***
– А если нам выступать дуэтами? – Арсений с третьего курса, забавный и частенько ловил на себе достаточно взглядов. Антон понять его не успел, совсем не верил первым впечатлениям, но Попов, от чего-то, доверие внушал будто изнутри. Может, тот сам этого не понимал, а может, наоборот, прекрасно этим пользовался, – Я видел ваши предыдущие выступления, никто пока вдвоем не выступал. – Идея интересная, распределите тогда пары, потом мне отчитаетесь, – организатором сего союза юмористов назначили какого-то аспиранта, Шастун честно так и не смог его толком запомнить – тот появлялся от силы на важных мероприятиях или таких локальных собраниях, проводимых раз в месяц. В остальное время ребята посвящены сами себе, возможно, именно поэтому добиваясь значительного успеха в своем деле. – Тогда я забираю в пару того шпалу, – говоря это Арсений даже не догадывался, что забирал этого шпалу не только в дуэт. – И будем называться два парня на «А», – Антону даже спорить не хотелось с самоуверенным Арсением. Влиял тот на него по-другому, да и преследовал будто какую-то свою, высшую цель. Раскольников недоделанный. Знал бы парень, что высшей целью являлся именно он. И они действительно выступали. Сначала один раз, с каждой репетицией узнавая друг друга все больше, потом второй, слушая заливистый смех зала, третий, поддерживая друг друга за сценой, в кулисах, в четвертый, участвуя в соревнованиях между командами, не спав ночами из-за ближайшей сессии, но в итоге победив и получив звание самого успешного дуэта вуза. В шестое свое выступление Арсений после их выхода признается Антону в чувствах, зажимает в гримерке и долгожданно целует, правильно и совсем по серьезному. В седьмое выступление они не волнуются, отдаются друг другу в полном доверии на сцене и чувствуют себя уже на родном месте. Та самая искра, сложность, преодоление и успех связали когда-то совсем далеких друг от друга невидимой ниточкой связи. Их отношения нельзя назвать скучными – у каждого идеи в голове генерируются с быстротой света, и Арсений даже предлагал устроить соревнование, кто быстрее придумает очередной абсурд. Оба были слишком живыми для стереотипных студентов, тянулись друг к другу, как противоположно заряженные частицы. Ревнует Арсений иногда бредово, но Антон лишь улыбается искренне, ведь уже ночью они будут сидеть за одним ноутбуком, перед чистым листом ворда и вспоминать из своей жизни что-то смешное. Или целоваться до раннего утра, нежиться в объятиях теплых рук, а на сцене импровизировать несусветную ересь, выводя КВН на новый уровень. Вечером вновь бить тараканов любимым тапочком Арсения, пытаться не сжечь воду в кастрюле, а потом написать про это шутку, от которой сами и будут валяться от смеха на сцене. Будто вся жизнь – сплошной прикол. – Как ты думаешь, мы бы смогли продолжить свою жизнь в юморе? – Антон лежит на чужих коленях, глядя прямо в небольшое окошко общежития. Чувствует мягкие поглаживания по волосам, чуть ли не урчит, словно мягкий и пушистый кот. Хотя, почему словно. Усталость приятно распространялась по телу, протекая по жилкам в крови, накатывала и отправляла в долгий сон выходного дня, – Ну там, типо, создать свое шоу, сниматься на каком-нибудь канале. – А ты бы хотел? – Арсению действительно интересно. В основном ему интересен абсолютно весь Антон, его красочность идей и отдача своему делу. Тот иногда готов сидеть хоть всю ночь, думать и писать, ходить по комнате и глядеть в окно на встающее солнце, а после одернуться и скорее бежать записывать какую-то идею до самого выхода на пары, – Ответственность огромная, ты становишься медийной личностью. – Минусы везде есть, – Шастун отрывает от последней проехавшей машины взгляд, переводя его на лицо парня. Пелена усталости размывает четкость зрения, но Антон упрямо не идет спать, взбудораженный последним их выходом. Арсений его уже выучил – пока тот не наговорится, то спать не ляжет, – Но это, хотя бы, не сидеть в офисе по восемь часов на одном месте. – Ладно, ты прав, я бы тоже такого хотел. – А если попробовать? Арсений молчит, продолжая перебирать пряди чужих волос, пропуская те сквозь пальцы. Мягкие, будто вату трогает. Он думал об этом, конечно, но понятия не имел, а получится ли замутить что-то подобное. Они