ID работы: 12873232

Тёмная Леди

Гет
NC-17
В процессе
87
Размер:
планируется Макси, написано 123 страницы, 20 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
87 Нравится 27 Отзывы 34 В сборник Скачать

Глава 14. Желание и сокровенный секрет.

Настройки текста
Примечания:
      25 января, 1976 год.       И сердце моё остановилось и не билось больше. Оно превратилось в камень: неподъёмный, громоздкий. Камень не может чувствовать, и я не могу. Не могу дышать — всё расплывается перед глазами, когда делаю вдох. Камень не может дышать, и я не могу. Не могу плакать — слёзы жгут глаза, стегают щёки невесомым кнутом. Камень не может плакать, и я не могу. Я не могу жить — одно лишь напоминание о том, что я всё ещё жива, убивает меня, медленно, мучительно, сжигает адским пламенем внутренние органы, раскаляет камень, что вместо сердца. Я сгибаюсь от боли, кричу во весь голос, но никто не слышит меня. Руками подзываю к себе людей, но все проходят мимо, словно не видят.       Я не вижу мир, который находится за пределами поместья. Не вижу солнца, звёзд, облаков; не вижу самого неба. Мне говорят, что мир прекрасен. Мать, слуги, старый садовник — все так считают, а я — нет. Я ненавижу этот мир, ненавижу рассказы о счастье людей, ненавижу любовь, ненавижу отца.       Ненавижу себя.       Собственноручно бы убила саму себя. Беру в руки осколок стекла, но, не успев провести по запястью острой гранью, отбрасываю его в сторону, в угол комнаты, в окно — куда угодно, лишь бы не причинять себе ещё больше боли, пусть эта боль и будет последним, что я почувствую.       Ненавижу поместье. Ненавижу розы, растущие в саду. Говорю всем, что мне нравятся цветы, а на самом деле меня от них тошнит. Признаюсь, что люблю духи с вишнёвым запахом, а когда получаю «долгожданный» подарок — разбиваю их: об стену, об пол — не важно. Только бы уничтожить, сломать, разбить, заставить страдать также, как ежедневно страдаю я.       Я хочу дышать, хочу любить, чувствовать, радоваться. Я хочу жить. Не могу. Нет сил, не хватает эмоций.       Я хочу умереть. Да, пожалуй, это единственное моё желание. Утонуть, чувствовать, как мои лёгкие наполняются водой; разрезать вены стеклом, чувствовать, как кровь хлыщет из разорванной раны; выпрыгнуть из окна, чувствовать, как ломаются конечности.       Жизнь мне осточертела. Хочу кричать об этом на каждом шагу, но лишь улыбаюсь. Всем: отцу, матери, слугам, старому садовнику. Я задыхаюсь.       Помоги мне…       21 декабря, 1977 год.       Я молю лишь об одном: о скорой кончине. Моей или моего отца — не важно. Если умрёт он — станет легче всем, если умру я — не заметит никто. Разница большая — его смерть принесёт всем облегчение, его будут оплакивать, разве что, для того, чтобы создать вид скорбящих, а моё тело будет гнить в моей комнате, ведь никто и никогда не заходит проверить, жива ли я вообще.       Лорд Адамсон не сводит с меня глаз. Мне страшно. Вчера он проходил мимо меня, когда я находилась в коридоре и рассматривала новый портрет отца, едва сдерживая себя, чтобы не наброситься на полотно и не разорвать его в клочья. Друг отца улыбнулся, и улыбка получилась такой похотливой и отвратительной, что я едва удержалась на ногах. Его рука скользнула в мою сторону, провела по моей шее, подцепила пальцем колье и потянула за него на себя. Я старалась держаться, но побоялась быть придушенной этим же украшением, — непривычно слышать от самой себя то, что я боюсь смерти, — и вынуждена была поддаться.       — Я предложил твоему отцу хорошую сумму за тебя, — эти слова он произнёс спокойно, но в нотках его голоса проскользнул едва скрытый пошлый подтекст.       Я отодвинулась от него и бросилась прочь. Я ненавижу отца, Адамсона, ненавижу то, что я вообще появилась на этот свет.       