Королевская чета
30 ноября 2022 г. в 19:55
Глава 4.
Вечер продолжался долго. За все это время, пролетевшее для взбудораженной Оливии за один час, гости успели семь раз проголодаться, и семь тысяч раз спросить у шевалье где же король и когда он будет. Из-за этого Оливии удалось познакомиться с большим количеством людей.
— Почему ты не угощаешься? — спросила Лизелотта, употребляя корзинку с кремом. Они с Лоррен стояли у стены, пока Филипп на какое-то время покинул их, чтобы решить неполадки с ужином гостей.
— Не могу, боюсь фигуру потерять. — пожала плечами Оливия и вместо манящего сладкого взяла не менее сладкую виноградинку, — Я сладкое ела дай бог раз в месяц, и то это был самодельный пирог матушки или тетушки, а там вся сладость от ягод и фруктов.
Герцогиня с удивлением поглядела на девушку и сказала, что ей никогда ничего не запрещали в вопросе еды. Оливия могла лишь снова пожать плечами и мастерски перевести тему.
— Девочки, подбираем подолы, сейчас вот-вот Его Величество придет. — сказал сквозь тяжелое дыхание появившийся из ниоткуда шевалье, приобнимая сестру за плечи.
— Вообще-то он не один придет, а с королевой. — поправила его Лизелотта и стряхнула с рук крошки.
Гости зашевелились, отступили от дверей и столпились у стен, Оливия взяла брата за руку и в волнении глубоко вздохнула. Вперед вышел камердинер Его Величества, и он громогласно объявил всему народу Версаля: «Король и королева!».
И Оливия наконец увидела их. Людей, в чьих руках власть над целой страной, ее Родиной и домом. В центр зала вышла королевская чета. Королева Мария Терезия, пропитанная богатством испанского солнца, в платье с длинным шлейфом, украшенным бриллиантами. Её Величество обернулась на Лизелотту, и зацепила взглядом встревоженную до глубины души Оливию. Лоррен не могла перестать рассматривать ее роскошный наряд, у нее отвисала челюсть и перекрывало кровопоток в мозг.
— Господин Блэден присоединится к нам чуть позже, и сказал начинать без него. — с улыбкой на лице сказал король.
Каждая его реплика звучала как провозглашение приговора, потому что от любого слова люди вздрагивали и как наседки осматривались вокруг.
Людовик 14, Король-Солнце, Людовик Великий, как его только не величали, но сейчас Оливия не могла поверить своим глазам — вот он, в нескольких метрах от нее, в человеческом облике, настоящий, живой. До сих пор он казался Лоррен мифом, чем-то нереальным, но теперь все детские мечтания позади.
В реальном король был даже симпатичнее чем на своих потретах, в его чертах было что-то благородное, чего не было в других, глаза сияли и со взглядом, полным уверенности в своем превосходстве над присутствующими, Людовик осмотрел собравшихся вокруг людей и показал своей широкой рукой на столы, со словами: — Прошу вас, господа.
Повеселевшие гости с радостью направились к своим местам. Лизелотта и Филипп одновременно взяли ошарашенную Оливию за руки и повели к столу.
Король с королевой сидели во главе всех, за отдельными местами с расписными креслами, ближе к ним сидели члены королевской семьи и доверенные лица Его Величества, в числе которых был и Лотарингский, а дальше все места располагались для всего остального мелкого дворянства. Как Филипп и предполагал — оно не сильно паниковало из-за голубого сервиза, а значит волноваться не о чем.
— Не бойся, садись между нами. — задорно подбадривала подругу Лизелотта, уже хотела сесть за стол, как шевалье вдруг решил побыть джентльменом, подскочил, придвинул герцогине стул, затем также усадил дорогую сестру, и сел рядом.