жили в маленьком городе, от Москвы далеко, сложностей настолько много, что даже браться за это не хочется. – Давай доучимся, сначала, – еще одна немаленькая проблема – Антон младше на два года. И учиться ему еще пару лет точно. С одной стороны проблема не настолько глобальна, но с другой доставляет достаточно сложностей для реализации целей. Учеба – это время, а времени им не хватает даже с обычным КВН, что уж говорить о собственном шоу. – Ты прав, – у Антона амбиции в глазах, мечты пляшут, и Арсений бы хотел, чтобы искра эта не затухала никогда. Ради этого он готов на многое, – А то вдруг меня лектор завтра сожрет за долги? И не видать нам шоу. Лектор Антона на следующий день не сожрал, но долги попросил выполнить до завтрашнего дня. Этот вечер прошел без шуток, в прямом смысле.***
Антону хочется того беззаботного времени, когда главной проблемой были не сданные работы и дошираки на завтрак, обед и ужин. Арсению хочется видеть того Антона, заряженного на позитив, стремящегося к таким высотам, откуда падать смертельно опасно. Навалившаяся гора ответственности, полностью взрослая жизнь, обеспечение квартиры, продуктов и каждодневная работа. Работать приходится много, получая зарплату, едва хватавшую на двоих. – Коллектив учителей в школе просто пизда, – Шастун преподает математику старшим классам, стараясь избегать школьных соцпедагогов и расстроенного жизнью директора. Старший коллектив захлестывает обидой и завистью, когда дети не хотят уходить с урока алгебры на ненавистную литературу. Многие даже называют Антона манипулятором, гипнотизером и, упаси боже, педофилом, устраивающим на своих уроках черти что. Парень с бубном перед старшеклассниками не танцует, совращать их не старается – Арсения ему дома, с внезапными приливами страсти, катастрофически хватает, но школьный состав его никак невзлюбил, – Вот как я должен реагировать, когда грымза с опытом работы сто-пятьсот лет подходит ко мне и всю перемену промывает мозги, что напишет заяву за педофилию? – Накатать заяву первым, – у Попова тоже коллектив в театре собрался не лучшим образом, но, чтобы доводилось до такого – ни разу. Арсений за Антона действительно боится, кто знает тех людей, вдруг действительно в их дом одним ранним утром заявится дядя в форме, отмудохает Шастуна дубинкой и увезет в СИЗО. – Лучшая защита – это нападение? – Лучшая защита – это включить все свое мужское обаяние, подарить училкам рафаэлок и ожидать смягчения их отношения к тебе. – Мы полочку в ванную второй месяц купить не можем, а ты про несколько коробок конфет говоришь, – Антон тяжело вздыхает, падая на сложенные руки. Подготовка к ЕГЭ с одиннадцатым классом выматывала не хуже физической работы. Мотивировало, когда многие ученики говорили ему напрямую, что математику начали понимать только с его приходом в школу. Платили бы больше, чем жалкие двадцать тысяч, Шастун на работу бы ходил, как на праздник. С деньгами все не то, чтобы плохо. Арсений бы сказал: «Недостаточно». Полочка в ванной – одна из немногих мелких нужд, без которой можно обойтись. Куртки на зиму уже не жили, а доживали, антоновы теплые ботинки вовсе перестали функционировать, как только стукнули холода. Говоря о еде, парни с горечью смотрели на говядину или, хотя бы курицу, кидая в корзину пачку сосисок неизвестной марки, и даже не смотря на отдел алкоголя, проходили прямиком к кассе. Удручающий реализм жизни. Арсений с каждым днем видел потухающий огонек в чужих глазах, видел, как Антон опускает руки, забивает на мечту, уже автоматически помогая парню с ужином. И вчера так было, и завтра будет так. Попов знает, что Антон совсем непостоянный человек, хочет чего-то разного, а не рутины каждый день. Начинает бояться, что тот ему изменит когда-то в ближайшем будущем, ведь Арсений не мог дать ему чего-то большего. Они любят друг друга – продолжают по вечерам придумывать что-то юморное, записывать, сами смеяться и искренне любить. Попов все хочет отбросить сомнения – Антон никогда не давал ему поводов, да неуверенность в себе, сидящая внутри и никогда не показывающаяся другим, назойливо шепчет в ухо всякие неприятности. – Мне премию дали, – в один из хмурых дней Антон приходит, светя ярче летнего солнца. И знает Арсений, что светится он не от