На Темной улице города

      Темно и сыровато. Я был без понятия, как можно добиться столь противных условий, но что-то подсказывало, что этого добивались усердно и нарочно. Несмотря на то, что это был обычный обезьянник, в подобном месте я уже когда-то бывал. Не желаю вспоминать…       Единственную радость доставляло то, что никто со мной за решеткой не сидел. Нет никаких неловких взглядов, не надо терпеть ничье присутствие. Можно просто молчать и предаваться своим мыслям.       Все началось с того момента, когда Рома подарил мне ветровку. По пути домой я много жаловался, что она пахнет куревом, и он пообещал мне ее как следует отстирать. Жизнь на Темной улице только начинала бурлить, по закоулкам зажигали бочки и играли в игры на деньги, сверкали названия магазинов и знаменитого игрового клуба, речной ветерок добирался до нас из набережной, а мы уже возвращались. Путь предстоял долгий, Рома сделал его еще длиннее, потащив меня на эту набережную.       Мы дышали свежим воздухом, почти не разговаривая. Если бы воздухом можно было питаться, я бы несомненно ужинал бы здесь. Также мне понравилось успокаиваться видом темных вод и иногда подслушивать обрывки фраз мимо гуляющих людей. Фонари мягким светом прокладывали нам путь вперед. Но мы не смогли насладиться атмосферой набережной и дальше — позади нас зашумели.       Из территории кто-то удирал от троих Синих, расталкивая всех на своем пути. Некоторые даже падали на свою пятую точку и возмущались, что их толкнули.       — Стой! — крикнул кто-то, но беглец в черном, принесший смуту в окружение, разогнался и внезапно прыгнул с набережной в реку.       Трое синих остановились у края и продолжительно наблюдали за всплесками воды. Не обнаружив беглеца, им пришлось уйти восвояси. Обеспокоенные прохожие еще долго не могли отойти от места происшествия, гадая, выжил ли тот человек.       — Это Хищники, — пояснил Рома, оставаясь спокойным. — Отдельная группа Синих, преследующих должников. Чтобы попасть в немилость, достаточно пойти ва-банк и проиграть. Невозможно же отдать то, чего нет?       — Я думаю, тебе это лучше знать. Я таким не промышляю.       Мои ноги чертовски устали за день, поэтому мы сделали небольшую остановку на скамейке нейтральной территории. Городские часы показывали полночь, добираясь до базы, мы бы потратили на это еще как минимум час или того больше. Почему город такой огромный?       — Твоя база слишком далеко. Какой придурок самовольно будет переть столько сюда?       — Много ходить полезно. Привыкай, — потянулся стоя Рома, и его футболка под кожанкой немного задралась. Я увидел намеки на подтянутое тело и слегка смутился. Руки чесались, чтобы его прибить — прямо сейчас я чувствовал себя глупой девицей, случайно подглядевшей кусочек оголенной кожи парня. На самом деле я видел голые торсы парней, но они были не в такой хорошей форме и совершенно не трогали сердце. Вряд ли бы они сравнились с Ромой, впрочем как и я.       Откуда у него такие силища?       — Слушай… — начал было я, но тут он перебил меня, не оборачиваясь и смотря в одну сторону:       — Тсс. Не говори.       Я сразу встал, почувствовав опасные шаги. Большая группа в бордовом подошла к нам, а главарь по внешности подозрительно напоминал Спортсмена, только утыканного пирсингом по всему лицу. Зрелище, правда сказать, мерзкое.       — Кого же я вижу? Головорез собственной персоной! Кажется, вы сегодня не поладили с моим братом, — ни его тон, ни его дружки не предвещали ничего хорошего. Взгляд их главаря прожигал в надетой на мне ветровке дыру. Я даже не подумал, что братские узы здесь работают.       — Кажется, вы чего-то не догнали, — Рома прошагал к ним вперед, не выражая внешне никакой агрессии. —Я дал всем понять, что члена моей банды трогать нельзя. А он любезно помог мне в том, чтобы донести это до остальных. На своей шкуре.       — А мы сейчас любезно покажем тебе, насколько это нас не убедило. Ты ведь никогда никого не защищал, не правда ли?       