Люди чаще предпочитают отрицать жестокую
истину, чем становиться к ней лицом.
Руки нервно отстукивали по рулю какой-то неизвестный такт. Радио выключено, в машине полная тишина, прерываемая только рваными вздохами и тупыми постукиваниями. Антон редко ездит в тишине, предпочитая свободно кричать любимые песни, стоя в пробке на МКАДе, или вдавливать педаль газа в пол под жесткий фонк. Сейчас хотелось раствориться вместе с дождем на улице. Интуитивно Антон понимал буквально все. На деле – отрицал любую идею измены со стороны Арсения. Принять этот факт для него было невозможно, как принять в один прекрасный день, что идти нужно на красный сигнал светофора, или что небо поменяло свой цвет на зеленый. Арсений и Антон – это как аксиома. Их отношения давно не требовали доказательств, они оба выросли, стали серьезнее, ответственнее. Где-то в глубине души все еще сидят два веселых квнщика, не жалеющих сил на собственное дело, пока наружу вылезают осмысленные мужчины, давно не сидящих за общим ноутбуком за придумыванием шуток. Шастуну казалось, что вся жизнь так и пройдет, бок о бок с голубоглазым брюнетом и работой, как бы не хотелось перемен, чего-то большего, интересного. Им просто пришлось повзрослеть, принять реалии жизни и двигаться дальше. Но сейчас Антон чувствует себя студентом, таким же неуверенным в своем будущем, отчаянно барахтающимся в море проблем. На данный момент в море одной проблемы. Он уверял себя, что все это неудачные шутки. Что Арсений бы никогда, ни под каким предлогом не смог это сделать. Потому что сам Антон ни за что в своей жизни ему не изменил. Идеализированная картинка ломается, трескается и бьет осколками по рубцам от ран прошлого. Попов будто лично вонзает эти осколки все глубже. Шастун привычно останавливается около знакомого места, откуда забирал Арсения, когда тот приходил на работу позже. Только сейчас не хотелось быстрей встретиться и поехать домой вместе. Антон теперь не понимает, а будет ли в будущем это «вместе». Видит краем глаза Попова, идущего под дождем без зонта, но даже не торопится помочь тому, вынести зонтик и довести до теплой, прогретой машины. Арсений будто и сам не торопится, идет размеренно, смотря четко себе под ноги. В нем что-то поменялось с недавнего времени, Антон не мог этого не заметить – уж слишком хорошо знал мужчину. Теперь, пазл в голове сложился четкий, отчеканенный последними фактами. Арсений запускает в машину, уже давно пропахшую мятой, свежий холодный ветер и немного дождя. Пару капель съезжают по панели двери, прежде чем ее закрывают с громким хлопком. Антон хмурится, смотрит вперед на текущие ручейки и серое небо, немного подумав, ставит прогрев машины теплее. Делает автоматически, зная, что даже не для себя. Вновь стучит по рулю, машинально, нервно закусывает губу и просто чего-то ждет. Возможно, чуда, возможно, конца ебанного света. – Это ведь шутка? – немного хриплый голос прорезает тишину острым лезвием. Дождь усиливается, заглушает звуки, но голос Антона слышится четко, буквально просвечивается его болью. Арсений шумно вздыхает, теребит край кофты и не поднимает взгляда на парня. От этого больно вдвойне – это Арсений должен объясняться, должен в ноги кланяться, ради прощения, но тот сидит лишь сложив руки, беспокойно смотрит на ухудшающуюся погоду и напряженно молчит. Антон не выдерживает, оборачивается и смотрит долго, пристально, с обидой и презрением в глазах. Губы кривятся, хочется уткнуться в руль, закрыться от мира и очень громко кричать, в надежде, что кто-то услышит и поймет, – Арс, блядь, это ведь ебучий прикол?! – Нет, – Арсений переводит взгляд на Антон, смотрит глаза в глаза и хочет себя ударить. Сильно, об стену, желательно до смерти. Хочет забыть эту обиду и ужас в зеленых глазах, навсегда избавиться от этого