того, что прибавился их общий доход. Они копили деньги, уже несколько месяцев мониторили сайты, переписывались со всевозможными продюсерами и начинали потихоньку жить, а не выживать. Меняли свою непригодную жизнь на то, что могло дать им огромную надежду. Утром самолет, но они и не думают спать, выбирая из ранее написанных сценок самые достойные, пару часов после этого впервые за несколько месяцев смотрят вместе фильм, не спят, чтобы потом собрать вещи и ехать в аэропорт, слушать монотонное объявление посадки, вытаскивать из кармана телефон по нескольку раз и проходить через рамку, греться друг об друга в холодном салоне самолета и поспать хотя бы несколько часов на эшелоне 11000 метров. В небе чувствуется свобода, изменения в привычной жизни приносят не дискомфорт, а самое настоящее счастье. Арсений видит в зеленых глазах парня разгорающееся пламя. Настолько живое, что кажется руку протяни и почувствуешь обжигающее касание огня.***
– Я впервые увидел настолько высоченные здания, – от Антона, разве что, искры в разные стороны не летят. Арсений и сам впечатлен не меньше – погуляли они на отлично, посадили телефоны в ноль и еле как добрались до отеля, попутно стараясь разобраться с картой метро города. Москва живая, огромная и постоянно спешащая по своим очень важным делам. Настолько спешащая, что Антона чуть не придавило дверью вагона метро, пока тот заходил. Арсений невольно сравнивал этот город с самим Шастуном, находя очень много схожестей. Попову будет комфортно там, где комфортно Антону, Антону будет комфортно там, где комфортно Арсению – замкнутый круг. – Я впервые разобрался с московским метро, – пожал плечами Попов, расставляя в минибар йогурты на завтрак и молоко для кофе. – Я так и не понял, как ты это сделал, – Антон эмоционально размахивал руками, расхаживая между двух отдельно стоящих кроватей, – Это уже слишком, Арс, даже для тебя. Свет от зданий бил в окна номера отеля – этот город никогда не спал. Шастун смог успокоиться после их панического поиска нужной станции метро и, завесив шторы, чтобы не думать о белых питерских ночах, ушел в душ, оставив Арсения разбираться с заумно устроенными кондиционером. – Арсений, актер должен быть хорош во всем. А вдруг ты будешь играть в кино чиниллу кондиционеров? Опыт пригодится. – А ты в школе физику сдавал, вообще-то! – кричит в уже закрытую дверь ванны Арсений, тыкая на кнопки пульта. Попадая по рандомной, комнату наполнил тихий шум работающего кондиционера и дуновение холодного воздуха. – И сдал ее на двадцать восемь баллов из ста, – слышится приглушенный водой голос парня. Арсений лениво сдвигает обе кровати, образуя из двух маленьких одну большую. Кажется, что только голова коснется подушки, глаза сами собой закроются и парень провалится в сон быстрее, чем Антон вылезет из душа. Но так не происходит – под боком нет кудрявого парня и длинных чужих конечностей, разбросанных по всей кровати. А без этого уснуть, фактически, стало невозможным. Попов покорно ждет, листая фотографии котиков в телеграме и думая о завтрашнем дне. Завтра идти к одному из продюсеров, разбирать их идею о своем шоу, слушать наставления, советы и прийти к самому важному выводу – делать это в Москве, или возвращаться к той нелюбимой жизни в Воронеже. Волнение накатывает постепенно, парень уверен, что завтра они с Шастуном будут трястись, рассказывая свои замыслы и предоставляя что-то из своих заготовок. Зато вместе. Попов не замечает, что раздумья завели его в дрему, очнувшись только, когда Антон аккуратно залезает к нему под руку, утыкаясь носом в ключицы и моментально отключаясь. И не важно, что мокрые волосы лезут в лицо, а Шастун вновь занимает чуть больше половины места на кровати. Арсений обнимает, хочет сильнее, но тогда парень проснется, стараясь выкинуть из головы наседавшие мысли, засыпает под звуки музыки на улице и проезжающих машин.***
