***
Нил принял душ, когда они вернулись в общежитие, что не было необычным, особенно учитывая, что у него не было напряженной тренировки, и Эндрю знал, что он предпочитает принимать душ в общежитии после утренних тренировок, когда это возможно до такой степени, что иногда он бегал трусцой до общежития, чтобы не вонять в машине. Когда Нил закончил, Эндрю уже поставил в очередь следующий урок языка жестов, он вышел в гостиную, свежевымытый, со слегка влажными волосами и в одежде Миньярда. Сейчас это не должно удивлять. Время от времени, особенно в дни, когда Нил чувствовал себя не так хорошо, как хотелось бы нападающему, он появлялся из спальни в одной из черных кофт с длинными рукавами Эндрю. Чаще всего он ложился спать в своей собственной одежде, а когда Эндрю видел его на следующее утро, он выкатывался из постели в толстовке Лис Эндрю. Не нужно говорить, что Эндрю всегда нравилось одевать Нила. Сначала это было вызвано необходимостью, потому что Нил обладал чувством моды бездомного, а Эндрю нужно было поддерживать репутацию. Он все еще придерживался этого оправдания. Но иногда, наедине, в глубине своего сознания, где никто не мог знать, он мог признаться, что есть что-то чрезвычайно приятное в том, чтобы выбрать что-то для Нила, а затем увидеть, как это носит его кролик. Он был уверен, что у Би найдется что сказать по этому поводу, тем более, что у нее было почти два месяца еженедельных встреч с ними в качестве доказательства их отношений. Но это было не то, что он когда-либо собирался вынести на всеобщее обозрение. И это касалось только Нила в одежде, которую Эндрю достал для него. Не было ничего замысловатого в чувствах, которые испытывал Эндрю, когда Нил ходил в его одежде, особенно в одежде с его именем. Власть. Самодовольство. Возбуждение — если они оба были в хорошем настроении, защита — если один или другой, или оба не были в хорошем настроении. Видите? Просто. Ему никогда не нравился этот облик, и сейчас не было исключением. Эндрю всегда замечал Нила, но он замечал его, если это возможно, еще больше, когда тот был в одежде Эндрю. Такова была природа зверя. А сейчас Нил был одет с ног до головы в одежду Эндрю. Это были спортивные шорты Эндрю и его толстовка с номером три. Он не сомневался, что футболка, которая была под ней, тоже была его. С таким же успехом он мог носить табличку с надписью: «Да, спасибо, я состою в отношениях с Эндрю Миньярдом». Только вот речь шла о Ниле, поэтому на табличке, вероятно, было бы написано что-то вроде: «Эндрю Миньярд был здесь и, блять, будет здесь завтра, ты, ублюдочный кусок дерьма. У тебя, блять, проблемы с этим? У нас очень тяжелые ракетки и нет контроля над импульсами, который помешал бы нам выбить эту проблему из тебя нахуй». Эта мысль была одновременно забавной и удовлетворительной. Когда Нил поймал его взгляд, он слегка наклонил голову вверх и в сторону. Небольшая ухмылка закрутилась на краю его рта, словно он точно знал, о чем думает Эндрю. Эндрю фыркнул. — Я тебя ненавижу. Это только заставило Нила ухмыльнуться шире, и ублюдок даже захихикал про себя, продолжая идти на кухню. Так, блядь, не пойдет. Смех был неприемлем. Эндрю придется заменить его каким-нибудь другим звуком. Он отложил ноутбук в сторону и встал, подойдя к Нилу, который прислонился к стойке на кухне, вероятно, собираясь перекусить. Он прижал его к стойке, положив по руке с обеих сторон от его бёдер, и наклонился, сделав паузу всего на мгновение, прежде чем их губы соприкоснулись. — Да или нет, Нил? — Да. Слово было мягким, едва слышным шепотом, но в нем не было нерешительности, и Эндрю почувствовал легкое напряжение в теле Нила, которое подсказало ему, что он сдерживает себя от того, чтобы наклониться вперед и самому преодолеть разрыв. Его кролик всегда держал себя в руках. В груди снова появилось теплое чувство, легкое и плавучее, как воздушный шар, но наполненное таким количеством чего-то, что казалось невозможным, чтобы он мог летать. И все же… и все же, когда он прикоснулся к губам Нила, когда почувствовал вкус его ухмылки и сглотнул приятный гул довольного мурлыканья своего кролика, Эндрю готов был поклясться, что он парит. Когда он был высоко, в низу живота ощущалось знакомое подрагивание и толчки, страх, неизвестность, «я упаду, я упаду, я упаду». Этот прилив преследовало что-то более горячее и голодное, что-то, что начиналось низко, но прокладывало себе путь вверх по его телу и к каждой конечности, пока он не сгорал от одной только потребности прикоснуться и попробовать. Затем, вокруг всего этого, было что-то более мягкое, что-то более тихое, что-то, что было там гораздо дольше, чем он хотел признать, и чему он не знал другого названия, кроме как «Нил». Эндрю вел подсчет того, насколько он ненавидел Нила, хотя к этому времени они оба знали, что эта ненависть сложнее, чем кажется на первый взгляд. Даже для Эндрю, он начал переходить от ненависти к тому, как Нил мог заставить его чувствовать, мог заставить его хотеть. Ненависть все еще была там, но она горела по-другому. Здесь был еще один набор процентов: В девяноста процентах случаев Эндрю хотел прикоснуться к Нилу. Это был смехотворный процент. Это означало, что только десять процентов времени он не хотел активно протянуть руку и прикоснуться к своему глупому кролику-наркоману. Он винил в нелепости этого соотношения самого Нила и то, как сильно этот идиот любил прикосновения. Как он откликался на все, что давал ему Эндрю, как он никогда не отстранялся, как он вздыхал и прижимался к нему ради чего-то такого простого, как рука на его запястье или пальцы в его волосах. Даже когда у Эндрю были тяжелые дни, он обычно все равно хотел хоть как-то