Сегодня я сделала ещё один порез на запястье, но он уже не помог. Я думаю: что ещё можно сделать для того, чтобы искоренить эту обиду и боль? Ответ один: погибнуть. Разве есть смысл погибать, когда не видишь ничего, кроме четырёх стен, сада и тирана-отца?       Мои однокурсницы рассказывали, как ходили по салонам красоты, маленьким кафешкам и паркам. Пусть и в маггловской части города, но эти прогулки приносили им счастье. Я не была нигде, даже в Хогсмиде. Мой отец посчитал это ненужным.       Я чувствую, что скоро сломаюсь окончательно. Я молю всех известных мне богов: пусть появится хоть кто-то, кто достанет меня из этого пекла Ада.       Я умоляю…

___

      — Я опять облажался, Альфред.       Это были первые слова, которые услышал Лорд Адамсон по прибытии в поместье рода Морриган. Он изначально знал, что хотел поведать ему Викториан, и это осознание не приносило ему удовольствия. Подумать только: убить свою мать только для того, чтобы получить свою часть наследства и не ждать естественной кончины старухи.       И это вызывало отвращение у Адамсона. Впрочем, и его можно было осудить за некоторые деяния. Не он ли пытался изнасиловать дочь друга несколько лет назад, аргументируя это тем, что «делает это только для её благополучия».       Его род был древним и не менее значимым для магической Британии. Вот только была одна проблемы: у него не было наследников, а жена умерла несколько лет назад от того, что во время ссоры он кинул в неё мраморную статуэтку и «случайно» попал бедняжке по голове. Целители выхаживали женщину около трёх недель, но лечение не дало абсолютно никакого результата, и Лорд Адамсон собственноручно убил «любовь всей своей жизни» и похоронил в саду, говоря, что «эта женщина не заслужила собственной могилы».       И его слова были законом для жителей не чистокровного происхождения по всей округе. Многие содрогались при упоминании имени главы семейства Морриган, но когда слышали о том, что их жильё желает посетить с визитом Лорд Адамсон, то и вовсе бежали кончать жизнь самоубийством через повешение где-то в недрах старого сарая.       Причины страха были небеспочвенные. Каждый, кому наносил визит Альфред, был убит, а о месте его захоронения не знал никто. Многие с нескрываемым страхом и презрением в голосе называли его Джеком Потрошителем двадцатого века, и, прекрасно зная о том, каким именем его нарекли в народе, Лорд Адамсон лишь ослепительно улыбался говорящему, а через несколько дней пригород Лондона гудел о новой пропаже.       Сейчас, впрочем, поднявшись по лестнице и старательно проигнорировав всхлипы Элеоноры, доносящиеся из спальни, он открыл дверь в кабинет Викториана и нисколько не удивился виду последнего.       Мужчина уронил голову на сложенные руки, впившись пальцами в волосы и сжимая их у корней. От него доносились звуки не то всхлипов, не то рычания.       — Я прекрасно об этом догадался. Может ты не замечал, но когда у тебя паршивое настроение, все цветы в твоём саду вянут, и тучи показываются на чистом до этого небосводе.       Викториан поднял на друга взгляд, который напоминал взгляд загнанного в угол зверька, и умоляюще посмотрел в его глаза. Альфред остался непреклонен: он уже один раз помог приятелю, на вторую подобную авантюру у него не было ни малейшего желания. Кто знает: схватят их какие-нибудь магглы-защитники закона, или на этот раз всё обойдётся без лишнего шума?       Прошлое убийство не осталось незамеченным. Полицейские окружили бедный район и около трёх часов допрашивали ничего не подозревающих горожан. Лишь отбросы, просящие в тот день милостыню на дороге, сознались, что видели двух господинов средних лет, одетых в чистые парадные костюмы, которые направлялись как раз по направлению к дому убитой.       