Черная полоса, белая полоса... Надо было тебе в детстве набор фломастеров подарить. Двенадцать цветов. Глядишь, заиграла бы жизнь новыми красками!
Все, что происходит с ними – неизбежность. Тонкая грань между жизнью и бесконечным существованием вне. Переступив ту грань, ты никогда не вернешься назад. Арсений тщетно прокручивает в голове слова психолога, лицо Антона в машине и острые чувства, коих не было до того самого момента. Сам того не осознавая, они вязнут в этой проблеме все больше. Антон после поцелуя сразу ушел. К сожалению Попова – не домой. Шастун потерян настолько, что бредет будто бессвязно, кем-то управляемый, унесенный на чистых рефлексах и собственных мыслях. Арсений сделал вид, что не увидел закусанную губу и влагу в глазах парня, только отдав ему теплую куртку. Отпустить так сложно, Антон упорно пытается, но только роет себе яму все глубже и глубже. Движимый на своих чувствах, он совсем забывает об остатках разума рационально мыслящего человека. Сейчас, Арсений для него – все, и одновременно ничего. Он не вызывает доверия, не вызывает жалости. Он есть мужчина, совершивший проступок, которому нет прощения. Он тот, кто не заслуживает и капли сострадания, но все равно ее получает. Потому что Антон не жадный. Антон любит. Шастун для каждого – это маленькое спасение, одинокий оазис в пустыне с беспросветной засухой. Он настолько привык помогать, отдаваться на максимум и получать толчок в спину. Настолько привык, что без этой помощи жизнь кажется серой и однородной. Антон зависим не от Арсения – от помощи. Попов травмирован детством до глубины души, что так и трепещет от каждого воспоминания. Антон зациклен на других, на реакции, что ищет того, кому бы помочь, напрочь забыв о себе. Ему так проще – он редко плачет из-за своих проблем, он избегает своей жизни, растворяясь в другом. Как кофе 3 в 1, только парень с осуждением себя внутри. И Антон бы напрочь от этого избавился. Плюнул на всех, стал эгоистом, но жил бы своей жизнью, полноценной. Сейчас это и происходило – болезненный переход. Травмирующий так сильно, что физическая боль больше не покажется самой ужасной. Арсений, не зная, кидает его в море, с криками «плыви сам», и больше не нуждается в помощи. Шастун знает, что тот начнет ходить к психологу чаще. Шастун знает, что вскоре Попов преодолеет в себе барьер и парень больше не будет видеть в нем причину жить. Они оба сломленные пополам с разных концов. Один закрыт в себе настолько, что забывает про весь мир, а другой открыт миру настолько, что забывает о себе. Антон движется по своей выдуманной траектории, запрограммировано передвигая ноги и смотря глазами в серый асфальт. Все четко, все ясно, все настолько понятно, что даже жаль это осознавать. Парню хочется, чтобы его тотчас сбила машина, не оставив в этом мире и следа о его существовании. У Шастуна больше нет облика перед собой, который требует его помощи. Тот облик, как и все предыдущие, просто предает, бросает одного с мыслями о своей жизни. От этих мыслей тошнит и клонит в сон. Боль в груди отдает свежими воспоминаниями утра, когда Антон проснулся с температурой. Все это время она игнорировалась, банально забывалась, но на холодной улице вдруг дала о себе знать. Все знаки вторили идти домой, съезжать, оставить прошлое за спиной, но парню только рыдать от этих мыслей хочется. И он рыдает, бессвязно моля о ебучей справедливости. О жизни, новой, светлой и больше не состоящей рядом с Арсением.***
– Что сказал психолог, Арс? – Дима, кажется, впервые находясь в его компании, не шутит во всю, а сидит с серьезным лицом, не притрагиваясь к зеленому чаю. Арсению в одиночестве тяжело – уже через двадцать минут тот звонил другу и просил встретиться. И повезло, что выходной. – Что проблема во мне, – Попову трудно открыться. Как и всегда, это было неизменно. Константа, которую в будущем требовалось растормошить и привести в действие. – Это я и так знал, – возможно, Позов выбрал не самый лучший подход, но он и не должен был выбирать лучший. Дима – посредник, который хочет спасти друга. Увы, этим другом был не Арсений, – Что-то еще? – Эта проблема связана с моим детством. – Ты ходишь налево из-за того, что тебя в школе телка отшила, или что? – Дима, хоть и был сдержанным человеком, с холодным нравом и твердым разумом, но иногда поддавался эмоциям. – Я не хочу обсуждать с тобой мое детство, – слишком резко отрезал Арсений, сразу прикусив себе язык. Позов не игрушка для битья, не безэмоциональное существо, которому можно сказать любую гадость и не получить ничего взамен. Попов стал себя не узнавать – с любым собеседником он всегда разговаривал уважительно, не грубил и вообще старался не сболтнуть лишнего. Но в последнее время то ли напряжение, то ли неразделенная злость выходят подобным способом – сначала ситуация с Антоном, теперь с Димой. – Арс. – Блядь, Дим, я такой идиот, – Арсений ложиться на стол, закрываясь руками от внешнего мира. Хотелось об этот стол удариться головой, да не один, а несколько раз, лишь бы накрыло. Попов не понимает своего состояния, он настолько устал от своей нынешней жизни, что хочется кричать каждому в кафе, как ему тяжело, – Прости. Я хожу сам не свой. Вообще ужасно чувствую себя. – Арс! – Я знаю, что я еблан, бессовестная скотина, животное, просто уже скажи мне это, чтобы стало легче! – мужчина не сдерживает голоса, возможно, привлекая много внимания, но силы на исходе. Он не железный, как думал изначально. Он такая же масса пластилина, которая гнется от каждого прикосновения – Арсений, – Попова наконец передергивает от своего полного имени, внутри перемыкая какой-то из проводков. Он оглядывается, видит несколько взглядов, которые тут же исчезают, затем переводя глаза на друга. Мужчина видит на лице Димы вселенское беспокойство и нервозность. Позов тянет руку, чтобы успокоить Арсения, но тот лишь дергается, уходя от прикосновения. Все вокруг кажется ненастоящим, выдуманным кем-то умным и расчетливым. И так – вся жизнь. Арсений словно с глубины выныривает, вдыхает свежего воздуха и понимает, что задыхается, – Сколько бы раз ты не был скотиной ебаной, сейчас ты должен понять, что не в порядке не ваши с Антоном отношения, а у тебя с бошкой! Что произошло с тобой? Ты будто стал другим! Ты можешь хоть раз открыться?***
