меня сосед на тебя чем-то похож, и он тоже дохуя курит, — вырывается само собой. Денджи неслышно цокает языком, насупливаясь ещё больше — довелось же оказаться на роли страшненькой подружки, — и принимается ковырять пыль носком своего кроссовка. — О, и почему ты не хочешь отучить его от этого, раз это вредно? — так же словоохотливо вопрошает Ёшида, выглядывая из-за плеча. — Почему?.. — задумчиво повторяет Денджи — загадка всё-таки не для тех, кто еле-еле влился в цивилизованное общество. Пальцы лезут почесать голову — по телеку говорили, что такой массаж стимулирует мыслительные процессы, — сосредоточенный взгляд крайне удачно налетает на двух дядек через дорогу. Те стоят, прислонившись к стенке обшарпанного офиса, тоже, чёрт возьми, курят, и о чём-то оживлённо спорят. Точнее, как — один активно размахивает руками и орёт, второй же участливо слушает, попеременно кивая и затягиваясь. На ум невольно приходят воспоминания о болтовне Аки с Химено. Денджи обхватывает подбородок рукой и по-философски скрючивается — разгадка где-то рядом. Если так подумать, Аки, будучи, наверное, самым ответственным копом в Луизиане — Денджи за время их сосуществования не раз пересекался с ним во время дежурств, — тоже постоянно помалкивает и следит за обстановкой, а она, Химено эта, кружит вокруг, рассказывает о чём-то, лезет обниматься… И вечно, без шуток вечно смолит своё грёбаное курево. Денджи скрючивается ещё больше. Причмокивает — истина всё ближе. Кажется, сложнейший пазл про причины курения Аки складывается сам собой. Придурок-Хаякава, синий Лаки Страйк, приставучая Химено… — Ну… — обмозговав последние, но достаточно весомые аргументы в виде её пышных грудей, заговаривает Денджи. Указательный незаметно тыкает в сторону шумных мужиков: — Мой друг вот так же трындит со своей коллегой на перекуре. Типа как за компанию, знаешь? — О, но с коллегой можно поговорить в офисе или на обеде, и даже без сигарет, — замечает Ёшида, бросая косой взгляд в указанном ему направлении. Логично, что общение в курилках не является неопровержимым доводом в пользу вредных привычек. Денджи даже в шаге от того, чтобы кивнуть собеседнику, но тело ерепенится и взвинчивается как по указке, мол, не всё же так легко, пожалей этого идиота и объясни все скрытые мотивы. — Да блин, тут всё сложнее, потому что коллега эта… — Денджи ведёт глазами по сторонам и пристыженно поджимает губы. — Что с ней? — выгибает бровь Ёшида. Кроссовки стучат по земле, Денджи лихорадочно думает, стоит ли рассказывать прямо так, прямо в лоб, и всё же решается. — Блин, короче, чувак, она же такая пипец фигуристая и сисястая! — полушепчет-тараторит он, вычерчивая широкую дугу вспотевшими ладонями. Ёшида утробно усмехается. Мазутные радужки перехватывают взбудораженные зрачки Денджи, и последнему резко становится неуютно, будто сейчас его одёрнут за пошлятину и нехило так отчитают. — Разве размер груди в нашем веке имеет такое большое значение? — ожидаемо уточняет Хирофуми, сбивая пепел с сигареты. — Да ничего ты не понимаешь! — тут же вспыхивает Денджи, хватаясь за штанины пальцами. Ёшида прикладывается к лавке боком и подпирает щёку ладонью с видом самого догадливого типа на свете. С кончика сигареты осыпается горящий пепел, ударяется о рейку, и тут же затухает. — Почему не понимаю? Как и подобает озабоченному девственнику, Денджи слегка тушуется и взмахивает рукой, завороженно жамкая воздух. На месте зубастой гряды леса, драных облаков и косяка перелётных птиц представляются плавные женские формы, и в паху чертовски приятно тянет. Плотно сомкнутые губы гнутся в извращённой улыбке. — Не будь у меня Макимы, я бы и сам её… — грубые ладони водят какие-то фигурные зигзаги поверх алых всполохов на горизонте, Денджи