Дело закрыли быстро: в участок пришёл конверт с письмом, написанным от руки Альфреда, и несколько купюр. Так как у старухи не было родственников, никто не хотел продолжать расследование, и дело с фотографией миловидной бабушки, коей она была примерно десять лет назад, быстро закинули на самую дальнюю полку в архив, а купюры разделили поровну.       — И что ты предлагаешь на этот раз, Викториан? — глаза Лорда Адамсона полыхнули недобрым огнём, и Морриган невольно опустил взгляд.       Долго ему сидеть не пришлось: Морриган быстро встал и взял со стола крафтовую бумагу, небрежно бросая её в Адамсона и вновь падая на кресло.       — Можно было сделать это аккуратнее, — интерес превозмогал недовольство, и Альфред развернул пальцами скомканное завещание, быстро пробегаясь по нему глазами.       Чтобы у читателей не возникло вопросов, что было в том интересном документе, объясним это, стараясь не нарушать конфиденциальность. Мать Викториана была далеко неглупой и решила всё заранее. Стараясь уберечь внучку и невестку, женщина написала завещание не на собственного сына, а на уже давно почившего мужа, которые не успел переписать имущество и деньги на законного наследника. Соответственно, Викториан не имел доступа к ячейке в Гринготтсе и к поместью в Сицилии.       Это обстоятельство вызвало у Адамсона нервный смешок, и он взглянул на Викториана уже не с гневом, а со смесью жалости и насмешки. Последнего обстоятельства Морриган не заметил и, сложив руки в молитвенном жесте, поставил локти на столешницу и промолвил:       — Выручи, умоляю. Будь другом.       — Если в твоём понимании быть друзьями — это совершать такие подвиги, за которые в любой момент можешь оказаться в Азкабане, то я отказываюсь признавать тебя другом.       Викториан раздражал Адамсона. Нет, не так. Альфред ненавидел Викториана от пяток до кончиков волос, но старался не показывать вид. Он терпеть не мог той жалкой манеры общения, которой Викториан ежедневно внушал страх своей жене. Он терпеть не мог того, что Викториан так быстро потратил все деньги из фамильного сейфа. И на что потратил: нет бы купить ещё одно поместье или сделать что-то, что помогло бы его положению, — он тратил деньги лишь на проституток, выпивку и казино, всегда проигрывая и возвращаясь домой пьяным и до чёртиков злым.       — Какая мне с этого выгода? — смилостивился Адамсон.       — Я отдам тебе свою мерзавку, когда Тёмный Лорд падёт.       В следующую секунду Морриган оказался на полу, дергаясь в судорогах от пыточного проклятия. Глаза Альфреда выражали лишь ненависть и презрение к тихо скулящему от боли комочку. Подумать только — это наследник самого древнего и раннее богатого рода!       — Ты осознаёшь о чём ты говоришь и что ты мне обещаешь?       — Я знаю… я понимаю… — Викториан словно был в трансе, и Адамсон забеспокоился: вдруг он что-то повредил заклятием? Вдруг его друг сошёл с ума от происходящих событий?       — Он… он падёт… Я-я об-бещаю теб-бе…       — Ты идиот, Викториан.       Как бы ни храбрился Адамсон, но в его голове появилась мысль: пусть этот дурак пообещает ему свою дочь, а уж Альфред придумает, как овладеть девчонкой.       На его губах появилась мерзкая ухмылка. Протянув руку, он помог Викториану подняться с пола и даже заботливо отряхнул его одежду от пыли, тонким слоем скопившейся на полу.       — Я в деле. Только ты дашь мне непреложный обет.       — Ты настоящий друг, и я…       — Непреложный обет, Викториан, а детали обсудим потом.       И мужчина, не сознавая что делает, протянул руку своему «другу», наблюдая за тем, как золотистые путы обхватывают его запястье. В сердце что-то кольнуло: вдруг он поступил слишком опрометчиво?       Нет. Он никогда не поступал опрометчиво. И дочь ему не жаль.       Или жаль?..

