Версальская роза

Глава 17.   Когда все собрались в подготовленном к вечеру салоне, там они не обнаружили ни короля, ни его брата. И об этом сразу узнали порядком задержавшиеся Лотарингские и Её Высочество.    — Оставайтесь здесь, я скоро вернусь. — обнадежила друзей Лизелотта и ушла прочь из салона, но шевалье от этого спокойнее не стало.    Принцесса скорым шагом поднялась в свои покои и увидела открытую дверь в покои Месье. Она осторожно, буквально на цыпочках прошла к комнате и постучала по косяку. Филипп сидел в кресле и перебирал кочергой сухой пепел. Когда жена подошла, он не обратил на нее особого внимания, и продолжил перебирать труху в камине.    Лизелотта положила руку на плечо мужа и сказала: — Тебя там все ждут.    — Они не меня ждут, а удачно подписанного договора, а я им ничего предложить не могу. — с противной горечью в груди ответил Филипп, стеклянными глазами полируя белый камень плинтусов.    — Нет, ты же вел переговоры... — пыталась уверить мужа принцесса, но тот был неумолим.    — Я стану изгоем для своего брата в десятикратном размере. Раньше он мог попрекать меня отчаянными действиями на войне, а теперь я для него ничего и в миротворческой политике. Он снова будет поучать меня, ведь для него это очередной повод потешить свое самолюбие.    Филипп встал, подошел к зеркалу и стал высматривать там собственное лицо. Воображение искажало привычные черты, от этого у герцога заболели глаза, он закрыл лицо руками и тяжело выдохнул.    — Ты ездил туда не только за себя и за брата, пойми это. — продолжала говорить Лизелотта, оборачиваясь к мужу.    — Ради всей Франции, я помню. — огрызнулся Орлеанский, двинув руками вверх, — Вот только Франции я ничего не сделал, для нее я просто блеклая тень.    Принцесса быстрым шагом подошла к герцогу, взяла его за руку, как бы он не дергался, и, заглянув в глаза, сказала: — Он так и будет делать все против тебя, я не знаю чем руководствуется Луи, но это так. Его Величество приходили сегодня утром и просили меня поговорить с тобой.    — О чем? — спросил Филипп и изогнул бровь.    — О шевалье. — коротко ответила герцогиня и шагнула в сторону, — Луи говорил о сохранении рамок благочестия при дворе, а в его понимании ваши с Лорреном отношения в эти рамки не вписываются.    Филипп нахмурился и поглядел на жену удивленно: — То есть двадцать два года до этого вписывались? Или рамок не было?    — Не ко мне вопрос. — приложив руку к сердцу, сказала Лизелотта, — Я хочу сказать об этом разговоре шевалье, чтобы он был в курсе.    — Я сам скажу ему. — отрезал Орлеанский и подошел к жене, — Что еще говорил Луи?    — Поверь, я сама не разделяю его идей, он грозился выслать Лоррена из Версаля, если вы не прекратите отношения, а на его место поставить Оливию.    Немного помолчав, стиснув зубы от негодования, Филипп снова удивился и обратился к Лизелотте: — А причем здесь Оливия?    Осознав ироничность ситуации, принцесса прикрыла рот, хихикнув, и сказала: — Ты же не в курсе! Оливия с недавних пор заместитель распорядителя торжеств.    Герцог впервые за вечер улыбнулся и покачал головой то ли в знак одобрения, то ли выражая таким образом почтение. Тем не менее, к разговору они вернулись.    — А еще Луи сказал, что... — Лизелотта наклонила голову и поджала губы, — что нам нужно завести еще одного ребенка...    — Вообще не проблема. Но шевалье-то ему чем мешает?! — возмущался Филипп, — У нас завтра годовщина с ним, а он заявляет такие вещи.    Лизелотта грустно замигала глазами и сложила руки перед собой, говоря: — Тут уже решите вы с Лорреном, может, придумаете что-то. Мое дело передать и сказать, что что бы вы не предприняли, я все равно на вашей стороне. — принцесса положила руку на плечо мужа, подержала немного и ушла из комнаты медленным шагом.    Филипп остался наедине с самим собой. Ему было неприятно и тошно от осознания, что кто-то снова пытается порушить его личную жизнь, подгоняя ее под какие-то выдуманные нормы. Он пытался найти слова для разговора с шевалье.    Сам же Лотарингский проводил время у стены, пока шло торжество, он утомился, поэтому лениво оглядывал гостей, жужжащих, как в улье. Шевалье заметил сестру, она стояла и весело беседовала с какими-то молодыми дамами, он видел в ней отражение себя, чувствуя как медленно уходит его жизненная энергия, и что он более не способен плясать ночи напролет, теперь он может ночами лишь спать или смотреть на звезды.    