тушуется ещё сильнее и потупляет взгляд, наивно полагая, что объяснит всё характерным жестом. — Ну… Это… Пальцы складываются в кольцо, средний аккуратно заползает в образовавшуюся дырку и там же замирает. — Вот это самое, — робеет Денджи. Сбоку раздаётся хриплый, надломленный смех. Огненные радужки вздрагивают и моментально прыгают к его источнику, но на физиономии Ёшиды снова не обнаруживается примечательного, кроме сиги во рту, блядской аристократической родинки и полного, всепоглощающего безразличия. — Ты совсем не похож на парня, которому важна фигура, — вязкие глаза едва уловимо сощуриваются, разглядывая зардевшие щёки и приоткрытый в смятении рот. — Твоя Макима не расстроится, если узнает о таком? Скулы вспыхивают с новой силой, и уже скорее не из-за смущения, а из-за чистейшего негодования — клеймить себя изменщиком Денджи ни в жизнь не планировал, как и изменять в принципе. Он же тупо предположил! Предположил, блин! — Чё, ёбнулся что ли? Как можно додуматься до того, что я ей изменю? — возмущённо восклицает он, подрывается с места и несдержанно бодает Хирофуми кулаком в плечо. Худая фигура пошатывается от толчка, точно неживая. Ёшида хмыкает, качая головой в немом, но слишком явном осуждении. Денджи, вставший напротив него, распахивает глаза пошире и всматривается в неторопливые взмахи длинных тёмных ресниц. Чем дольше он находится рядом с Хирофуми, тем сильнее тот походит на сюрреалистичное пугало, сошедшее с опоры в поле. Вышедшее на прогулку к людям. Смотрящее на него в упор. — А тебе как вообще, нравится здесь, Денджи? — спрашивает Ёшида, растирая окурок под подошвой. Денджи машинально хватает пакет с провизией и хочет сказать честное «не, нихуя», чтобы вывалить кучу своих подозрений на малознакомого человека, которому очевидно плевать, но… Но да, ему очевидно плевать. — Нравится, наверное.***
Возвращение в трейлер проходит хоть и нехотя, зато абсолютно спокойно. Заброшки на молчаливых окраинах утопают во тьме, заросшие заборы щетинятся серо-фиолетовым оскалом. С опушки леса, прижавшего самый крайний к границам города коттедж, стрекочут сверчки. Денджи, кажется, не обращает внимания на едкий сигаретный дым, идущий с ним вровень. Денджи даже практически не оглядывается по сторонам, исследуя глазами мелкие трещины на обочине и соседствующую с ним пару кроссовок. Хирофуми бредёт вперёд, вяло повествуя о каких-то историях из своего детства, рассказывает что-то про реки, буреломы и лесопилки, изредка показывая куда-то во тьму, и мягко посмеивается на глупые комментарии Денджи. — А всё-таки ты забавный, — говорит Ёшида на прощание, и быстро вбивает свой ник в заметки мобильного. Огненные радужки диковато глядят на хаотичный набор букв. — Это где такие имена? — Уж явно не в Фейсбуке и не в Твиттере, чьё отношение к пользователям меня немного напрягает, — отвечает Хирофуми, возвращая телефон хозяину. — Скачай Телеграм и пиши мне там, если что вдруг понадобится. Денджи изумлённо кривится, поднимая взгляд на своего нового знакомого. — Чё, за республиканцев этих топишь? Снова сделаем Америку великой, да? Ёшида подмигивает, застёгивая молнию на худи. — К чёрту лозунги, чувак, — говорит.***
Наверное, причиной какого-никакого комфорта служил всё тот же Ёшида — догадывается Денджи уже на просёлочной дороге и уже в одиночестве, если не считать вымотавшегося за день Почиту, ползущего чуть позади. Короткие собачьи лапы неохотно тащат упитанное тельце вперёд, мрачная чащоба леса всё быстрее стирает свои границы с человеком и нагло суётся под подошвы всё тем же раздражающим хрусть-хрусть, от которого Денджи инстинктивно ускоряет шаг. Очень хочется спрятаться хотя бы в трейлере. Макима, уставшая после восьмичасовых промывок мозгов в исполнении