___

      Я до последнего не хотела просыпаться, но холодные губы, так настойчиво оставляющие поцелуи на оголённом плече, заставили распахнуть глаза и непонимающе обернуться.       Я не успела и слова сказать: была прижата сильными руками к кровати. Попытавшись возмущённо возразить, я потерпела поражение. Лорд завладел моими губами, и мне не оставалось ничего, кроме как ответить на этот жадный поцелуй.       Положив руки ему на грудь, я отодвинула его в сторону и откатилась на другой конец кровати, закутываясь в одеяло. Мужчина закатил глаза и с выражением лица, наполненным раздражением, — и лёгкой обиды, — улёгся на место, на котором всего несколько секунд лежала я, и скрестил руки на груди.       — Что это было? — задала вопрос, поднимаясь с кровати и накидывая на тело халат, отпуская одеяло, которое расстелилось у моих ног лужицей.       — Эффект неожиданности, — пробубнил он, застёгивая рубашку.       Я резко развернулась и наткнулась на его уставшее и измождённое от бессонной ночи лицо. Я отошла в сторону, ближе в тумбочке, чтобы забрать заколку, чувствуя спиной его пристальный взгляд.       — То есть вы заранее всё спланировали? Это было не секундным порывом? — спросила я, закалывая волосы и любуясь своим отражением в висевшем над камином зеркале.       — Изначально я планировал тебя съесть.       — Десять баллов Слизерину за остроумие и находчивость, — старательно подражая голосу Диппета продекларировала я, замечая на тонких губах довольную улыбку.       — Пятьдесят баллов Когтеврану за то, что Тёмный Лорд впервые в жизни не знает, что ответить на столь дерзкое заявление.       Тело пронзило разрядом тока. Я медленно подняла взгляд на мужчину, замечая в его глазах лёгкое раздражение и смешинку. Пройдя мимо него к окну, я сложила руки в замок на спине и вдохнула по-летнему тёплый воздух.       — Откуда вы знаете?       — Знаю что? — звук приближающихся шагов заставил меня напрячься. — Знаю, что ты училась в Когтевране и тщательно это скрываешь? Или знаю то, что тебя никуда и никогда не отпускали? Или знаю то, что у тебя совсем не было друзей в Хогвартсе и ты сидела на берегу Чёрного Озера и разговаривала сама с собой, чтобы заглушить чувство одиночества? Или знаю…       — Прекратите.       Мой сдавленный от подступающих слёз голос заставил его остановиться. Перегнувшись через подоконник, я чувствовала, как ветер обдувает мокрые дорожки слёз на моих щеках, и не находила в себе смелости развернуться и потребовать объяснений.       А прояснить хотелось многое. Откуда он это знал? Допустим, что я и вправду была одинока, что была изгоем и ненавидела саму себя за то, что вопреки желанием отца попала не в Слизерин, а в Когтевран. Может быть, что я и правда никуда ни с кем не ходила. Вполне вероятно, что я не знаю мира за витиеватыми воротами поместья отца и за воротами с гербом поместья Лорда.       Я перевела взор на небо, ловя лицом солнечные лучики. Прикрыв глаза улыбнулась, оттолкнулась рукой от подоконника и развернулась к Лорду лицом.       — Объяснитесь.       — Порой мне кажется, что ты требуешь слишком многого, — в его глазах мелькнули предупреждающие искорки.       — Ах, хорошо, — я помолчала с минуту и продолжила. — Извините меня, мой Повелитель, но не можете ли вы оказать мне честь и рассказать, откуда вы знаете всю ту информацию, о которой даже моя мать не знает? — голос сорвался и я вздохнула, чтобы унять бешено колотящееся сердце. — Или, может, хотя бы проявите вежливость и покажете мне очередной доклад обо мне, принесённый кем? Яксли? Беллатрисой? А может быть Долоховым? Что, чёрт вас всех побери, происходит? Почему вы прячете меня в свои покои, ничего не объясняя? Почему забираете из поместья отца и помещаете в другую клетку? Почему не позволяете выходить за пределы поместья? Боитесь, что сбегу? Да я помру одна, неужели вы не понимаете?!       Я прервалась, так как голос окончательно сорвался и из горла исходил лишь хрип. Глаза жгло от слёз, а руки дрожали. Я прислонилась к стене, переводя дыхание, чтобы выдать очередную тираду в его адрес.       Он грубо схватил меня за руку и вывел из комнаты, толкая в кабинет. От неожиданности я едва не упала, но успела вовремя удержаться на ногах, поставив руки на стол. Позади меня что-то шуршало, а следующую секунду передо мной оказался мой дневник, в который я записывала каждый день своей жизни. Мой дневник. Мой личный дневник.       — Вы… вы… — не было приличных слов, которые можно было сказать ему. Вместо этого я бросилась в его сторону, хватая его за плечи. — Я ненавижу вас! Я доверяла вам! Почему вы его прочитали? Почему?!       — Угомонись, — тихий шёпот, подействовавший на меня мгновенно. Я безвольно повисла на его руке, стараясь отдышаться.       — А теперь послушай меня, — мягкий голос раздался совсем близко, а руки нежно обхватили за плечи, прижимая меня к нему. — Я не читал твой дневник, чтобы навредить тебе. Пойми же меня, девочка моя, если бы я хотел сделать тебе больно, я бы давно это сделал. Нет. Я этого делать не собираюсь.       Я резко отстранилась, собираясь вставить слово, но была прервана вновь. Его указательный палец оказался на моих губах, и я сдерживалась изо всех сил, чтобы не укусить его.       — Подожди. Какая ты нетерпеливая, однако, — я успокоилась и положила голову ему на грудь, слушая медленное дыхание и расслабляясь. — Вот, так то лучше. Умничка.       По глазам струились слёзы от обиды. Почему все привыкли делать что-то, касающееся меня, за моей спиной и ничего мне об этом не говорить до тех пор, пока я не наткнусь на неожиданную правду сама или не услышу подробностей о себе в чужом разговоре?       — Я прочитал твой дневник только для того, чтобы выяснить, отчего ты ходишь сама не своя в последнее время. Я прояснил для себя то, что мне хотелось, а дальше первых двух записей я не полез. Мне хватило заметки о Лорде Адамсоне.       Лорд говорил, а нервы мои окончательно сдали. Я совершила вторую главную ошибку: разрыдалась в его присутствии, даже не пытаясь сдержать слёз, как делала всегда. Почему всё так? За что мне это всё? Знала бы я, что мне придётся пережить в собственной семье — предпочла бы вообще не появляться на свет.       Тёмный Лорд замолчал, а его руки нежно водили по моей спине вверх-вниз, стараясь успокоить мою истерику. Это было всё, в чём я нуждалась. Никто и никогда не поддерживал меня в трудные моменты: со всем приходилось справляться самой. Мать была не слишком умна, чтобы догадаться, что её дочь страдает. Утешением была бабушка Айседора, которая всегда угадывала то, что происходит на душе у внучки.       — Пойдём.       — Куда? — такой тихий вопрос, едва слышный в отзвуках пения птиц за окном.       Лорд снова не ответил, взял меня за руку и вновь отвёл в спальню. Я непонимающе воззрилась на него, на что он лишь закатил глаза и направился к двери, оставляя меня одну.       — Переодевайся.       — Зачем?       — Просто сделай то, о чём я тебя прошу.       Я пожала плечами и открыла шкаф, перебирая многочисленные платья. Наткнувшись на своё любимое, зелёное с прозрачными рукавами, я бережно достала его из шкафа и надела. Сняв сапфировые серьги и сменив их на изумрудные, я вышла из комнаты, замечая, что Лорд уже стоит у двери и недовольно смотрит на часы.       — Мы опаздываем.       — Да объясните вы или нет? — прошипела я.       — Идём, — меня опять потянули за руку, и я едва сдержала желание взвыть от отчаяния и раздражения.       Мы быстро спустились по лестнице, миновали холл, вышли на улицу и, не обращая внимания на бушующее на дворе лето, подошли к уже открывшимся воротам. Сжав мою руку до боли, Лорд достал волшебную палочку из кармана.       — Закрой глаза.       Закатив глаза от раздражения, я зажмурилась и почувствовала знакомые признаки трансгрессии. Спустя несколько минут я ощутила твёрдую поверхность под ногами и облегчённо выдохнула.       — Открой глаза.       Я взвизгнула от восторга и обняла его за шею. Мы стояли на одной из самых многолюдных улочек маггловского Лондона. На площади неподалёку был виден фонтан, брызги воды разлетались во воздуху, навевая прохладный флёр, когда мы проходили мимо. Я будто попала в другой мир: люди, говор на английском и бесконечные толпы напоминали о том, что я нахожусь в самом сердце Лондона.       — Куда мы идём?       — Тебе понравится.       И в этот момент я действительно поверила в то, что мне может хоть что-то понравиться в этот день, пока что наполненный для меня лишь печалью и слезами.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.