Навалилась беда, как на огонь вода, Сплющила рожу оконным стеклом, смотрит в дом. Я схожу с ума... Да, я схожу с ума! Я завесил все окна тяжелым сном, холодным льдом. ДДТ, "Беда"
Подземелья коварны. Пускай вы можете избежать всех ловушек, вы можете найти и вскрыть каждый тайник. Вы можете вооружиться древними легендарными артефактами, и кости чудовищ, прежде приводивших вас в ужас, захрустят под вашей поступью. Вам может показаться, что до конца остался шаг. Вы уверуете в свою непобедимость. А потом враги кончатся. И подземелья оставят вас наедине с неуклонно надвигающимися страхом и голодом. Вот тогда вы осознаете, насколько беспомощны на самом деле. В тёмных закоулках нынешнего, заброшенного Ма’хабрэ тлеет костерок. Над ним висит миска со шкворчащими кусками мяса. Вокруг сидят четверо спутников. - Рыцарь так и не вернулась? - без особого интереса спрашивает Рагнвальдр, ворочая мясо самолично выструганной ложкой. - Не-а, - отзывается Кахара, - Нам больше достанется. С того дня, когда был повержен Франсуа, минул месяц. Может, больше, но мысли об этом пугали. А может, и меньше… но мысли об этом пугали ещё сильнее. Под землёй умопомрачительно легко потерять счёт времени. Спутники напрасно пытались уйти отсюда. Не раз выходили на поверхность, бежали куда глаза глядят. Это всегда кончалось одинаково: беспросветный туман необъяснимым образом выплёвывал их назад в катакомбы. Д'Арс так и не пришла в себя. Более того, когда все сообразительные отродья подземелий испугались и попрятались в глубокие норы, а безмозглые просто были перебиты до единого, и у спутников пропала нужда постоянно держать оружие наизготовку, рыцарь, кажется, потеряла последнюю связь с окружающим миром. Она могла часами отрешённо стоять на месте, держа в руках свой меч, и водить пальцами по лезвию взад-вперёд. Остальных это ощутимо нервировало. В конце концов Рагнвальдр на всякий случай забрал у неё оружие, и рыцарь будто бы приняла это с обычным равнодушием… …но после следующей ночёвки группа обнаружила, что Д'Арс исчезла в неизвестном направлении. Вместе с клинком. По ней не слишком скучали. Кахара достаёт из-за пазухи бутыль, в которой раньше был эль. Он давно кончился, как и весь остальной алкоголь, но Кахара не растерялся и попробовал изготовить из овощей и трав настойку. По мнению компаньонов, вышло плохо. Тем не менее наёмник вытаскивает пробку и, морщась, подносит к губам. Пахучая мутная жижа неторопливо вытекает из горлышка в его рот. - Ты продолжаешь заливать в себя эту гадость? - Энки изгибает бровь, - От неё даже здешним гулям поплохело бы. - О-о! - протягивает Кахара, - Я смотрю… Ик! …кто-то учится шутить! Выходит пока не очень, но… - Боюсь, я лишь констатировал факт. От твоего пойла за милю разит компостной ямой. - Что с того? Мне ведь надо как-нибудь расслабляться. Посмотрим, останешься ли ты таким привередой, когда скуришь весь свой опиум. - Скажи лучше, колдун, не нашёл ли ты… Ик! …способа вытащить нас из этой дыры? Энки морщится, как будто ему ткнули пальцем в набухшую мозоль. - Нет. Ничего стоящего. - Всё ещё ничего… Знаешь, мне начинает казаться, что ты целыми днями бьёшь баклуши да почём зря переводишь наши харчи. - Я работаю! Я уже нашёл несколько путей, просто ни один из них нам не подходит! - И что же это за пути? Удиви меня! Тёмный жрец пренебрежительно хмыкает. - Ты слышал о Наз'ре, разбойник? О том, кто правил этим городом до Братства? Он не был просто новым богом. Ещё до вознесения все Восточные святилища знали Наз'ру как гениального знатного мага. Перед путешествием в Ма’хабрэ он создал так называемый якорь