Чёрные птицы слетают с луны, Чёрные птицы, кошмарные сны. Кружатся, кружатся всю ночь Ищут повсюду мою дочь... Наутилус Помпилиус, "Чёрные птицы"
Перегной стекает со стен. Капает с потолка. Монотонно чавкает под четырьмя парами ног. Спутники уже второй час движутся по окаменелому пищеводу Глубинного, похожему на извилистый тоннель. - Слушайте, - протягивает Кахара, - Ты, колдун, сказал, мол, в конце этой пещеры ждёт выход из подземелья, но постеснялся объяснить, что это за выход. А я вот думаю: раз мы забрались сюда через пасть Бога Глубин и идём по его кишкам… то значит, выходом будет задница! Энки в ответ неопределённо хмыкает. - Так и знал! Гро-Горот меня дери, мы собираемся сбежать из Темницы страха и голода, вылезя из божественной задницы! Это одновременно тупо и потрясающе! Девочка семенит за Рагнвальдром, стараясь держаться поближе к факелу в его руке – единственному источнику света. Почему-то ему с Кахарой учитель наврал про выход на поверхность, по ту сторону тумана. Только ей он сказал о настоящей цели вылазки: Сделать её богом. Она гадает, каково это. Книги говорят, боги всемогущи. Это значит, они могут делать, что захотят. А чего она хочет? Ну, сперва она покинет тесноту этой гадкой крепости и выведет отсюда своих друзей. Её ждёт невероятный внешний мир. Она сможет побывать во всех библиотеках, которые упоминал учитель. Попробует все сладости, которые, по словам Кахары, ещё вкуснее, чем мясо морского дракона. Познакомится, как ей обещала Д’Арс, с сотнями интересных людей, и эти люди не захотят ей навредить. Искупается в реках, о которых рассказывал Рагнвальдр (он говорил, реки – это большие-большие потоки воды, текущие по земле, словно кровь по сосудам). Но не бывает ведь богов, которые сами по себе. Каждый воплощает какую-то идею. Сильвиан неразрывно связана с зарождением жизни, Глубинный с выживанием, Гро-Горот с гибелью, Алл-Мер с борьбой. Всё, что боги совершают, они совершают для распространения своих идей. Это их работа? Любимое занятие? Или неизбежная природа? Девочке интересно, богом чего станет она? Будет ли у неё выбор? Если будет, она хотела бы стать богом магии. Быть такой же умной как учитель… - Чу! Раздумья прерваны громким шёпотом Рагнвальдра, заглянувшего за угол. - Впереди тварь! Идёт сюда, - он тушит факел, достаёт лук, отдаёт приказы, - Жрец, как она покажется, бей огнём. Целься лучше в лапу с тесаком. Я одновременно попробую прострелить голову. Если промажу – все идём в ближний бой. Спутники без лишних слов прижимаются к стене, затаивают дыхание. Хлюп-хлюп-хлюп – издаёт склизкий пол. Шаг-шаг-шаг. Из-за поворота, устало волоча ноги, выходит увалень, под мелово-бледной кожей которого перекатываются как внушительные мускулы, так и многочисленные опухоли. Отвратительная помесь тюремного стража и пещерного волка. Дырою зияет неимоверно широкая пасть – от морды до брюха, а внутри торчат частоколом сотни клыков. В мозолистом кулаке намертво сжат тесак. Энки, закусив губу, приподнимает руку. Нацеливает указательный палец на тесак… …и ничего не происходит. Ровным счётом ничего. Идёт секунда за секундой. Чудовище подбирается всё ближе к укрывшимся спутникам. Всем ясно, что его подслеповатые глаза-бусинки вот-вот заметят чужаков. Все уставились на жреца с нетерпением и недоумением. Энки скрипит зубами, дрожа от напряжения и сверля волколака взглядом. Пиромантия отчего-то никак не срабатывает. Хлюп-хлюп-хлюп. Шаг-шаг-шаг. Наконец пальцы жреца извергают огонь, но загорается не лапа врага, а рукав жреческой мантии. Энки стонет от боли и начинает молотить рукой по стене, чтобы сбить с себя пламя. Осечка. - Гав?! Волколак удивлённо поворачивает голову на звук. Облизывается. Рагнвальдр выпускает стрелу в морду твари, однако та уворачивается