***
За несколько минут до прощания Аки как бы случайно говорит, что идея уехать куда-нибудь на кемпинг весьма логичная. Денджи стыдливо закусывает край подушки — хоть бы этот проницательный придурок не прочухал, что его сосед пугается далеко не скунсов, змей и енотов вместе взятых, — и обещает устроить переезд в течение получаса. Аки, кажется, всё-таки верит его словам, но на всякий случай советует купить перцовый баллончик. Денджи снова обещает, несмотря на то, что откровенно врёт по каждому из ранее рассказанных им пунктов — если для защиты от диких зверей действительно хватит ядрёного перца в алюминиевой таре, то от людей — или гуманоидов, хотя до мыса Канаверал слишком далеко — спасёт только огнестрел. Впрочем, безработному лентняю — читать как «Денджи, двадцать четыре года, вроде как холост» — с полупустыми карманами не доступна ни одна из опций, так что выбирать в принципе не приходится. Первое, что он делает, едва снаружи вновь начинает светать — как можно более тихо скатывается с кровати. Второе, что он делает, прислушавшись к поредевшему пению птиц за тонкими стенками — снимает телефон с зарядки. Третье — выползает к мини-кухне, жмурится до такой степени, что сводит щёки, и отодвигает перегородку, ведущую в водительский отсек. Четвёртое — мнётся на пороге, перебарывая страх, кое-как открывает глаза, перебираясь на сиденье, и наконец заводит свой подержанный драндулет. На запотевшем из-за перепада температур лобовом стекле — под дворниками, точнее, надо бы убраться — рассыпаны жухлые листья, поверх сухого бурьяна и самосева рассеивается туман, вдалеке виднеются крыши жилых коттеджей. Денджи пристально высматривает в бездушных мглистых силуэтах что-нибудь, Денджи не сразу замечает, что его пальцы трясутся и потеют, но руль слишком недвусмысленно выскальзывает из рук ещё до того, как машина трогается с места. Пиздец. Денджи шипит на себя сквозь зубы, роняя лоб поверх сложенных на чехле ладоней. Позорище, блять. Какое позорище. Вызвонить своего единственного союзника в этих краях удаётся попытки с шестой — время всё ещё раннее, суббота, к тому же, — хотя Денджи, кое-как нашедшего своё новое пристанище на просторном и густонаселённом кемпинге в паре миль от злополучного города и не менее злополучной стоянки, едва ли беспокоят чужие выходные. Кроме того, Хирофуми, несмотря на несколько смачных зевков в трубку, внезапно соглашается приехать сюда, забрать его на совместный завтрак и снова выслушать. Денджи, правда, рассказывать ничего не хочет — ещё бы ему жаловаться на какую-то гуманоидную херню посреди ночного поля, разбитое по дороге пиво, потерянные чипсы и безвозвратно испорченную футболку.***
— Воу, нехило же тебя потрепало, — почти удивлённо присвистывает этот чёртов фрик, складывая предплечья на раскрытой двери своей тачки. Денджи медленно — чтобы страха нагнать, наверное, хотя струханул только он сам — поднимается с низкого металлического заборчика, выглядывая над лоснящейся крышей седана, отвечает Ёшиде озлобленным на всю вселенную «Пошёл на хуй», а затем победно плюхается обратно. В животе потихоньку начинает посасывать от голода вперемешку со смутными отголосками недавней паники, с сырой земли поднимается собачий холод, настырно прилипая к коже сквозь швы на штанинах. Гряда мрачного леса справа и слева от узкой дороги к кемпингу постепенно утрачивает свой устрашающий вид, но Денджи слишком отчётливо помнит тот силуэт на фоне тумана, слитого со шпилями вековых деревьев и беззвёздным полотном по небосводу. Слишком отчётливо помнит ритмичное «тук-тук» в дверь. Слишком отчётливо помнит шаркающие шаги по парковке, брызги крови в раковине и встревоженные интонации придурка-Хаякавы в трубке. Подумать только, они не спали целую ночь: один ссался опустить веки хотя бы на секунду и даже намеревался вставить между ними спички, второй же молча — в свойственной порядочным легавым манере — чиркал зажигалкой в микрофон и изредка спрашивал, не отбросил ли Денджи кони. Сейчас же Денджи — чёртов везунчик просто, причём ещё неясно, сарказм это или нет — потерянно смотрит на те самые не-двинутые-кони и перепачканные потемневшей кровью кроссовки. Соломенную голову наводняют вопросы о том, за какие такие прегрешения именно ему случилось ебануться в адский котёл Западной Виргинии. За то, что не навещал маму на её могиле? За то, что бросил практически спившегося отца, который кроме синьки ничего синего — ни полноцветного неба, ни глубокого моря — больше не видел? За то, что уехал из одной пизды на западе и сунул девственный хуй в другую, но уже на востоке? За то, что он без унции совести банчил