Оливия сложила руки на коленях и начала оглядывать зал, когда никто не мельтешил и не бегал. Напротив себя, на другом конце зала, Лоррен увидела направленный в сторону короля взгляд маркизы де Ментенон. Он смотрел на нее в ответ и улыбался, было заметно, что Его Величество счастлив видеть её. Совсем в другом конце веранды, в противоположном углу, Оливия заметила герцогиню д'Анже, но быстро отвлеклась от нее, потому что официанты наконец-то начали выносить полноценные блюда.
Очень красиво были оформлены тарелки, они словно переливались тем количеством гастрономического удовольствия, которым питали не только внешне, но и внутренне. Наливные яблоки, пышные блюда с горячим и закусками, все это заставляло поджимать губы и терпеливо ждать.
Оливия не сразу заметила, чей взгляд направлен на нее. На Лоррен смотрела королева, и в ее взгляде девушка не могла ничего прочитать, ни доброты, как у Лизелотты, ни хладнокровия, как у Ментенон, а что-то нейтральное, безэмоциональное.
— Господа, предлагаю выпить за наш торговый союз с Португалией. — провозгласил король, поднимая кубок, только что залитый красным вином.
Все последовали его примеру. Оливия сначала хотела отказаться от вина, ведь никогда не пробовала его и не собиралась, но все-таки ей плеснули несколько капель, чтобы наконец попробовать. Да и сама подумала — она в Версале, впервые без постоянного надзора, свободна, почему бы и нет?
Глотнув совсем немного, Оливия тут же отняла бокал ото рта, поставила на стол и прикрыла рот салфеткой. Брат над ухом негромко засмеялся.
— Как вы пьете эту кислятину? — шепотом возмутилась Лоррен, бегая глазами, — Лимон выдавили и с сахаром перемешали, мы так с Натан делали, когда тетушка уехала в Париж за лекарствами.
Шевалье качнул плечами, нагнулся над столом и поднял бокал, смотря на Лизелотту. Та тоже подняла и Лотарингский изобразил звон от стука стекла. Принцесса улыбнулась и выпила вино.
— Герцогиня, Ваш муж еще не вернулся? — спросил не так далеко сидящий король, указывая глазами на пустое место, оставленное для Его Высочества.
Поставив бокал на стол, Лизелотта с тяжестью на душе кивнула и ответила: — Нет, сир, они еще днем с господином маршалом уехали из дворца.
Король нахмурился и отвернулся, а Лизелотта грустно понурила голову. Оливия заметила это и погладила её по плечу в качестве ободрения.
— Все будет хорошо. — прошептала Лоррен, надеясь привести подругу в чувства. Лизелотта слегка улыбнулась и подняла взгляд.
Король видел как волнуется его невестка, но продолжал атаковать ее сотней вопросов. Для Оливии такое поведение было недопустимым и некорректным, но осуждать короля она не имела никакого права.
Королева безразлично глядела на мужа и, видя переживания герцогини, с которой у Марии Терезии были крепкие дружеские отношения, также осуждала короля за вечные расспросы. Но это было лишь в ее голове, и читалось по лицу, которое сковала эмоция сожаления.
Общество медленно расплывалось в опьянении вином и табаком, с конца зала подтягивался гнусный смех, король приказал своему камердинеру узнать как скоро посол Блэден присоедится к застолью. Управленец ушел, на веранде все по-прежнему раздавались голоса пьяных гостей. Только ближние столы не успели так сильно захмелеть, и вскоре, за два часа ужина в трезвом уме осталось несколько человек — королевская чета, герцогиня Орлеанская, сидевшие рядом с ней Лотарингские, парочка министров и несколько охранных гвардейцев, стоящих у дверей.
— Весело здесь, однако. — подметила Оливия, сложив вилку и нож на тарелке по этикету, — И долго такие заседания могут длиться?
— Хоть до утра. — ответил шевалье, разглядывая вид в окнах, сестра последовала его примеру.
Глядя на черные поля и сине-чернильное небо с силуэтами деревьев, девушка заметила мелькающие вдали фонари. Она поначалу сочла их за проблески освещения ближнего города, но через какое-то время фонари стали редеть и приближаться. Туманные дали становились яснее. Это могли быть садовники, или караульные гварцейцы, но фонарей было слишком мало для караула такой большой территории, и свет ютился хаотично, не соблюдая границы регулярного сада. Вдруг, огонек потух, Оливия резко потеряла перемещающиеся по горизонту фонари из виду и решила отвлечься на что-то другое.