с неожиданным проворством и кидается в атаку. - Врассыпную! - орёт Рагн. Поздно. Тварь уже сграбастала свободной рукой Кахару и тянет его в рот. Варвар спешно выхватывает Сергальское копьё и делает выпад. Чудище вновь уклоняется, но, по крайней мере, оно усекло, что для перекуса не время. Рагнвальдр продолжает юлить вокруг врага с копьём наперевес. Тот отмахивается от него тесаком и прикрывается брыкающимся телом наёмника, будто щитом. В суматохе никто не обращает внимания на Девочку. А она, между тем, подкравшись к чудищу, жжёт его маленьким всполохом наколдованного огня. - Ыр-р?! Волколак поворачивает рыло к ней… И пропускает очередной укол от Рагнвальдра. Тяжёлое копье разрывает плоть, глубоко вонзаясь в тело. От воя закладывает уши. Тварь на последнем издыхании заносит тесак над Кахарой, но он дотягивается руками до волчьей морды и со всей мочи тыкает пальцем твари в глаз. Тварь, взвыв ещё громче, отбрасывает добычу прочь и тянет к глазу лапу. Рагнвальдр успевает выдернуть копье из туши и добить чудовище ударом в череп. Оно валится на землю. Его бьют, пока оно не перестаёт шевелиться. А когда перестаёт, бьют ещё с полминуты – это приносит удовлетворение. Энки, тем временем, тушит-таки свой балахон и замечает, что остальные смотрят на него. Бледный жрец тьмы затравленно глядит в ответ. Глядит на тех, кто в отличие от него справился со своими обязанностями… - И что это было за самосожжение? - интересуется разбойник. - Для магии нужна концентрация… А у меня… рука болит… Мешает сосредоточиться… - Рука? А почему? - Сам не знаю… - Странно. Ты раньше не казался нюней. Может, там правда что-то серьёзное, дай посмотрю, - разбойник тянется к его руке. - Не смей прикасаться ко мне! - Энки отшатывается, - Не твоего ума дело! Он быстро, почти бегом, уходит вперёд по тоннелю и скрывается за углом. Кахара, нахмурившись, переглядывается с Рагнвальдром. Тот пожимает плечами. Спутники продолжают путь. Девочка ненадолго задерживается. Ей почудилось, что чей-то пристальный взор следил за ней со спины, из глубины тоннеля. Она оборачивается и всматривается в темноту. Темнота спокойна и неподвижна. Девочка встряхивает головой и бежит догонять друзей.***
“Больно.” “Как… больно.” Гангрена на предплечье Энки разрастается полным ходом. В последний раз, когда он закатывал рукав и проверял, порез от Миазмы окружило крупное фиолетовое пятно, усыпанное гнойниками. Как знать. Возможно, сейчас оно уже почернело. С каждым ударом сердца боль сдавливает воспалённую руку. Кажется, что к ней присосался огромный ненасытный червь. Но ничего-ничего. До заветного чрева Старого бога осталось недолго. Энки договорился с ученицей, что после вознесения она первым делом исцелит его. А потом поможет ему отыскать способ стать бессмертным. “Больно. И даже опиум кончился.” Главное – терпеть. Терпеть и держать это в секрете. Чужеземец и разбойник считают, что впереди выход. Энки сам им так сказал, ни к чему забивать дубовые головы высокими материями, не поймут. Найденные в Подземелье сокровища они решили разделить поровну – каждому треть. Но доверять им нельзя: обоим остолопам жрец не слишком нравится, и покажи он уязвимость… бандит вполне может решить, что делить добычу на двоих гораздо приятнее чем на троих. Один удар в спину, и с Энки будет покончено. “Но как же, Гро-Горот дери, больно. Словно руку вывернули наизнанку, нервами наружу.” Окаянную конечность охота взять и отсечь, отрубить, отгрызть. Хуже не будет. Увы, он забыл уточнить у Покеткэта, каковы будут пределы могущества вознесшегося бога. Приходится прикидывать наугад, брать в пример Алл-Мера. А тот далеко не всемогущ. Священное писание упоминает, как Алл-Мер исцелял тяжело больных, но конечности… новые конечности он никому не