(Не) быть собой.

                   «Невозможно заслужить что-то плохое только фактом своего рождения» — как бы не так, ведь в этой жизни нет справедливости, в которую многие так отчаянно верят и отчаянно ищут.       Зато есть жестокость, в которую не верить — невозможно. Каждый сталкивался с ней хоть раз в той или иной форме, будучи уже взрослым или ещё маленьким ребёнком, но хрупкому вампиру с сияющим взглядом удалось сорвать «Куш»:       — А я говорил тебе, — шипит грубый голос, — но ты бестолковый мальчишка!       — Умоляю, — хнычет ребёнок и пытается отцепить руку от себя, которая больно держала его за волосы, — я стану лучше! Я больше не буду! Прошу!       На удушающие слёзы и жалкий вид вампира реагируют не сочувствием, а ещё большей агрессией: пальцы сжимают пряди так сильно, будто хотят вырвать их с корнем из головы мальчика. Руку выпрямили, чтобы хрупкое тело цепляло предметы, травмируясь об них, когда его тащат по коридору в сторону места, что снится ему в кошмарах:       — Не надо, — всхлипывает и икает от плача малыш, — только не сюда.       — Думаешь, что меня твои сопли растрогать должны? — злобно скалится мужчина, — мне хочется лишь сильнее врезать тебе, чтобы прекратил пользоваться тем, кто ты есть, ведь на меня ваше омежье «обаяние» не действует!       Взрослый тянет ребёнка к себе, вызывая у того стоны боли и прямо в лицо говорит:       — Я прекрасно знаю, кто ты на самом деле, — рычит он, — ты — будущая шлюха, как и твой папочка, но я этому не дам случиться, не волнуйся, ведь я лучше убью собственного сына.       — Отец, — дрожит голос ребёнка, — прошу тебя.       Тяжёлая дверь со скрипом открывается и оголяет вход в саму бездну, которую до ужаса боится мальчик:       — Нет! — кричит он, срывая голос и царапая чужую руку, — я не хочу! Нет!       Все слова и истошные вопли просто игнорируют, закидывая маленького вампира во тьму: руки не успевают среагировать, как и ноги, поэтому тело летит кувырком по высоким ступенькам, отбивая все кости и органы, причиняя невыносимую боль.       После заключительного приземления, которое довершает мучения сильным ударом, малыш, превозмогая страдания от малейшего движения, срывается с места и карабкается вверх, чтобы поскорей добраться до двери.       — Посиди и подумай над своим поведением, дрянь, — слова хлыстом бьют по коже, рассекая и пуская кровь.       Омежка вытягивает свою крохотную ручку и тянется к свету, который у него забирают, как и надежду, захлопнув дверь прямо перед носом:       — Нет, — еле живым голосом шепчет мальчик.       Миниатюрные кулаки со всей силы, что в них есть, бьют в грубую деревянную поверхность, сбивая и счёсывая нежную кожу рук, но на отчаянные попытки выбраться — «ничего», которое тишиной оглушает малыша, вызывает звон в ушах и обрекает сидеть в этом жутком месте.       — Отец! — кричит жалобно ребёнок, — не оставляй меня здесь! Вернись!       Ладони прижимаются к двери и уставшее тело сползает вниз, садясь коленями на ступеньку: омежка глаза с силой зажмуривает, поскольку боится увидеть тьму, а точнее боится увидеть во тьме все те кошмары, что в ней прячутся при свете дня.       Это повторяется не в первый раз, но ощущения лишь острее и болезненнее:       — И снова тебя оставили со мной, сыночек, — раздаётся мягкий голос.       Мальчик ещё сильнее жмурит глаза, пытаясь игнорировать все звуки, что слышит:       — Тебя нет, — шепчет он, — мне просто кажется, м-мне кажется, ведь ты у-умер.       — Разве смерть может разлучить сына и папу? — пропитывается грустью голос.       — Тебя не существует, — отчаянно борется ребёнок, зажимая уши ладонями, — тебя не существует.       Колена касаются невесомо ледяные пальцы и омега в голос плачет.       — Сынок, оставайся со мной, — улыбаются ему, — мой малыш, мой Сокджин.       Игнорируя рёв и сопротивление, которое оказывает ребёнок, пытаясь выскользнуть из цепких рук, его тащат в самые глубины личного ада.       Пробуждение приходит к Джину резко, одаривая того холодном, что морозил его тело до самый костей, а виной тому подвальное помещение с отсыревшими стенами и сквозняк, что разгуливал свободно, заходя через маленькое оконце без стекла, находившееся прямо под потолком:       — Мм, — аккуратные брови хмурятся и мокрая голова отлипает от пола.        