Неизбежность – состояние полной потерянности и предательства. Неизбежности никто не хочет – она сама приходит в самый неподходящий момент, загребает своими лапами и не отпускает очень долго. Паразит, который питается болью, слезами и неуверенностью жертвы, после отплевывая совсем безжизненную оболочку чего-то, что раньше называлось «личность». Теперь это бесхребетная амеба, с переломанной судьбой и чувствами, пустыми глазами и такими же целями в жизни. Немногие могут подняться, наполнить оболочку чем-то живым, светлым. Немногие могут перейти в стадию личности после перелома жизни. Остальные готовы мириться со своей жизнью, даже не стараясь срастить ее заново, зациклены на той несправедливости, которую им предоставил этот мир. Слабые существа, живущие по принципу терпил и жертв. Как известно, естественный отбор не щадит никого. Снег с дождем, как правило, делает только хуже. Они в меланхоличном фильме без сценария, режиссеров и один на один со своими проблемами. Арсению в жизни больнее всего видеть такое состояние у другого. Свое он переживет сам, сам обдумает в голове и к чему-то да придет. Но видеть Антона, всеми силами цепляющегося за что угодно, лишь бы не угодить к этой самой неизбежности в лапы, он не может. Знает, как тому тяжело, но будто с места двинуться не имеет права, наблюдая и анализируя. Все в пролете, им отказали. Оба в Москве, денег осталось немного, и оба понимали, что возвратиться не смогут. Все, что у них было с собой – все, что с ними будет и дальше. Осознание не приходило до самого возвращения в отель, будто парализуя мозг на время, чтобы добраться до безопасного места в сохранности. Молчание невынужденное, скорее наоборот, такое нужное в это время. Антон оседает на пол, медленно, как в замедленной съемке, прижимает тонкие пальцы к лицу и не может вымолвить ни слова. Зеленые глаза пустые, словно вакуум. Они отдали все, что у них было, получив за это удар по лицу. Сильный, унижающий и очень болезненный. Арсений садится рядом, чувствуя где-то внутри зияющую дыру. Пустоту, так быстро и охотно пожирающую не только его, но и парня рядом. В голове ветер, стена напротив больше не кажется такой скучной и безвкусной – теперь она станет первым воспоминанием в их новой жизни. Попов чувствует дрожь тела рядом, впервые не зная, что ему делать. Он сам подавлен, пуст и не хочет ничего чувствовать. Но не может просто встать, уйти и развеяться, бессмысленно катаясь по кольцевой в метро. Его зона ответственности – это Антон и его состояние, хоть и Шастун никогда ему этого не внушал, отмахиваясь привычным «Я сам». Арсений сам себе это привил и обязал исполнять, потому что любит до невозможности. – Как ты думаешь, мы достойны счастья? – голос Антона дрожит, и Попов уже знает, что это из-за накатывающих слез. Арсений думает, что Антон после всего, что тот пережил, достоин чего-то большего, чем просто счастье. Высшей его точки, как минимум. И всему миру хочется это доказать, а проблема в том, что у мира другие заботы. Несправедливость стала нормой, болезнью, поглощающей каждого. У кого-то выработался иммунитет, а кто-то слег после первого же ее проявления. Чума, переходящая на уровень «всемирная». – Нам просто повезло чуть меньше, чем другим, – Арсений не знает, что говорить. Он тоже разбит вдребезги и собрать эти осколки за несколько лет им будет слишком сложно. Самые мелкие все равно оставят после себя дыры, а заполнить их будет невозможным. Для кого-то просто слова, для кого-то разлом всей его жизни. Амеба.***
Антон никогда в своей жизни тот день не забудет. Никогда не отбросит его в полочку ненужных воспоминаний, утилизировав навсегда. Память будет раз за разом ему напоминать, всплывать в самый неподходящий момент и давить всем своим весом, однажды, придавив навсегда. Потому что это было, есть и будет с ним всегда. Невыполненная мечта, незакрытый гештальт, разбитые надежды и потраченные силы. Они давно перешагнули ту стадию, побороли и вышли из нее оба, принявшись строить свою жизнь из других кирпичей, на другом месте и в других цветах. Произошедшее повлияло на них и с хорошей стороны – доверие возросло еще больше, уверенность друг в друге стала вовсе несокрушимой. Антон уверен, что Арсений его никогда не предаст. Они смогли начать жить, выбрались из бедности в стабильность, уверенность в завтрашнем дне. Хватались за любую работу, запихнув свое «не хочу» и обиду в самую затемненную комнату. Ругались, ссорились, кричали, а потом вновь сидели в коридоре съемной квартиры и молчали, тупя в стену. Потому что стали уже зависимы друг от друга. Потому что воспоминания из головы не вырезать скальпелем, как бы