Наследники Гекаты

Гермиона и Гарри вошли в отведённую им комнату. Это было прохладное помещение с одним окном, завешенным ситцевой занавесочкой. — Довольно милая стилизация под местный старинный уклад и брутальный минимализм, — уверенно высказалась Гермиона, с интересом осматриваясь по сторонам. Мебели в комнате действительно было немного. У окна стоял массивный стол, накрытый ветхой серой скатертью с бахромой, перед столом — колченогий табурет. Один. Возле голой бревенчатой стены помещался обширный диван, на другой стене, заклеенной разнокалиберными обоями, была вешалка с какой-то рухлядью (рваные пальто из дыр которых вылезала вата, драные шубы, шапки с огромными смешными ушами). В комнату вдавалась огромная печь, сияющая свежей побелкой, а напротив в углу висело большое мутное зеркало в облезлой раме. Дощатый пол был выскоблен и покрыт полосатыми половиками. Гарри подошёл к окну и отдёрнул занавеску. За окном уже знакомый дуб, а больше ничего не видно. Он стал смотреть на дуб. Только сейчас он разглядел, что это было очень древнее растение. Кора на нём была серая и какая-то мёртвая, а чудовищные корни, вылезшие из земли, были покрыты красным и белым лишайником. Гермиона подошла и встала рядом. На подоконнике лежала пухлая засаленная книга и девушка тут же вцепилась в нее мертвой хваткой. Поттер отошёл и сел на диван. И ему сейчас же захотелось спать. Тут внимание его привлекло странное ложе в углу комнаты, разложенное прямо на полу поверх тощего матраца. Гарри в недоумении протер глаза. Ложе не исчезло и он начал его внимательно изучать. В изголовье матраца лежали две тощие подушки в серых наволочках. Два одеяла странной раскраски серыми полосками на мутно-зеленом фоне, зачехленные в серые же пододеяльники, лежали валиками на этом ложе. Под ними фрагментами виднелась еще более серая простыня. — Офигеть! — высказался Гарри по поводу серой роскоши, расстеленной на полу. Гермиона, не обращая внимания на его реплику, быстро пробегала глазами страницы. — Что-то интересное? — попытался привлечь ее внимание Гарри. Но та только дернула плечом, при этом Поттер отметил, что у Гермионы какой-то странный розовый оттенок уха, но не придал этому значения. И тут Гарри сообразил, что на полу — это их постель для ночлега и бабка постелила им вместе! От этой мысли его собственные уши начали стремительно набирать температуру и соответствующую окраску. "Офигеть!" — уже мысленно крикнул сам себе Поттер. Но ясно было только одно — старуха приняла их за супружескую пару! "О, Мерлин! Сейчас Герми обернется, увидит эту постель и я от неловкости убегу во двор к коту Василию!" "Или не убегу?" Мысли Поттера побежали по новому и, прямо скажем, многообещающему пути... Спустя пять минут Гарри уже перенес постель на диван, оставив на полу лишь стыдливо свернутый драный матрац. Когда он завершил сии труды и оглянулся на Гермиону, та уже сидела за столом, покачиваясь на колченогой табуретке, продолжала жадно читать книгу. М-да. За таким занятием она может провести всю ночь. Печально. Гарри кашлянул. Ноль внимания. Гарри еще раз кашлянул. Реакция та же. Тогда он обреченно вздохнул. Вдруг в углу, где висело зеркало, раздался громкий щелчок и зазвучал высокий дикторский голос : — ... соитие объединяет мужчину и женщину, требуя надлежащего поведения, узнать о котором можно лишь из Кама Шастры. Животные же, не зная Камасутры, не могут вести себя должным образом; они не умеют и не могут воздерживаться, их самки общедоступны и используются только для безрассудного и бездумного сношения, и только в определенные... Гермиона в недоумении подняла голову, недоумевая, откуда доносится голос. Оглядела комнату, не обнаружила в ней никого кроме Поттера, и вновь уткнулась в книгу. Голос из зеркала немедленно ожил: — ...