Мне стало не по себе. Я понимал, к чему они клонят, Роме также это не вселило восторг. Снова затошнило от того, что меня постоянно защищают, что я еще до конца не восстановился и от того, как много красного одето на этой группе парней. Даже если Рома —монстр, способный в одиночку со всеми справится, нам следует убежать. Иначе я утяну его вниз.       — Уходи! — приказал строго Рома, первым начиная нападать. От первых двух он отбился, отправив в полет ногой одного из них, сбивая им второго, а третьему врезал правым ударом, приближенным к боксерскому.       Я сразу же рванул куда глаза глядят, но скоро за мной увязался хвост. Рома не мог уследить за каждым, хотя отлично прописывал всем по хорошему удару. Звуки уличной драки, полной грязных трюков и использования местности, доносились за спиной. Ему будет легче без меня.       И тут схватились за мой капюшон.        Мир рухнул на землю, а тяжелая боль выбила весь дух из костей. Я вскрикнул.        Будь проклята эта куртка!        Мои преследователи уже восстановили равновесие, тело забило дрожью, надо срочно бежать. Я сопротивлялся всеми силами, но их цепкие руки не отпускали. Мимо пронесся камень, попадая прямо в лоб парню, что держал меня слева, и хватка с этой стороны ослабла.       Рома, смотря на все убийственным взглядом снайпера, недалеко от нас готовился замахнуться снова, но мной вовремя прикрылись. Камень никуда не полетел.       Одна заминка стоило ему всего на свете. Из-за меня всегда внимательный Рома попался и сзади его ударили клюшкой по голове. Он упал и уже не встал. Мой крик пронесся по всей территории:       — Рома!       Прокусив руку до крови держащего меня в заложниках парня в бордовом, я резко освободился и чуть снова не упал. Перед глазами плыло. То, как они окружали его по моей вине, заставляло разрываться на части. Кошмар повторился, я готов был выть от отчаяния. Я не могу его спасти также, как он меня. Это конец.       Что-то оборвалось в груди.       К сожалению, что произошло потом, я совсем не помню. Я очнулся, когда приехала полиция. Меня забирали в полицейский участок, мои руки пахли кровью, и пострадали пальцы с костяшками, что неприятно ныли. Мигалка слепила глаза, сотрудники скорой на носилках уносили избитого до неузнаваемости главаря. Ни целой группы из ребят, ни Ромы.       Я до сих пор не знаю где он.       — На выход, — решетку открыли, сотрудник полиции нехотя освободил меня. Они пытались разузнать, что произошло.       "Они напали, когда, заблудившись, я шел домой, и я просто защищался. А дальше ничего не помню"       По крайней мере, я не врал, что не имею понятия, как выдирал весь пирсинг прямо с его уродливого лица, но меня уверяют, что на нападающем теперь ни одной железяки, лишь лицо с рваной кожей в нескольких местах.       Я думал, что Рома монстр, но нет. Монстром все это время был я.       На выходе меня ждал мужчина средних лет, в бежевом пальто, широкий в плечах и с легкой щетиной. Он солидно курил, но при виде меня тут же прекратил, потушив и выкинув окурок в рядом стоящую урну. Сотрудник полиции кивнул этому мужчине и передал меня, как будто я контрабандный товар.       — Вот и нашелся, — низким голосом сказал мой дядя, положив свой суровый взгляд на меня. Рядом с ним все еще воняло жжеными сигаретами.       — И вам доброго дня, — мне хотелось кашлять от этого запаха. Надоело, что каждый поголовно сосется с никотином.       — Ты знаешь про три дня? Не поймай я тебя в полицейском участке, можно было бы спокойно писать заявление.       Я отвечал без всякого интереса:       — Я думаю, моим родителям слишком все равно, и никто бы на третий день не стал бы заявлять о моей пропаже или откликаться на него.       — А если я сообщу им о твоих геройствах?       — О, не пугайте, — сарказничал я, но следующее говорил всерьез. — Иначе они совсем отрекутся от меня, я и так для них как незаметная статуя.       — Ты поэтому сбежал?        