души, – артефакт, что блокировал всякое потустороннее воздействие на разум. Взяв его с собой на изнанку мира, где возносящиеся обретают божественные силы, Наз'ра не поддался идейной порче и сохранил свою личность. - Занятно, - Рангвальдр присоединяется к беседе, - А что представляет собой этот якорь души? - Хотел бы я знать. В этом и проблема. Когда Братство изгнало Наз'ру из Ма’хабрэ и заняло трон, Вальтейл занялся уничтожением всех его наработок. Настолько скрупулёзно, что, по-моему, мы скорее отыщем самого Наз'ру в случайной груде мусора, чем его записи в Великой библиотеке. - Зачем? - Потому что Наз'ра смог перехитрить великую схему вещей, а Братство не смогло. Потому что четвёрке было слишком сложно признать себя обречёнными на безумие и забытьё дураками. Куда проще убедить себя, что это Наз'ра был безумцем, и предать его анафеме. Люди постоянно так делают. - Это обалдеть какая душещипательная история, но, дай угадаю… Ик! …нам она ничем не поможет? - Я так и сказал. Очевидно, ты меня даже не слушал, разбойник. Рагнвальдр стучит ложкой по миске, пресекая в зародыше зреющую перепалку. - Еда приготовилась. Налетайте.***
- Необычный вкус, - проглотив шматок мяса, Кахара облизывает губы, - Кем ты угощаешь нас в этот раз, кулинар? Рагнвальдр, помогающий девочке вырезать из доставшегося ей куска хрящ, отвечает не сразу. - Да так, повелитель мух. - Да? Повелителей мы… Ик! …уже ели, и, кажется, их мясо было кислее… - Если тебе что-то кажется – это твоя проблема. - Лукавишь, чужеземец, - вклинивается голос колдуна, - Я проводил множество запретных ритуалов. По-твоему, я не знаю вкуса человечины? Рука Кахары, тянувшаяся за новым куском, замирает в воздухе. - Чего? - Глупые у тебя шутки, жрец, - скучающе произносит варвар. Слишком скучающе. До неправдоподобия скучающе. Кахара знает этот тон. Неопытные картёжники пользуются им же, когда не хотят признаваться, что проиграли всё, что у них было, и даже то, чего не было. - Рагн… Признавайся, с кого ты срезал это мясо. Рагнвальдр тяжело вздыхает и переводит взгляд на огонёк костра. - С тюремного стража. - И нахрена?! - Разве моя вина, что трупов съедобного зверья не осталось? Я искал. Не нашёл. - Ну знаешь ли! Для меня это чересчур! - Не хочешь – не ешь, - парирует Энки, невозмутимо продолжая жевать. - И не буду! - Кахара вскакивает с места, - Не буду! Как будто у нас нет настоящей еды! Он запускает пальцы в один из мешков, набитых всякой всячиной. Покопавшись, вынимает испортившийся пирог. Склизкое, бело-зелёное тесто липнет к ладоням, но наёмник настроен решительно. - Кахара, - начинает Рагнвальдр, - Это плохая идея… - Лучше, чем людоедство. У меня есть противоядие, если что. Да и не так уж много… Ик! …плесени тут наросло. Может, с ней даже вкуснее! Кахара, храбрясь, откусывает от гнили. Из его горла начинают идти противящиеся звуки, но он пересиливает себя и делает глоток. Делает, словно назло всему невыносимому подземелью и лично Рагнвальдру, тянущемуся, чтобы отобрать у него пирог. На свою беду, он успевает протолкнуть в себя ещё несколько кусков, прежде чем тошнота берёт верх. Кахару рвёт на удивление долго. Особенно для человека, который ел всего раз за прошедшие сутки. Гниль вперемешку с пережёванным мясом, мутная настойка, желудочный сок – всё исторгается на землю. Наёмник в бессилье падает на четвереньки. Девочка осторожно кладёт ему на плечо ладошку, хочет хоть чем-нибудь помочь… …да чем тут поможешь? Проходит время. Наконец его отпускает. Кахара поднимает голову, часто дышит. На лице холодный пот. В опустевшем животе снова урчит. Он смотрит на уронённый в пыль плесневелый пирог. Потом на миску с ароматно пахнущей человечиной. - Да пошли вы все… - сипло бормочет Кахара, поднимается на ноги и торопливо уходит прочь, в темноту.***