отращивал. Так что, быть может, Девочка не сумеет помочь, если он поторопится с ампутацией. Жизнь безрукого калеки жалка и никчёмна, будь он хоть трижды гениальным волшебником с божественным покровителем. Всё-таки никто из богов не удосужился сочинить мирных, повседневных заклятий: тех, которые умоют вас, или переоденут, или хотя бы поднесут еду ко рту… “Так что терпи.” “Терпи!” “Терпи, если хочешь убить их всех!” Энки спотыкается от замешательства. Откуда вылезла эта последняя мысль? Он же не собирался никого убивать. Во всяком случае сейчас. На его разум действует нечто потустороннее? А, нет. Это просто отзвук мантры из детства, врезавшейся в память.***
- Поступок твой странен. Ты же знаешь, нам нужен только один ученик. И слабым не место в рядах некромантов, - молвил в тот день тучный, похожий на земноводное, верховный жрец, обращаясь к его сестре, только что прошедшей инициацию. - Значит, вы всё же убьёте братца? - уточнила та без особой тревоги. - Не обязательно. Пусть живёт, коль таково твоё желание. Эй, вы, - верховный указал пальцем на двух рядовых Гро-Горотопоклонников, - Проводите мальчика на задний двор, к каменному мешку! Энки, сильно помятого сестрой, подняли из пыли и потащили вон из церемониального зала. На заднем дворе не было никакого каменного мешка. Был только пересохший колодец. Энки осознал, что к чему, поздно – только, когда его швырнули внутрь. Минуло столько лет, но стоит колдуну случайно приоткрыть дверцу воспоминаниям о колодце, они разом обретают плоть. И Энки в который раз мерещится запах гнилой тины. Как наяву, кожей ощущается влажный холод. Слышится копошение насекомых. Узким кольцом вырастают фантомные стенки из сырой земли. Ни лечь – чересчур тесно, ни встать – при падении сломалась нога. Мальчик тогда весь день вопил, задрав голову к небу. Вернее, к его кусочку размером с монету, который было видно со дна. Он отчаянно звал на помощь. Звал сестру, звал покойную мать, звал Алл-Мера… Ближе к вечеру в колодец заглянул какой-то лысый жрец. Энки обрадовался. Жрец кинул в него камень, сказал: “Надоел” и накрыл колодец крышкой. И настал мрак. Знал ли Тротюр, что вместо того, чтобы ухищряться с крючьями и лезвиями, узника можно бросить в глубокую яму и забыть о нём? Результат будет не слишком уступать традиционным пыткам. Есть ли на свете нечто более противоестественное для человеческого бытия, чем… Совершенное ничто. Не на что смотреть. Не с кем общаться. Некуда двигаться. Нечем себя занять. Разве что перебирать в руках тину, да бороться с паническими атаками, да стараться поскорей погрузиться в сон. Ведь во снах Энки грезилась свобода. Солнце. Свежий ветер. Простор от горизонта до горизонта. И беспощадная месть обидчикам-некромантам. А при пробуждениях его встречал один мрак. Ничего не поделать. Нечем даже убить себя. Впрочем, на это Энки всё равно не пошёл бы. В нём теплилась надежда. Не оправданная ничем, и всё же неискоренимая надежда осуществить свои сны. Сам собой сочинился незамысловатый стишок. Мальчик часто пел его на разные голоса, а потом смеялся невесёлым смехом. - Терпи! Если хочешь взойти наверх. Терпи! Если хочешь убить их всех. Терпи! Если хочешь взойти наверх. Терпи! Если хочешь убить их всех… Спустя время будущий колдун начал понимать язык насекомых. Сколько прошло времени, Энки неизвестно. Очевидно, меньше двух недель, так как он бы не протянул без еды столько. Умение это пришло совсем незаметно. Просто однажды червяк, заползший к нему на плечо, взял и чётко произнёс: - Ты слышишь зов Глубинного Праотца, великан? Он всегда готов позаботиться о тех, до кого больше никому нет дела. Открой душу Глубинному и станешь одним из нас. Это место станет твоим домом. - Не хочу, - прошептал Энки. Он был слишком измождён, чтобы