начальства, жалуется на титаническую усталость и шлёт грустный смайлик. «Денджи, ты же тоже устал, наверное?» «Чем ты занимался сегодня, Денджи?» Радужки опрашиваемого вспыхивают то золотом, то колотым рубином, то прочими крутыми драгоценностями — внимание Макимы, пожалуй, лучшее, что можно заслужить после утомительного дня в американской глубинке, проведенного в компании грёбаного неформала и его ментоловых сигарет. Денджи погружается в переписку под отрывистый стук своего сердца, принимаясь набирать развёрнутые и почти что умные ответы. Он не устал, он абсолютно счастлив, и он не вспоминает ни о сардельках, ни о консервах, ни о кривом пугале в поле, ни о вековых деревьях, тянущих могильный холод из низин непроходимых лесов. Мало ли, что там — утешает себя Денджи, не глядя отпирая дверь в трейлер. Важнее то, что здесь, прямо перед носом — глядит он в экран, наощупь засовывая пакет в холодильник. Ночь подкрадывается незаметно, неуловимо падает на вагончик, заморенный тысячами миль широкополосных автотрасс, обступает тихим шелестом листвы и на редкость зябким туманом, сующим свои костлявые пальцы под покрывало. Денджи, приросший к экрану ноутбука, более-менее рационально вздыхает, бросая быстрый взгляд на едва приоткрытую форточку. На часах всего десять, но живое дыхание леса ощущается как своё собственное. Ветки снова скрипят, царапая высоковольтные провода, кривые тени мечутся по занавескам. С крутого склона доносится тихий шелест, неподходящий к окружающей его обстановке. За несколько секунд до появления первых признаков паники в голову закрадывается полезная мысль — стоит сменить стоянку на более близкую к чёртовому мосту и его обзорным площадкам. Стоит перебраться в город поближе, зависнуть где-нибудь над пропастью, ведущей к Нью с её покатыми склонами, но Денджи тут же останавливает себя, откладывая ноутбук в сторону. Если он встанет прямо там и прибьётся к чужому кемпингу, то эйфория от встречи и поцелуев с Макимой однозначно обломается. Так что нет, нельзя видеть Нью-Ривер-Гордж раньше положенного. К тому же, здесь всего несколько миль езды до оного. Захотел — поехал, от одного дня ничего не изменится. Денджи твёрдо кивает своим мыслям и тихонько подбирается к форточке. Ручка проворачивается медленно и тихо, Почита сонно щёлкает зубами на покрывале. За стеклом, откуда-то из враждебной чащи, доносится еле различимый звук. Хрусть. В трейлере мигом тяжелеет воздух. Темнота кусает за пятки, и Денджи, торопливо отползающий всё к той же стенке, что и вчера, уже чётко знает, что крохотное окошко стало чем-то вроде красной тряпки для невидимого наблюдателя. Сердце бултыхается в груди, как размокшее дерево, шкрябает по рёбрам, бьёт по артериям и венам. Хрусть — слышится где-то на парковке. По ткани занавесок мажет тень. К горлу подлетает всё, включая скрутившийся кишечиник, Денджи поджимает коленки к груди и жмурится, моля всё сущее и не очень сущее о том, чтобы ничего нового не случилось. Шаг становится чётче. Обходит по траектории дуги, шелестя асфальтом, методично настукивает по нервам, и притормаживает. Голос чащоб гудит клёкотом ночных птиц. Но Денджи давится всхлипом не по этой причине. Он понимает, что оно снова стоит позади него. Оно снова пристально глядит сквозь обшивку и теснит лёгкие своими невидимыми когтями. Хрусть. Пальцы крадучись добираются до телефона. Денджи быстро свайпает в сторону и лезет в Фейсбук. Очень хочется рассказать Макиме о том, что за хрень творится в этой грёбаной Западной Виргинии, тысячу раз извиниться, убедить её отказаться от их планов и пригласить куда-нибудь в Сан-Франциско, но мисс Макима, божественная, заботливая и понимающая мисс Макима, чёрт возьми, снова не в сети. За лопатками вибрирует тихое хрусть, намеренно