Ира была похожа на его мать. То же легкомыслие, огонек в глазах, любовь к вниманию. Арсений не хотел ее – девушка для него была лишь предметом мести. Месть не Антону – Попов о парне даже плохого думать не мог. Месть себе и своему прошлому. Увидев ее на интервью, услышав голос, легкие шутки, которые порядком бесили из-за своей странной неуместности, неискренний смех и легкое желание поиграть на камеру, Арсений словно окунулся в детство, с всей его тяжестью и одиночеством. Эта девушка вновь напомнила ему те моменты, когда в детстве мама показывала еще маленького Арсения своим друзьям, рассказывая, какой он молодец и как хорошо, что пошел в нее, в мать. И лесть та была приятна, просто потому что другой и не было. Остальное время Попов был один – его не хвалили за заслуги, но и не осуждали. Он – серое пятно в жизни родителей, что так нещадно ждал редких моментов внимания к себе. А когда получал, все равно грустил, ведь это ненадолго. Больше всего Арсений мстил отцу. Мстил его ненависти, когда мать уделяла внимание не мужу, а сыну. Мстил всем оскорблениям, который слышал 10-летний мозг мальчика, который тогда не понимал, в чем он был виноват. Попов всегда был уверен, что его ругают за недостаточную идеальность, принося с каждым разом результаты все лучше и лучше, но в ответ получал еще больше упреков. Ира, взявшая у него интервью после успешного проекта, а в дальнейшем ставшая пассией на один раз, вызвала в нем что-то давно сидевшее в глубине. Она была слишком похожа, слишком впечатывалась в разум и вызывала в голове картинки из детства. Впервые Арсений вспомнил много нового из своего прошлого. В один момент, втрахивая девушку в стол, словно вымещая давно скопленную злость, Попов готов был разрыдаться. Он думал, ему будет легче, был уверен, что докажет кому-то свое превосходство, свою важность, а на деле разрушил собственную жизнь в прах. Он не получил удовольствия, хотя бы каплю облегчения от тяжести груза – все стало только хуже. Арсений осознавал свою ошибку, одеваясь и видя перед собой довольную Иру, что так наделялась на продолжение, на походы в рестораны и дорогие подарки, но Попов ушел молча, принимая на свои плечи новую тяжесть. Девушка тогда только хмыкнула, совсем больше не волнуясь насчет этого актера. Арсений еще долго стоял под дождем, лишь бы тот стер холодными каплями жгучие слезы. Груз становился непосильным, и если раньше он еле как полз, но двигался, то сейчас он упал так, что встать самостоятельно больше не сможет. Попов искал в партнере то, чего ему не хватало в детстве – поддержки и помощи. Антон подходил под этот сценарий больше всего. Шастун тогда весь вечер спрашивал, что у него случилось, как тот себя чувствует и делал все возможное, лишь бы мужчина чувствовал себя лучше, но Арсений отмалчивался. Ужасно стыдно перед Антоном, ужасно обидно перед собой. Через пару недель Попов признался парню во всем и это стало точкой их невозврата.***
Антон вернулся домой через пару часов блужданий. Все мысли заводили в тупик, все чувства притупились и стали похожи на безжизненную массу. Шастун не может повзрослеть, не может стать самостоятельнее, не может существовать без кого-либо рядом. Парень понимает, что загнется на следующий же день из-за самого себя. Тошно смотреть в телефон, тошно с кем-то говорить, тошно идти по серым улицам. Антон во второй раз проверяет тетради с самостоятельными, ищет на задачки новые решения, разбирает, что он даст завтра на уроке, хоть и знает этот материал наизусть. Хочет забить голову работой, вычислениями, алгоритмами, но только не своей жизнью. Парень сидит допоздна, через силу перечитывая параграф в учебнике уже пятый раз, начинает чаще зевать, но все пытается отбросить сон. За сном следует новый день с теми же проблемами, в которые не хочется возвращаться. Проще быть в моменте, где ничего не нужно делать для их решения. Антон не замечает, как голова склоняется на стол, отяжелев на сотни килограмм, как глаза все чаще закрываются и как дрем накрывает уже через пару минут таких лежаний. Сон беспокойный, вечно что-то отдергивает, но Шастун не может поднять голову. Слишком хорошо в этот момент, ведь мысли типа «Что будет дальше с нами?» плавно перетекают в «Что будет, если создать чипсы со вкусом пельменей?». Парень почти не ощущает легких касаний к плечу, нежных поглаживаний по спине, ведь это так привычно. Так сладко и больно одновременно, что Антон пересиливает свой организм и приоткрывает сонные глаза, устало глядя на Попова. Слегка пьяного, чутка навеселе, но все равно такого красивого и родного. И пусть весь мир будет против него – пока Антон смотрит в эти голубые глаза, вся его жизнь становится сплошным комфортом. Становилась. – Уйди, – процеживает басистым от сна и недавнего кашля, который так и не закончился, голосом Антон, слабо пытаясь отпихнуть от себя нависающего Арсения. Шастун только забыл о проблемах и переживаниях, но она теперь стоит во весь рост около него и нежно гладит по спине. Боль в голове разом простреливает, да так, что недолго думаю парень хватается за нее не в силах больше сопротивляться ни Арсению, ни себе. Кажется, будто ударили чем-то тяжелым, но Попов стоял спокойно, а в комнате больше и быть никого не могло. Связаны ли с мигренью тетрадки по алгебре или усталость, Антон не успел подумать. – Принести тебе таблетку? – мужчина, пошатываясь, опирается на стул парня чуть ли не всем весом. Смотрит с прищуром своими слегка покрытыми пеленой глазами и чего-то ждет от Антона. Возможно, ответа, возможно, укоров и злости. Но получает