прикоснуться к Нилу. Вчерашний день был плохим, но не все плохие дни были одинаково плохими. В семидесяти процентах случаев Эндрю хотел, чтобы Нил прикоснулся к нему. Это… это было гораздо труднее переварить. Не обязательно сами прикосновения, но опять же, это число было отвратительно высоким. Эндрю уже давно не нравилось, что кто-то прикасается к нему, поэтому мысль о том, что он хочет, чтобы кто-то прикасался к нему, настолько сильно шокировала и, если быть честным с самим собой, приводила в легкий ужас. Кроме… кроме одного случая, когда Нил спросил его, действительно ли он ненавидит, когда к нему прикасаются, или он просто не доверяет никому настолько, чтобы прикасаться к нему. Тогда он не дал ответа. Он был вроде как обижен, но в то же время его тупо тянуло к этому бессмысленному идиоту, и в то время у него было много других забот. По правде говоря, он не знал ответа. Он и сейчас не был в нем до конца уверен. Он не хотел, чтобы кто-то еще прикасался к нему. Даже в лучшие дни рука на его плече была неприятна, а если и было что-то большее, то обычно этого было достаточно, чтобы ему захотелось выпотрошить ублюдка. Если только это не был Нил. Нил, которому он доверял гораздо больше, чем когда-либо думал, что способен доверять. Эндрю поглощал мелкие звуки и вздохи, которые проникали в его рот, когда он целовал Нила, прекрасно понимая, как руки Нила сжимают край стойки рядом с его собственными. Нил, который, несмотря на то, что получил разрешение касаться его плеч и выше, когда они целовались, и практически вибрировал от желания сделать это, сейчас держал свои руки очень крепко при себе, и Эндрю знал, что это потому что вчера был плохой день, и Нил не хотел переходить границы, которые могли снова возникнуть в течение этого дня. — Идиот, — проворчал он в губы Нила, и даже ему было слышно, что в его голосе звучит проклятая нежность. Нил только хмыкнул в ответ и прикусил нижнюю губу. Эндрю слегка фыркнул и снова поцеловал его, крепко сжав губы, а затем отстранился, чтобы посмотреть на него. После секундного раздумья он нехотя признал: — Только шею и выше. Нил не был разочарован, но и не злорадствовал по поводу того, что правильно предположил, что, возможно, эти границы временно сдвинулись после такого тяжелого дня. Он просто кивнул, соглашаясь, и без колебаний поднял руки и прижался к лицу Эндрю. В этом была еще одна особенность Нила. Как только Эндрю дал ему разрешение, он поверил, что Эндрю знает, что, черт возьми, он делает. Поверил, что Эндрю знает свои собственные пределы и границы лучше, чем кто-либо другой. На этот раз Нил сам притянул его к себе для поцелуя, и Эндрю с готовностью погрузился в него. Этот поцелуй был более медленным, но не менее голодным. Это был поцелуй, о возможности которого он не подозревал, пока не побыл с Нилом некоторое время. Этот поцелуй говорил: «всегда, я буду хотеть этого вечно», и это напугало бы Эндрю до смерти, если бы он был хоть немного способен думать, когда рот Нила касался его рта. И, черт возьми, было так чертовски легко не думать, когда он касался Нила, когда он пробовал Нила на вкус, когда он слышал каждый из этих мягких, задыхающихся звуков, словно они были нарисованы прямо в его сознании, произведение искусства, которым мог восхищаться он и только он. Эндрю просунул одну руку под футболку и толстовку Нила (его футболку и толстовку), чтобы провести кончиками пальцев по теплой коже под ней. Еще один стон прорвался в его рот в знак поощрения, и его рука скользнула дальше вверх, большой палец провел по знакомому рельефу шрамов Нила и более гладким впадинам, образованным его прессом. Только когда он оказался под грудиной, он обнаружил что-то незнакомое. А в груди Нила не должно быть ничего незнакомого. Эндрю составил его карту, каждый шрам, каждый мускул, каждое мягкое сладкое местечко, которое под ловкими пальцами или терпеливым ртом могло превратить этого мужчину в вздыхающую развалину. Но здесь, под его большим пальцем было что-то другое: текстура была шершавой и шелушилась. Нахмурившись, Эндрю отстранился одновременно с Нилом, который переводил дыхание, и в его глазах было что-то такое, что Эндрю не понравилось. Стыд. Его сердце внезапно заколотилось в ушах, когда он вытащил руку из-под рубашки, чтобы дотянуться до подола и задрать его. Ему нужно было увидеть. Что-то случилось. Что-то случилось, а Эндрю не знал. И Нилу было стыдно, что означало, что Нилу было больно и… — Эндрю… — голос Нила был негромким, но Эндрю узнал бы свое имя на губах Нила, даже если бы в мире не осталось и половины дыхания, чтобы произнести его. Он замер, встретившись взглядом с голубыми глазами, которые были одновременно старыми и болезненно молодыми. Эндрю устоял на ногах, но не попытался снова стянуть с него одежду. Он просто ждал, что Нил скажет ему бросить это или объяснит, что, собственно, происходит. Прошло много времени, не меньше пары минут, прежде чем Нил вздохнул. Он отвел взгляд в сторону, затем снова потянулся к плечам, чтобы одним движением снять толстовку и рубашку. Эндрю изучал его лицо, впитывая выражение, запертое в этих полузакрытых глазах и слишком напряженном рте, прежде чем опустить взгляд на грудь Нила. Царапины. Некоторые из них были легкими, но некоторые глубокими и сильными. Они покрывали его грудь от нижней части грудины, чуть выше сердца и до ключицы, которую при нормальных обстоятельствах Эндрю хотелось потрогать, попробовать на вкус и оставить очень специфические отметины. Некоторые из самых глубоких вдавались во впадину горла Нила. Он вспомнил, как вчера заметил легкие царапины выше по горлу. Вспомнил, как улавливал этот тревожный знак бесчисленное количество раз за последние