воспоминания и отключиться. – Это не смешно, ты понимаешь? – Шастун упрямо игнорирует его слова, действует исключительно на эмоциях. Все еще не верит, отрицает действительность и все же падает на руль, сдерживаясь от распирающих изнутри эмоций. Не хочет в этот момент быть слабым, – На такие темы нельзя шутить, хватит! Арсений не отвечает. Чтобы он не ответил – Антон просто не услышит. Отгородится, спрячется, проговорит, что сам со всем разберется. Он всегда был честен с Шастуном, говорил любую правду, зная, что Антон заслуживает искреннего отношения с его стороны. Признание в измене не навязанное – Попов привык говорить ему истину. Это его проблема, в которой, к сожалению, был завязан и парень. Арсений слышит тихий вой, пропитанный такой болью, таким разочарованием, что не может просто сидеть на месте. Видит, как больно Шастуну, и чувствует то же самое внутри себя. Мужчина кладет согретую ладонь на спину, нежно поглаживает и упрямо молчит, чувствуя рукой сильную дрожь тела и судорожные вдохи. Арсений знает Антона слишком хорошо – тот эмоциональный, переживает ярко, остро ощущает все навалившееся, будто ему операцию делают без анестезии. Хочет прижать к себе, обнять крепко и дать успокоиться, но чувствует, как руки Антона отпихивают его, утыкаясь в грудь. Попов впервые видит в привычных зеленых глазах, покрасневших от слез, натуральную обиду, злость, постепенно переходящую в ненависть. Он впервые осознает, насколько это страшно. Антон отталкивает, смотрит пристально, будто пытаясь разглядеть правду в голубых глазах напротив, но не находит ничего, кроме стыда и обеспокоенности. – Ты ведь не мог, – голос дрожит, но уже в страхе. В животном, несравнимом с чем-то другим, страхе. Дождь, кажется, стучит уже по воспаленным мозгам, отдаваясь ритмом по всему телу. Арсений протягивает руки, хочет сказать столько слов, уместить которые в эти мгновения просто нереально, но Антон уже не смотрит на него, распахивает дверь и выходит на промерзлую улицу. Идет вперед, приподняв голову к разразившему дождем небу, смывающему своими каплями соленые дорожки с щек. Не оборачивается на оставшегося в одиночестве Арсения, стараясь вообще выкинуть из головы произошедшее. Проснуться от нереального кошмара.***
Арсений один в квартире. Настолько один, что хочется заговорить со стоящим светильником, рассказать то, что на душе, поделиться, как с самым близким другом. Попов еще никогда не ощущал себя настолько одиноко, брошенным за борт собственного корабля. Чувство вины давило изнутри с самой измены, а теперь, когда Антон знал о ней, буквально придавливала мужчину к любым плоским поверхностям. Арсений переживал. Сейчас он не переживал за их отношения, за возможное расставание, за себя. Переживания лились откуда-то изнутри, щекоча оголенные нервы и будоража воображение. Что мог натворить Антон с собой, с кем-либо, будучи в том состоянии, в каком Попов провожал его взглядом под заливающим дождем. Он тогда струсил, повел себя, как последний мудак, самостоятельно уехав домой и оставив намокающего парня под ливнем, одного, разбитого до состояния атомов. Арсений не мог сдвинуться с места, оставшись в насквозь промокшем пальто сидеть на полу в коридоре. Вновь белесая стена с еле видным узором, укол вины сразу в сердце и опустошение. Он признался, но легче отнюдь не стало. Мужчина боялся себе признать, что в какой-то мере рассказал об измене Антону с целью избавиться от гнетущего чувства внутри. В итоге оно только увеличилось в размерах, сдавливая внутренние органы куда сильнее предыдущего. Стыдно смотреть в любимые глаза, видеть в них поддержку, отдачу на все сто пятьдесят процентов, прокручивая в голове ту сцену в гримерке. Попов честно и не понимал, любит ли он Антона сейчас. Привязан – да, чувствует за него ответственность – безусловно, привык к нему – очень, но любит ли? Несколько лет назад на такой простой и искренний вопрос Арсений бы ответил без запинки, но сейчас что-то коробило от одного лишь слова «любовь», внутри содрогалось и не давало покоя. Они прошли столько препятствий в своей жизни, смогли столько преодолеть и сохранить отношения, но что-то вдруг резко ломается, обрывается, Арсений прижимает к стене девушку младше него, закрывает дверь в гримерку на ключ и целует также, как и Антона по вечерам, но теперь ловя новые, неизведанные до этого чувства. Тогда он понял, что мир трескается на кусочки, но остановить себя больше не может – слишком поздно. Если выбор между первым и вторым – выбирай второго. Полюбив первого, ты никогда бы даже не задумывался о втором. Только если это не минутная слабость. Волосы успели высохнуть, а мужчина уснуть на полу в скрюченной позе, после которой обязательно будет болеть спина и шея. Но Арсений себя наказывает, не разрешает сдвинуться с этого коридора, не дождавшись Антона на пороге. Впрочем, тот не особо торопился в родную квартиру. В глазах полопались капилляры, эмоциональная усталость брала верх над рациональным мышлением. Попову хотелось бы не чувствовать абсолютное ничего. Пустоту внутри себя, которая не приносила бы боль, а которая заглушала внутренние страдания и внутриличностные конфликты со своим «я». Телефонный звонок не сразу вырывает от созерцания обоев и рамок с фотографиями. Арсений словно выныривает, делает глубокий вдох и судорожно ищет телефон. В душе надеется, что звонит Антон, просит поговорить и забрать из какого-то мрачного места, но на экране высвечивается лаконичное «Химик». Свет с загоревшегося смартфона ослепляет, и мужчина на ощупь водит по экрану в надежде, что обязательно попадет. Попадает и по тону приветствия от Димы понимает, что это будет не предложение поехать на шашлыки на дачу или прогуляться ночью по городу. В горле встает комок от того, насколько голос Позова, пропитанный презрением, но сохранившим привычное спокойствие и расчетливость, отстраненно звучит в динамике телефона: – Он у меня, если ты вдруг переживал. Арсений закусывает губу, сдерживаясь от сдавленного воя. В этот момент он ненавидел себя больше, чем ту продюсершу с ТНТ, не пустившую их даже продемонстрировать свои наброски и идеи и говорившую много ненужной информации о сериалах на юмористическом телеканале. Эта ненависть стремилась к бесконечности. Глупое «Если ты вдруг переживал» бьет сильнее, чем должно было. В солнечное сплетение, перекрывая поток кислорода, заставляя тело трястись в лихорадочных попытках вдохнуть. – Спасибо, – Арсений молчит, больше и не зная, что ему говорить. Оправдываться? Бессмысленно, он с ног до головы виноват в содеянном. Попов действительно благодарен коллеге Антона, учителю химии и их общему близкому другу, что тот парня никогда от себя не отталкивал, особенно в такие напряженные моменты. – Это все, что ты скажешь? – Я еще сам не смог до конца осознать, чтобы что-то говорить, – лжет, не краснея. Сам себя ударить хочет по щеке, но в последний момент сдерживается, зная, что это безрассудно. Мозги на место одним ударом не поставишь. – Ты можешь врать кому угодно, но только не себе, – Дима тяжело вздыхает напоследок и скидывает бессмысленный звонок на минуту. Ему тоже тяжело видеть друга в том состоянии беспомощного ребенка, с истериками и непониманием ситуации. Но для Антона это сейчас простительно, в отличии от Арсения. Шастун действительно напоминает ребенка, качается из стороны в стороны, обхватив длинными руками колени. Вода с успокоительным так и стоит нетронутая, от парня изредка слышатся приглушенные звуки угасающих рыданий. Сейчас он не способен думать о пачке непроверенных тетрадей с контрольными, сейчас – он пятилетний мальчик, мечтающий о минимальной заботе и поддержке. Арсений, понимая эту простую истину, выходит из квартиры на сырую улицу, прихватив связку ключей от машины. Антон – его зона ответственности.***