лишь пустой взгляд в стену и тяжелое дыхание. Антону кажется, что с приходом Арсения, у него поднялась температура. Сильно и резко, от того и стало жарко, появилась боль в висках и сонливость. – Уйди отсюда, – вновь повторяет парень и предпринимает попытку самостоятельно встать и принести себе нужные лекарства. Шастун не злится, ни капли не гневается на поведение Арсения, не пытается сторговаться с собой, продолжать их жизнь вместе или нет. Антону просто хочется много плакать у кого-то на плече, но он уже не может. Арсений попытки парня не прекращает. Наблюдает, как держась за стену, он аккуратно бредет по коридору. Идет за ним, стараясь тоже идти ровно. И если Антона колбасило из-за температуры, то Арсения – из-за выпитого алкоголя. Психика уже не справлялась, и мужчина впервые за несколько лет вернул свою тягу к алкогольным напиткам. Шастун дрожащими пальцами старается вытолкнуть таблетку в стакан воды, но ему банально не хватает сил. Еле стоя на ногах, он даже не пытается попросить помощи, а смирно пробует еще раз, преодолевая озноб и слабость. Арсений долго бы стоял и смотрел, но терпение почему-то кончалось. От нервов сводило скулы, сжимались кулаки, совсем непроизвольно, а губы вытягивались в тонкую полосу. Антону плакать хочется не только от своей слабости, но и от напряжения. Он так устал за несколько дней, будто пахал день и ночь на заводе без выходных. Морально выдохся, не ощущая желания жить. Хотелось что-то разбить, сломать, покрошить на мелкие кусочки, лишь бы больше не чувствовать этот груз. Он ломал, сдавливал в тисках и больше никогда не выпускал из них. Попов хватает пачку, уверенным движение выкладывая таблетку сначала себе в руку, а затем в стакан. Таблетка шипит, отдает пузырьками и забавно дергается, идя ко дну. Антон с Арсением тоже забавно дергаются то к психологу, то к поцелуям в машине, медленно идя к самому дну. – Я же сказал тебе убраться отсюда! – не выдерживая кричит Антон и больно прикладывается лбом о верхний шкафчик, тщетно сдерживая попытки ударить Попова по лицу. Мужчина будто специально его выводил, заставляя показывать характер, свою темную сторону. Тонкие пальцы сжимают черную столешницу, словно хотят проломить, а желание бросить стакан прямо в Арсения звучит не как бред, а как вызов. – Сука, и после этого ты хочешь к себе нормально отношения?! – то, что думал сделать Антон, делает Арсений. Слышится звон стекла, глухой стук и журчание воды на полу. Шастун затаивает дыхания, не смотрит на мужчину и на разбитый стакан, замирая на одном месте. В ушах ужасно шумит, давя на головную боль все больше, рядом слышится тяжелое и нервное дыхание и парню морально тяжело и страшно. Антон дергается, когда видит чужую руку, тянущуюся к еще одной кружке. Даже успевает подумать, что сейчас его огреют ей по затылку и уже ничего больше не будет болеть. Никогда. – Я блядь из кожи вон лезу, – вопреки ожиданиям, кружка летит не в парня, а следом за стаканом. И к сожалению, это пугает даже больше, – Я блядь так стараюсь все наладить, хоть как-то нашу жизнь из пизды достать, но ты только упираешься! – Я не упираюсь, – контрастно тихо проговорил парень, боясь развернуться к Арсению и взглянуть тому в глаза. В глазах двоится от проступающих слез и помутнения в голове из-за температуры. Антон честно думает, что не упирается – и к психологу согласился пойти, и закрываться наглухо от Арсения он не планирует, но кажется мужчина был другого мнения. – Конечно, как сосаться со мной в машине, так пожалуйста! – Шастун слышит слегка другой звон – теперь более мягкий, но все такой же громкий. Оборачиваясь, видит, что теперь валяются осколки бывшей тарелки рядом с грудой такой же посуды. Озноб, кажется, бьет еще сильнее, парень кутается в футболку и отходит от Попова на несколько шагов назад, – А как решать эту проблему, так мы убегаем, как маленький, бегаем по городу без телефона и забиваем хуй на меня! – Это твоя проблема, – Антон почти шепчет, слыша очередной звон, уже ближе к нему. Он чувствует напряжение Арсения, как тот с ненавистью швыряет посуду и выплевывает слова, давно сидевшие внутри. Антон знает, что Попов его слышит, чувствуя, как по стене ударяют кулаком. Шастун прикрывает глаза, руками обхватывая колени и садится на пол, не так далеко от осколков. Так страшно ему не было перед ЕГЭ, не было так страшно, когда Арсений впервые с ним заговорил, не было так страшно, когда они уезжали в Москву, еле сводя концы с концами. Но сейчас, имея абсолютно все, о чем хотелось бы мечтать, Антон ужасно боится. Попов для него в гневе – это крайняя точка, дальше только убийство и расчлененка. – Повтори, – холодный голос набатом бьет в голове. Арсений никогда так не разговаривал с ним. Никогда так не приказывал. Всегда мягкий, бархатистый голос вдруг стал таким отчужденным и неродным. В груди колет от этого осознания, Шастун чувствует мурашки на коже и холод, бегущий по спине, задевающий каждый нерв, словно оголенный провод. – Это. Твоя. Проблема, – Антону холодно и жарко одновременно. А еще очень больно и тоскливо. То, что происходит сейчас – это не конец, это тотальнейший пиздец. Он выговаривает эти слова и нутром чувствует приближение их финала. Они на финишной прямой. Шастун чувствует вибрацию, проходящую сквозь шкаф, на который он облокачивался. Арсений со всей ему присущей ненавистью кидает тарелку всего в метре от парня, наверняка осыпая того мелкими, почти невидимыми осколками. Такими же невидимыми, как и надежды на то, что у них все станет хорошо. Прозрачными. – Тогда убирайся отсюда, я со своей проблемой буду справляться сам. Если бы парень сейчас был в фильме, то наверняка потерял бы сознание. Но это реальная жизнь, Антон смотрит снизу верх на человека, которого считал самым близким, беззвучно плача и моля, чтобы это наконец закончилось.***