Ким открыл глаза и, направляя мутный взгляд на силуэт, что нависал огромной тенью прямо над ним, пугая своими размерами, резко отполз назад, спиной впечатываясь в стену и шумно хватая ртом воздух:       — К-кто?       — У тебя пять минут: умыться и попить воды, — слышит он женский голос в ответ, — иначе твой отец лично за тобой придёт.       Сокджин узнаёт по голосу свою няню — Хваён, образ которой начал вырисовываться в его глазах, привыкших к свету, что проник в широко открытую дверь.       — Давай, малыш, — подгоняет его женщина, — я не хочу вновь слышать твои крики, а после раны обрабатывать.       Можно было подумать, что вампирша плохо относится к мальчику и не хочет с ним лишний раз возиться, но это вовсе не так, поскольку она знает его с самого рождения и всю жизнь растит его вместо омеги, который является родителем ребёнка и чья история жизни ужасно трагично закончилась три года назад. Теперь женские руки — единственное тёплое место, в котором может согреться юный Ким.       — Хваён, — скулит омега, — я не хочу.       — Сокджин, — хочет звучать строго бета, но её голос дрожит, — ты ведь сам знаешь, что если опоздаешь — хуже себе сделаешь.       Мальчик поджимает губы и кое-как поднимается с ледяного бетона, к температуре которого привык, ощущая, как свою собственную, то есть никак.       — Все остальные уже собрались? — интересуется ребёнок.       — Почти, — вздыхает няня, — поэтому нужно поторопиться.       Хваён помогает Джину дойти до купальни и умыться, аккуратно обходя ссадины, что остались после страшного падения с лестницы:       — Давай, — она мягко гладит густые волосы на голове ребёнка, — тебе нужно быстро переодеться и идти.       Ким уже в комнате срывает с себя одежду, небрежно разбрасывая её, поскольку желания и времени складывать грязные тряпки не было.       Омега замирает напротив зеркала и взглядом проводит по собственному телу, которое настолько худое, что бледная кожа просвечивается, плотно обтягивая тонкие и острые кости, а пальцы невольно давят на синяки, заставляя морщиться:       — Какой же я мерзкий, — слегка хмурится Сокджин, еле сдерживая горячие слёзы, обжигающие его большие глаза.       Переступая через желание разрыдаться, обнимая себя руками и оседая на пол, мальчик надевает чистую одежду и выходит в коридор, где его ждала Хваён:       — Отлично, — сбивчиво говорит женщина, — не опоздали.       — Он снова решил морить меня голодом? — бесцветно интересуется омега.       Бета будто болезненно морщится, отводя взгляд в сторону:       — Сказал, что ты наказан.       — Понятно.       Тяжёлые двери раскрываются перед маленьким вампиром, который задерживает дыхание и шагает в просторное помещение, взглядом проводя по знакомым лицам ребят и понимая, что это будет очередной день, говорящий ему о том, что он жалкий десятилетний слабак, которым останется навсегда.              Семь лет пролетают одним мгновением, которое, словно губка, впитало в себя все ужасные моменты жизни Сокджина: ребёнка заставили повзрослеть не повзрослев, познакомили с жестокостью жизни, разбили наивность в глазах и заменили её прожжённой хитростью, растоптали жалость и выбросили, сделали горячее сердце куском камня, что не способен более чувствовать. Они убили всё, что находилось внутри хрупкого вампира и с холодной пустотой отправили в мир, в котором он пожирал всё на своём пути, пытаясь невольно заполнить нутро чужим теплом — эмоциями.       Ким испытал то, что должно убивать, но никак не закалять дух в омежьем теле, которое для любви создано. О, как много раз парень слышал об этом от глупых вампиров — ровесники, чьи глаза просто не знакомы с реальностью этого грёбаного мира.       Ненависть — единственное, что долгие годы питало Сокджина, разливаясь чёрной и горячей жидкостью по венам, заставляя тело двигаться и жить, если это можно было так назвать: каждый день тренировки, каждый день драки и боль, каждый день борьба и не только с другими вампирам, но и с собственным нутром, где иногда пробивались цветочки, пытаясь напомнить Джину, кем тот был раньше, но парень хладнокровно срубал все росточки, что только пробились и выжигал почву, которая подобные мысли рождала, позволяя корни пускать в сознании и мешая быть тем, кем его сделали — монстром.       