несколько недель. Он вспомнил случаи телесной застенчивости, которые появлялись после плохих ночей и иногда продолжались несколько дней, начиная с того первого утра, когда Нил проснулся со словами, зажатыми под тяжестью какого-то неопределенного беспокойства. Эндрю переборол страх, что это относится именно к нему. Как он мог, когда Нил вздрагивал от любого прикосновения, но в тот же день активно просил прикосновения Эндрю? Он был саморазрушительным, а не идиотом. Но он все равно не спрашивал. Он сказал себе, что если Нил захочет рассказать ему, он расскажет. В противном случае, не ему лезть не в свое дело. В данный момент он пинал сам себя, и в нем пульсировала тошнотворная злость, заставляя его сжимать руки в кулаки. Выражение его лица стало пустым, но он знал, что Нил не обманулся, потому что этот глупый кролик сделал упрямое выражение лица, как он делал, когда беспокоился об Эндрю, суетился и беспокоился о том, как чувствует себя Эндрю, когда ему было так чертовски больно от того, что происходило в его собственной голове, что он раздирал свою кожу в клочья. Руки Нила поднялись, нависли над лицом Эндрю, и когда Эндрю кивнул, он обхватил его. Его большие пальцы провели по щекам, когда их глаза встретились. В этих горящих голубых глазах был гнев, и это нравилось Эндрю гораздо больше, чем стыд, даже если этот гнев был направлен на него. За что? О, это был кролик, о котором они говорили. Нил злился на него за попытку переложить часть ответственности на себя, что было полным дерьмом, потому что Эндрю должен был, блядь, заметить. Он заметил! Он заметил и ничего не сделал, что было еще хуже, чем просто не заметить. Он был таким же, как и остальные Лисы с их банальностями и пустыми заверениями. Эндрю оскалил зубы в ответ на молчаливую ярость Нила по поводу его вины, а Нил — это чертово отродье — только насмехался. Затем, он покачал головой и опустил одну руку, чтобы слегка взять руку Эндрю. Когда Миньярд не отстранился, он поднял ее и прижал к своей груди прямо над хаотичными царапинами, которые беспорядочно расползались вокруг одного из шрамов, который всегда был слишком близко к сердцу Нила, чтобы Эндрю мог быть спокоен. Он крепко прижал руку к грубым ранам, затем прислонил их лбы друг к другу. Под своей рукой он чувствовал, как бьется сердце Нила. Оно билось быстро, подхваченное их поцелуем или, может быть, волнением от этого разоблачения, а может быть, просто потому, что он был искренне зол на Эндрю. Что, правда, если это было так, да пошел он. Пошел он вдвойне, потому что чувствовал, как этот гнев уже уходит. Находясь так близко к Нилу, чувствуя его мягкое дыхание на своих губах и наблюдая за тем, как эти вечные глаза ищут его собственные, словно в них был спрятан ответ на каждый важный вопрос, он не мог удержать яд даже праведного гнева. Он не мог сердиться на то, о чем Нил заботился с такой прозрачностью. Или, может быть, он просто не мог сердиться, когда столкнулся с тем, что это был он. Губы Нила коснулись его губ, мягкий трепет извинения без слов. Эндрю не знал, извинялся ли он за то, что причинил себе боль, или за то, что скрывал это, или потому, что Эндрю увидел повреждения и тут же обвинил себя. А Нил ненавидел даже случайно заставлять Эндрю сомневаться в себе. Но он знал, что принимает это, когда сам углубил поцелуй. Он держал руку над быстро скачущим сердцем Нила, а другую поднял, чтобы крепко обхватить шею своего кролика. Он наслаждался тем, как Нил расслабляется в нем, и позволил своему ответному вздоху успокоить боль от разочарования, втягивая их в медленный и размеренный поцелуй, который был направлен не столько на удовлетворение желания, все еще гудящего под его кожей, сколько на то, чтобы просто прикоснуться к нему. Когда вторая рука Нила вернулась к его лицу, обнимая его, как нечто драгоценное и редкое, Эндрю опустил свои руки на бедра кролика и мгновение спустя легко поднял его на прилавок. Нил слабо застонал ему в губы, но не отстранился, словно между ними был какой-то магнетизм, против которого он не мог бороться, даже если бы захотел. Вместо этого его тело прогнулось, чтобы сохранить их связь, даже когда Эндрю увеличил разницу в росте между ними. Он легонько потерся ладонями о сильные бедра Нила, держа руки на прохладной ткани шорт, которые были на нем. Он уютно устроился между ног Нила и оттянул свой рот от его рта, чтобы провести поцелуями по челюсти к шее. Он пропустил обычные места, которыми он любил побаловать себя, из-за всех звуков, которые они могли выдать из его маленького идиота нападающего, вместо этого перейдя прямо к впадине его горла. Эндрю понял, что Нил понял, что он делает, по тому, как перехватило его дыхание — звук был тихим и коротким, но наполненным дрожащей смесью эмоций и желания, которые Эндрю начинал особенно любить. Сильные, изящные пальцы оторвались от его челюсти и щек, чтобы погладить по волосам. Эндрю тихонько мурлыкал, прижимаясь к горлу Нила поцелуями и слегка посасывая самые глубокие царапины. Возможно, он ничего не мог с этим поделать. Возможно, это была еще одна боль, от которой Эндрю не мог защитить Нила. Он ничего не мог сделать, чтобы защитить своего кролика от собственного разума, особенно когда буря бушевала слишком сильно и яростно, чтобы он мог прорваться сквозь нее, даже если знал, что искать. Даже если бы он это сделал, кто сказал бы, что потом он не сделает только хуже? Ему было больно видеть, как Нил страдает. Теперь он мог это осознать, даже если сначала он чувствовал гнев. Он злился, потому что ему было больно, и ему было больно, потому что то, что он чувствовал к Нилу, означало, что он хотел защитить его, видеть его в безопасности, видеть его