Не мог же я ему прямо сказать, что видеть его сына никогда больше не желаю, но другого способа не пересекаться с родителями у меня тоже не было. Мое спасение я видел лишь в побеге, потому что меня никто не пытался понять. В итоге я смолчал.       Мой дядя потер переносицу:       — Не мог бы ты прекратить выпрашивать внимание, избивая людей до полусмерти?       — Не могу обещать.       Мне вдруг стал так смешно. Так горько, что в горле защипало. Они ведь сами ко мне лезут, однако претензии в итоге получаю я один. Я даже не помню, как их избивал!       Он взялся за мое плечо, установив контакт с глазами и даже немного наклонившись, чтобы мы были почти на одном уровне.       — Давай так. Приходи ко мне раз в неделю, можно прямо в полицейский участок, я работаю в этом, — он указал в место, где я отсидел долгие часы. Повезло, что не дни. — А взамен можешь гулять где тебе заблагорассудится и не будет никаких заявлений. И, пожалуйста, научись себя контролировать. В следующий раз я тебя уже не вытащу.       Он намекал на тяжесть наказания, часть которого можно избежать в этом городе из-за соглашений с Темной улицей. Будь я в обычном городе, за второй раз меня бы просто так не отпустили. По идее, дядя вообще не должен был вмешиваться, но тогда все было бы гораздо хуже. «Он делал это ради репутации нашей семьи», — так я подумал.       Дядя хотел отвести меня поесть, но я отказался и направился на базу пешком. И так вымотанный в долгом томлении в обезьяннике, я совсем падал без сил на выходе из города. По дороге рядом неслись машины, а я лишь мечтал, чтобы все невзгоды покинули меня, совсем оставив в одиночестве. Кое-как я смог доковылять до базы, но там никого не было.       Сад перед домом казался таким пустым без солнца в облачный денек. Там давно уже ничего не росло, а забор был для красоты, не более. Второй этаж виднелся с улицы, наполовину открытый, с торчащими кирпичами, окрашенных в белую краску, без проводки и люстры на крыше. Кажется, помимо дыр в полу, там был ночник, но я мог ошибаться. Все равно я застрял без возможности войти.       Я привалился к закрытой двери, сползл на землю и начал глотать слезы. Монстр на то и одинокий, что до него нет никому дела, а кому было — страдают. Поэтому он всегда один.       И никому не доверяет, иначе он будет в опасности.       Может и хорошо, что не на кого положиться и никто не верит. И хорошо, что меня не в силах понять ни одна живая душа. Если бы это было не так, изменилось бы хоть что-то?       Послышался шорох, когда закат вступил в свою силу на небе. Насторожившись, я прислушался, но продолжений не было. Этот шум вполне мог быть активностью здешней живности, прячущейся в кустах.       Толща облаков темнела, на улице становилось холоднее. Я быстро вытер лицо рукавом, понимая, что зеленую ветровку оставил в том участке, и возвращать ее совсем не хотелось.       Калитка вдруг открылась, и в проеме показался Рома. Мы уставились друг на друга, я был довольно в разбитом состоянии, и он тоже. Перевязанная голова свидетельствовала о том, что он жив, и кто-то ему помог, если он не явился в скорую. Еще он держал пакет с продуктами.       Рома улыбнулся:       — Виноват, не дал тебе ключей.       Громкое урчание прозвучало между нами. Мне тут же стало неловко.       — Помираю с голоду, давай уже зайдем.       Внутри полуразрушенного двухэтажного домика, помимо сквозняка с лестницы и дыр на потолке, прикрытых линолеумом, была обычная ванная комната и даже кухня с холодильником и плитой, под которой была духовная печь. Правда, в ванной комнате не было самой ванны, только прикрепленный к стене душ, водосток в полу и непримечательный туалет.       Наличие канализации, но отсутствие магазина рядом сильно запутывало в попытках определить точное название этого места. Деревня? Поселок? Дачный район? До магазина было действительно далеко идти, как минимум до появления первых пятиэтажек, поэтому живущие здесь люди ездили либо на редких автобусах, либо на своих автомобилях.       