Единственное, что могло как-то растопить замёрзшего Кима — умерло, прямо на руках у него умерло, унося с собой в могилу и прошлое: Хваён скончалась от поразившего её рака крови, который одолел пожилое тело беты, не давая и шанса побороться за жизнь, что так быстро угасла, песком просыпаясь сквозь пальцы мальчишки, отчаянно пытавшегося удержать самое близкое и дорогое.       Более якоря, удерживающего огромный корабль, что шёл вперёд, расправляя массивные и огромные паруса, не было и он нёсся, поддаваясь дикому ветру — желанию сокрушать.       «Омега слабый пол» — попробуйте сказать это парню, которому по силе уступали многие альфы, парню, что перечеркнул собой все правила, которых придерживались все вокруг, парню, сломанному и сделанному заново, парню, который умер и воскрес.       «Молодец» — довольным голосом слышал Джин, когда очередной раз прижимал тело противника к холодной земле, полностью подчиняя себе и выбивая дух.       Отец — причина смерти маленького омеги, которому лично переломал все кости, превратил внутренности в кашу и душу в изорванные лохмотья, которые более не пригодны для использования.       Сокджин стал тем, кем его хотели сделать и вечная боль, что он получал изо дня в день, перестала его преследовать.       Теперь же он был тем, кто её щедро раздавал: Ким прикоснулся к хлысту, которым родитель избивал его и ощутил дрожь в пальцах — власть. Нет, это орудие пыток отсутствовало в физической форме, поскольку — это слова, поступки и действия, которые ранили то, что было скрыто за мышцами, костями и органами, находясь глубоко-глубоко в груди.       Джин издевался над всеми, кто хоть немного слабость показывал, ведь его так воспитали, в голову помещая эту ненависть к слабакам и с этим чувством он ничего не мог поделать, лишь поддавался и входил во вкус.       Альф Сокджин презирал и относился, как к врагам, ведь эти мерзкие существа смели наглости домогаться и пытаться силой взять парня, который в тот роковой день смог высвободиться и, набравшись сил, жестоко отомстить: лишил потомства, путём частичной кастрации.        К бетам отношение было нейтральное и вампир их не трогал, если те не вставали на пути или на одном поле боя, выходя в роли противника.       С омегами всё было намного интереснее, ведь они вызывали смешанные эмоции: Ким терпеть не мог их нытьё, постоянно унижая и доводя до слёз колкими словами, которым научился у своего отца, а те даже ответить ничего не могли и когда перед парнем оказывался очередной разбитый омега, соблазняющий своим жалким видом, то он просто брал его, а тот не сопротивлялся, самовольно подставляя зад.       «Омега, который трахает других омег?» — никак не укладывалось в голове тех, кто узнавал о странных предпочтениях Сокджина, которому срать было на чужое мнение от слова «совсем».       И стоило Киму оказаться в академии, к которой его, собственно, готовил жестокий отец, как он в первые учебные дни натыкается на омегу, что своим видом с ума свёл: красивый до безумия, с крыльями, чьё оперение было пуховым, как у маленьких детей. Глаза его были пропитаны наивностью и застенчивостью, за которые Джин любил в труху превращать душу омежек, но было в нём и какое-то отличие, что зацепило внимание, не позволяя сразу же накинуться, как на всех до него и смотря на этого милого паренька он думал: «Идеальный омега, которым когда-то хотел быть и я».       Вампир не мог выкинуть из своей головы этого юношу, которого встретил в библиотеке и после второй встречи хотел просто удавиться, ведь от желания к омеге прикоснуться — подставил тому подножку, роняя хрупкое тело на пол и при этом глупо угрожая, хотя и планировал просто поговорить, чтобы наверняка себя и свои намерения проверить, касаемо этого парня.       Раздражение захватило Кима, который ненавидел всем своим нутром ощущать что-либо к кому-либо, если это не что-то из отрицательных чувств, которые он с удовольствием бы выплеснул на объект, что их в нём зародил. Но ничего положительного дать в ответ не мог и поэтому Сокджин начал мучить бедного омегу, который даже не понимал, чем мог провиниться перед незнакомым ему вампиром.       