Парня будят открытые шторы и солнце, которые впервые за несколько дней решило появиться на небе, намекая, что оно вообще-то тоже существует в пасмурной Москве. Антону хочется верить, что вся прошлая ночь – это обычный кошмар, но засохшие дорожки слез на щеках и слабость во всем теле намекает на обратное. Смаргивая проступившие слезинки, Антон хочет остаться дома, запереть двери и никогда не выходить из квартиры. На душе впервые настолько пусто. Как бы плохо не было в прошлые разы, сейчас он уверен, что хуже просто быть не может. Ему будто расцарапали все внутри, оставляя глубокие болящие раны, что уже никогда не смогут зажить. С каждым движение тело ломило, возвращая во вчерашний день. На кухне разлитая вода впиталась в ламинат, отчего тот скорее всего пойдет пузырями, но впервые, кажется, на это слишком наплевать. С осколками сложнее – они были разбросаны чуть ли не по всей кухне, мелкими каплями рассыпавшись под ногами. Пустой взгляд зеленых глаз натыкается на остатки стакана, кружки и пары тарелок, не в силах его отвести. Эта ночь – худшее, что только с ним происходило. Опускаясь на колени и собирая крупные осколки прямо голыми руками, Антон думает, куда ему идти. У него были отложены варианты квартир, даже деньги на съем и жизнь до зарплаты, но в мозгу стоял на это какой-то блок. Казалось бы, после этой ночи все блоки уже должны были исчезнуть. – Я перегнул, – первое, что слышит Антон за этот день. Не отвечая, парень продолжает молча убирать осколки. Осколки не только посуды, но и, кажется, их прошлой жизни. Он привычно делает кофе себе и Арсению, хотя последнему хотелось только вмазать по морде и никогда больше не видеть. Антон его не ненавидит, а боится. После вчерашнего словно с глаз спали розовые очки и парень начал видеть Арсения с другой стороны. Эта сторона его пугала, как бы Шастун раньше не любил его всего. Попов тоже молчит, не собираясь помогать или что-либо еще говорить. Он все помнит, в мельчайших подробностях, но от этого становиться только хуже. Убегал от проблем в алкоголь, а в итоге сделал все в разы хуже. – Я виноват, – Арсения не останавливает игнор Антона, его полная отстраненность от мира. Он слышит писк кофемашины и видит две кружки – его и Антона. От этого в сердце с удвоенной силой щемит, – Боже, лучше ударь меня и наори, но, пожалуйста, не молчи. Шастун останавливается, держа в руках крупный кусок донышка стакана. Замирает на несколько секунд, может, даже не дышит. Слышит тяжелое дыхание сзади и знает, что Арсению сейчас очень тяжело. Впервые, эта мысль радует, и Антон даже от этого пугается. – Мне незачем тебя бить, – проговаривает Антона и, собравшись с силами, продолжает намеренно медленно прибираться. Уже плевать, опоздает он на работу, получит ли штраф. В жизни есть вещи и пострашнее выговора и 10 класса без учителя в кабинете. Осмелев и обернувшись к Арсению, парень продолжил, – А тебе? Внутри настолько пусто, что слова вылетают и не сопровождаются ничем, кроме безразличия. Антону даже язвить не хочется, упрекать – он просто говорит то, что думает на самом деле. Вчера он перерос предпоследнюю стадию. Сегодня ситуация принята такой, какая она есть, без преукраски. – Я ужасен. – Не спорю. Шастун отворачивается, нервно запихивая в черный мусорный пакет последний кусок. Хотелось бы резко кинуть этот пакет Арсению, а еще лучше высыпать содержимое на него, но Антону слишком стало плевать. Впервые он не чувствовал ни за что вины, содеянное не приносило никаких чувств. Между ними огромная стена и парень устал кричать на нее. Антону нужно отключить голову и пойти на работу. Автоматом отработать один рабочий день и снова закрыться в себе. Если он продолжит находиться в одной квартире с Арсением, то обязательно сойдет с ума. Попов так и стоит в проходе, пока Антон не спеша пьет кофе, смотря на рисунки на обоях. Хоть куда, но не в голубые глаза, разящие холодом и вчерашними воспоминаниями. Арсений стал чужим, будто подмененным, а Антон не верит всем чужим. – Тебе… Тебе нужны, может, деньги? Или я могу пока присмотреть квартиру для тебя, или для себя? – Попов спрашивает аккуратно и тихо, наивно надеясь, что так он останется неуслышанным. Парень слышит все настолько четко, что даже уши закладывает. Кофе на дне уже горчит, вызывает отвращение, и Антон кладет кружку обратно на стол. На губах остается приятным привкус, а в голове пустота, не сопровождающаяся никакими звуками или действиями. Шастун в вакууме, а голос Арсения доносится отдаленно, напоминая, что все вокруг не иллюзия, а реальный мир. – Я со своей проблемой буду справляться сам. Кофе горчит также, как и собственная надоедливая жизнь.***
– Тебе нужна помощь с квартирой? – Дима заглядывает к Антону после третьего урока, неуверенно перед этим постучавшись в дверь. Шастун только кулаки сжимал, ненавидя любые слова о переезде. Все вокруг будто были уверены, что Антону сейчас невъебически нужна помощь. Что без этой помощи парень загнется на холодных улицах где-то около мусорок. – Я не маленький, уже все сделал, – хочется поблагодарить друга за обеспокоенность и заботу, но Антон сильно раздражен. Позов этой ненависти не заслужил, но его мнение, что Антону не двадцать восемь, а лет пять, оставляло неприятный осадок. – Когда переезжаешь? – Дима прикрывает дверь, мягко ступая ближе к парню, сидящему за своим столом. От химика вновь чувствуется шлейф каких-то химикатов – на этот раз запах груши из-за лабораторной работы с эфирами. Антону запах привычен, почти как родной, да и сам Дима впервые вызывает в парне за несколько дней какое-то умиротворение. Раздражение постепенно сходит на нет – влияет ли так Дима или запах груши Антон так и не понял. – Сегодня вечером постараюсь, – Шастун думает о том, что вечером придется собирать вещи в скоростном режиме, а по приезде на новую квартиру, полночи разбирать и искать первое необходимое, – Не могу больше находиться с ним в одной квартире. И вообще находиться с ним. Антон принял происходящее, как должное. Все случилось так, как