Антон с Димой знаком достаточно – преподают в одной школе, даже на одном этаже. В первый же день между ними сразу завязался диалог, перетекший в знакомство и дальнейшую дружбу. Дима знал непростую историю Шастуна, Антон знал его, и с каждым днем их связь только улучшалась. Ученики теперь и не могли представить, чтобы Антон Андреевич ходил на обед без своего друга химика, а если и могли, то только из-за смерти одного из компании, чего еще произойти не успело. Идя по холодеющей с каждой секундой улице, обрамленной тусклыми фонарями по тротуару, Шастун понимал, к кому обратиться за той самой поддержкой. К сожалению для самого себя признавая, что не к Арсению. Он не чувствовал их отдаления друг от друга. Для него все время до сегодняшнего дня – обычная жизнь, местами рутинная, но наполненная смыслом хотя бы в виде мужчины рядом. Но теперь глаза постепенно открывались на последние действия Арсения, показывая их с разных углов. Напряженность, которую Антон списывал на съемки и работу, отсутствие секса в любом его проявлении – Арсений самостоятельно целоваться лишний раз не лез, спихивая на желание спать. И Шастун с сожалением понимает, что живут они так уже пару недель. Антон шугается резко промчавшейся красной иномарки, окатившей его водой из лужи. Парень вообще редко чувствует себя безопасно, находясь вне машины – сказалась привычная московская суета на дорогах и в метро. Шастуну ничего не остается, как позвонить Диме и попроситься к нему на чай. Потому что знает, что один этот пиздец не вывезет. И Арсений это прекрасно знал, оставив Антона под дождем, не настоял и не помог, спихнув ответственность на парня. На эмоционального, переживающего и потерянного парня. На парня, которому он изменил. Антон решает добираться на метро, железно отказываясь от помощи Позова, чувствуя всем нутром, что до такого уровня он не опустится. Нежелание напрягать друга, которому еще предстоит многое выслушать, приводит его к красной ветке метро до Комсомольской. Радуется, что вагоны заполнены, иначе Антон почувствовал бы себя в сопливой мелодраме. Люди суетятся, спешат с работы поскорее домой, к семье, а у Шастуна слева в груди что-то щемит сильно-сильно, вот-вот поломается. Арсений ни разу не позвонил, не написал, спросив, вернется ли парень сегодня домой. А домой ли? Антон все больше предавался мыслям, что Попов его давно разлюбил, не беспокоился о нем, пустив все на самотек. Он бы так долго думал, но в голове все еще прочно сидела сереющая с каждой секундой мораль – Арсений никогда и ни при каких условиях не бросит. Она шатается, грезит упасть, но все цепляется, отчаянно стараясь устоять и присутствовать в мыслях. В другом случае – Антон почувствует все те эмоции настолько остро, как стекло прорезает тонкую кожу, создавая рваную рану с ошметками прошлых воспоминаний. Он попросту отрицает, но знает, что этой чистейшей воды правда. Шастун очнулся только, когда в глаза начал бить свет мощных фар машины, а он шел по знакомой улице, приближаясь к многоэтажке Димы. Отчего-то страх прокатывал по всему телу, знобило хуже, чем при температуре. Антон банально не знал, как начать говорить, что сказать в итоге и продержится ли он без истерики. Зная свою вспыльчивость, парень до сих пор удивлялся той выдержке, которая присутствовала с ним в получасовой поездке на метро. Каменная леди. Дождь все еще моросит, заставляет ежиться в кофту и накинуть капюшон на мокрые волосы. Шастун уже бежит, продолжая думать о случившемся, прокручивает в голове то сообщение, слова Арсения, и все не может понять, когда их, казалось бы, идеальная жизнь