счастливым, довольным и мурлыкающим, как он делал, когда кайфовал от поцелуев Эндрю и выкрикивал его имя, или под воздействием адреналина прыгал вокруг, как глупый кролик-наркоман, которым он и был, играя в свой драгоценный экси. Нил дрожал под его губами, когда Эндрю спускал свои поцелуи к груди Нила, и если бы он потратил немного больше времени, успокаивая царапины прямо над его сердцем, он знал, что никто из них ничего не скажет об этом. Он чувствовал, как Нил прижимается к нему, его лоб слегка упирается в макушку Эндрю, а его пальцы скручиваются и снова и снова поглаживают волосы на его затылке, а затем спускаются вниз по шее. Даже несмотря на изменение их положения, изменение настроения, которое было между ними, Нил все еще держал свои руки точно в рамках, которые ему были даны. Что-то в его груди вздымалось и трепетало, по венам пробегали мелкие толчки, все это нежно шептало Нилу, и Эндрю пришлось перевести дыхание. Когда он обработал каждую царапину, Эндрю все еще не мог заставить себя отстраниться, поэтому он слегка прислонил голову к груди Нила и вздохнул, когда руки Нила свободно обхватили его макушку и прижали к себе. Его руки слегка сжимали талию Нила, большие пальцы проводили маленькие круги по теплой, податливой коже. Отпустить его не представлялось возможным, и он не отпустил. Так они и остались надолго, когда сердца обоих вернулись в нейтральное состояние. Эндрю, прижав голову к груди Нила, прижался к нему настолько близко, что мог следить за тем, как постепенно замедляется пульс Нила. Потом он считал удары, и каждый из них напоминал, что это возможно. Нил был здесь. Он был здесь. Он был жив. Ему было больно, но он был жив. Эндрю однажды думал, что потерял его, и все еще наслаждался чудом, которым стало возвращение Нила. Он вернулся. И пока он жив, Эндрю будет терпеливо пережидать каждую гребаную бурю, а если не сможет укрыть его от шторма или молнии, то хотя бы будет рядом, чтобы помочь ему собрать осколки и перевязать раны. Он не осознавал, что полностью обхватил Нила за талию и крепко прижимается к нему, пока Нил не прижался к его макушке в крепком поцелуе. Эндрю сделал медленный, глубокий вдох, и аромат Нила затопил его. Ему даже не нужно было заставлять себя расслабиться, это произошло само собой, когда этот запах проник прямо в его голову. Инстинктивное успокоение, вызванное теплой смесью чистого, пахнущего дождем мыла, которое всегда использовал Нил, и мягкого, почти фруктового запаха, который был присущ только Нилу. Эндрю хмыкнул и прижался к его груди, прежде чем понял, что делает, и почувствовал, как Нил улыбается ему в волосы. Он тихонько фыркнул, но все же дал себе еще минуту, прежде чем окончательно отстраниться. Нил приподнялся, чтобы позволить ему сделать это, и опустил руки на колени. Эндрю изучал его с минуту, позволяя себе отметить, что Нил выглядит таким же расслабленным и спокойным, как и он сам. — Сто двадцать семь процентов, Джостен, — беззлобно проворчал он, закатывая глаза на ответную улыбку Нила. Он принял поцелуй своего глупого кролика, наклонившись, чтобы прижаться к его губам, затем отстранился и отошел. Когда Нил соскользнул со стойки, Эндрю нашел сверток с одеждой, в котором лежали футболка и толстовка, в которых он был раньше. Он был прав — футболка тоже была его.***
После небольшого утреннего перекуса (фрукты для Нила и сырники для Эндрю), они потратили только часть утра на урок жестов и не стали утруждать себя обычной продолжительной практикой после него. Несмотря на то, что Нил не особо напрягался во время утренней тренировки, он все еще был измотан вчерашним днем, поэтому Эндрю убрал их учебные материалы и сделал ему грелку, обернутую вокруг поясницы (глупый наркоман думал, что сможет скрыть, как она его беспокоит, и он ошибся). Они устроились на диване, и Эндрю читал свою книгу, пока Нил дремал в ставшей уже привычной позе, положив голову на колени Эндрю. Эндрю нравилась эта поза по нескольким причинам: она позволяла ему проводить пальцами по волосам Нила (которые не имели права быть такими мягкими, какими они были после многолетнего вреда, нанесенного дешевой краской для волос, которой подверг их этот идиот), держа Нила рядом и под защитой. Другая рука оставалась свободной и могла держать закуски, пульт или книгу. Действительно, она идеально подходила для ленивого утра среды, и именно для этого они ее сейчас и использовали. После столь же ленивого обеда с индейкой Эндрю оставил Нила доделывать домашнее задание, которое он не сделал вчера вечером или сегодня утром, и пошел встречать Аарона, чтобы они могли пойти на занятие с Би. Аарон ждал его внизу возле Мазерати и поприветствовал его кивком, прежде чем сесть на пассажирское сиденье, когда Эндрю отпирал машину. По дороге в медицинский центр никто из них не разговаривал, но в этом не было ничего необычного. Однако молчание было комфортным, что становилось все менее необычным по мере того, как шли недели и месяцы. Эндрю не был уверен, было ли это потому, что он наконец-то стал терпимее относиться к раздражению брата, или же Аарон просто становился все меньшим ублюдком. Впрочем, ни один из вариантов не казался более правдоподобным, чем другой, поэтому он не стал пытаться разбираться в этом. Когда они приехали, то сразу после регистрации направились в офис Би, и она встретила их у двери со своей обычной улыбкой. — Аарон, Эндрю. Рада видеть вас обоих. — Я тоже, Бетси, — пробормотал Аарон в тихом приветствии. Эндрю не стал беспокоиться и просто направился в комнату, чтобы занять свой обычный угол на ее диване. — Аарон, я знаю, что на прошлой неделе ты упоминал о предстоящем тесте, из-за которого ты переживал. Как все