Точкой невозврата стал момент встречи двух парней на состязании: Джин спятил, когда узнал, что в команде противника есть его личный ядовитый цветочек — Пак Чимин, которого он нашёл буквально за десять минут. Они боролись недолго, ведь желания бить омежку у Кима не было, но было желание другого характера, которое он исполнил, чуть ли не изнасиловав прямо на турнире, прижимая к холодной земле, испуганного малыша.       Сокджина свели с ума пухлые губы, которые не имели должного сладкого вкуса, присуще всем омегам, но тем и лучше, ведь липкую приторность он не любил.       Парень искал что-то схожее с Чимином во всех омегах, но не мог найти — это стало его личным кругом ада, который от всех предыдущих, что вампир успел пройти, отличался своей изощрённостью: у Джина началась очень обильная и болезненная течка, которой он был шокирован и даже напуган, ведь вызвал её другой омега, что и так мучил его, врываясь неожиданно в поток мыслей, не давая думать ни о чём, кроме себя.       Сокджин не только нашёл дырку, которую затрахивал в отчаянности, ощущая, что из самого льёт, как из ведра, но и проблемы, ведь у омеги, чьи ноги дружелюбно расходились в стороны перед ним, позволяя воспользоваться аппетитной задницей, были злобные братья — альфы, которые совсем не оценили выбор своего глупого родственника.       — Юнги, отлипни, — сбивчиво дышит парень, — я уйду в свою комнату.       — Но ты ведь зачем-то пришёл, — шепчет альфа, касаясь губами красного ушка омеги.       — Тетрадь, — кусает свои пухлые губы Чимин, — я-я, мм, Юнги!       С момента победы на турнире прошло пять дней и Мин всё это время, словно родитель, возился с Паком, который не мог даже банально сходить в туалет, не сказав об этом, ведь вдруг с ним что-то случится и красноглазого рядом не будет, чтобы помочь. Естественно, что омегу это не устраивало, поскольку он не маленький ребёнок и не смертельно больной, чтобы не быть в состоянии самому совершать примитивные вещи: вроде похода в столовую или купальню.       — Твой голос такой высокий, Чимин, — усмехается рыжий, — ты не думал петь?       — Чего, я.. — Пак вопросительно изгибает бровь и слабо встряхивает головой, опуская взгляд вниз, — рука.       — Рука, — подтверждают в ответ.       Омега стоит перед закрытой дверью, упираясь согнутыми локтями в неё, а сзади к нему прижимается своим горячим торсом альфа, чьи руки по хозяйки разгуливают по хрупкому телу, опускаясь опасно низко.       — У меня только закончилась течка, — хнычет кареглазый, — ты заебал.       — Ха? — удивлённо и возмущённо выдыхает Юнги, — я тебя ещё ни разу..       Рыжего перебивает небольшой каблук туфель, что в аккурат приземляется на его ногу сверху, заставляя взвыть от яркой вспышки боли:       — Чимин, блять!       Мин назад отходит и прыгает на одной ноге, сдерживая отборный мат, который желает сорваться с языка и обидеть омегу.       Пак оборачивается, краснения и хмуро смотря на красноглазого:       — Раньше надо было, — фыркает парень, — когда мне это нужно было.       — Чего? — в шоке хлопает глазками альфа, — да я бы убил тебя, идиот. Не помнишь своё еле живое состояние?       — Кто-кто?       Вампир осознал, что допустил огромную ошибку:       — Чимин, я не это имел ввиду, — оправдывается он, — ты же знаешь.       — Что у тебя рот с гнильцой? — спокойно говорит кареглазый, — конечно, знаю.       — Я тебя убью.       Омеге пришлось экстренно покинуть комнату альфы, который попытался его поймать и сделать что-то страшное, а может и не страшное вовсе, но проверять маленький вампир не хотел, поскольку у него ещё куча дел и заданий.       Пак быстро шёл по длинному коридору по направлению к своей комнате, которая находилась буквально за первым поворотом, как вдруг услышал возню и голоса за одной из дверей:       — Так значит, — усмехается высокий альфа, — омег наших трахаешь?       В ответ тишина, которую разбивает звонкий звук пощёчины, но даже это не развязывает язык парня, сидящего на коленях перед четырьмя парнями.       — Да хули с ним говорить? — встряхивает рукой тот, что поменьше и, должно быть, младше.       — Согласен, — подаёт голос третий вампир, — он себе подобных ёбет, ибо члена нормального не пробовал!       