Энки хотел бы спокойно доесть свою порцию, однако осуждающий взгляд Рангвальдра действует ему на нервы. Чужеземец не говорит ни слова, но в голове Энки непрерывно стучит его немой вопрос: “И кто тянул тебя за язык?” Правда в том, что жрец даже не думал, к чему приведут слова об истинной природе мяса. Он заметил, он озвучил наблюдение, только и всего. Но спутники наверняка сочли, что он специально: чтобы насолить разбойнику. А Энки слишком горделив для объяснений и оправданий. К тому же, у него уже пропал аппетит. - Я пойду, - бросает он, вытирая губы платком, - У меня много работы. Он лжёт. Никакой работы у него нет. Он сам не знает, куда его так быстро несут ноги. Подальше от компании, вот и всё. По дороге жрец осознаёт, что не захватил с собой факел. Но ничего страшного. Его глазам темнота с детства привычнее света. С той самой поры, когда он был сброшен на дно колодца. - Вот трагедию устроили! - шипит Энки себе под нос. Он не сомневается, что разбойник вернётся. Вернётся как миленький, и ещё будет выпрашивать у Рагнвальдра жареной человечины. Голод сильнее морали. Подземелье сильнее принципов. А такого мяса здесь в избытке – трупы на каждом шагу, и многие из них лежат в достаточно сухих и холодных местах, чтобы не стухнуть ещё долгое время. Ну а когда это время истечёт… Что ж. Человек – существо всеядное. Человек привыкает ко всему. И Бог Глубин помогает ему в этом, даруя мутации. Приспособились ведь одичавшие рудокопы с посиневшей кожей жить в пещерах. Научились ведь похитители конечностей охотиться на заблудших путников. Преобразился же капитан Рудимер в Ворона в конце концов! - Гадство. Энки не сомневается в том, что его группа закончит примерно также. Он твёрдо уверен, нет таких мерзостей, до которых они не опустятся однажды, пытаясь выжить. И от того ему хочется рвать на себе волосы. Да, за свою жизнь Энки совершил множество аморальнейших деяний. Но то было ради великих целей, ради ритуалов, ради исследований. Он был амбициозным искателем… …и вынужден пасть до уровня безмозглой твари, готовой на всё, лишь бы продлить своё никчёмное существование на пару дней. А как хорошо всё начиналось... Юный жрец, решивший не присягать на верность никому из богов, избрал труднейший, но самый выигрышный путь: угождать всем божествам понемногу, медленно собирая обширную коллекцию заклятий. Он шёл своим путём, собирал знания о Ма’хабрэ, вознесении, строил далеко идущие планы. Всё было бы прекрасно, не окажись золотой трон ловушкой. Да, именно ловушкой. Изучив трон подробнее, маг не сомневался, что слабоумие, одолевающее новых богов, не недоработка, а главное предназначение артефакта. В самом деле, зачем ещё Старые боги даровали бы смертным крупицу своей мощи? Из милосердия? Они понятия не имеют, что это такое. К тому же, почему тогда они воздвигли золотой трон в самом гиблом месте на свете? Вопросы не давали Энки покоя несколько дней, но после скрупулёзного исследования всё сошлось в единую картину: золотой трон – это кусочек сыра в грандиозной божественной мышеловке – Подземелье страха и голода. Важнейшая деталь западни на самых решительных и прозорливых, талантливейших из людского рода. На тех, кто возомнил о себе слишком много. На личностей вроде него и этого Ле’Гарда. Другие попадают сюда по случайности. Такие, как чужестранец, разбойник или рыцарь. Подземелье пережёвывает и их, не давится. Даже если кто-то из авантюристов окажется неприлично