прошло? Эндрю проигнорировал светскую беседу Би и своего брата в пользу организации своих собственных мыслей и составления точного каталога мозгового пространства, в котором он находился сегодня. Это, конечно, можно было сделать по дороге сюда или просто отслеживать в течение дня. Он ведь знал о предстоящем сеансе и не забыл о вчерашнем звонке Би. В какой-то момент Би протянула ему привычный горячий шоколад, но он едва обратил на это внимание. — А как насчет тебя, Эндрю? — голос Би вывел его из задумчивости, и он повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Когда он на мгновение уставился на нее пустыми глазами, она улыбнулась и пояснила. — У тебя было спокойное утро? — Би знала, что по средам у него все чисто, и она также знала, что утро он проводит почти исключительно с Нилом. Он подумал, что таким образом она тихонько проверяет их обоих, зная, что и у него, и у Нила вчера были плохие дни. Эндрю пожал плечами, затем сделал паузу и решил кивнуть ей в знак подтверждения. — Хорошо, — сказала она с улыбкой. — Нам всем нужно отдыхать время от времени. Особенно с учетом того, как вы, ребята, всегда заняты, между учебой, играми и тренировками. Она усмехнулась и покачала головой. — Признаюсь, я не была такой активной в университетские годы. Сомневаюсь, что я смогла бы все успевать. Лично Эндрю считал, что у нее все получилось бы, но он не потрудился сказать об этом. Он только пожал плечами. — Нил в основном дремал все утро. Я читал книгу и смотрел телевизор. Я могу успеть сделать домашнее задание перед тренировкой. Ему не нужно было говорить о Ниле, но он чувствовал, что Би хотела бы знать, что сегодня ему тоже лучше, и что он получил хотя бы немного (по принуждению Эндрю) отдыха после вчерашнего. Он не ожидал, что Аарон повернется к нему и спросит: — Ну как, ему лучше? Эндрю резко перевел взгляд на другого мужчину, удивленный вопросом и готовый рассердиться, если за ним скрывался какой-то подкол. Сегодня он был чертовски уверен в себе, но незаживающие раны были скрыты под меньшим количеством слоев, чем обычно, пока он восстанавливал свою защиту. Потом было сегодняшнее утро и обнаружение царапин Нила. Он не хотел мириться с тем, что Аарон делает нелепые выпады в адрес Нила и бросается словами вроде «сумасшедший», «слабость» или «срыв». Аарон либо почувствовал опасность, либо был искренен в своем беспокойстве, потому что вместо того, чтобы защищаться, он беспокойно переместился на своем месте и бросил взгляд в сторону Би. Эндрю тоже посмотрел на нее, и он мог сказать, что она изучает его, пытаясь понять, на каком этапе он находится. Однако она не сказала ни слова ни тому, ни другому, не указала и не посоветовала ему, как реагировать на расспросы брата. Она была здесь, чтобы помочь, как она уже говорила бесчисленное количество раз, так что пока она оставила это в его руках. Спустя мгновение он вздохнул и обернулся к брату. — Лучше, чем вчера, — признал он, кивнув. Было странно говорить о Ниле с Аароном, особенно без резких слов и острых ножей. — Хорошо. Возникла неловкая пауза, затем: — Я рад, знаешь ли. Эм. Что он… получает помощь. Он кивнул в сторону Би. Если она и была удивлена тем, что Аарон знал о сеансах Нила, она этого не показала, но кое-что записала в своем блокноте. Что ж, молодец, что поимел его, но это не было темой для обсуждения. Эндрю чуть ли не оскалил зубы, хотя держал свои клинки вежливо представленными только в интонации. — Это, — напомнил он брату, — не твое собачье дело. — Это ты мне сказал, придурок, — с привычной ядовитостью ответил Аарон. — А ты сказал, что ничего не скажешь. Наверное, я должен был догадаться, что лучше не доверять тому, что выходит из твоих уст, а, брат? Он произнес фамильярность как оскорбление, хотя больше злился на себя, чем на Аарона. Злился, что допустил промах раньше, особенно перед Аароном. Аарон выглядел недоверчивым. — Кому, черт возьми, я сказал?! Би уже знает, это она, блять, видит тебя и твоего психованного дружка! — Давайте отвлечемся на минутку, — спокойно сказала Би, когда Эндрю с силой отставил свой горячий шоколад и повернулся лицом к брату, словно готовый к бою. Оба они переключили свое внимание на нее, а она лишь безмятежно улыбнулась. — Эндрю, давай начнем с тебя. Почему ты рассержен на Аарона? — Потому что этот лживый ублюдок сказал, что никому не расскажет. Я никогда не собирался рассказывать ему, и последнее, что сейчас нужно Нилу, это чтобы какой-то мудак, который ненавидит его, поднял это дерьмо. Он сердито ткнул пальцем в Аарона, злобно глядя на брата. — Ты хоть представляешь, как трудно ему было с самого начала встречаться с Би? И он тоже начинает делать успехи, и я не позволю тебе все испортить для него. Он старался не вмешиваться в проблемы Нила и его брата друг с другом — это была не та битва, в которой он хотел участвовать, и они двое прекрасно справлялись друг с другом, но это было другое. Это была проблема, которую он создал. Он все еще не сказал Нилу, что Аарон знал об их понедельничных сессиях, а он знал, что должен был это сделать, особенно если Аарон собирался повсюду разевать свой гребаный рот. — Я никому не говорил! И не собираюсь. Боже, Эндрю, я — мудак, а не гребаное чудовище. Он получает помощь, которая ему явно охуеть как нужна, зачем мне, блядь, саботировать это? — Потому что ты его ненавидишь, — сухо напомнил ему Эндрю. Потому что он близок мне. Потому что он — что-то хорошее в моей жизни, а ты хочешь это разрушить. Потому что я оградил тебя от твоей тупой чертовой чирлидерши, и теперь ты хочешь отомстить, и ты вымещаешь это на Ниле, чтобы добраться до меня. — Я не ненавижу Нила, — попытался возразить Аарон, но Эндрю оборвал