В зал вернулся королевский камердинер, он был встревожен и напуган. Он быстро подошел к королю, нагнулся и прямо в ухо стал ему что-то шептать. Лицо Людовика сковала эмоция ужаса, чем сразу обеспокоились все рядом сидящие. Помолчав некоторое время, король вскочил с места и потребовал привести охрану, которая должна была следить за коридорами и внешними подступами к дворцу. Но камердинер сказал, что у внешних западных подступов никого не было, а на коридоры в западном крыле было выставлено всего четыре человека. Король в негодовании хотел покинуть веранду, оставив всех в шоке замешательства, но внезапно раздался выстрел, пуля разбила стекло и угодила прямо в стену.
Гости с криками бросились под столы, гвардейцы кинулись к сидящей на самом видном месте королеве, но не успели. Прогремел второй выстрел и пуля задела королеву в плечо. Она схватилась за руку и упала, вскрикивая от простреливающей боли. За окном послышался ужасный вой, будто дворец настигла стая бешеных волков.
— Уводите всех! — кричал король из-за спины своего камердинера и скрылся сам. Королеву подхватили на руки двое гвардейцев и унесли прочь.
Прозвучал еще глухой выстрел, но он не принес жертв, все спрятались под скатертями на холодном полу.
Оливия в страхе обнимала Лизелотту, она прикрывала ее руками, успокаивая не только Лоррен, но и себя. Филипп пытался собрать в себе все мужество организовать эвакуацию, и в конечном итоге, дрожащий от страха шевалье высунулся из-под стола. Он выглянул в сторону окна, поднялся еще выше, понемногу вставал на ноги — в него никто не палил. Видимо, преступники ушли. Убедившись в этом с помощью оставшихся солдат, Лотарингский дал команду всем выходить и централизованно покинуть зал по направлению к своим покоям. Сам Филипп подал руки Лизелотте и Оливии, и обнял обеих.
— Что за кошмар творится? — воскликнула Лоррен, прижавшись к брату.
— Обычное дело, родная. — нервно усмехнулся шевалье, и они втроем направились в комнату Лизелотты.
Во дворце стало до безумия тихо и страшно. Люди боялись не то что говорить — дышать. И потому никто даже не подумал высовываться из своих покоев, только лишь за большой необходимостью.
Лизелотта и Филипп пили вино и молчали, сидя друг против друга. Оливия сидела на кресле и разглядывала свою брошь, водила по ее гладкой поверхности пальцами и приводила мысли в порядок.
— Я должна сходить к Ее Величеству, узнать что с ней. — сказала Лизелотта, поставив бокал на стол.
— Куда Вам идти? Ночь на дворе, тем более такая обстановка в Версале. — остановил ее Лотарингский, — Сходите утром, когда в коридорах появится полноценный караул. За огромной надобностью к Вам обратятся, лучше вдохните, успокойтесь и ложитесь спать.
— А вы куда? — спросила герцогиня, оглядываясь на Оливию, — Опасно перемещаться по дворцу. Побудьте здесь, и мне, и вам спокойнее будет.
Брат с сестрой переглянулись, а Лизелотта мило улыбнулась.
— Все равно Филипп невесть когда еще вернется, как раз если придет, то объяснения мы получим сразу, ему не придётся повторять дважды. — посмеялась герцогиня и встала с кресла.
Она подошла к зеркалу, завела руки за спину, чтобы развязать корсет, но недовольно посмотрела на туго соображающего шевалье. Филипп извинился и удалился в соседнюю комнату, а Лизелотта обратилась к Оливии за помощью в завязке платья.
— Фрейлина так затянула, что я весь вечер еле дышу. — сказала Лизелотта, пока Лоррен виртуозно разматывала шнур, — Вообще не люблю корсеты, но надо носить, чтобы по моде.