живучим и продерётся через мышеловку к сыру, он не победит. Сыр-то отравлен. - Хитро задумано, - с досадой произносит Энки. Ему чудится, что лики Старых богов мелькают во тьме, - Знаю, вы ждёте. Ждёте, когда я сдамся. Когда я начну играть по вашим правилам. Он приносил богам жертвы, заключал с ними сделки, но так и не преклонился ни перед кем из них. Потому что знал, стоит пустить в свою душу божество, оно, словно птенец кукушки, вытолкнет оттуда всё остальное. Одурманит, заставит позабыть обо всём кроме служения. Но сейчас такое рабство уже не кажется худшим вариантом. Спастись из подземелья всё равно не дано. Спасения нет. Кахара был отчасти прав: последние дни Энки только и делал, что “бил баклуши да переводил харчи”. Что поделать, если каждая зацепка вела в никуда, и все пути окончились тупиком. Ну… почти все. Услышав писк под ногами, заклинатель останавливается и садится на корточки. - Здравствуйте, двуногий брат, - таракан стоит смирно, глядит снизу вверх. - Здравствуй, здравствуй, - палец в перчатке небрежно гладит его по панцирю, - Вы нашли то, о чём я просил? Золотой обруч на голову? - Мы исползали каждую щель, но нигде не видели такого. Простите нас, двуногий брат. - Вот как. Что ж. Ладно. - Вы дадите мне еды? Энки, хмыкнув, щелчком скидывает таракана в трещину в брусчатке и продолжает блуждание по заброшенному городу. Местные големы рассказывали жрецу мифы об основателе Ма’хабрэ и его короне, якобы дававшей обладателю власть искривлять пространство. Сказка как сказка, но попробовать стоило. Мало ли с этой короной удалось бы пройти через туман. Однако, раз её не смогли найти вездесущие насекомые, никто не сможет. Вот теперь можно с уверенностью сказать, что все пути окончились тупиком. Мышеловка захлопнулась. За всю историю всего один смертный обвёл Старых богов вокруг пальца. Имя ему было – Наз'ра. Он слыл виртуозом от мира колдовства. Он был богаче самого султана, мог позволить себе любые ингредиенты в любых количествах. И, что важнее всего, он изготовил свой якорь души заранее. Энки не может похвастаться ничем таким. Ему и его спутникам осталось два выхода: кончать с собой или деградировать, поклоняясь какому-нибудь богу. Ещё можно усесться-таки на трон – так же деградация, только растянутая на несколько столетий. Конечно, позволено и поупрямиться, посидеть на диете из человечины и гнили. Но рано или поздно выбор придётся делать. Старых богов устроит любой исход. Покончить с собой Энки уже пробовал, ему не понравилось. Остаётся только прикинуть, к какому богу безопаснее всего пойти в услужение. Неудачливый жрец смеётся невесёлым смехом. Этот вывод зрел давно. Энки гнал его прочь, злился, искал возражения, но вывод всё зрел и зрел. И сегодня Энки, кажется, смирился. Признал поражение без страха и гнева. - Стоит ли говорить этим остолопам, что ждёт нашу команду? - размышляет он вслух, - Наверное, нет. От плохих новостей они только сердятся. Зашибут ещё… Как раз в ту минуту из-за спины доносятся звуки шагов. - Разбойник? Ты? Энки понимает, что ошибся, ещё не успев оглянуться. Слишком уж шаги тяжелы. О брусчатку стучат латные ботинки. Приближаясь, фигура в доспехах становится всё различимей. На голове кольчужный капюшон, из-под которого выбивается несколько нерасчёсанных прядей. На губах лёгкая улыбка. В руке сжат любимый клинок – Миазма. Лезвие аметистового цвета почти целиком покрыто желтоватой кровью каких-то отродий тьмы. Рыцарь покачивает мечом, как дирижёр палочкой. - Не расскажешь, где была? - спрашивает Энки. Д’Арс продолжает безмолвно идти к нему. Что-то не так… Когда между ними остаётся без