должно было случиться. И от этого осознания становилась легко на душе, а легкие вновь адекватно наполнялись воздухом. Правда, в голове пустота, а эмоции почему-то почти все были выключены, но Антон жил более полноценно, автономно. Теперь парень осознавал – он один на один с проблемами, но больше они его не пугали. Та ночь будто заставила Шастуна повзрослеть, возможно, слишком резко, болезненно и ужасно несправедливо. А еще Антона бьет осознание, что это не его вина. Он не несет ответственность за не свои действия, не может предугадать ход событий, и он не всесильный. Что-то всегда будет идти плохо, вразрез собственным ожиданиям и надеждам. Вся эта история с изменой Арсения, эмоциональными качелями, которые начались в их жизни – все заставило стать опытнее и мудрее. – Дим, – парню так стыдно за свой эгоизм, за свое поведение в прошлом. Настолько чувства разом захлестывают, что Шастун прячет взгляд от друга, нервно кусает губы и пытается развеять ветер в голове, – Я даже не думал о тебе все эти недели. Настолько погрузился в себя, настолько забылся, что есть кто-то кроме меня в этом мире. Прости меня, что заставлял переживать и пропадал. И как у тебя вообще дела? Антону дается трудно это выговорить. Возможно, Дима сейчас выведет его на еще более длинный монолог и самокопание, но в коридоре слышится оглушающий звонок, прерывая поток мыслей в бошке. – Мне становиться намного лучше, видя, как ты повзрослел. И нет, не в росте, тебе и так достаточно двух метров, ты морально вырос. Я горжусь тобой, Антон. Шастуну так хочется продолжить диалог, но одиннадцатый класс медленно вливается в кабинет, лениво располагаясь за своими партами. Антон уверен, что с Димой они еще поговорят, обсудят многое, но сейчас химик улыбается, по-отцовски трогает за плечо и упархивает в своем белом халате в другой кабинет, где всегда воняет чем-то химическим, а ученики волками воют из-за контрольных. Антон обязательно отнесет этот короткий, но чувственный диалог, куда-то глубоко, потому что он впервые за все хуевое время принес ему в жизнь покой. Душевное успокоение и желание наконец жить, а не существовать. – Ну что, готовы по понедельникам побеждать злостное 19 задание ЕГЭ? – воодушевленно спрашивает парень у всего класса, натягивая самую доброжелательную эмоцию на свое лицо. Уроки не тянуться медленно, а проходят здорово и интересно как для учеников, так и для учителя. Антон рядом с этими старшеклассниками сам чувствует себя порядком моложе, буквально понимая каждую их шутку и прикол. Знания по математике он им тоже, конечно, дает, иногда в устной форме, иногда в форме игровой, от чего и так уставшие одиннадцатиклассники усваивают материал куда лучше. Шастун в школе чувствует себя почти, как дома, а учитывая ситуацию дома, даже лучше. С работой парень почти забывает о переезде, о проблемах, отдаваясь на сто процентов, общаясь с Димой на большой перемене, так, как было всегда. Антон чувствует себя свободно, никому ничего не должным. Он понятия не имеет, какая сегодня съемка у Арсения, во сколько тот придет домой и нужно ли для него что-то сделать. Окрыленный какой-то внутренней надеждой, но с той же пустующей головой без единой мысли об Арсении, парень бредет в магазин, созваниваясь с арендодателем. Все складывалось, как по канону – четко, без разрушения планов и форс мажоров. В голове Антона это было прямым знаком с к тому, что он делает все более чем правильно. Супермаркет встречает его приятной прохладой и тишиной, прерываемой только фоновой музыкой. Как бы не было парню сейчас тяжело, он чувствует ненормальную легкость. Антон немного пугается своего нового состояния, но отчаянно старается его сохранить и принять. Пусть будет в сердце дыра, а голова ни кем не забита, зато становиться легче жить. – Антон, здравствуйте! – Шастун, до этого с особым вниманием разглядывающий огурцы и выбирающий самые красивые, дергается от неожиданности и оборачивается на голос. Смотрит на низкого мужчину несколько секунд, несмышлено хлопая глазами. – Здравствуйте, Сергей, – проглатывая свой испуг и растерянность, бормочет парень, закидывая в целлофановый пакет первый попавшийся огурец. Руки ходили ходуном, от чего пакет неприятно шуршал и давил на мозг своим надоедливым шумом. Увидеть психолога после сеанса было до жути странно и нервно, ведь именно там раскрылась вся проблема их отношений с Арсением. Жутко и странно только для Антона – Матвиенко стоял ровно и уверенно, улыбался приветливо и просто завел будничный разговор с кем-то знакомым. – Как вы себя чувствуете после всего произошедшего? – Сергей спрашивает осторожно, не давя на парня, но ответить заставляя. Шастун чувствует, будто его застали в расплох и он в чем-то провинился, но разумом понимает, что это просто вопрос, без издевок и напора. – Мне лучше, – парень облизывает губы, скованно продолжая тереться возле овощей. Примкнул к родным, так сказать, – Мы расстаемся, и я съезжаю, наверное, вы не на это рассчитывали и может могли нам помочь… – О нет, я сразу знал, что так будет, – удрученно проговорил психолог, закидывая в свою корзинку пачку с виноградом. Он выглядел совсем не так, как в кабинете, более свободно и для Антона это было непривычно. – Знали? – парень искренне удивляется, хмурит брови и смотрит с недоверием в карие глаза напротив. Внутри зарождается какая-то иррациональная тревога, желудок сводит, но Антон держится молодцом и дышит по технике, чтобы успокоиться, – Но зачем тогда звали на второй сеанс? Из-за денег? – Сказал бы я вам тогда в лоб, что единственное ваше решение проблемы – это расстаться, вы бы меня послали, – пожимает плечами Сергей, отвечая взглядом Антону. У Шастуна даже рот приоткрывается от услышанного, а мысли о салате на вечер упрямо вылетают, заменяясь новыми, более обширными, – Люди так боятся правды, но сами в итоге к ней и приходят. Парадокс. Круто, что вы это осознали и без меня. На секунду Антон