его, насмехаясь и закатывая глаза. — Эй! Я не ненавижу. Слушай, он гребаный мудак, и я, черт возьми, не понимаю ни его, ни ваших отношений, и я, блять, не доверяю ему настолько, насколько могу, но я не ненавижу его. Эндрю снова усмехнулся, наклонился вперед, чтобы взять свой горячий шоколад, чтобы смыть горечь дозой сладкого напитка. Би, очевидно, не нуждалась в его участии, потому что она продолжила: — Аарон, почему ты не доверяешь Нилу? Затем она полностью проигнорировала взгляд, который бросил на нее Эндрю за то, что она затронула тему Нила. И подумать только, он пришел сюда с почти благожелательными чувствами и намерением, блять, открыться, или вырасти, или еще какое-нибудь дерьмо, и поговорить о вчерашнем. — Это должно быть вкусно, — ехидно прорычал Эндрю, потягивая какао и бросая на брата презрительно-любопытный взгляд. Он был готов услышать от Аарона какую-нибудь древнюю чушь о том, что Нил лжец и скрывает свою личность, или усомниться в его мотивах быть с ним. Эндрю был более чем знаком с дерьмовыми проблемами Аарона, особенно в отношении всего того гомофобного дерьма, которое сучка Тильда и ее ублюдочный братец вскармливали ему с ложечки всю его чертову жизнь, и которое он должен был вытравить из себя, как только Ники заступился за них и взял к себе. Он был уверен, что Аарон сможет придумать какую-нибудь отвратительно креативную версию того, почему Нил-я-не интересуюсь-Джостен «вдруг» обратил внимание на Эндрю. Ему было любопытно посмотреть, насколько манипулятивным Аарон считает Нила. Это должно быть интересно, по крайней мере, столько же времени, сколько понадобилось Эндрю, чтобы понять, как удалить селезенку через левую ноздрю. Аарону потребовалось мгновение, чтобы собрать воедино свой маленький заговор, его челюсть работала, а руки сжимались, словно он боролся сам с собой, выбирая лучший угол. Эндрю был настолько готов к обвинениям, что совершенно не обратил внимания на слова, вырвавшиеся изо рта Аарона в первый раз, потому что они прозвучали очень похоже на: «Я думаю, Нил любит тебя». И он просто не был к этому готов. — Что? — пролепетал он, ошарашенный и более чем немного растерянный. Вдалеке он услышал мягкое скольжение ручки Би, когда она что-то писала в своем блокноте, но он не повернулся посмотреть. Все его внимание было приковано к Аарону. — Я сказал, я думаю, Нил любит тебя. И я думаю, что ты любишь его. Настолько, насколько вы, два придурка, способны на это. Он вздохнул, звук был грубым и разочарованным, когда он снова запустил пальцы в свои волосы. Эндрю не отвел от него взгляда, его мозг все еще спотыкался и метался, пытаясь переключить передачу и поймать эту чертовщину. — Я просто не верю, что он не собирается снова втянуть свою крикливую проблемную задницу в какое-нибудь дерьмо, а когда это случится, как ты думаешь, за кем пойдут плохие парни, а? Он уже устроил нам войну с мафией. Я не знаю, что Рико собирался сделать с тобой, но он отправился в Эвермор, чтобы попытаться остановить это. Ты знал это, не так ли? Вот почему он прошел через все это дерьмо. Подожди. Нет. Вернись назад. Перемотай назад. Что? Во-первых, откуда, блять, Аарон это знал? Почему, блядь, Аарона это волнует? Это должна была быть месть или запоздалая неуместная защита как удобное прикрытие его дерьмовой гомофобии. Что, блядь, происходило? И Аарон думал, что Нил любит его? И что он…? — А в марте? Я слышал его так же ясно, как и ты, Эндрю, он ушел тихо, чтобы эти сумасшедшие ублюдки не причинили вреда нам, не причинили вреда тебе. Любой, кого он разозлит, будет знать, что стоит ему только пригрозить тебе или причинить боль, и он сможет отомстить. Аарон издал обиженный звук. — У этого идиота нулевое чувство самосохранения, и это в конечном итоге ляжет на тебя, потому что он в основном рисует мишени на своей спине для развлечения, и это означает, что он также рисует соответствующие мишени на твоей. После нескольких долгих ударов молчания Аарон издал звук, очевидно, расстроенный молчанием Эндрю и отсутствием внешней реакции. Би, достаточно хорошо знакомая с Эндрю, чтобы знать, что если выражение его лица пустое, это не значит, что голова пустая, подняла руку и тепло улыбнулась Аарону. — Дай своему брату еще несколько минут, чтобы переварить все это, Аарон. Я не думаю, что он ожидал услышать от тебя именно это. Дай ему это осмыслить. Аарон проворчал, но он должен был отдать должное своему близнецу — он не закатывал глаза и не давил, а просто потягивал свой горячий шоколад, пока ждал. Он уже начал приходить в себя, и напоминание Би, а также послушание Аарона помогли ему пройти оставшийся путь и дать возможность полностью осознать то, что только что сказал Аарон. Ему потребовалось еще несколько минут, чтобы осознать все это и разложить на части, чтобы решить, насколько он в это поверит и что, черт возьми, он собирается с этим делать. На самом деле, он хотел лишь показать брату оба средних пальца и спровоцировать его на то, чтобы он убежал — потому что это был непредсказуемый засранец Аарон, а Эндрю знал, как вести себя с непредсказуемым засранцем Аароном. Он не знал, что делать с Нил-Любит-Тебя-И-Я-Расстроен-И-Это-Повлечет-Твое-Убийство Аароном. — Эндрю? — голос Би был мягким, а выражение лица — теплым нейтральным, когда Эндрю вынырнул из своих мыслей и посмотрел на нее. Очевидно, он молчал слишком долго даже для нее. — Ты можешь сказать нам, о чем ты думаешь? Может, но не хочет — это различие она обычно использовала с Нилом, и не с ним, но он оценил это в любом случае и через мгновение кивнул. Затем, вздохнув, он посмотрел на своего брата. — Ты прав. На лице Аарона снова появилось выражение пощечины. Он надеялся, что не выглядел так