малого десять шагов, Энки начинает пятиться, рыцарь переходит на бег и замахивается Миазмой. Энки бросается в сторону, и удар, метивший ему в голову, приходится на стену. Лезвие оставляет в камне борозду. Рыцарь на миг теряет равновесие, но тут же восстанавливает и разворачивается к противнику. Энки хватает свой короткий меч, воительница одним выпадом вышибает его из пальцев жреца, заодно оставляя на его руке глубокий порез. Её лицо сохраняет безмятежное выражение. Энки ничего не понимает, но ситуация слишком опасная, чтобы мешкать. Враг обращается с оружием так умело, словно оно стало продолжением её руки… Нет, не совсем. Скорее, её рука стала продолжением оружия. Интуиция подсказывает колдуну решение: - Раны! Красная дымка обвивает руку, что сжимает нечестивый меч, и рвёт её в сторону. Ещё как рвёт: слышится хруст, стальной нарукавник мнётся, из латной перчатки струится кровь. Но конечность остаётся на месте, и рыцарь по-прежнему размахивает ей. На её лице не дрогнул ни один мускул. - Ах, да. У тебя же осталась душа морского дракона… - жрец стремительно пятится, не сводя глаз с безудержно мелькающего перед ним клинка. Внезапный пинок в грудь застаёт его врасплох и отбрасывает назад. Энки падает на груду истлевших ящиков, хрипит. Слышит грохот стальной брони – рыцарь мчится на него. Он в последнюю секунду откатывается в сторону, лезвие пробивает доски близ его левого уха и ненадолго застревает в них. Он вплотную глядит на пурпурное утолщение в виде глаза на гарде меча. Мерещится, что оно таращится в ответ. Мерещится его раскатистый смех. Скрипят зубы. Рождается новая идея. Пальцы колдуна вцепляются в рукоять Миазмы, поверх перчатки рыцаря. - Прочь! Сгинь из разума этой женщины, скверна! Энки вкладывает в рассеивание чар всю свою волю. Д’Арс цепенеет, застывает как изваяние. Улыбка сползает, губы сжимаются в белую линию. А потом дух клинка замечает вторжение и переходит в контратаку. Энки кажется, что в его ладонь впились десятки раскалённых игл. Он едва не теряет сознание. Боль чёрными пятнами пляшет перед глазами. Словно жмёшь руку самому Гро-Гороту… Миазма проникает и в его голову. Жрец видит как наяву: побоища многотысячных армий, погони за отступающими, штурмы городов, пожарища деревень, истребления племён на окраинах. Мужчины, женщины, старики, дети – все становятся красным месивом, липнущим на лезвие. Клинок кочует из рук в руки век за веком. Не запоминает обладателей, ведь суть всегда одна. Жатва. Жрец ощущает, что тонет в этом водовороте из горячей крови и предсмертных криков. Не выдерживает, отпускает рукоять. Экзорцизм никогда не был его коньком. Если все ваши карты биты остаётся одно. Энки вскакивает и начинает бежать наутёк, пока меч не вернул власть над рыцарем. Он бежит обратно к костру Рагнвальдра, но понимает, что не успеет, когда за спиной раздаётся топот. Он оглядывается. Ну конечно, одержимая мчится быстрее него и нагоняет. - Треклятая железка. Надо было сразу оставить тебя в той куче трупов, - шепчет Энки сквозь отдышку, - Ну ладно. Посмотрим, умеешь ли ты контролировать безголовые тела… Он начинает творить мощнейшее из своего арсенала заклятье. На бегу непросто сосредоточиться, но надо. Надо, чтобы почувствовать энергетические потоки вокруг и направить отрицательную энергию к вытянутой руке. Вокруг пальцев колдуна начинают кружить первые сгустки черноты, похожие на маленькие прорехи в мироздании. Они растут и сливаются воедино. Сфера тьмы почти готова к броску. - А! Энки спотыкается о трещину в брусчатке. Концентрация потеряна. Тьма немедленно утрачивает форму. Расслаивается, рассеивается, будто