думает, что сейчас упадет в обморок. В глазах резко стало так непроглядно темно, что парень хватается за тележку, как за последнюю надежду на жизнь, опираясь на нее. Они были обречены с самого начала, но так упорно верили в то, что все еще можно изменить. – Чтобы найти дорогу, нужно для начала потеряться, – голос Сергея выводит из своеобразного транса, возвращает в жизнь и силой заталкивает кислород в легкие, заставляя вздохнуть. Эти слова, как физическая потребность, чтобы жить дальше, – Я думаю, эту травму вам нужно будет обязательно проработать. После измены человеку очень трудно начать снова доверять. Контакты мои у вас есть? Антон бы хотел ответить «К сожалению», но получилось только утвердительно махнуть головой. Волосы лезли в глаза, отчаянно пытаясь достучаться до хозяина, но Шастун только пусто моргал, стараясь вернуться в то состояние, в котором он был. Выходило плохо, постоянно что-то сбивало и отвлекало. Сергей, попрощавшись, ушел, оставляя парня в отделе овощей и фруктов в полном одиночестве, с чувством обиды. Обиды на себя, за то, что мог закончить эти страдания еще раньше.***
Арсений в своей квартире устраивает чуть ли не побоище. Вся посуда лежит на полу, имея состояние «всмятку». У мужчины сдавали нервы, изнутри шла неадекватная агрессия, а Арсений на себе чуть ли волосы не рвал, но упрямо отказывался звонить теперь его психологу. В душе было так больно, так невыносимо ужасно, совесть пожирала с яростью все, что от него оставалось. Они с Антоном будто поменялись местами – когда Арсений признался в измене, то чувствовал себя никак. Ни плохо, ни хорошо, – никак. Будто в голове пустота, в душе дыра и больше ничего не волнует. Шастуна наоборот тогда разрывало на части, делило сначала на пополам, а затем на четверти, и теперь Попов понимаем, каково это. Это не сравнимо ни с чем. Если только вас не сжигали заживо и не перекручивали в мясорубке. Когда Арсений смотрит на приоткрытое окно, то пугается себя и своих мыслей. Настолько боится, что забивается в угол, читает книгу на французском и не понимает ни слова. Просто отвлекает себя от своих же дум. Телефон вибрирует, пугая мужчину своей неожиданностью. Арсений себя практически не узнает – из уверенного и начитанного интеллектуала он превратился в трусливого нервозника. Все вокруг будто было против него, твердило в ухо, что он сильно виноват, что он недостоин того, что имеет. От этого накатывала жуткая паника уже который раз и Попов просто устал от напряженной ночи и ужасного утра. Звонил Сергей, который помогал Арсению разбираться в себе на сеансах, а мужчине физически тяжело нажать на экран и ответить ему. Хотя бы сказать, как же ему сейчас плохо, как его хуевит только об одной мысли про Антона и как его корежит от собственных. Но Матвиенко не сбрасывает, продолжает ждать, и Попов не выдерживает, все таки принимая вызов, молчит, кусает губы и тяжело дышит, но принимает. – Здравствуй, Арсений, – в динамике слышится спокойный голос Сережи, и от его тона сердце мужчина слегка убавляет скорость, – Как ты? – Плохо, – Попов не видит смысла таить, не договаривать, потому что это глупо. Психолог на то и звонит, на то и надеется, что пациент будет отвечать с честностью, потому что по-другому это не будет иметь смысла, – Я думал скинуться с окна. – Мне приехать? – после недолгого молчания спросил психолог, а Арсения уже слышал на фоне звук улицы и щелчок ключей от машины. – Пожалуйста, быстрее. Попов отключается первым, кидает телефон подальше от себя и сворачивается на полу, надеясь, что это защитит его от всего, что происходило в его голове. Краем уха замечает звук поворота ключей в двери, слышит, голос Антона, который говорит с кем-то по телефону. В голове Арсения шестеренки потихоньку начинают вертеться, а самочувствие будто улучшается с каждой секундой. Шастун дома, он рядом, хотя бы на какие-то жалкие часы. Выползая из их когда-то общей комнаты, Арсений видит его. У Антона даже кожа светиться начало, а глаза теперь выражали не вселенскую обиду, даже загорелись по новой. Он улыбается, говорит по телефону и параллельно делает себе кофе, чтобы начать собираться. Попов уже знает все планы парня, видит его состояние и вновь тускнеет. Если раньше они ходили оба чернее тучи, то сейчас только Арсений чувствовал себя подавлено. В Шастуне он видел надежды, искорку в глазах и жестах. В Антона жизнь вдохнули по-новому, растормошили сидевшую в нем амебу, и мужчина понимает, что это вдыхал не он. – О, ты дома? – в миг парень теряется, застывая на месте и с каким-то сожалением глядя в глаза Арсению. Мужчина поджимает губы, медленно кивает и отводит взгляд. Невозможно быть пустым внутри и смотреть на кого-то, кто наполненным красками, – Извини, если помешал. Шастун безразлично проходит в комнату, начиная собирать свои вещи. Арсений бы помог, но на душе камень, неумолимо тянущий вниз. Опираясь на косяк двери, мужчина пусто смотрит на метавшегося Антона, что с небывалой энергией планирует начать новую жизнь. Теперь, без него. – Если что-то не успеешь собрать, то можешь приехать, – Арсений смотрит с надеждой на обернувшегося парня, надеется увидеть в зеленых глазах понимание. Он не хочет отпускать так быстро, физически ощущает, что не может этого сделать, – В любое время. И ключи можешь у себя оставить. – Мне это не нужно, я постараюсь увезти сегодня абсолютно все свое, – Антон знает, на что клонит Арсений. Выучил наизусть этого мужчину, но больше на такеи уловки не ведется. – И куда переезжаешь? – Подальше отсюда, – односложно отвечает Шастун, складывая кофту в чемодан. Кофту, которую ему дарил Арсений. Антон даже на секунду задумывается о том, что нужно бы поменять свой гардероб – половина вещей наверняка будет ассоциироваться с Поповым. Антон не хочет исключать из своей жизни Арсения. Исключая плохие воспоминания, мужчина принес в его жизнь кучу хороших, теплых, тех, которые не хотелось бы забывать. Парень