встала под откос. Успевает начать винить себя, что где-то не выложился по максимуму, обидел, повел себя не так, но не может понять одну простую истину – если бы дело было в Антоне, Арсений бы давно завел разговор, понятливо разложил по полочкам, что конкретно ему не понравилось или задело, и их совместная жизнь продолжилась. Они оба взрослые. Они оба умеют решать проблемы, а не убегать от них. Антон был уверен, но последняя ситуация показала, что кто-то не дорос. Шастун уверен, что это и его ответственность тоже. Дима встречает мокрого, бледного и разбитого вдребезги парня, даже не осознавая, что будет впереди во время разговора. Позов не уверен в дальнейшей теме диалога, поэтому ожидает услышать все от Антона, непривычно молчащего и мешающего чай настолько долго, что скоро в кружке дырку просверлит. Они успели только поздороваться, после чего Дима направился создавать пригодную атмосферу для тяжелого рассказа, а Антон пытался подобрать слова для его начала. На практике оказалось куда сложнее – картинка в голове цельная не строилась, ведь он сам знал ничтожно мало о мотивах Арсения и причинах. – Это связано с Арсением? – Позов Арсения знает очень хорошо, готов искренне за него ручаться головой, но с сожалением удивляется, получив утвердительный кивок. В голове сразу возникают самые худшие повороты событий, но мужчина решает не торопить Антона, заботливо останавливает чужую руку и убирает ложку. Шастун этого будто не замечает, наслаждаясь немой тишиной, а не лязгом железа по краям керамической чашки, – Что натворил этот идиот? До Антона доходит одна простая, но такая важная мысль – он ни разу не обвинил Арсения в содеянном. Отрицал эту возможность, обвинял себя, любовницу, собаку с подъезда, бабку в метро, но только не его. Холодный пот прошибает все тело, а в голове будто визжит сигнализация. Неправильно. – Изменил, – выдыхает парень, стараясь не задохнуться от распирающего чувства внутри. Слишком мало кислорода, слишком много мыслей, – Он мне изменил и сам признался. Дима садится на стул слишком резко, больно ударившись локтем о край. У него был и такой вариант развитий событий в голове, но в самую последнюю очередь. Арсений классный, в его глазах действительно была та самая искорка восхищения Антоном, любви к нему и глухой привязанности. Слышать эти слова ему, почему-то, тоже больно. Позов действительно не представляет, как себя сейчас чувствует друг. – Как ты? – глупый вопрос, учитывая стеклянные глаза Шастуна, трясущиеся конечности и подрагивающую нижнюю губу. Чувствует он себя явно не лучше всех, хотя старается сдерживаться изо всех сил. Не притрагивается к чаю, смотрит в одну точку и прожигает стол насквозь. Дима таким его не видел никогда, и это пугает больше всего – впереди чума неизвестности. – Мне плохо, – Антон не выдерживает, склоняет голову вниз, прижимая ладони с кольцами к лицу. Чай уже не поможет, не залечит душевные раны – слишком те глубокие и рваные до боли, – Мне так хуево, Дим, это пиздец. Я просто, блядь, не хочу чувствовать что-либо. Диме тоже не хочется ничего чувствовать. Чертова эмпатия, ведь реакция Шастуна, его слезы и этот молящий тон он не может воспринимать адекватно. В голове только и срабатывает режим «оберегать», а Попова хочется пришить к стенке надолго и крепко. Так, чтобы тот прочувствовал ту же боль. Чтобы кричал и молил о прекращении тех мучений, желал отключить чувства. Антон утыкается тому в грудь, дышит часто и тяжело, беспомощно сжимает чужую футболку в руках и не может смириться. Все свалилось настолько резко и неожиданно, что парень просто был не подготовлен морально. Такого предательства он не чувствовал в своей жизни еще никогда. Дима успокаивающе гладит по волосам, дает выплеснуть всю хуйню, копившуюся внутри парня весь день, смотрит на заливающий улицу ливень и надеется, что Попов утонул в какой-то из канав Москвы. Насилие насилием не остановишь, но слыша приглушенную истерику друга, мужчина желает Арсению только прочувствовать эти эмоции во всей красе. – Вот что я не так сделал? – тихо спрашивает Антон, стараясь минимально успокоиться. Получается плохо – сразу после фразы голос вновь дрожит, и парень пытается подавить новый поток слез. И Дима понимает, что это будет очень долгий путь принятия своей непричастности к измене Арсения и сепарации от него.***