капля чернил в воде. Рука опять пуста. А позади уже слышится свист меча. По правую сторону улицы отвесный склон, огороженный невысокими перилами. Где-то внизу виднеются домишки трущоб Ма’хабрэ. Энки хочет было прыгнуть вниз, но вовремя понимает, что, приземлившись с такой высоты, разобьётся всмятку. По левую сторону улицы небольшие здания. Энки бросается в дверной проём первого попавшегося. Внутри ещё темнее, чем снаружи. Это хорошо. Колдун укрывается за бочками, стоящими в дальнем углу. Слышна поступь. Рыцарь уже на пороге. Она делает несколько шагов вперёд, но останавливается. Ничего не видит. Энки задерживает дыхание, страшась издать шум. Рыцарь начинает втягивать носом воздух. Принюхивается? Энки понимает, что клинок вполне мог наделить её сверхчутким обонянием. Он переводит взгляд на порез на своей руке, тот всё ещё кровоточит. Он закусывает губу, чтобы зубы не дрожали. Колотится сердце в груди, а вместе с ним вопрос в голове: “Что делать? Что делать? Что же делать?” Сумка на поясе. В ней волшебные травы и зелья. Энки вспоминает, как на заре своей карьеры постигал алхимию и как-то раз смешал в котле слишком много разных ингредиентов. Смрад потом был такой, что пришлось переезжать в другой дом… Да, точно. Если он разобьёт все эти склянки, за образовавшейся вонью будет невозможно учуять его кровь. План составляется быстро. Было бы неплохо сперва вытащить из сумки синие лечебные эликсиры, но в темноте не разобрать цветов, да и времени больше нет – рыцарь уже движется в его направлении. Энки решительно швыряет сумку в другой конец помещения. Звон стекла, а сразу за ним три громких хлопка – это были взрывные флаконы. Смесь бурлит и шипит. Рыцарь кидается на звук, размахивая мечом. Она поймёт, что противника там нет, не пройдёт и пары секунд, но запах задержит её ещё ненадолго. Важнее всего, что она повернулась спиной. Энки привстаёт на корточки, готовится бежать. Самое главное – не допустить второй осечки подряд. Пора. Энки подготавливает пиромантию и несётся на врага. Рыцарь оборачивается в последний момент, и он хватает её за щёку рукой, вспыхнувшей пламенем. Д’Арс вырывается, но он держит крепко. Кожа на лице вздувается волдырями, которые тут же лопаются. Пахнет горелым мясом. Когда призванный жрецом огонь гаснет, он убирает руку и глядит на рваную красно-чёрную маску, в которую он превратил лицо рыцаря. Он слабо усмехается, считая, что ни один человек не может пережить такого. Он не осознаёт, что рыцарь всё ещё стоит на ногах. Рука в латной перчатке хватает Энки за плечо и бросает в стену, будто куклу. Рыцарь почти мгновенно оправилась от шока. Она даже продолжает улыбаться. Тем, что осталось от её губ. Может, такие ожоги и угробили бы любого человека… Но кто сказал, что Д’Арс по-прежнему человек в привычном понимании? - Ты надо мной смеёшься, - изнурённо констатирует Энки. Слишком много заклятий. У жреца больше нет сил. Он червяком отползает от рыцаря вдоль стены, понимая, насколько это бесполезно. Рыцарь надвигается. Миазма наизготовку. Энки зажмуривает глаза. Он сделал всё, что мог. Просто этого было недостаточно. Его сердце бьётся так сильно, что звук похож на топот маленьких ножек… Нет, постойте. Похоже, это в самом деле топот. Энки, озадаченный тем, что его конец никак не наступает, приоткрывает глаза. Он видит Девочку, прибежавшую сюда в последнюю секунду. Та встала между жрецом и одержимой, отчаянно закрывая его от неё своим телом. Вытянутые руки и широко расставленные ноги образуют крест. Маленький перепуганный ребёнок всем своим видом говорит: “Не пущу.” И Д’Арс останавливается. Глаза