Помещение заполняет мерзкий смех и Джин морщится, отворачиваясь и на это действие сразу реагируют:       — Сюда смотри, сука, — рычит вампир и хватает омегу за волосы.       Сокджин и мог бы оказать сопротивление, будь он в нормальном состоянии, а не как сейчас: тело сильно ослабенно течкой и недавним сексом, который закончился не бурным оргазмом и облегчением, а избиением, поскольку их с партнёром спалили и не просто кто-то, а два брата того самого омеги, которые в итоге подтянули и своих друзей.       Связанные за спиной руки парня ноют, а пальцы немеют, вызывая желание ими пошевелить. Голова болит от феромонов сразу четверых сильных альф, которые пытаются ментально подавить омегу, что у них отлично получается.       — А он ахуенно пахнет, — глубоко дышит вампир, — такой странный, а запах сладкий, кокос, да?       — А на вкус он такой же сладкий? — пошло хохочет один из парней и облизывается.       Ответ остаётся не озвученным, потому что все занялись объектом всеобщего помешательства, который томно дышит ртом, весь раскрасневшийся, влажный и с пьяным взглядом.       Ким приходит в сознание, когда горячая и влажная головка скользит по его щеке к губам, проводя по ним и толкаясь вперёд, норовя войти в желанный рот, но хозяин этого рта категорически против: губы плотно сжимает, а голову резко отклоняет назад.       — Куда? — рычит альфа над ним.       Двое становятся сбоку от Джина, грубо удерживая голову, а третий пытается открыть челюсть, больно впиваясь пальцами в щёки, а вот четвёртый придерживает собственный член, который в рот пропихнуть пытается.       — Есть идея, — говорит один из парней и зажимает нос Кима.       Сокджин сдерживался и боролся сколько мог, ворочаясь и вжимая голову в плечи, но ничего не помогало и бедному омеге пришлось открыть рот, чтобы вдохнуть необходимый ему воздух, но вместо него получает горячий орган, который мерзко пульсирует от возбуждения, вызывая рвотные рефлексы.       Джин поднимает глаза, которые краснеют и набираются слезами, но взгляд вовсе не жалкий, поскольку на дне зрачков пылает ненависть и альфа, что член пытается проснуть глубже, замечает эти два омута с обжигающей магмой:       — Ой, а тебе идёт, — улыбается мерзко вампир, — вкусно?       Мгновением спустя комнату заполняет истошный вопль одного и отборный мат троих: Ким прокусил плоть в своём рту, впиваясь в неё острыми клыками и по его подбородку течёт кровь, от которой омегу начинает тошнить.       Когда парни смогли освободить своего друга из капкана сжатого рта, то Джину пришлось тяжко: первый серьёзный удар пришёлся на щёку, валяя тело на бок, а остальные посыпались градом пинков под рёбра, отбивая нежный живот.       Дверь, что слетела с петель, отвлекла внимание парней не меньше, чем появившийся вампир:       — Вот вы, — в шоке раскрывает глаза Чимин, — сволочи!       Первый альфа, что быстрее остальных реагирует, срывается с места и бежит в сторону Пака, который тоже не теряется и берёт небольшую картину, что висела на стене возле двери и с разворота, набирая не маленькую скорость, бьёт по лицу вампира, разбивая стекло.       Рамка разваливается в руках омеги и падает на пол:       — Ахуеть, — сам себе удивляется мелкий.       Остальные сорвались с места, когда увидели, что их друг валяется на полу без сознания, а омега, недолго думая, подбежал к доске и взял длинную указку, будто та меч:       — Вы — куски дерьма.       Чимин рычит и резко оборачивается, вытягивая руку и чуть ли не насаживает урода на острый кончик импровизированного оружия, но тот успевает откониться, поворачивая голову в сторону.       Борьба заканчивается быстро: альфы окружили маленького вампира, который всё ещё был ослаблен недавней течкой и дракой на турнире.       Пак вспоминает чужие слова, что когда-то давно слышал: «Бойся зверя, которого загнали в угол, ведь ему больше нечего терять».       «И в самом деле, — задумывается кареглазый, — у меня нет других вариантов, кроме как дать сдачи, пускай и ждёт меня в итоге исход не лучше, чем у Сокджина. Чёрта с два! Я не дамся добровольно!»       Омега ломает указку об голову одного альфы, а оставшийся обломок, что кривой палкой торчал из его ладони, вонзил сильным ударом в бедро второго и тот свалился с криком на пол, хватаясь за ногу и в шоке смотря на кусок дерева, что торчал из неё.       