В машине тишина. Антон понимает, что его слова минимально, но исполнились – он не чувствует ничего, кроме тупой боли в висках и желания уснуть. Стресс активирует клетки среднего мозга, способствуя сну и уменьшая беспокойство. В мыслях он все еще году в 2016, учит материал перед сессией на теплых коленях Арсения, устало закрывает глаза и жалуется парню на очередной билет. Сейчас Шастун готов выучить хоть под тысячу билетов, но оказаться в теплых объятиях действительно искренней любви. Он не чувствует злости на Арсения, не чувствует желания вытащить эти отношения, простить измену. Антон даже не знает, а сможет ли это сделать, а надо ли это сделать? – Что в наших отношениях было не так? – задает, наверное, самый важный вопрос Шастун, смотрит на мокрую дорогу, на красный сигнал светофора и не чувствует себя в комфорте. Теплый обогрев машины не спасает от озноба, пробивающего с каждым словом все больше. Арсений привычно молчит, задумчиво смотрит будто не на дорогу, а сквозь нее. Антону хочется что-то разбить, лишь бы не видеть спокойное выражение лица мужчины, будто у них ничего не произошло, а истеричка здесь только сам парень. Требовать от Попова признания было бы так же глупо, как ожидать от идущего пешехода по асфальту чувства признательности проложившим дорогу рабочим. – Давай позже поговорим, – сталь в голосе режет по барабанной перепонке, отдаваясь ультразвуком прямо в мозг. Арсений никогда не был настолько бесчувственным и холодным по отношению к Антону. Это разбивало сердце на осколки, хотя, казалось бы, куда еще мельче. – Когда позже? А если я сегодня же съеду? – Антон пытается скопировать ту интонацию мужчины, когда внутри все скребет с невыносимой болью. Кричать хочется, доказывать, дискутировать, но сил на это уже не осталось. – Я знаю, что не съедешь. И Арсений совершенно прав. Он знает Шастуна, заучивает каждую строчку его жизни, уверен в нем больше, чем сам Антон. И он абсолютно прав в том, что парню сейчас будет сложно отпустить Арсения, привычные вещи, квартиру. Потому что слились они слишком сильно, перемешались, став однородной массой некогда двух разных. И разъединив их можно получить два одинаковых кусочка, которые потом вновь смешаются с кем-то другим. – Я прошу тебя, – Антон не выдерживает, отрывается от созерцания мокрой улицы, повернувшись к мужчине лицом, вцепляется в его куртку руками, всем взглядом умоляет сказать хоть что-то, – Скажи мне причину. Я имею право знать, с какого хуя ты изменил мне? – Имеешь, – Попов задумчиво кивает, не смотрит на парня, будто тот не сидит рядом весь избитый этой проблемой. Шастуну действительно начинает казаться, что Арсений хуй клал на их отношения, но перед глазами все еще тот огонек, искренний и светлый, присутствующий в голубых глазах. Когда это было, пару месяцев назад, или прошел уже год? – Все ведь было хорошо, – Антон вновь чувствует накатывающую истерику, сдерживается и кусает губы до крови. Он раздражается из-за своей эмоциональности, та всегда подставляет его в самые ответственные моменты. – Вот именно, что было, – Арсений плавно заруливает во двор их дома, сразу заезжая на свободное место. Глушит машину, но выходить не торопится, теперь лицезрея пустующую детскую площадку, – Пожалуйста, не начинай