понабрался от него опыту, знаний, и теперь уверен, что сможет начать жить самостоятельно. – Может, тебе с чем-то нужна помощь? – Попов знает ответ наперед. Спрашивает, чтобы просто услышать голос, родной до безумия, впитать его в память едким запахом, чтобы каждый день ощущать. Воспроизводить в голове, снова напитываясь какими-то жизненными силами. – Думаю да, – Арсений оживает, вскидывает голову и словно ждет команды. Замечает в Антоне несвойственную тому сильную уверенность и закаленность. Этот период повлиял на него в лучшую сторону, ведь тяжелые времена создают сильных людей. Шастун за пару дней повзрослел, или так сказывалась отросшая щетина, или взгляд, который не выражал никакой нежности. От парня веяло холод, но тот холод был так приятен и красив, что Попову хотелось прикоснуться. Хотя бы напоследок почувствовать то тепло, что было раньше, теплую, мягкую кожу на щеке и увидеть яркую улыбку, которая будет адресована не ему, – Убери побоище на кухне. В мужчине перегорает лампочка, бьет током электричество, а коленки моментально подкашиваются. Он разом чувствует всю боль, что теперь скопилась в одной точке и давила своим размером на каждую клеточку тела. Хотелось выть, громко и сильно, сорвать голос к чертям, лишь бы подействовало обезболивающее. Арсений оседает на пол под внимательным взглядом Антона, чувствует себя сплошной дырой, в которой нет ничего, кроме горя. Шастун застывает, смотрит с непониманием и не догадывается, что он может сделать. Он бы обнял, прижал к груди Арсения, который запутался в себе, и просто сидел несколько часов в таком положении. Но Антону от прикосновений мужчины тошно, участки кожи будто насквозь прошивает горечью. Пересилить себя сложно, перешагнуть этот барьер кажется нереальным, но парень подходит ближе, опускается на колени и просто молчит. Знает, что слова не будут восприняты, осознает, что его помощь – это единственное, чего ждет Арсений. Шастун тянется к нему с осторожность, аккуратно касается шеи, смотрит на любимое лицо и видит на нем всю испытываемую Арсению печаль. Изнемогая от прикосновений к Попову, к ответным объятиям за талию и чувства собственного поражение, Антон прижимается и прижимает ближе. Потому что это необходимо мужчине, как глоток чистейшего воздуха, и Шастун может ради этого потерпеть. Человек не может разлюбить другого за такой короткий промежуток времени. Касания жгучие, словно раскаленные добела, обжигающие до боли и Антон морщиться, но старается терпеть. Он обязательно перестанет терпеть, быть удобным для людей, но сейчас он готов терпеть объятия от предателя, чувствовать его руки под легкой футболкой и не мочь ничего с этим сделать. Арсений утыкается ему в шею, обхватывает похудевшее тело сильными руками, притягивая к себе еще ближе. Ощущается так правильно, если бы прикосновения и легкие поцелую не приносили душе раны. Попов спускается к ключицам, так непринужденно оставляя легкие укусы и скользит руками выше под футболкой. Сажает Антона к себе на колени, смотрит затуманенными глазами на него и не может оторваться. Шастун обещает себе потерпеть еще немного и продолжить задуманное, но теплые руки расслабляют, окуная в их прошлое. Антон чувствует прохладу, скользящую по спине и животу, видит свою футболку, которая больше не на нем, и пытается прийти в чувства. Остановиться, пока не поздно, прекратить бессмысленные попытки, когда Арсений расстегивает рубашку у себя, прижимая кожа к коже, слыша сбитое дыхание и оставляя поцелую на выступающих ребрах. Мужчина ловит запястья Антона, сжимает предплечья до красных пятен, чувствуя, что парень хочет отстраниться. Кладет свободную руку на бедро, скользит выше и видит зеленые глаза, больше не наполненные желанием. В мозгу не перемыкает, Арсений не останавливается, только напористей скользя языком к соскам, слыша тихие вдохи и чувствуя, как бледные руки упираются, стараясь уйти от прикосновениях. Антон пытается встать на ноги, схватить свою футболку, но Попов только валит его на пол, нависает и смотрит на парня, как опьяненный. Не может оторваться, насмотреться, хочет запомнить каждую частичку Шастуна, его выделяющиеся вены на груди, пресс на животе и лицо с аккуратными чертами, родинками и зелеными глазами, в которых зрачок заполнял почти все пространство. Завороженно наблюдает, как в замедленной съемке тонкие руки упираются ему в грудь, как парень часто дышит, от чего грудная клетка ходит ходуном, чаруя своей реакцией на безобидные прикосновения. – Нет, нет, нет…, – Арсений хочет наклониться ближе, хочет продолжить, но Антон пихает его коленом и еле разборчиво шепчет. Уходит от прикосновений, зажимается, отводит взгляд и зажмуривается. Попов замирает, видя в распластавшемся на полу парне страх. Натуральный, не придуманный ими же, панический страх, сопровождаемый дрожью во всем теле, похолодевшими руками и тихими всхлипами. Дурман будто сходит, Арсений вскакивает, хочет помочь Антону подняться с неудобного пола, но тот лишь отмахивается, сворачивается и старается успокоиться. В какой-то момент, когда было так хорошо, Шастуну стало до ужаса страшно и неприятно. От реакции своего тела было жутко, панически стыдно, и парень вслепую принимает протянутую футболку, смотря на обои с узорами прямо перед ним. Антону никогда так страшно не было. Даже, сравнивая с ночью, когда Арсений бил посуду рядом с ним, это было слишком. В тот день страх был обоснованным, в этот в голове парня был сбой. Арсений тяжело дышит и не знает, куда себя деть. Ему и самому страшно, самому больно, что он не остановился раньше, и вообще затеял это. Антон подошел его успокоить, обнять, а в голове мужчины это выглядело, как прямой знак. Собственная ошибка била по мозгам, твердя, что он снова проебался. Возможно, даже сильнее, чем в прошлые разы. – Скажи мне, когда тебя не будет дома, я заеду за остальным, – с дрожью в голосе пробормотал Антон, судорожно запихивая в