Я был рад, что Рома, заскочив в продуктовый, хотя бы не запамятовал про наш вчерашний разговор насчет домашней еды, когда мы еще только выходили из территории Синего Шторма.       — Я уже и забыл как пахнет гречка, — вышел Рома из душа в свежей одежде, без бинтовой повязки на голове, все также с одним закрытым глазом и с полотенцем на шее. До этого мылся я, аккуратно промывая поврежденные костяшки пальцев, и это единственное полотенце использовалось сначала мной. Поступить наоборот я побрезговал, но, видимо, ему без разницы, после кого вытираться.        Рома подошел посмотреть на то, как я варю гречку и сосиски одновременно в двух разных кастрюлях. От него пахло чистотой и шампунем, прямо как и от меня. С той стороны, с которой Рома подошел, была отлична видна мокрая черная повязка на глаз, и я гадал, снимали ли ее вообще или мылись прямо с ней.       Он заглянул в кастрюли с кипящей водой и заинтересовано сказал:       — Ты уверен, что стоит столько времени тратить на что-то настолько простое?       — Если ты про то, что легче что-то купить перекусить, то я же говорил, что не собираюсь питаться как попало. А ты, я смотрю, вообще не готовишь дома и помощи от тебя мне лучше не ждать.       — Терпеть не могу готовить, — он как всегда улыбался, даже когда говорил о чем-то неприятном. — Питаться чем придется для меня совсем не плохая идея.       — Рома, ты лукавишь.       — Почему?       — Невозможно быть таким сильным, кушая лишь батончики и хот-доги. Кто-то ведь тебя кормил?       Он внезапно замолчал, но я терпеливо ждал его ответ и не позволил бы поменять тему.       — Много кто кормил, — заговорил Рома, снова натягивая улыбку. — Например, хозяйка этого дома. Правда, у нее были блюда покруче твоего.       — Я умею готовить только простое, поэтому ешь, что дают.       — Да-да.       Я выключил плиту, как только заметил готовность гречки и сосисок. Пора кушать.        Мы ужинали, не проронив ни слова. Каждый думал о своем, погружаясь в собственную усталость все глубже, однако то была не обычная усталость под вечер после тяжелого прошедшего дня. Это была моральная усталость, что, например, объясняло поведение Ромы сейчас — более осторожное, много недоговоренностей и неудачных попыток это скрыть. Каждое его действие, излучавшее полное доверие и защиту, совершенно не сходилось с его речами, как если бы тень человека не принадлежала бы ему и не копировала движений, полностью действуя сама.       А про вчерашнее он и подавно не спрашивал.       Ночью мы разместились на нижнем этаже: Рома благополучно расстелился на полу, а мне позволили спать на раскладном диванчике. Без лунного света темнота обволакивала со всех сторон, создавая причудливые силуэты из вещей. Сверчки напевали свою песню, и через открытый второй этаж приглушенные звуки концерта доходили до нас. Не считая этого, воцарилось безмолвие.       Мне не спалось.       Он отдалился. Это из-за меня.       — Почему ты ничего не спросил насчет вчерашнего?       Я подождал, в надежде услышать в ответ его голос, но не был уверен, что тот еще не заснул.       — Я могу спросить. Но захочешь ли ты отвечать? — внезапно заговорил он, звуча как гром среди ясного неба. Я не мог видеть выражение его лица, только слышать мелодичный голос.       — Только если сначала расскажешь ты.       Он хмыкнул.       — Ну хорошо, расскажу, раз я так тебе интересен, — улыбка слышалась даже через его слова. — Когда-то я состоял в одной из самых крупных банд, существовавшей два года назад. Она называлась Демоны. Мы одевались в черно-пурпурные одежды и держали в страхе всю Темную улицу, построив целое Царство Преисподней. Я был одним из тех, кто имел огромное влияние на банду наравне с еще четырьмя людьми, и у каждого были своя роль и свое звание. Король, Королева, Сенешаль и Шут. А мое звание было Палач. Я вызывал на дуэли людей и выгонял их из Темной улицы, прямо как Скелет вчера на дуэли, или наказывал неугодных Демонам.       — Тогда причем здесь прозвище Головорез?       — Думаю, это потому, что я уже не Палач, а называть как-то надо. А может, однажды я переборщил с угрозами. Кто его знает?       — Они тебя так боятся, а ты не знаешь, переборщил или нет, — сказал я, посчитав Рому одновременно и безалаберным, и оттого забавным. Как можно так легко относиться к своим прошлым поступкам? Последствия видны и без очков или линз.       — Просто меня это не волнует.       На миг мне представилось, как он пожал плечами в своей простодушной манере, и его спокойный вид впитал в себя всю безмятежность и непоколебимость. И я внезапно выпалил:        —А что тогда волнует?       Мы замолчали. Резко воздух перестал поступать в мои легкие. Он не торопился отвечать, подозрительно медлил, и мой интерес только рос. Узнать его слабости — как желанное сокровище для путешествующих сквозь моря и океаны пиратов, жадных и голодных до богатства. Смотреть на то, как человек, часто раздражающий тебя, продолжает сохранять невозмутимость, — вселенски несправедливо.       Рома выдал легкий смешок:       — Меня волнует твое прошлое, очень хочу узнать. Теперь ведь твоя очередь рассказывать?       Я шумно выдохнул. Этот засранец отлично прячет свои слабости, прикрываясь заинтересованностью во мне.       Будь по-твоему.       — Сколько я себя помню, я всегда был разочарованием для своих родителей. Они все меньше обращали на меня внимание, особенно после того, как родилась моя младшая сестра. Все внимание уходило к ней, я даже не мог рассчитывать на их помощь. В общем… — я немного замялся, собираясь с духом. — Я никогда не лез в драки, даже когда меня жестко провоцировали, но однажды я не выдержал. И отправил одного из приставал в больницу, хотя я не помню даже как. Родители, конечно, сделали все, чтобы история не предавалась огласке или не усугубляла мое положение. Суровое наказание меня обошло стороной — отделались денежными расходами на лечение. Я даже навещал того, кого избил. Но все было ради того, чтобы это не коснулось сестры. Они ее так оберегали, аж завидно.       — Она знает?       — Нет.       Она абсолютно ничего не знала, ни о моих проблемах с родителями и в школе, ни о побеге из дома, и, наверно, наивно думает, что я просто в гостях у Дяди на все лето. Она действительно ни в чем не виновна и заслуживает хорошего будущего, несмотря на брата-неудачника.       — С тех пор я стал пустым местом в доме. Я планировал сбежать сначала к дяде, а потом — куда глаза глядят, потому что сожительствовать с моим двоюродным братом, которого давно ненавижу, просто невыносимо. Тогда мне было все равно, что со мной станет, но когда чуть не умер — очень захотелось жить. Глупо, да?       — Неа. Я бы поступил также.       Впервые я почувствовал мягкий звон колокольчиков на ветру в моей душе. Чувство, что меня понимают и без лишних слов, настолько обволакивало теплотой, что я не забуду его уже никогда. Может это и безрассудно, но я решил довериться ему.       — Ром, — серьезно сказал я. — Я приму, если ты не сможешь рассказать мне все сразу. Но если ты солжешь — я тебя прибью.       Он посмеялся.       — Совсем не боишься меня, ты — нечто. Клянусь сердцем пирата, что никогда не совру и буду верен до самого конца! — внезапно воскликнул с уверенностью Рома, продолжая все также воодушевленно. — Как тебе новая клятва Пиратов? Круто придумал, а?       — Просто бесподобно, — в темноте улыбнулся я.       — А чтобы точно доверять друг другу, подкрепим все наказанием за неисполнение. Придумаем его позже. А сейчас произнеси клятву чтобы стать членом Пиратов официально.       — Клянусь сердцем пирата, что никогда не совру своим и буду верен до самого конца.       — Хорошо! Добро пожаловать в банду Пиратов, — ответил довольно Рома. — Назначаю вас Старшим помощником.       — Есть, Капитан!       Дух озорства витал в этой комнате, прогоняя всякий сон. И мы проговорили про новые правила нашей банды до самого утра.