приобретают осмысленное выражение. - Ты хочешь разрубить… её? - несмело спрашивает девушка с обгорелым лицом у Миазмы. Энки уже позабыл, как звучит её голос. Д’Арс всё заметнее противится воле клинка. Рука, несущая его, трясётся, будто изо всех сил старается разжаться. Колдун не может поверить, что детская самоотверженность оказалась плодотворнее всей его магии… - Кх-х! …Рыцарь не поняла, как её горло было рассечено. Всё переменилось слишком быстро. Воительница тянется к ране свободной рукой. Ноги подкашиваются. Она замертво валится на пол. Вставшая на цыпочки, чтобы дотянуться до шеи Д’Арс, Девочка опускает окровавленный кинжал, медленно пятясь. Её колотит крупная дрожь. - Отлично сработано, - Энки наконец позволяет себе спокойно выдохнуть, - Даже я не заметил ножа в твоей руке. Правда, не уверен, что это было необходимо. Я видел борьбу в её душе. Как знать, может, рыцарь победила бы наваждение и вернулась к нам. Девочка поворачивается к колдуну. В её глазах слёзы: “Я тоже видела.” Энки никогда не умел общаться с людьми, вечно говорил не то и не с теми акцентами. Не то, чтобы ему это мешало: жрец крови должен быть скрытен и нелюдим, если хочет жить долго. Но с Девочкой впрямь получилось некрасиво. - Ты не могла рисковать, я понимаю, - исправляется он, - В том, что милосердие – это сущая глупость, нет твоей вины. Таков мир, в котором мы живём. Перед глазами Энки топорщатся застарелые воспоминания. Обряд инициации. Неумелая драка насмерть. Падение. Нога на груди, кинжал у горла. Ужас. Неожиданное великодушие сестры. Её удаляющаяся спина, аплодисменты наблюдателей. Клокочущее желание отомстить. Смирение. Колодец… Энки встряхивает головой. Шепчет заклинание Сильвиан, исцеляющее его тело. Встаёт на ноги. - Ты спасла меня, это главное. Спасибо тебе. Он неумело гладит ученицу по волосам. Та вытирает глаза рукавом. Есть какая-то безысходная ирония в том, что один из немногих людей, с которыми Энки нашёл общий язык, – дитя, языка лишённое… - Ну хорошо. Давай осмотрим эту злополучную железку. Коченеющие пальцы Д’Арс отгибаются с трудом, но это не мешает колдуну вытащить из них клинок. Энки берёт Миазму в подрагивающую руку и медленно начинает выполнять фехтовальные приёмы, сам не вполне понимая, зачем. Голос в голове едва заметен. Его бы вовсе не было слышно, если бы рассудок не помутился от магии. “Ты желаешь овладеть мной? Я даю тебе силу. Несравненную силу.” “Что? Я вижу, ты не слишком умён. Хочешь подчинить меня, как подчинил девушку? Выстругать себе новую марионетку?” - мысленно спрашивает жрец. “Ты сильнее её. Мы могли бы… сработаться…” “Бедный дух-искуситель с раздвоением личности!” - жрец злорадствует, - “Пару минут назад ты пытался меня убить.” “Да, убить… Убивать… Это то, для чего я был создан.” У Энки возникает соблазн оставить меч себе. Просто чтобы продолжать смеяться над его бестолковыми попытками манипулировать… …Девочка решительно отбирает у него оружие, выходит из здания, подходит к краю улицы и выбрасывает Миазму за парапет. Железка улетает куда-то на нижние уровни Ма’хабрэ. - Гм. Я бы и сам справился, - заявляет Энки. Он набивает трубку и начинает курить. Расшатавшуюся от магии психику действительно надо привести в порядок. Тем временем, к месту проишествия широким шагом приближается Рагнвальдр. - Мы с Девочкой слышали шум, доносившийся отсюда. Что стряслось? - тут он замечает обезображенный труп рыцаря, - Благой Алл-Мер! Как это понимать, жрец?! Между затяжками Энки сбивчиво пересказывает случившееся. Чужеземец слушает, изогнув бровь. - Разумный кровожадный меч? Занятно… Так и знал, что рано или поздно мы начнём резать друг друга, - Рагнвальдр чешет подбородок, - Ладно, ступай к костру. Мы пока пойдём, отыщем Кахару. На всякий случай, мало ли что. Он берёт Девочку за руку, а та начинает быстро-быстро мотать головой. - Ты… хочешь остаться с ним? Ты уверена? Мотание переходит в кивки. - Ну смотри. Рагнвальдр пожимает плечами и нехотя уходит в одиночестве.***