Оливия в компании замужних подружек чувствовала себя не в своей тарелке. Почти каждая их фраза содержала в себе отсылку на мужа, семейственность и деторождение как единственное предназначение женщины. Лоррен не разделяла их позицию, более того, она была ярой противницей данного стереотипа, ее жутко бесили все эти бестактные замечания про возраст и безбрачие. Подружки, выданные замуж все в шестнадцать лет, смотрели на двадцатилетнюю Оливию, как на старую деву.    — Мой муж, когда заработал первую награду за отвагу в сражении, человека из горящего пакгауза спас. — сказала одна из девушек, махая веером.    Оливия, которой разговоры о мужьях уже осточертели, спросила: — А почему бы про себя не рассказать, все про мужей да про мужей, неужели они сами про себя поведать не в состоянии?    Осмотрев Лоррен, другая девушка посетовала: — Не знаю, ты же красивая девушка, неужели такую никто не захочет взять в жены? У тебя нет мужа, ты не понимаешь.    Ради приличия негодующая Оливия улыбнулась и шепнула в сторонку: — Куда уж мне! — и снова стала слушать приятельниц без особого энтузиазма.    Шевалье мог стоять так долго, если бы не пришла Лизелотта и не дернула его.    — Иди к Филиппу. — сказала она серьезно, — Это очень важно.    Не успев даже задать вопрос для разъяснения, Лотарингский уже каким-то чудом оказался в коридоре и, придя в себя, быстрым шагом направился к покоям герцога.    Дверь легко растворилась перед ним и, заглянув осторожно в комнату, шевалье увидел принца перед зеркалом. Филипп увидел возлюбленного в отражении у себя за спиной и, вздохнув, направился к нему.    Шевалье обнял Филиппа, уложив руки ему на шею, герцог слышал как бьется его сердце и сам не мог собраться с мыслями. Месье аккуратно поцеловал Лотарингского в висок и, отведя руками светлые локоны, оставил легкий поцелуй на дрожащих губах.    — Я рад тебя видеть. — сказал с улыбкой шевалье, оглядывая герцога, — В Испании хорошее солнце, ты не так бледен, загорел.    — Я тоже рад. А где твоя трость? — спросил Филипп.    Шевалье отвел смущенный взгляд и, помявшись, выдал: — Она сломалась две недели назад из-за дождя.    — Только сейчас сломалась?! — удивился Орлеанский, наклонившись слегка вперед, — Я ж думал она пять лет прослужит и хватит с нее, а она... семнадцать лет.    Лотарингский усмехнулся с легкостью и взял руки герцога в свои. Еще немного, и они бы воссоединились в поцелуе, если бы не серьезное Филиппа: — Нам надо поговорить.    Лоррен пришел в себя, они сели на софу и, глядя друг на друга, собирались с мыслями. Долго собираться не пришлось, потому что Месье быстро сказал с неприятным чувством на душе: — Мой брат стал против наших отношений и велит прекратить их.    Шевалье даже не сильно удивился, смотря на то, о чем вещал король на последних заседаниях и советах. У него на первом месте слепое благочестие, так сказал бы Лоррен, будучи он несколько в другом расположении духа.    Так он опустил глаза, потом снова их поднял и спросил: — Он за нами круглосуточную охрану приставит? — герцог возмутился и отрицательно помотал головой, — Тогда как он проследит за тем, что мы не пересекаемся?    Филипп задумался. Приставив руку ко рту, он ответил: — Для него, по словам Лизелотты, главным критерием является рождение еще одного ребенка.    Здесь шевалье оказался возмущен не на шутку: — Ага, и главным поводом вновь поделать нервы Лизелотте, как тогда, забрав ребенка просто так, по хотелке его новой пассии. — Лотарингский вздохнул, немного успокоился, и снова обратился к изначальной теме, — Да, первое время он будет тебя контролировать, так было всегда, но потом ему надоест и все встанет на круги своя, сам же знаешь не хуже меня.    — Если он увидит нас, заметит, он вышлет тебя из Версаля, а то и из страны. — шепнул Орлеанский. — А как же твоя работа?    — Знаем, проходили уже. — посетовал Лоррен, — А что работа? Сегодня она есть, завтра ее нет, это настолько непостоянное понятие. Тем более, в этом случае Версаль не останется ни с чем, ведь распорядителем торжеств тогда сделается моя сестра, в таком случае я более чем спокоен.    — Тем не менее, нужно быть осторожнее, я не хочу снова тебя потерять. — сказал Филипп, приобняв шевалье.    — Ты меня не потеряешь, — улыбнулся Лоррен, — я сам от тебя никуда не денусь. — приблизившись к герцогу, он поцеловал его, вкладывая в поцелуй всю меру того насколько он по нему соскучился, — А можно приказ короля начать исполнять послезавтра? Годовщина же.    Месье согласился с шевалье и, спустившись губами чуть ниже, щелкнул золотой пуговицей воротника. В этот вечер из спальни Его Высочества никто не выходил.