удивиться разговаривающему червю, - Мой дом наверху. - Раз так, почему ты не поднимешься? - Не могу. Нога не слушается. Выслушав, червь покинул мальчика. Но на смену пришли другие: жуки, многоножки и пауки стайками собирались вокруг великана, прося рассказать о мире на поверхности. Энки охотно говорил обо всём, что знал, и в благодарность букашки приносили ему тела своих мёртвых собратьев, чтобы он мог ими питаться. Время потекло чуточку быстрее. Благословил ли ребёнка Бог Глубин, или, может, дело в его собственном упрямстве, но факт есть факт: организм Энки умудрялся не просто выживать на диете из насекомых, но и набираться сил. День за днём кости ноги неторопливо срастались. Как-то раз проснувшись, мальчик понял, что может без боли встать в полный рост. А значит, время пришло. - Прощай, двуногий брат! Успехов в твоих начинаниях! - пищали насекомые, пока Энки, упираясь четырьмя конечностями в стенки, карабкался со дна. “Терпи, если хочешь взойти наверх. Терпи, если хочешь убить их всех.”***
- Эй, Рагн, - зовёт Кахара, пристально разглядывая Синий Грех, - Как думаешь, сколько стоит эта сабелька? - Монет восемьдесят. Я бы больше не дал. - Ты бы не дал. Но ты умён. Значит, идиотам смогу впарить раза в два дороже. Это, плюс кожанка, плюс волшебное кольцо, плюс сорок серебряников… всё-таки маловато выходит. - Маловато? - Рагнвальдр вскидывает брови, - На что же ты такое копишь? - На спокойную семейную жизнь. Мне давно охота завязать с наёмничеством. А после ужасов, на которые мы насмотрелись в Подземелье, и подавно. Но есть заковырка. Я же должен на что-то жить и как-то обеспечивать мою… - Кахара вспоминает о малыше, которого Селеста носит в утробе, и поправляется, - То есть, моих родных. Сумму мы здесь, конечно, наварили порядочную, однако мне её хватит на год-полтора, не больше. А дальше всё по новой… - Знаешь, деньги можно зарабатывать не только резаньем глоток. - Знаю, Рагн. Но другим ремёслам я не обучен. Некогда мне было учиться, когда за каждый кусок хлеба нужно было бороться с другими нищими. - А теперь не нужно. Начать никогда не поздно, верно? Кахара усмехается совету чужеземца. Чуть погодя, стиснув пальцами подбородок, задумывается над ним всерьёз. Им овладевает робость. Не знакомая наёмнику трусость перед ликом смерти, а чудная и непонятная робость от захватывающих дух перспектив. Так чувствует себя раб, что успешно сбежал от хозяина и теперь стоит на перекрёстке дорог, ведущих неведомо куда. - Может, и вправду получится перековаться, - голос наёмника опускается почти до шёпота, будто даже громкие слова могут спугнуть нарождающиеся надежды, - Освою, скажем, столярное дело. Мастерскую открою. Буду людям помогать. Славно было бы… Он сглатывает ком в горле. - Если хочешь, могу отдать тебе половину своей доли, - предлагает Рагнвальдр. Кахара бросает на него недоверчивый взгляд. - Хм? Не люблю переубеждать людей, предлагающих мне деньги, но… ты уверен? Ты был для команды гораздо полезнее меня. - В общем-то, серебро мне не нужно. Только обмундирование. - Почему? - На свете немало мест, столь же зловещих и опасных, как Подземелье. Среди людей немало властолюбцев, таких же бессердечных, как полководец Ле’Гард. Их надо истреблять. Я собираюсь этим заняться. Чужеземец озвучивает свой замысел со стальной серьёзностью, и каждое слово похоже на взмах топора. Недоверчивость во взгляде Кахары усиливается. - Серьёзно? Меня после пережитого, наверно, всю жизнь будет трясти от одного только слова “битва”, а ты требуешь продолжения банкета? - Я осознаю и опасность, и риск. И конечно, потустороннее порой ужасает меня не меньше, чем тебя. Но спокойное семейное счастье я уже… упустил, - Рагнвальдр потирает затылок, - Мосты сожжены, покоя не будет и путь мне только