- Бьюсь об заклад, он решил, что я напал первым, - цокнув языком, говорит колдун своей ученице, - Будто моя вина, что Д’Арс выглядит как жертва Тротюра, а я отделался царапиной на руке! Царапиной… Энки смотрит на порез от Миазмы, почти затянувшийся благодаря лечебному шёпоту. Он осознаёт кое-что, прежде не замеченное. - О. А ведь лезвие было перемазано во внутренностях каких-то тварей. Нечего и надеяться, что в рану не попала инфекция. Нужны зелёные травы. В его горле встаёт ком, когда он вспоминает: все снадобья хранились в сумке на поясе. Колдун собственноручно превратил их в вонючую бесполезную смесь. - Зелёных трав больше нет. Придётся пилить. - Энки нервно перебирает пальцами своей единственной руки, воображение рисует мрачные перспективы, - Ни Рагнвальдру, ни разбойнику я не по нраву. Когда стану бесполезным калекой, они меня, скорее всего, не убьют, но и надлежаще заботиться о безруком не станут. А это смерти подобно… - Как же быть? Жрец в раздумьях облокачивается на парапет, взгляд простирается в тёмную даль. Выход есть. Чтобы вернуть полноценное тело, можно слиться в брак плоти с одним из этих остолопов. Они должны согласиться, если, конечно, не посвящать их в детали, а вместо этого сказать, что ритуал поможет выбраться из подземелья. Да, брак обозначает безоговорочную капитуляцию перед Сильвиан. Но, если смотреть трезво, Покровительница плодородия не худшее божество, чтобы отдать ей свою душу. Она не потребует почти ничего. Лишь провести остаток жизни на поляне, в маске кролика… проглотив амбиции, звавшие стать чем-то большим… Очередное погружение в самоуспокоение прерывает некий камень душ – его сунула в руку Энки Девочка. “Посмотри.” - Душа Бесконечности? Её отдала нам Нильван, - он пытается понять, к чему ученица клонит, - Твоя мать. Девочка кивает. Помнится, в начале пути, стоило кому-то спросить Девочку о родителях или том, как она сюда угодила, она сразу вжимала голову в плечи и становилась похожей на затравленного зверька. Потому спрашивать прекратили. Когда спутники прошли испытания сновидений, и богиня бесконечности снизошла к ним, начав разглагольствовать об эпохальном предназначении своей дочери, сама дочь в панике спряталось за спинами четвёрки. Её потом долго пришлось успокаивать. Двое стоят у обрыва, глядя во тьму: робкая дочь богини и избранника судьбы да колдун-самоучка с манией величия. - Ты же понимаешь, что ты не обычный ребёнок? Кивок. - Нильван говорила: ты – ключ к новой эре в человеческой истории. Кивок. - Знаешь, что это значит? Мотание головой. - Но хочешь выяснить? Кивок. - Не замечал за тобой такой смелости раньше. Неуверенное пожимание плечами. “Может, это поможет нам спастись?” - Может быть. Что ж, у меня есть сутки или двое, прежде чем гангрена отберёт мою руку, а все прочие загадки подземелья я уже изучил. Попробую погадать над твоей. Бегство от рыцаря вернуло Энки жгучее желание жить, а последующий разговор указал на лучик надежды. Кто знает, вдруг таинственный план Нильван – это заветный третий путь? Пока нельзя об этом судить – слишком мало сведений, но жрец быстро смекает, у кого их добыть. По крайней мере, одна рыскающая по подземелью сущность наверняка знает о Девочке больше, чем хочет показать…