ты не старался. Их любовь можно назвать уверенной и проверенной самыми ужасными последствиями. Они вышли будто на новый уровень, который изначально не прослеживался. Сначала дружба, романтика, любовь, а уже после зависимость. Ее нельзя было назвать плохой, но и хорошей она не являлась. Была, как факт, как солнце на небе каждый день – никуда не девалась, временно приглушась, но все равно оставаясь рядом. Антон даже в мыслях не может себе представить Арсения, трахающегося с кем-то другим, смотрящего таким же взглядом и делающего все, ради кого-то чужого. Просто потому, что уверен в Попове слишком сильно. Потому, что сам зависим от Арсения ровно так же, как тот от него. В новой школе, куда Шастун приходил еще разбитым парнем с соткой в кармане на неделю, новый коллектив сложился куда лучше, чем в Воронеже. Это мотивировало, давало силы и надежды, что хотя бы здесь все получится, как надо. И то, что это действительно получилось, толкало только к новым действиям. К прогрессу. Они потихоньку выходили из состояния амеб. Арсений играл в театре, ходил на кастинги в фильмы и даже успел поучаствовать в некоторых. Теперь тоже загораясь, стабилизируя их жизнь с Антоном после конкретного разлома. Арсений видит Шастуна иногда грустным, но чаще – счастливым. У них не получилось, они были буквально без всего в чужом городе, но теперь все поменялось. Самое главное, что было у Антона и Арсения – это они сами друг у друга. Хоть в Воронеже, хоть в Москве. У десятого класса урок алгебры. У десятого класса впереди все трудности, которые Антон переживал в университете и не только. Он бы хотел рассказать им, что в конечном итоге те все смогут, и проблемы будут решаться, и ЕГЭ – это не конец жизни, только знал, что они сами это поймут, пройдя тот путь, что проходил Шастун в свои годы. Пусть насладятся последними годами в стенах школы, посмеются на уроке без жестких наставлений и диктатуры в виде препода, почувствуют в классе дружескую атмосферу. Антон из всех сил старается им это все дать, видя плоды – ученики ему доверяют, уважают и действительно заинтересованы в предмете. Их знания не ухудшатся, если контрольную работу они будут делать в паре, а лучше в группе. Они не станут плохими, если напишут контрольную на двойку, ведь Антон сам подойдет к ним после урока и предложит объяснить тему еще раз на следующий день. Не станут необразованными, если не будут решать каждую неделю по варианту ЕГЭ, а проведут математическую игру на смекалку и командную работу вместо этого. Имя Антона постоянно мелькает среди разговоров учеников и лестно признавать – ни разу в плохом ключе. – Мне тут передали, что какой-то-неизвестный-нам-всем 10«А» не приходил на последнюю физру в пятницу, – Шастун не строил из себя строгого преподавателя, сам зная, что ставить физкультуру последним уроком – верх идиотизма. Но ради приличия и поддержания статуса «учитель» приходилось выходить за рамки собственного мнения и говорить заученные фразы, – Что у вас там случилось разом? – Зачет на два километра случился, – ответила девушка с третьей парты, лениво водя пальцем по рисунку на парте. Самому Антону тоже не очень хотелось оставаться после честно отведенных семи уроков, чтобы поговорить со своим классом по поводу прогулов. Завуч настоял, а завуча в этой школе боятся даже учителя, – Антон Андреевич, у нас перед этим три контрольных было и сочинение, а тут бежать два километра! – На пенсии отдохнете, – улыбнулся Антона, услышав уведомление с телефона о новом сообщение. Разблокировал, любуясь их фоткой с Арсением на обоях. Таких счастливых, совсем повзрослевших, – Но по секрету, я тоже считаю это бредом… Под конец фраза получилась недостаточно уверенной, а голос и вовсе дрогнул. Шастун судорожно перечитывал сообщение, скользя глазами по всему экрану в непонимании. Несмешная шутка, очередной прикол Попова и нарастающее волнение, которое, кажется, окутало все тело, скрутило желудок в узел и выбило из легких кислород. – Антон Андреевич, все нормально? – голос ученика доносился, как из-под толщи воды. Пульс бешено стучал, отбивал свой ускоренный такт в виски, заглушал своим шумом все остальные внешние. «Я тебе изменил». Три слова, а ты уже мертв изнутри. Никогда не говори никогда. У Антона темнеет в глазах.