наркотой вместе с мексиканскими амигос и африканскими хоумиз? Так он же, блять, делал это не специально! Он же, вообще-то, жить хотел. Жрать хотел. Гамбургеры хотел, милкшейк свеженький, чтобы лёд на зубах хрустел, и спать где-нибудь не во вшивом полуподвальном хостеле, а хотя бы на двухэтажной койке. Разозлившись на поток непроизвольных мыслей — нет, правда, это какое-то проклятие, он никогда не наживал себе настолько очевидных проблем, — Денджи шумно шлёпает ладонями по щекам и принимается тереть чувствительную кожу. Давай, парень, приди в себя. Всё нормально. Всё абсолютно нормально. Всё, чёрт побери, абсолютно нормально! Откуда-то слева доносится звонок велосипеда, впереди начинает играть рандомная попса, но сейчас Денджи категорически наплевать на дерьмовые музыкальные вкусы своего чудаковатого знакомого. Замерзшие от контакта с трубой, шершавые руки двигаются по лицу настолько остервенело, настолько хаотично и растерянно, что прилипшие частички краски царапают не только скулы, но и переносицу. Чувак, ну как же ты в таком виде покажешься Макиме? Скажешь, что тебя просто жизнь со всех боков помяла? Не похоже же на харрасмент, а из драки побитыми без синяков выходят лишь исключительные тру́сы. Запах окислившегося металла с ладоней намертво въедается в обонятельные рецепторы, Почита будто сочувствующе гавкает — нет, дружище, ты ничем не поможешь, — прижимается боком к лодыжке и крупно вздрагивает. Так. Денджи тут же замирает и отлепляет ладони от своей измученной физиономии. — О, он замёрз? — раздаётся из машины. Обкусанные губы кривятся, как бы намекая на то, что Хирофуми сейчас задал самый идиотский вопрос из возможных — в телефоне же прогноз погоды, в прогнозе погоды — неутешительные плюс тринадцать. Плечи Денджи машинально выворачиваются к шее — число неутешительное, кстати, тоже. — Может, ему пледик дать? — не унимается Хирофуми, кивая куда-то в сторону багажника. — Или вам двоим сразу? Могу и сам погреть, кстати. Вихрь лесного ветра ерошит нечёсанную чёлку, Денджи ёжится, делая вид, что не слышал последнего — жесть какого гейского — предложения, и продолжает держать оборону сильного и независимого американца: — Совсем спятил? — Я не шучу, у меня есть с собой, — божится Ёшида, встряхивая своей челкастой головой. Денджи пригибается к колотому асфальту под подошвами и демонстративно подхватывает Почиту под упитанные бока. — На хрен мне твой плед не нужен. В обветренную ладонь вжимается собачье сердце, Хирофуми клонит шею набок, врезаясь в лоб нечеловеческим взглядом, растягивает пухлые губы в бесячей улыбке. — А объятия? Мочки теплеют совсем чуть-чуть. Денджи драматично фыркает, почёсывая жёсткую шёрстку за прохладным ухом Почиты. — Извини, чел, но я правда не пидор. Ёшида не отвечает — щурится, храня какое-то не в рот ебаться мистическое молчание. Не глядя крутит колёсики на приборке, бесконтрольно переключая радиоволны. Одна попсовая песня сменяет другую, переходит в рекламу каких-то органических чипсов, после которой колонки внезапно пропускают через себя новый звук. П-ш-ш-ш или что-то около того. Денджи передёргивает — похоже на искажённый, монотонный белый шум, который во время грозы издают телики с кинескопом и антенной. Взгляд заостряется на стене вездесущего леса позади чужой машины, на косматых ветвях, загораживающих пути к чаще, на высокой траве, ограничивающей обзор с нижней половины. Денджи смотрит в еле различимые щели между замшелыми стволами. Денджи видит там сотни пустых глазниц, наблюдающих за своей жертвой, видит их животный голод и бледные бескровные лица. Мышцы скручивает тугими жгутами, психоделическая фоновая частота не исчезает, а Хирофуми, судя по неясному ощущению физического присутствия, всё ещё пялится. Пялится так, будто сканирует насквозь, вычисляя возможный процент принадлежности к фанатикам радужных флагов. Ладонь замирает на рыжей макушке Почиты, мимо автомобиля, прибившегося к обочине, проносится несколько машин подряд, а Денджи максимально неловко усмехается, надеясь разрядить обстановку. — Да уж, ну и дела, конечно, — неясно бормочет он, отвлекаясь на мокрый собачий нос в ладони. Шум радиопомех из салона никуда не исчезает, зловещее молчание вокруг расшатанных нервных клеток слишком затягивается. Мазутные радужки Ёшиды терпеливо буравят лицо, собачьи лапы впиваются в ляжку сточенными о землю когтями. Денджи потупляет взгляд и сглатывает. — Да, ладно, окей, давай свой чёртов плед, — внезапно соглашается он, поднимаясь с заборчика. — И выключи эту хуйню, пожалуйста. Ёшида тут же меняется в лице и недоверчиво приподнимает бровь. — Ты вообще о чём?