Чимин остался без оружия и его прижали к стене, пальцами до боли впиваясь в тонкую шею: сопротивляться бесполезно, поскольку сознание уже плывёт от нехватки кислорода, но маленький вампир всё равно не сдаётся и ногтями раздирает кожу на руке парня.       Крылья и руки повисли параллельно телу омеги и он перестал двигаться, а альфа продолжал удерживать его, вжимая в стену:       — Тварь, — шипит он в лицо Паку, — я тебя убью за своих ребят.       Но вместо обещенной расправы, которую вампир столь красноречиво обещал, брызжа слюной в разные стороны, он летит на пол, сбиваемый телом Джина, который с разбега в него влетел.       Пак осел на пол, сползая по стене и не подаёт признаков жизни, что безумно напугало Кима, который на полу лежит и сил встать в себе найти не может, двигая связанными за спиной руками, растирая запястья в кровь:       — Чимин, — зовёт он, — Чимин, боже!       Сзади раздаётся шорох и по последующим звукам можно было понять, что некто с пола поднимается и шагает к Джину, который обернуться боится и весь сжимается.       За плечо омегу разворачивает альфа с порезанным лицом и вжимает в пол, нависая сверху:       — Думаешь, что тебе мог помочь этот сопляк? — смеётся он, как псих, — да вы оба отсюда уйдёте только вперёд ногами.       Сокджин челюсть стискивает, когда руки мерзкого парня оказываются под его одеждой и морщится, ведь тот трогает его грубо, специально делая больно и оставляя синяки.       «Чимин, — зовут его, — Чимин, боже!» — Пак прекрасно слышит голос, но не может ни глаз открыть, ни двинуть какой-либо частью тела.       «Чимин-а, нельзя тебе ничего не делать, — звучит привычный для омеги голос в его же голове, — в тебе кое-кто сильно нуждается, только ты можешь помочь, проснись, мой мальчик. ПРОСНИСЬ».       Пак дёргается и, игнорируя дикую усталость в теле и желание просто поспать, раскрывает глаза, мутным взглядом смотря по сторонам:       — Чимин, проснись! — отчаянно кричит Джин, извиваясь под телом альфы, который его раздевал.       Омега на бок переваливается, руками в пол упирается и чувствует, как по телу жар разливается от злости невыносимой, которую он не в силах контролировать, но если вновь крылья начнут гореть — лишится их, поэтому вампир даёт себе сорвать несколько замков, что удерживали его демонов внутри: они его тело на ноги поднимают и помогают добраться до парня, чью голову он пинком в сторону отбивает, заставляя того завалиться мешком на пол.       — Чимин? — тихо спрашивает Сокджин, смотря в шоке на него.       Пак наклоняется к товарищу и цепляет своими пальчиками его за грудки, пытаясь поднять:       — Они скоро очнутся, — хрипит он, — вставай!       Ким скрипит зубами, но всё же находит в себе силы, чтобы подняться на ноги:       — Мои руки.       Без лишних вопросов вампир обходит его со спины, развязывая бедные конечности, с которых уже текла кровь.       Оба омеги бегут по коридору, если это можно было так назвать: один быстрым шагом движется вперёд, а второй еле плетётся и из последних сил остаётся в сознании.       Чимин оборачивается и смотрит на Сокджина:       — Джин, ты как? — волнуется он, — может нужно найти медпункт?       Ким поднимает взгляд на Пака и замирает, приоткрывая рот, а тот не понимает реакции парня и изгибает бровь, после чего быстро поворачивает голову и впечатывается в высокого вампира перед собой, который его сразу же хватает за плечи и не отпускает:       — Чимин! — звучит знакомый голос.       — Джун? — омега поднимает взгляд вверх и встречается с серыми глазами.       — Что с тобой? — альфа внимательно и обеспокоенно рассматривает парня перед собой, поднимая руки и трогая уже лицо.       — А, это.. — теряется кареглазый, — нас немного побили, но я в порядке, а вот Джин..       Чимин берёт Намджуна за руку и оборачивается, указывая на вампира, который столбом стоял позади.       — Ему очень плохо, — добавляет Пак.       Все молчат и не двигаются, а кареглазый не понимает, что происходит, пока не замечает странности в позе Сокджина: омега в шоке смотрит на альфу и прижимает ладонь к себе в области ключиц, а сквозь его пальцы кровь сочится.       — Джун-Джун, — тормозит его друг, пытаясь удержать за руку, — пожалуйста, не нужно! Он и так очень слаб!       Джин пятится назад и чуть ли не шипит, смотря с ненавистью на вампира, который пытается до него добраться:       — Только подойди и я клянусь, что вырву сначала тебе яйца, а потом эту грёбанную метку.       Но альфа будто в трансе каком-то и совершенно не реагирует на слова, продолжая приближаться к омеге, которого ментально подавил, мешая ногам унести его тело подальше отсюда.       Пак в панике и не знает, что делать, как остановить друга и как спасти бедного Сокджина, который беспомощно сжимается и ждёт своего конца, единственное, что он может сделать, так это отчаянно закричать:       — Помогите! Юнги! — имя само срывается с губ.       Чимин правда не ожидал никакого результата от своих криков, но слова оказались заклинанием, ведь как иначе объяснить то, что дальше происходит: омегу хватают за плечо и в сторону толкают, а после Намджуна в стену впечатывают, игнорируя рычание и сопротивление.       Пак глазам верить отказывается, когда перед ним проносится рыжий альфа:       — Юнги?       Красноглазый оборачивается и смотрит на своего омегу:       — Быстро берёшь своего дружка и уводишь отсюда, пока Намджун нас всех нахер не разорвал, — Мин видит на лице Чимина замешательство и торопит его, — живо!       Кареглазый наконец-то в себя приходит и к Сокджину срывается, беря безвольного парня под руки и ведёт в сторону своей комнаты: Ким постоянно спотыкается и будто от боли скулит, повисая на маленьком вампире, который еле его удерживает.       — Намджун, — пытается привести его в чувства Мин, — эй, очнись!       Вампир переводит взгляд серых глаз, в которых нет и капли адекватности, поскольку её вытеснили животные инстинкты и желания внутреннего альфы, который более не способен распознать, кто перед ним находится.       — Пиздец, — заключает Юнги, видя, как крылья парня меняют перья на острые лезвия.       Тяжёлый удар отбрасывает Мина к противоложной стене и тот от боли морщится, но стойко держится на ногах, поднимая взгляд алых глаз, которые ещё больше кровью наливаются, на Кима и собственное оперение сменяет на металл, говоря о том, что драки не избежать и он даст сдачи.       По рыжим прядям языки пламени пробегают и альфа скалится:       — Вспомним детство? Только теперь не думай, что так легко победишь меня.       У Намджуна с клыков слюна капает, ведь они сильно вытянулись и не помещались во рту, так и прося разорвать чью-нибудь плоть и крови напиться, что и собрался сделать вампир, отлипая от стены и одним прыжком сокращая расстояние между ним и красноглазым, который только этого и ждал.       Омеги свалились на пол: один уже не мог устоять на ногах, а второй устал тащить на себе ношу в виде течного парня.       — Джин, — тяжело дышит кареглазый, — ты такой горячий..       Чимин не придумал ничего лучше, чем начать раздевать парня, который рвано хватал ртом воздух и бегал мутным взглядом по помещению, будто пытаясь что-то найти или кого-то:       — Чимин, — жалобно скулит он, — как больно.       И Пак ему верит, ведь его недавно самого крутило от адской боли и спазмов, вызываемых течкой, но парню повезло больше, поскольку рядом находился спокойный Юнги, который разделил с ним его страдания, забирая себе ровно половину, если не больше, но если бы Джин остался сейчас с Джуном, который спятил от течки своей омеги и только появившейся связи в виде метки на истинном, то он бы просто сломал бедного вампира.       — Я помогу, — кивает кареглазый, пытаясь самого себя убедить, что сможет, — ты только потерпи.       Короткие пальчики аккуратно подцепили пояс штанов и стащили их вниз, оголяя стройные ноги парня, который их сразу же свёл, не позволяя получше рассмотреть любопытному Чимину те места, на которые тот стеснялся смотреть у себя самого:       — Не прячься, — Пак и сам своей смелости не понимает, говоря подобное.       Кареглазый кладёт руки на колени Сокджина, который начинает крупно дрожать и разводит их в стороны, сразу же взглядом натыкаясь на член парня, который уже стоял и пульсировал, а с розовой головки текли прозрачные капельки смазки, заставляя Чимина громко сглотнуть:       — Не сопротивляйся, я и сам волнуюсь ведь, — тихо признаётся он.       