вперёд, в нескончаемые сражения с тьмой. Ты не переживай за меня – в этом тоже есть своеобразная радость. - Брось, Рагн. Искоренить зло – как море вычерпать. Невыполнимо. - Насовсем невыполнимо. Но сиюминутные победы – тоже победы. Каждая убитая тварь – несколько спасённых жизней её будущих жертв. Мы не напрасно рискуем и страдаем – благодаря нам этого не приходится делать невинным. Это греет мою настрадавшуюся душу и окупает все заработанные шрамы. - Ты… Ты же понимаешь, что даже с лучшей экипировкой в мире тебя рано или поздно грохнут? - Мне без разницы. Все когда-нибудь умрём. - Странный ты всё-таки человек, - Кахара вздыхает. - Как знаешь. Я ведь не зову тебя с собой. Каждому – своё, - Рагн пожимает плечами. Спустя пару минут тишины он окликает Девочку. - Эй, малютка. А чего от жизни хочешь ты? Дело в том, что спутники ещё не определились, кто из них троих возьмёт её под крыло во внешнем мире. Если спросить напрямую, она без раздумий выберет Энки, но Рагнвальдру боязно оставлять Девочку на попечение оккультисту. Она, склонив голову набок, размышляет, как бы донести жестами своё главное желание. Поднимает руку и указывает пальцем на потолок. “Вверх.” Энки скрипит зубами. Он же просил ученицу держать план вознесения в секрете! - Эм... Не уверен, что понимаю тебя, - признаётся нахмурившийся Рагнвальдр, - Ладно, извини, что спросил. Не подумал. - Чего тут непонятного? - Кахара возмущён, - На поверхность ей хочется! На волю. Так? Девочка улыбается и кивает. Протягивает руки в стороны, будто в попытке объять необъятное. Она не знает, как ещё выразить слово “свобода”. - Очаровательно бесхитростная… мечта, - бурчит жрец, смотря на неё сквозь полуприкрытые веки. - Ну а что? - наёмник ерошит Девочке волосы, - Вполне логичное стремление. Можно подумать, у тебя сильно оригинальнее, господин Хочу-стать-самым-колдунским-колдуном. Ну-ка, чем, когда выберемся, займёшься ты? - Продолжу… исследования, - Энки чуть не пробалтывает, что с ними ему поможет рукотворная богиня-покровительница. Мысли путаются, кружатся, норовят вернуться к гноистой ране. - И всё? Ах, как бесхитростно! - Я пришёл сюда… в поисках божественной Силы… или хотя бы вечной жизни. Ухожу… не найдя ни того, ни другого… Значит… нужно искать дальше. В других… - Энки выдавливает слова с трудом, преодолевая отдышку.***
Варвар, желающий смерти всякой тьме, задаёт неизбежный вопрос. - Что с тобой? Ему вторит бандит, нуждающийся в деньгах. - Ты едва языком ворочаешь! - Неважно… Колдун вжимает голову в плечи, чувствуя, что всё пропало. Зря он полез в спор. Теперь они подтвердят свои подозрения и спокойно разделают его, уязвимого… Варвар повторяет вопрос настойчивее. - Не лезь! Отстань! Сожгу! Энки уворачивается от разбойника, сделавшего шаг навстречу, и бросается бежать. Из трясущихся воспалённых пальцев во все стороны бешено мечутся искры. Но она не боится искр. Она кидается учителю наперерез. Маленькие пальцы добела цепляются в полы мантии, чтоб удержать его. Он дёргано поворачивает лицо к ней, таращится как умалишённый. Отчаянный взгляд детских серых глаз пересекает пелену боли, барьер паники, все стены, которые годами строила паранойя, и кометою врезается прямо в душу Энки. “Не пугайся их.” “Они не навредят тебе.” “Доверься им.” “Доверься мне…” Энки с лёгкостью мог бы оттолкнуть прижавшегося ребёнка и удрать прочь. С легкостью. Почему он ещё этого не сделал? Хороший вопрос. Он не смог бы на него ответить. Он просто стоит неподвижно и позволяет Девочке взять себя за руку. Она медленно стягивает его перчатку – со всей аккуратностью, но даже так ему кажется, что с кисти сдирают кожу. - Гро-Горот меня дери, - ошалело выдыхает разбойник, - Да у тебя пальцы раздулись как сосиски! - Да-да, очень смешно… - Энки