глупо, когда Аарон бросил свою маленькую бомбу. — Нил — идиот, — уточнил он. — Но он мой идиот. Я знал, во что ввязываюсь. Он не знал, не совсем так, но он не собирался делать это особое различие здесь. Он знал, что Нил был магнитом опасности, когда связался с ним, и вскоре понял, что превратился в мученика. Все переживания, которые он испытывал по пути, были несущественны. — Он… — Эндрю сделал паузу, подыскивая подходящий термин, чтобы Аарон понял, что эта история с ним и Нилом никуда не денется, так что он может просто принять ее. — Он мой. Я — его. Это просто… так. Аарон посмотрел на него. — Я знаю. — Знаешь? Если уж на то пошло, его брат выглядел… позабавленным, и это смущало, раздражало и вызывало у Эндрю желание ударить его. Он нахмурился. — Эндрю, вы, ребята, не совсем… тонкие. Я имею в виду, я знаю, что многие другие Лисы могут быть очень глупыми в отношении некоторых вещей, но я знаю тебя. Я, Ники, Кевин, и да, твой придурошный парень Нил, мы знаем тебя. Я знаю, что не изменю твое мнение о Ниле и… Он сделал паузу и вздохнул, досадуя на себя, так как, казалось, искал слова. Это было нормально, Эндрю нужен был момент, чтобы принять заявление, которое ему было известно, и согласиться с тем, что, возможно, это правда. Что, возможно, Аарон, Ники и Кевин действительно знают его, что они принимают его. Что он действительно принадлежал им в той же мере, в какой он принял их, чтобы стать своим. — …Я также не хочу тебя переубеждать, — наконец продолжил Аарон, отрывая Эндрю от его мыслей. Эндрю поднял бровь. — Ты хочешь сказать, что ты… что, ты одобряешь? Это чертовски великодушно с твоей стороны. — Не будь мудаком. Аарон закатил глаза. — Но да. Слушай. Я не понимаю ваших отношений, но я не ты и не Нил, так что это неудивительно. Честно говоря, я чертовски рад, что не понимаю, потому что это по крайней мере означает, что я не такой долбанутый, как вы двое. Эндрю отмахнулся от него, но Аарон проигнорировал его и продолжил говорить. — Он отправился в Эвермор и передал себя Рико ради тебя. Он без колебаний защищает тебя перед другими Лисами, когда они ведут себя как мудаки. Ты можешь терпеть его больше, чем кого-либо другого, и ты для него то же самое. Так что. Да. Хотелось бы мне, чтобы ты выбрал кого-то, кто с меньшей вероятностью может привести к тому, что тебя пристрелят, похитят и/или будут пытать, да. Но это не мне решать, так что… да… На этом он замолчал, выдохшись, когда, казалось, закончил излагать суть того, что хотел сказать по этому вопросу. Наступила устойчивая тишина, пока Эндрю изучал своего брата и взвешивал его слова. — Почему ты изменил свое мнение, Аарон? Он не стал вспоминать все те случаи, когда Аарон называл Нила его «ебарем» или оперировал другими уничижительными терминами. Он не стал вспоминать о том, что сказал Аарон, когда впервые бросил ему в лицо отношения Эндрю как способ заставить его ослабить хватку, чтобы он мог встречаться с той чирлидершей. Ему не нужно было этого делать, он знал, что Аарон не настолько глуп, чтобы не понимать, о чем он говорит. Очевидно, если верить этому разговору и всем его откровениям. Аарон поджал губы. Он посмотрел на свой горячий шоколад, потом снова на него. Он встретил его взгляд, и Эндрю понял, что Аарон делает это нечасто. Даже когда он смотрел на него, когда изучал его лицо, словно пытаясь мысленно раскопать то, что он скрывал за своим типичным скучающим фасадом, он редко встречался с ним глазами. — Ты не единственный, кто пожинает плоды терапии и стабильной системы поддержки. Когда Эндрю просто уставился на него, Аарон действительно устоял на ногах и слегка приподнял подбородок. — Последние пару месяцев у меня были дополнительные сеансы с Бетси, а Кейтлин помогала мне справиться с некоторыми проблемами. — Кейтлин, — сказал Эндрю, как будто он понятия не имел, о ком, блядь, идет речь, хотя он точно знал, кто она такая. — Моя девушка, придурок. А, вот и знакомый гнев. — Точно. И вот один из тех моментов, которые Эндрю ненавидел. Он ненавидел их, потому что они были открытиями — это были моменты, когда Эндрю знал, что он может дать немного. Он ненавидел их, потому что для того, чтобы дать, он должен был обнажить слабость, и всякий раз, когда он делал это, он рисковал получить нож прямо под ребра. Предложи дюйм, а возьмут милю, верно? А Аарон умел хвататься за милю. И все же… сегодня Аарон сдался первым, а такое случалось нечасто. Поэтому Эндрю сделал глубокий глоток какао и изучал его, говоря: — Ну, думаю, она не так уж плоха, если смогла как-то заставить тебя вытащить твою толстую голову из задницы. Аарон не был одурачен его попыткой изобразить из себя агрессивного мудака, и когда Эндрю поднял голову и посмотрел на другого мужчину, тот уставился на него с выражением, очень похожим на осторожную надежду. — Да, — сказал он, кивнув, а затем этот ублюдок нагло улыбнулся. — Да, она потрясающая. Она… Эндрю поднял руку. — Нет. Это не было приглашением. Излей свое сердце Ники. Поверь мне, он будет заботиться об этом гораздо больше, чем я когда-либо. Аарон скорчил гримасу, но на самом деле не выглядел обиженным. В течение следующих нескольких минут стояла странная тишина, оба потягивали свой горячий шоколад. У Эндрю он почти закончился, что было досадно, но в общежитии у него был еще, и он был готов терпеть придирки Нила, когда тот подавал его в паре с мороженым. Наконец-то Би нарушила молчание, но она сделала это с такой практичностью, что это выглядело естественно и совсем не раздражало. Он задался вопросом, учили ли ее этому в школе психологии. — Я думаю, сегодня вы оба сделали несколько огромных шагов. Вы начали понимать и уважать ценности друг друга, даже если они