Чимин вспоминает то, что делал с ним Мин и сильно краснеет, понимая, что такое повторить вряд ли сможет, но попытаться необходимо, ведь парня перед ним чуть ли не ломает, заставляя загнанно выть и извиваться от собственной слабости, уязвимости и стыдливых желаний.       — Так, — настраивает себя омега, — ты бы меня убил, будь в адекватном состоянии, а может ты это сделаешь позже, да?       Пак смотрит на Кима, теряясь от его вида: парень весь раскраснелся, его влажные губы приоткрыты и тяжело втягивают воздух, иногда сбивая дыхание тихими стонами, что с них срываются, кожа его блестит и сияет, а вот глаза мутные и пьяные — идеальная омежка в период течки, именно так он и должен выглядеть, но в случае Сокджина идёт вместе с тем огромный бонус в виде нереальной красоты.       Кареглазый собирает смазку с внутренней стороны бедра и направляет влажные пальцы в жаркое нутро омеги, погружая достаточно легко сразу два пальца, ведь, во-первых, пальчики у него маленькие, а во-вторых, там внутри так мокро, что Джин отлично его принимает, сам задом пытаясь насадиться.       Голова Чимина машет из стороны в сторону, не веря, что подобное реально происходит: Ким под ним стонет, музыкально вытягивая ноты, поражая возможностями своего голоса, который не только на оскорбления способен.       Пак двигает рукой активнее, смущаясь пошлых звуков, которые издаёт влажная дырочка Кима, всё обильнее истекая горячей смазкой и решается на более отчаянные меры, обхватывая возбуждённый орган, который налился кровью, сильно пульсируя. Ладонь идеально скользит по всей длине и вызывает грудные стоны, которые позже переходят в рычание, предвещая кульминацию: вязкая сперма пачкает руку Чимина и живот Сокджина.       — В-вот, — дрожаще выдыхает кареглазый, — тебе лучше?       Джин открывает глаза и переводит взгляд на смущённого парня, который сидит на коленях перед ним, опустив виновато крылья и кусая пухлые губы:       — Нет, — кратко говорит вампир, чем вызывает в глазах напротив волнение.       Ким резко подаётся вперёд и хватает омегу за руку, дёргая на себя: Пак упал на его грудь и был пойман в капкан чужих крыльев, которые плотно зажались вокруг него.       — Д-Джин! — возмущается маленький вампир и выбраться пытается.       На сопротивление его лишь сильнее прижимают к себе и насильно целуют, удерживая одной рукой за щёки, а Чимину уже надоело постоянно быть беспомощно пойманным, поэтому он решает сделать хоть что-нибудь и в ответ на свои действия слышит звонкий стон.       — Нравится? — грубо шипит кареглазый, — это ты сейчас течный омега, который желает член в задницу, а не я.       Пак специально давит парню на низ живота, провоцируя того вновь расслабиться и подставиться под чужие руки, прося вновь доставить ему удовольствие, но хер там: Чимин вырывается из хватки и берёт Джина за грудки, грубо поднимает с пола и кое-как укладывает на свою же постель.       — Полежи здесь в одиночестве, — хмурится кареглазый, — я показал, что нужно делать — занимайся, — бросает на последок и исчезает за дверью, закрывая ту на ключ.       Омега разворачивается и натыкает на алые глаза парня, который стоит к нему вплотную:       — Юнги..       Чимин вперёд подаётся и прижимается к потрёпанному альфе, который берёт того за плечи и от себя отстраняет:       — Кхем, — чуть тушуется Мин, — от тебя несёт.       — Чего?       — Ну несёт от тебя, — повторяет альфа.       — Ты дурак?       Красноглазый закатывает глаза и отходит на шаг от Пака:       — От тебя течкой несёт за километр, будто ты готовая к сексу омега.       Кареглазый воздухом давится:       — Это не моё, — оправдывается он.       — Да знаю я, — изгибает губы рыжий, — тебе нужно смыть чужой запах.       — Ам, — неловко топчется на месте маленький вампир, — у меня там Джин, я не могу в комнату войти.       — Блять, Чимин, — злится альфа, — ты нахуя его к себе притащил? И ты вообще просто шёл домашку делать, а сам!       — Да ну не ори ты, — топнул ногой омега, фыркая, — вдруг он услышит.       — Похуй!       Пак утаскивает красноглазого вампира, который слишком громко возмущается, подальше от двери и неожиданно просит:       — Одолжи мне свою одежду.       Юнги вдруг успокаивается:       — Идём.