рюкзак самые основные вещи. Дрожа всем телом, он лихорадочно перебирал варианты в голове, что ему нужно взять в первую очередь. Первоначальный план пошел крахом, застилал глаза страхом, и парень панически метался по комнате под обеспокоенным взглядом Арсения. – После завтра я уеду на весь день, – ответил мужчина с грустью в голосе и пустотой в голове, застегивая рубашку медленно из-за дрожи в руках, – Прости меня. – Да никогда в жизни! – Антон кричит на эмоциях, нервно застегивает рюкзак и зачесывает челку назад, лишь бы не мозолила глаза. Шастун не может отойти от паники, не может совладать с собой, наконец замирая в центре комнаты. – Позволь я помогу, – Арсений тянется руками к парню, хочет взять тяжелую сумку, помочь и хоть как-то облегчить страдания, но Антон, отпрянув, только сильнее прижимая к себе рюкзак и, как болванчик, мотает головой из стороны в сторону. Даже в глаза не смотрит, только на руки мужчины, что были выставлены вперед. – Не трогай меня, – бросает парень, обходя Арсения и надвигаясь к выходу. Антону плевать, забыл он что-то или нет, главное для него сейчас – это уйти скорее из этой квартиры, вдохнуть холодного воздуха и поехать на своей машине к новой квартире. Шастуну даже шнурки не хочется завязывать, он слышит, как Попов идет за ним по коридору, накидывает куртку, напрочь забывая о шапке и перчатках, хватает ключи, чтобы приехать через день и наконец собраться все свои вещи, чтобы больше никогда не возвращаться в этот дом с его проблемами. У него новая жизнь, новая квартира, призраки прошлого больше не будут его преследовать. Антон один и это его несказанно радует, окрыляет и пугает. Перед глазами все плывет, парень несется к лифту, чувствуя тяжесть во всем теле. Простуда до сих пор не прошла, отдавая в самые стрессовые моменты температурой и ломотой. Антон слышит, как Арсений наспех выходит из двери, захлопывая ее и даже не стараясь закрыть на ключ. Лифт ждать долго, не вариант парня, поэтому он бросается к лестнице. Бежать много, но перед глазами только машина, которая стоит на улице и полная свобода. Шастуну не хочется знать, что хочет сказать или сделать Арсений, он бежит по прямой, хватаясь за перила и опираясь на них на поворотах. Тяжелый рюкзак добавляет веса, сил приходиться тратить больше. – Пожалуйста, Антон! – слышится сзади, но парень не думает оборачиваться, заворачивая на предпоследнем повороте и встречая глазами какую-то женщину с подъезда. Под удивленный ее взгляд, он бежит дальше, не думаю ни о последствиях, ни о дальнейших действиях. Добежать до машины, залезть и поставить двери на блокировку, – Остаться, прошу! Уши закладывает, пульс бьет бешенным ритмом, Шастун прижимает палец к кнопке и слышит противный писк двери. Буквально отшвыривает ее, пропуская в легкие морозный воздух, чувствует на щеках холод, пугает всех бабок на лавочках, но не останавливается, бежит к дороге, чтобы перебежать и наконец попасть к машине. Арсений, кажется, все продолжает что-то кричать, моля остановиться, поговорить, но разговор уже был бессмысленным. Антон чуть не поскальзывается около поребрика, оборачивается назад, продолжая двигаться вперед уже на автомате, видит спешащего за ним Арсения с растрепанной прической и без куртки, все в той же рубашке, от которой в мозгу парня уже триггер. Шастун видит страх в глазах Попова, слышит какой-то странный визг с дороги, оборачивается и видит в вечерней темноте слепящий свет фар и красный капот, что не снижает скорости. У Антона до сих пор в глазах животный страх Арсения, чей-то громкий, оглушительный крик, визг шин и слепящий свет фар. Затем боль, такая сильная и жгучая, что Антон даже успевает что-то крикнуть, а после замолчать. Чувствует каждой конечностью пронзающий холод, стекающую кровь, сжимающую боль в ребрах при вдохе и тяжесть головы. Кажется, от удара он даже проезжает по грязи, ударяясь головой об асфальт, чувствует разом всю резь в ноге, успевает увидеть, как его ногу переезжает колесом машины и только потом она останавливается. Шастун не чувствует ни единой конечности, тяжело вдыхает и молча смотрит на пасмурное небо своими потускневшими глазами. Перед глазами проплывает силуэт Арсения, что-то кричащего, трясущего и так болящее тело Антона, Сергея, что ошарашенно хватается руками за голову и тоже что-то кричит, страшно и надрывисто, а затем и девушку, что глупо хлопала глазами, прижимая руки ко рту. У Антона в ушах звон с обрывками каких-то криков, чьих-то всхлипов и заливистого рыдания. Перед глазами мутнеет все сильнее, с каждой секундой изображение теряет свои прежние краски, как потеряла эти краски его жизнь Антон в стадии «принятия». Смотрит пусто на небо, что так напоминает узоры обоев дома и созерцает, не слыша и не видя больше ничего. Антон шугается резко промчавшейся красной иномарки, окатившей его водой из лужи. Парень вообще редко чувствует себя безопасно, находясь вне машины – сказалась привычная московская суета на дорогах и в метро. Арсений так хотел попросить прощения за все, за свою глупость, неправоту, он впервые осознал себя и собственные проблемы, но не успел. Он будет корить себя до конца жизни, неся за собой груз вины за человека, которого не смог уберечь. Он никогда в жизни больше не позвонит Сергею, не попросит помощи, никогда в жизни больше не будет заводить отношений. Он сломан в свои тридцать и эту рану не залатает больше никто. Тот, кто мог – уже никогда не будет ни в его, ни в чьей жизни, оставаясь в голове запечатленным Арсением там, в квартире.Принятие ситуации происходит сложно и может происходить не сразу, а как бы скачками.
Человек то проваливается в депрессивные состояния, то снова начинает замечать жизнь вокруг и проявлять к ней интерес.
И в итоге он принимает сложившуюся ситуацию, смиряется со случившимся. После принятия у людей начинается новая жизнь с учетом произошедших событий. Они начинают ценить, то что происходит здесь и сейчас.