морщится. - Ничего смешного, мужик! Мать твою, ты в любой момент можешь копыта отбросить! - Я выдержу… Все в порядке… Подошедший Рагнвальдр рывком закатывает жрецу рукав, не обращая внимания на его шипение, и пристально изучает гангрену. Она похожа на спрута: потемневшие сосуды тянутся по руке щупальцами, а язвы, проступающие на коже, смахивают на присоски. - Надо пилить. Срочно. - Не дам! - Что значит “не дам”, самоубийца недоделанный?! - Кахара хватается за голову. Энки чувствует, как на лбу проступает испарина. - Когда выберемся… я поправлюсь… Вот увидите… - Даже если так, с подобной травмой ты и до выхода можешь не протянуть, - замечает Рагнвальдр. - Не дам, - повторяет он. - Почему ты упрямишься? Зачем? Жрец закрывает глаза и удручённо вздыхает. - Вы хоть представляете… как безрукий калека… будет жить… существовать… побираться? Как, по-вашему, он… хотя бы поесть себе… приготовит? - Безрукий наверняка справится лучше мёртвого, - парирует Кахара, - Например, кухарку наймёт. - Прислуга стоит денег… - напоминает Энки. Брови наёмника взмывают на лоб, а потом сползают к переносице. Кажется, брошенная фраза поразила его даже сильнее, чем вид омертвелой руки колдуна. - Хочешь сказать, у тебя проблемы с деньгами? Я думал, такой талантливый маг просто обязан купаться в золоте… - Деньги – мирское. Я привык… обходиться без них… Доставал всё необхо… димое своими силами. Только артефакты с книгами… иногда покупал. Но и их чаще… выменивал на свои изделия… - Отшельничал, значит? - протягивает Рагнвальдр, - А я всё голову ломал, почему ты так плохо снарядился в Подземелье. Даже броню не купил. Некоторое время Кахара сосредоточенно думает, закусив губу. Затем щелкает пальцами. - О! Слушай сюда, колдун! Выйдешь на контакт с аристократами Рондона. Эти ослы-толстосумы очень часто наживают проблемы, о которых потом стыдятся говорить. Сифилис там, всё такое. Тебе лечить их время от времени – раз плюнуть, а они готовы платить втридорога. Ещё и доплачивать столько же, чтобы ты держал лечение в тайне. Вопрос с зарплатой слугам исчезнет, не успев высунуться! Энки хмурится. - Со знатью надо… общаться по-особому… Лебезить… Я никогда этого не умел. - Не проблема! Я умею! Втираться в доверие дуракам – моё призвание! - наёмник прицокивает языком, - Давай так: с тебя десять процентов выручки, и я приведу столько богачей, сколько захочешь. Всё будет гладко, мужик. Не боись. Кахара вдруг замечает застывшее на лице колдуна недоумение. Идеальную, кристально-чистую оторопь. Пожалуй, Кахара не смог бы добиться недоумения такого уровня, даже если бы ни с того ни с сего заявил, что он школьник, ищущий партнёра на выпускной. - Ты чего на меня уставился? - Да так… Просто не ожидал, что ты… загоришься желанием мне помочь… Совсем не ожидал, - бормочет Энки, пока в его голове разваливаются образ Кахары-головореза и былые представления о его характере. - Уж не знаю, что ты навоображал обо мне, - собеседник добродушно ухмыляется, - Я сволочь, не спорю, но я же не совсем отморозок. В ответ Энки фыркает. Он никогда не признается, что сегодня впервые за всю сознательную жизнь допустил мысль, что может на кого-то положиться. - Так что с рукой? - вклинивается Рагнвальдр. - Ладно уж… Пилите, будь оно неладно.***