— Никогда не следила за модой, просто не перед кем было красоваться. — улыбнулась Оливия, развязав последнюю петлю.
— Понимаю, — Лизелотта сняла платье через верх и осталась в нижней рубашке, повесила его на вешалку и села на кровать, — в мире очень много вещей, которых мы никогда не поймем. Нам никто не объяснит почему люди ворут, лгут, убивают, если мы сами не дойдем до мысли, что это плохо. Такие простые истины познавать никогда не поздно, будь тебе три года или сорок три.
Оливия присела рядом с Лизелоттой и положила голову ей на плечо, герцогиня стала гладить волосы девушки и продолжила: — В жизни так много соблазнов, и порой сложно устоять, но голову всегда нужно держать светлой, чтобы уберечь себя от плохих последствий.
Лоррен чувствовала от Лизелотты сильнейшую материнскую энергетику, которой Оливии всю жизнь так не хватало. И герцогиня могла выплеснуть на ком-то скопившуюся ласку и любовь. Лизелотта продолжала гладить Оливию по волосам, но сама молчала. Тишина вновь заполнила комнату и вскоре Лоррен, вымотанная сегодняшними передрягами, уснула на плече подруги, та уложила ее рядом с собой и тоже задремала.
Шевалье сидел на софе возле темного камина практически в полной тьме. На всю комнату была лишь одна свечка на приставном столике. Филипп с безразличием смотрел на слабо освещенные закоптелые дрова, подпирая голову рукой. Слева от него была дверь в комнату герцогини, откуда доносились звуки приятной тишины, а справа еще дверь, которая внезапно открылась и на пороге появился герцог Орлеанский.
Лотарингский лишь из любопытства кинул беглый взгляд и так же быстро его отвел. Герцог выглядел уставшим и расстроенным. Он с грустью смотрел на игнорирующего его шевалье и, не думая более ожидать, подошел к софе.
— Что ты тут делаешь? — спросил Орлеанский, выждав паузу.
Лоррен поднял на принца взгляд, полный разочарования и печали, и ответил, упирая локоть в подлокотник: — Не беспокойся, я сейчас уйду.
Филипп не успел встать, ведь герцог взял шевалье за руку и, нагнувшись, хотел поцеловать его, но Лотарингский отодвинулся от него с ярким ощущением горечи на языке.
— На что ты рассчитываешь, когда сначала не хочешь даже услышать человека, потом уезжаешь неизвестно куда, а глубокой ночью возвращаешься и неуклюже пытаешься извиниться? — предъявил шевалье, поглядывая на испуганное лицо герцога, — Что ты молчишь?
— Я не могу пока ничего рассказать, я сам ничего толком не понимаю. — негромко ответил Орлеанский и коснулся губами тыльной стороны ладони любимого шевалье, — Дай мне время, прошу.
— А за это время ты еще раз пятьдесят выхватишь Маршаля из расположения дворца, некому будет организовать караул и королеву снова подстрелят, не дай Бог. — возмущался Филипп дрожащим голосом.
Герцог в шоке взглянул на Лотарингского, услышав о королеве. Шевалье пришлось все ему рассказать, иначе бы сам сошел с ума держать это в себе.
Его Высочество выпрямился и глянул в окно. Там лишь ночное блаженство и спокойствие, в его душе было далеко наоборот.
— Ты был у брата? Ты хоть ему объясни, он атакует Лизелотту сотней вопросов, а ты думаешь, ей легко, когда муж подвергает себя опасности и ничего не рассказывает? — вступился за подругу шевалье и наконец встал с софы.
— Ты куда? — спросил Орлеанский, вновь обернувшись на Лоррена.
— К себе, а то боюсь, что помешаю тебе обдумывать очередной необъясненный поход. Спокойной ночи. — сказал Филипп, обошел герцога и вышел из комнаты. А Орлеанский остался в одиночестве, в кромешной тьме, потому что маленькая, тоненькая свечка изжила себя и потухла.