могут отличаться от ваших собственных, а это очень трудно для большинства людей. Я собираюсь призвать вас продолжать поддерживать друг друга даже за пределами этого пространства. Это очень хороший прогресс, и вы оба должны гордиться собой. Она улыбнулась и посмотрела между ними двумя, затем на часы. — Мы почти исчерпали наше сегодняшнее время, но может быть, кто-то из вас хочет сказать что-нибудь еще, прежде чем мы закончим? Ее взгляд обратился сначала к Аарону, затем остановился на Эндрю. Он задумался на мгновение, всего на мгновение, затем вздохнул и кивнул. С таким же успехом. Би улыбнулась, потому что знала, о чем он собирается говорить, и имела наглость гордиться им. Аарон посмотрел на него, и он мог сказать, что его брат был любопытен и, возможно, немного насторожен. Эндрю вздохнул. Если он и дальше будет таким чертовски мягким, то испортит свою репутацию, и никто больше не будет воспринимать его всерьез. Вся эта история с ростом имела некоторые серьезные недостатки, и он хотел бы подать гребаную жалобу. — Вчера, когда у меня был плохой день, — начал он, проводя большим пальцем по раздраженному носу кошачьей мордочки на своей кружке. Аарон кивнул, а Эндрю лишь бросил на него взгляд, потому что ему не нужна была его гребаная поддержка. — Ты сделал так, чтобы никто меня не беспокоил. Ты, Ники и даже Кевин. Аарон нахмурился, как будто не понимал, к чему все идет, потому что, очевидно, несмотря на все душевные терзания, в которых ему помогла его непоседливая маленькая подружка, он все еще был гребаным идиотом. — Слушай, я не собираюсь поэтично рассказывать об этом. Я просто хотел сказать, что я заметил. В такие дни мне трудно что-либо заметить. Время не всегда имеет смысл, и я даже не всегда узнаю людей вокруг меня. Но я смог увидеть, что вы, ребята, были… рядом. Что вы поддерживали меня… — он стиснул зубы, но на самом деле он мог использовать только одно слово, — …в безопасности. Я не собираюсь, блядь, благодарить вас. Но. Я ценю это. Он не стал ждать, пока Аарон это усвоит, просто поставил кружку и встал, указывая на часы. — Последние пять — твои. Я закончил. Увидимся в машине. Затем он кивнул Би и ушел. Он даже не захлопнул за собой дверь.***
Когда Аарон вышел к машине по окончании сеанса, никто из них не затронул тему, о которой они говорили, но вместо того, чтобы отвезти их прямо в Лисью башню, он спросил Аарона, не нужно ли ему куда-нибудь, и через мгновение кивнул, когда Аарон попросил отвезти его в здание Кейтлин. Они неспешно договорились увидеться за ужином, а затем Эндрю оставил его там, чтобы вернуться в Лисью башню к своему удручающе запущенному домашнему заданию. Нил был за своим столом, когда Эндрю вернулся в общежитие, сгорбившись над тетрадью с каким-то учебником, открытым и полуприкрытым одной из его рук. На нем все еще была толстовка Эндрю, и когда он услышал, как открывается дверь, он повернулся и улыбнулся при виде его. Это была быстрая, немного усталая улыбка, но в его глазах был неподдельный блеск, который всегда появлялся, когда он видел Эндрю. Подумать только, что в целом мире есть человек, который моментально загорается, когда в комнату входит Эндрю. Это было странно. Но также… мило. Я думаю, Нил любит тебя. А я думаю, что ты любишь его. Слова Аарона насмешили его, и, должно быть, что-то отразилось на его лице, потому что Нил с любопытством наклонил голову, его брови сошлись вместе, чтобы задать немой вопрос. — Аарон, — просто ответил Эндрю. И фырканье, и восклицание Нила, сказавшего: «Вот засранец», было настолько предсказуемым, что Эндрю почувствовал, как уголок его рта дернулся вверх. Ему было интересно, что скажет Нил, если он скажет ему, что Аарон его одобряет. Скорее всего, он подумает, что тот издевается над ним или что Аарон попытается устроить какой-нибудь странный розыгрыш. Видимо, удовлетворившись ответом, Нил вернулся к домашнему заданию, а Эндрю несколько мгновений изучал его, его мысли постоянно возвращались к глупым словам Аарона. Любовь. Что, блядь, они оба знали о любви? Последним человеком, который сказал, что любит его, была Касс, и он любил ее. Черт, он любил ее так сильно, что готов был позволить части себя умереть, лишь бы сохранить ее. Он снова и снова резал себе руки, как он теперь понимал, чтобы хоть что-то контролировать в этой ситуации, хоть как-то владеть своим телом — хотя в то время все, что он знал — это укус украденного лезвия и прилив ярости, превратившейся в победу, который приходил с каждым порезом. Что касается Нила, то последним человеком, который любил его, была его мать, и она, конечно же, не справилась с этим, не так ли? Может, она и сохранила ему жизнь, таская его с места на место в течение восьми лет, но того, что он слышал о ней, было достаточно, чтобы понять, что и матерью года она точно не была. Натан мог разделать своего сына, но Мэри, прождав десять лет, чтобы наконец что-то сделать, попыталась стереть его с лица земли, и она била его всякий раз, когда он начинал расцветать слишком сильно, на ее вкус. Касс и Мэри, если это и была любовь, то он не хотел, чтобы она приближалась к нему или его кролику. Нет, он не знал, как определить то, что было между ним и Нилом, но это было что-то, и пока что это не нуждалось в более глубоком определении. Эндрю пересек комнату и встал позади Нила, положив руки ему на плечи. Когда Нил откинул голову назад в немом вопросе, Эндрю поцеловал его совсем легонько в лоб. Голубые глаза Нила слегка расширились, и Эндрю стал свидетелем того, как на щеках нападающего внезапно выступил румянец. Он на мгновение залюбовался этой картиной, затем сжал плечи Нила и отошел за ноутбуком. Ему нужно было сделать домашнее задание.