Найденный неподалёку пологий булыжник – неплохая замена столу. У него сидят Энки и Рагнвальдр с пилой наготове. Кахара держит факел. Девочка стоит в стороне. - Когда закончим, остановишь кровотечение вот этим, - чужеземец вынимает из кармана бутылёк зелья жизни. Их последний лекарственный эликсир. Его нашли в сундуке, невесть как оказавшемся в пасти Бога Глубин. - Да. Понятно, - Энки кладёт руку на булыжник. - Готов? - Готов. - На, сунь в зубы, - Рагнвальдр протягивает колдуну незажжённый факел. Зубья пилы методично погружаются в мясо. Из глаз Энки брызжут слёзы. Челюсти стискивают деревяшку. Ноги стучат по полу. Больно. Но эта боль, по крайней мере, скоротечна. Лезвие уже дошло до кости. Тут до жреца доносится многоголосый писк. Стайка насекомых движется к нему, голося наперебой: - Двуногий брат, берегитесь! - Мы побежали к вам, едва узнав! - Глубинный Праотец знает, что вы здесь! - Он знает, зачем вы здесь! - Он в бешенстве! - Он возродил своего избранника! Энки, ещё не догадываясь, о чём они лепечут, вертит головой по сторонам. Замечает некое движение во тьме, позади Девочки. Силуэт, малоразличимый и бесшумный, но молниеносно надвигающийся. - М! М-м! - мычит он ей сквозь факел во рту. К счастью, ученица не мешкает. Она бегом срывается с места, делает шаг, другой… …И на её рыжих волосах, в считанных сантиметрах от затылка, с щелчком капкана смыкается клюв обсидианового цвета. У спутников есть несколько долей секунды, чтоб рассмотреть выскочившего на свет противника. Их старого знакомого. Оживший кошмар. Неутомимый охотник. Вершина пищевой цепи Темницы страха и голода. Тот, кого боялись сильнее, чем всех новых богов. Капитан Рудимер, одичавший в безумии. Отринувший всё человечье кроме своего безграничного упорства. Ворон-Истязатель. Перед глазами проносятся воспоминания о том, как он преследовал их маленький отряд на верхних этажах. Как караулил в узких коридорах и с граяньем мчался наперерез. Как он загнал спутников в тупиковую шахту, и им осталось только драться до конца. Переплелись опыт Рагнвальдра, магия Энки, уловки Кахары, натиск Д’Арс. И конечно, обилие лечебных снадобий. Даже с таким набором Ворона одолели лишь чудом. И вот, он снова перед ними. На нём ни царапины. По благословению Бога глубин на месте отрубленной головы выросли две новенькие. Поражённый Энки не замечает даже вспышки боли, когда Рагнвальдр, вскакивая, выдёргивает пилу из наполовину распиленной руки. Монстр разгибается в полный рост, поднимая Девочку за волосы. Рагнвальдр одним махом вынимает бутыль с кислотой и запускает в чёрный висок. Звенит стекло, едкий раствор заливает перья и белёсые глаза. Ворон встряхивает обожжённой головой, раскрывает клюв, швыряя Девочку об стену. - Кра-а! Энки оторопело глядит, как из разреза хлещет кровь. Вытекает жизнь. Кажется, если присмотреться, он может различить за пульсирующим мясом плеча собственную кость… Ворону хватает одного удара ребром ладони, чтобы опрокинуть жреца в грязь. Кахара пускает в ход Синий Грех, а монстр парирует его выпад заменяющей правую руку палицей и переходит в контратаку. Наёмнику хватает прыти избежать укуса зрячей башки, но незамедлительный взмах дубины настигает его. Хрустят рёбра. Рагнвальдр замахивается второй и последней бутылью раствора. Бесстрашно приближается вплотную к врагу, между ними меньше шага. Кахара не понимает, как Рагн собирается уворачиваться. А он и не собирается. Он идёт на обмен ударами. Палица со свистом рушится на темя чужеземца в тот же миг, когда кислота выжигает Ворону вторую пару глаз. Рагн, застонав, грузно валится на землю. Кахара остался последним, кто стоит на ногах. Не считая Ворона. Ослепшего, однако в остальном совершенно невредимого. Его шипастая палица приподнята и готова бить туда, откуда донесётся малейший шорох. Кахара, затаив дыхание, прижимает руку к наливающейся свинцом груди. - Да пошло оно… - беззвучно произносят губы. И разбойник поворачивается и пускается наутёк. Нет ничего зазорного в спасении своей шкуры. Поросшие плесенью кольчатые стены скачут перед глазами. Ботинки тонут в вязкой грязи. Кахара тяжело дышит, бежит быстро, как никогда. Позабыв о нажитом добре, позабыв о товарищах, позабыв о банальной осторожности. Он не замечает ловушку вовремя. Из