истерик, я тоже чувствую себя не очень. Антона рвет на части еще сильнее, закручивает в узел, бьет прикладом о стену, вытряхивая из оболочки все жизненные силы. В голове срываются все клапаны, и парень понимает, что стадия «отрицания» преодолена. Идеальный образ Арсения рушиться на части, разметается на разные уголки и больше никогда не будет восстанавливаться. Арсений собственноручно его разбил. – А когда трахал ту телку, хорошо себя чувствовал? – выцеживает парень, пытаясь открыть двери машины. Те, предусмотрительно, заблокированы и Арсений устало хмыкает, ожидая таких действий. Он знает Антона наизусть. – Антон, в тебе сейчас говорят эмоции, давай ты успокоишься, и мы поговорим. – От вопроса не уходи, сука! – Шастун намертво вцепляется в ручку двери, хочет ударить по панели, но сдерживается из-за всех сил. Еще очень хочет ударить по красивому лицу Арсения, но сдерживается не на собственных нормах морали и гуманности, а на административке. Попов смотрит с жалостью, желваки заходили на скулах , от того, что он злится, а прописать в челюсть хочется с каждой секундой все больше. – Хорошо, – Попов открывает двери, забирая ключи с зажигания. Арсений тоже вспыльчивый, и сейчас его начинало бесить буквально любое действие парня. Потому что он сам знает, что Антон прав – от это раздражение нарастает быстрее обычного, – Я чувствовал тогда себя просто замечательно! Доволен? Шастун молчит, смотрит с обидой своими покрасневшими глазами, яростно сминая ручку двери, но так и не решаясь открыть. Воздух накалился до критической отметки, царапая ионами по голой коже. Арсений не выдерживает, первым вылетая из их общей машины. Он только что совершил самую бесповоротную ошибку, коря себя сильнее, чем до этого. Он только что ужасно проебался, пропустив любой шанс на мирный договор. Теперь это самая настоящая война, с кровью, болью и унижением. Антон заходит домой позднее мужчины, скидывает вещи и закрывается в гостиной в одиночестве. Арсению остается сидеть только в спальне, смотреть на кофейную стену, фотографии, и осознавать весь масштаб их трагедии. Почему-то увидев в зеленых глазах чистую ненависть, без примесей неуверенности или других эмоций, Попов действительно осознал, что это провал. До этого было куча надежд, планов, но сейчас остался только один. Попов натворил слишком многое, чтобы их отношения жили, как и раньше. Арсений слышит громкую музыку из гостиной, которой парень хотел заглушить свои колоссально-нравственные страдания, потому что Попов не хотел их слышать. Даже в сильной ссоре, при измене, Антон остается таким же слишком податливым и обидчивым на чужие слова. Они впервые спят отдельно и каждый из них ощущает ужасное чувство на протяжении всей бессонной ночи – незаполненность. От них оторвали кусок, а на место него ничего не приклеили. Это место болит, ноет и совсем не хочет заживать. – Спокойной ночи, – замявшись кидает Арсений через закрытую дверь, отчетливо понимая, что его обязательно услышат. Говорит это не с сарказмом, не с целью поязвить, а просто потому, что уже давно привык это делать. Присутствие Антона рядом давно стало неотъемлемой привычкой его существования.Ненависть ─ интенсивное чувство неприятия, враждебности к человеку, группе людей, явлению или неодушевлённому предмету. Это деструктивное чувство могут вызвать качества или действия объекта. Часто ненависть проявляется как реакция на противоположные убеждения и ценности.
В большинстве случаев слова или поступки объекта ненависти негативно влияют на жизнь человека, мешают реализации планов или удовлетворению важных потребностей. Испытывая ненависть, человек может желать зла своему антиподу, радоваться его неудачам и намеренно причинять ему вред. Причины, возбуждающие ненависть, нередко бывают мелкими, а агрессия неадекватной.