напоминая о себе. Оно точно разумное. Мокрые ладони трутся о пушистое покрывало, Денджи вскидывает глаза к потолку и медленно цедит воздух сквозь зубы, делая неутешительный вывод. За ним точно следят. И явно не из благих намерений. Единственный плюс от осознания этой страшной истины — возможность удостовериться в своей адекватности. За окном поскуливает ветер, раскидывая опавшую листву по старому асфальту. Один из фонарей мигает, в трейлере с его тонкими стенками всё ещё витают запахи кофе и стирального порошка, прихваченные из дома Аки, но сейчас, кажется, они совсем не помогут успокоиться и взять себя в руки. Да, вне жилого отсека снова тихо, только вот ощущение постороннего присутствия по-прежнему давит на лоб и горло, не оставляя путей для отступления. Ноги пробирает крупная дрожь, и Денджи решается на звонок. Трясущийся палец с трудом тыкает на имя в списке контактов, затем зависает в воздухе на несколько мгновений — страшно шуметь, — но всё-таки нажимает на кнопку вызова. Денджи облизывает губы, экран подсвечивает исчерпывающим «придурок-Хаякава». Первый гудок кажется оглушительно громким. Пи-ип. В эту же секунду до слуха добирается новый звук, от которого хочется свить себе петлю из простыней и вздёрнуться. Денджи задыхается, откладывая смартфон на коленку, и осторожно прислушивается, прижимаясь ухом к обшивке. Пи-ип. Тук-тук. Глаза тускнеют, неверяще глядя в переплёты комиксов, ведь стук раздаётся вплотную. Слева. Прямо там, где в спину упирается жёсткий пластик. Пи-ип. Тело обливается холодным потом, носки и горловина футболки мокреют. Изо рта Денджи рвётся хриплый вздох. Тук-тук. Оно точно слышит. Денджи надувает грудь, не в силах отстраниться от боковины трейлера, за которой кто-то настойчиво отбивает гудки. Зрачки хаотично носятся из одного тёмного угла в другой, капель из крана на мини-кухне полосует по нервам. Пи-ип. Тук-тук. Денджи неверяще мотает головой, кусая губу до крови. Хруст листвы под чужими подошвами уже не звучит, но радости от этого совершенно никакой. Оно, блять, реально его слышит. Пи-ип. — Чего ты так поздно? Сонный голос Аки по ту сторону динамика кажется настоящим спасением. Пальцы неразборчиво мнут то штанины, то простынь, то покрывало, голос режется тихо и осторожно, почти шёпотом. — Как у вас с Пауэр дела? В смартфоне звучно вздыхают. — Что у тебя случилось? — моментально раскусывает Хаякава. Проницательный, мать его, коп — грустно ухмыляется Денджи, отклеиваясь от стены, за которой снова замолкают. — Ничего, — улыбка на истерзанных губах появляется через силу. — Но обычно ты не звонишь без причины посреди ночи, — Аки, слышно, шлёпает кедами по ламинату и шуршит пачкой грёбаного Лаки Страйка, но продолжает гнуть свою линию со свойственным легавым пристрастием даже дома. И Денджи порой это до жути бесит. Так бесит, что отмутузить хочется по самое не балуй, однако сейчас его вихрастый затылок, истёкший испариной, осторожно опускается в подушку. Стоянка погружается в напряжённую тишину, телефон прижимается к уху до упора, а широко распахнутые глаза неотрывно следят за кривыми тенями на полке с комисками. — Знаешь, я просто… Просто соскучился по вам с Пауэр, — выдыхает Денджи, потирая взмокший лоб. В конце-концов, бессмысленно жаловаться на свои проблемы тому, кто находится за десяток штатов от тебя и при всём желании не сможет примчаться на подмогу, дабы помахать своим жетоном в морды нарушителям порядка. Аки шумит раздвижными дверями и щёлкает зажигалкой. — Скучаешь? — спрашивает. Денджи сдавленно угукает. В горле огромный комок. Хаякава молчит долгие десять секунд, будто обрабатывает услышанную им информацию, а затем невнятно хмыкает в трубку. — Я… Я же говорил тебе не ехать, Денджи. Уезжай оттуда, ладно?