Сборник бездарного бытия

      Цветы такие красивые! Всем нравятся цветы, пускай не все это признают. С незапамятных времён люди выращивали цветы, это делало их глупыми, ведь цветы не всегда вкусные и питательные, а растить их иногда труднее, чем простые овощи или фрукты. Так зачем? Зачем тратить столько времени на этот цветок? А что потом? Ты сорвёшь его и продашь первокласснику на первое сентября? А потом? Завянет в вазе на подоконнике? А смысл? Для первоклассника это чистая формальность, учитель уже столько раз получал цветы, что больше ничего не чувствует от этого, конечно, он рад новым ученикам... А цветы? Такие красивые и яркие и при этом такие незаметные и забытые!       Забытые цветы его не волновали. Старик, что жил на опушке леса, где не водилось ни первоклассников, ни учителей, ни школ, ни цветочных... Маленький домик прямо перед широким ручьём, выложенный из сосновых брёвен, что растут тут всюду, а меж брёвен торчал мох, служащий утеплителем и защитой от сквозняков. Птицы пели, росли тут всюду и грибы, и ягоды, того глядишь вдали пробежит кабан, лось, а то и целый медведь! Старик знал, как с ними надо, не тревожили его звери, а он - их. Домик был маленьким, внутри была обычная деревянная кровать, низкая, как и вся мебель в этом домишке - потолок был низким. Рядом с кроватью стояла тумба, на которой был раньше будильник, однако старик уже давно привык вставать ни свет ни заря, да и батарейки сели, теперь на нём лежала лишь кучка бумаг с какими-то записями - старик часто перед сном записывал свои мысли, ведь в силу возраста мог банально забыть их. в тумбочке было два ящика: в одном была сложена куча пустых дневников, а в другом была стопка скетчбуков - старик любил иногда зарисовывать диковинные растения да зверьё всякое. Тумба та не сильно отличалась от кровати: простые узоры, морёные сосновые доски, ручки у ящиков тумбы были сделаны из латуни. Был в комнате и письменный стол - сосновый массив, такой тёмный, тоже морёный, прикрученный на железных уголках к стене - не самое лучшее решение, однако, к счастью, стена из брёвен выдерживала его. Перед столом стоял стул: стальной каркас, мягкая седушка и спинка - просто, сердито, практично. На столе валялся скетчбук, заляпанный... Красками? - Весьма занятно... Лежали там и простые карандаши(разной плотности), белый прямоугольный ластик и самая простая железная точилка с лезвием, отдалённо напоминающем бритвенное. В другом конце комнаты, то есть за стулом, валялась весьма внушительная гора изрисованных скетчбуков и исписанных дневников - старик сам не понимал, зачем они ему, но так же не понимал, зачем из выкидывать. Лежала эта куча в углу, что ближе к кровати, а в другом углу было несколько кривоватых деревянных вешалок, явно сделанных наспех, но коих висела старая потрёпанная рубаха, пальто и брюки, однако он надевал это всё лишь когда ездил в город, что делал он от силы пару раз в год, в основном чтобы пополнить запасы ручек, ластиков, карандашей и керосина. Кстати о керосине: посреди комнаты на потолке висела добротного вида керосиновая лампа, слегка закопчённая, но всё равно такая-же прекрасная, как и всегда. Временами она оказывалась у старика на столе, аля настольная лампа. На старом деревянном, как и чуть ли не весь дом, за исключением стула, полу, между кучей последствий творческой деятельности старика и вешалкой стояла малюсенькая железная печь, которая служила и отоплением, и плитой, и просто хорошим другом, любила потрещать о том о сём, а старик всё слушает её, пока в один момент не услышит громкую, ревнивую серию коротеньких потрескиваний от лампы. Он не был тронут умом, однако всегда по доброму смеялся, пускай и был весьма хриплым, а затем отвечал что-то вроде "не ссорьтесь, я вас всех слушаю" - об этом он редко писал в дневниках или записках на тумбе, ведь был уверен, что никогда не забудет треск печи или лампы. Сегодня было тепло, поэтому на ночь не стал Старик топить печь, потушил лампу и лёг спать. Утром старик должен был сначала сходить умыться и попить из ручья, затем его ждал обход все посевов: где что подвязать, где сорняки прополоть, где просто полюбоваться - старик был уверен, что растения, пускай не самые понимающие собеседники, в отличии от общества грибов, не пытаются быть похожими на друг друга, сохраняя при этом свою токсичность. Ещё никогда я не видел ягоды, похожей на смородину, что была бы ядовитой - такие уж растения, честные, да, есть среди них и волчьи ягоды, но они этого не скрывают! - Это нравилось старику в них, но так уж складывалось, что по жизни и с грибами дело иметь приходится, они всюду, а ему надо было чем-то питаться. Старик не мог питаться мясом животных: его челюсти уже не могли жевать что-то столь твёрдое, он боялся, что волки, унюхав мясо, могут напасть на него, да и в конце-концов его организму это не нужно было. Маленький огород(примерно 4-5 квадратных метров) у пруда был в порядке, кусты чая прекрасно ужились, несмотря на слегка прохладную погодку, помимо чая там рос гибискус, который как раз отлично шёл к чаю и был по своему красив, сокрытый большими однотонными листьями чайных кустов. Огород, что был по правую и левую стороны от двери в домик чувствовали себя так же отлично, как и всегда - корнеплоды весьма непривередливы, было их тут много, в общей сложности этот огородик занимал не меньше десяти квадратов! Наконец, старик подошёл к третьему огороду, даже скорее к клумбе. Цветы! Как много в этом слове, как много их на клумбе! Десятка три, не меньше! Этот маленький холмик, покрытый цветами, был райским уголком среди этого леса, оказаться там - дороже всего на свете и как бы не старался, цветком тебе не стать, не было там ни грибов, ни кустов, ни корнеплодов. Старик приходил не только взглянуть на них со стороны: в день он брал не меньше трёх разных цветов, затем растирал их лепестки и замачивал в воде, получая что-то вроде краски, которыми он потом рисовал эти же цветы, больше ни на что красок не хватало, однако это получалось поистине прекрасно, ни одно растение никогда не станет таким же красивым на его рисунках. Старик был добрым ко всем, однако никогда не спрашивал у цветов, хотят ли они ценой своей жизни навсегда остаться на листке? После рисунка он обязательно записывал что-то про этот цветок в дневнике, цвет, размер, внешний вид - всё это могло забыться...       Время шло, цветы перестали расти на том холме, неизвестно почему, может, климат поменялся? - Старик не придавал этому особого значения, продолжал срывать цветки и на их месте сажать новые. Он понял что сделал только когда очередным утром его встретил последний цветок, его не стал срывать - завял, потерял цвет. Старик понял свою ошибку слишком поздно, загубил он не только райский уголок в лесу, но загубил его и в своём сердце, последняя зарисовка была карандашом: маленький, пустой холм, на котором, помирая, лежал один единственный цветок, может он был самым ярким, может самым тусклым - старик не помнил, так и записал.       Пригорюнился старик, смерть давно держала косу у его шеи, память всё больше подводила: он даже не успевал записать мысль, перед тем, как она вылетала из головы. Решил тогда он, что сумеет последний рисунок сделать. А нарисовал он себя: пошёл к ручью, уставился в него, а в руках карандаш. Пение птиц, звуки насекомых, тихое шуршание карандаша... Старик рисовал медленно: тяжело было с его то зрением разглядеть лицо в бегущем пруду. Так возился он день, два, есть перестал, на второй день и от сна отказался, на третий дорисовал, решил отдохнуть поспать, лёг, заснул, да так и не проснулся.