следует изучать Камасутру и разделы этого знания так же, как и науки и искусства, подчиненные Дхарме и Артхе. Даже юным девам должно прилежно познать науку Камасутры до замужества, а после свадьбы им должно настойчиво продолжать сию учебу с согласия мужа... — Что?! Гермиона отпрянула от книги, и голос немедленно замолк на полуслове. Только сейчас Гарри сообразил, что голос произносил вслух то, что Гермиона читала в книге. Он привстал с дивана и закрыл книгу, чтобы посмотреть ее название. — Ватсьяяна кама сутра! — радостно сообщил голос из зеркала. "Ну и ну! — подумал Поттер. — Как могла книжка из Запретной секции Хогвартса, зачитанная до дыр нашими озабоченными парнями, оказаться здесь в этой, как ее... Изнакурножке?" Гермиона розовая от смущения, наконец, разглядела двухместное ложе на диване и покраснела еще больше. — Эт-то что такое? — она даже начала немного заикаться. — Бабка так постелила, — с деланным равнодушием пожал плечами Гарри, делая вид, что не понимает двусмысленности положения. — Но если хочешь, то я могу на полу лечь. Он кивнул на драный матрац, сиротливо приткнувшийся в углу. Первым желанием Гермионы было избавиться от неловкой ситуации и сказать Поттеру: "Да". Но на ум почему-то пришло воспоминание о том, что тот провел детство в чулане Дурслей, и сердце девушки защемило от жалости. — Ты ложись, я сейчас приду — неловко произнесла она и направилась к двери. "Не обломилось, — мысленно вздохнул Поттер. — Впрочем, все правильно. Избушка на куриной ноге, серые простыни, растерянный неопытный придурок вместо рыцаря... ни букетов, ни конфетов, не говоря уже о кольце. Эх, Поттер, тебе никакие высшие сигнальные системы не помогут, дебил ты — и есть дебил". Гермиона, идя к двери и стараясь не задеть Гарри даже кончиком одежды, вместо этого задела и обрушила на пол Камасутру. Подняла книгу с пола и положила обратно на стол. Но это была уже не Камасутра. На обложке с золотым тиснением сияло название — Ч. Диккенс «Приключения Оливера Твиста». Самая пронзительная мелодрама о страданиях мальчика-сироты! Сострадание и острая жалость перехватила ее горло удушливой петлей. Девушка, чувствуя подступившие слезы, выбежала из комнаты, провожаемая озадаченным взглядом Поттера. И тут опять ожило зеркало: "Надзиратель ударил Оливера черпаком по голове, крепко схватил его за руки и завопил, призывая бидла..." Гарри выхватил палочку и направил на надоедливую хрень. — Ты достало! Зеркало громко щелкнуло и воцарилась тишина... * * * Когда через четверть часа Гермиона тихо шмыгнула в комнату, пряча покрасневшие глаза, Гарри уже спал, прижавшись к бревнам стены, чтобы оставить ей на диване как можно больше места. Гермиона приблизилась к нему, нерешительно потопталась и подошла к окну. За окном слышался разговор. Кто-то сказал негромко: «Спать пора, засиделись мы сегодня с тобой». Голос был молодой, женский. «Спать так спать, — отозвался другой голос. Послышался протяжный зевок. — Плескаться больше не будешь сегодня?» «Холодно что-то. Давай баиньки». С нижней ветки дуба свешивался мокрый серебристо-зеленый акулий хвост. Хвост тяжело покачивался под порывами ночного ветерка. "Видимо это что-то из местной мифологии", — устало подумала Гермиона и оглянулась на диван. Поттер спал. Тонкое одеяло почти сползло с его плеча. Не стоять же всю ночь у окна, за которым рыбий хвост качается вместо маятника? Она тихонько разделась до разумного предела и тихо прилегла на диван как можно ближе к краю, укрывшись серым тонким одеяльцем... ... Бабка за стеной завозилась и вдруг села на своей лежанке. Сморщенное лицо ее выражало недовольство. — И что это за молодежь ныне пошла аглицкая? Смехота! Иван уж на что дурак, так и он уже давно своей Василисе присупонил бы... эх! И ведь постелила я им правильно для первого раза. Это только в сказках двенадцать перин под задницей у принцессы — это богато и прилепно. А попробуй, молодец, присунь ей, ежели девка в энтих перинах дугой изогнута, как хомут на кобыле? — И улеглись они на диване, лежебоки нежные, а тот такое может выкинуть, что завтра устану краснеть перед Янусом Полуэктовичем. Срамота сплошная. Она помолчала. — А Корнеев-то, Корнеев! — почти завопила бабка. — Витька-ирод точно через час-другой за диваном припрется. А энти стеснительные лежат как бревна, в разные стороны раскатившиеся. Прям беда! Она еще немного помолчала. — Метелицу звать надо, вот что! — решила она. — Пусть хвост им приморозит как следует, тогда глядишь и слипнутся друг с дружкой, сердешные...