щели в стене вылетает заточенная секира-маятник… Кахара даже не успевает прочувствовать боль. Раньше неё возникает замешательство: Почему он вдруг упал лицом вперёд? Почему он не чувствует нижнюю половину тела? Он судорожно оборачивается. Его отрезанные ноги лежат поодаль, в красной луже. Ему хочется кричать, но из горла вырывается одно надрывное бульканье. - Кар-кар! Ворон ступает к нему неспешно, почти торжественно. Будто палач к эшафоту. Энки лежит ничком, зажмурившись. В зубах закушен незажжённый факел. Мантия залита кровью так, что хоть выжимай. Услышав, как Истязатель уходит за Кахарой, он осмеливается приподнять затяжелевшую голову. Тлеющих сил только на это и хватает. Неужели вот так всё кончится? Хотя нет. Может, для остальных, но не для жреца. У него впереди вечность. Вечность в лапах Покеткэта. Не то, чтобы это успокаивало. “Мы покажем тебе, что такое истинная боль и сумасшествие. Мы покажем тебе такое, что твой разум захочет треснуть по швам и вытечь из ушей, но мы не позволим.” “Все вы, люди, такие… жадные.” “Ваше эгоистичное племя заботится только о своём комфорте, и вам нет дела, если ради него будут попраны основы мироздания…” “В глазах богов, вы злобные дети, что никогда не смогут повзрослеть. Вас признали ошибкой.” - жрецу мерещится, будто служитель Луны уже здесь. Клонится к нему, насмешливо шепчет на ухо. - Не надо! Мама! Мамочка! - вдали вопит Кахара. Глухой удар дубины. Вопли оборвались А чудящийся жрецу Покеткэт мурлычет, что в происходящем не виноват никто кроме самого Энки. Что он сам пришёл сюда, в погоне за Силой желая убить беспомощного бога. А Глубинный и его Ворон просто защищаются, просто хотят жить. Энки ощущает, как кровь в жилах закипает от боли… и от гневного исступления. В мозгу клокочут мысли: “Ты прав, демон. Вот только мы тоже хотим жить.” Ворон разворачивается. Шагает обратно. Закончить начатое. “Мы хотим жить, а не выживать. Боги дали людям мир, но мир этот уродлив и жесток. Словно дворнягам, нам милостиво бросили обглоданную кость и позволили ютиться в тёмном углу подворотни. А мы хотим большего. Мы докажем, что достойны большего. И ты волен считать нас эгоистами за это. Ты, вездесущий бессмертный дух, что никогда не испытывал ни страха, ни голода, ни гнёта. Тебе не понять. Только силой разрешится наш спор.” Энки распахивает глаза. Он видит свою кровь. Кровь всюду. Крови много. А незаконченная ампутация, вероятно, может сойти за ритуальный надрез. Да. Стоит попробовать. - Повинуйся мне! - скатав свою ярость в тугой ком, рычит колдун, - Именем Гро-Горота! И кровь оживает. Она, пузырясь, отрывается от мантии и ростками вздымается над землёй. Волшебство сплетает струи в воздухе, формируя человекоподобную фигуру. Похожий на изваяние из влажной глины, безликий и мускулистый, кровяной голем встаёт на ноги и принимает бойцовскую стойку.***
Рудимер всегда следил за порядком. Такова его работа. Будучи капитаном стражи, он вопреки всему вёл неравный бой с безумием, постепенно охватывавшем тюрьму. Сначала со спятившими заключёнными и прокравшимися в крепость культистами, потом с растревоженными призраками неупокоенных и стаями вылезших из бездны забытых тварей, с собственными подчинёнными, науськанными Тротюром на предательство родины и лично капитана. Рудимер убивал всех встречных врагов, но их число день ото дня преумножалось. Рассудок его подтачивало изнеможение вкупе с бессонницей. Масла в огонь подливало потустороннее давление, исходившее от чужеродного древа, которое проросло на заднем дворе, и от нечестивого клинка, Миазмы. Но не с тем они тягались! Рудимер был закалён на полях войны в Восточных святилищах, муштра вплавилась в его личность, как углерод сплавляется с железом, образуя чугун. Тьма могла свести капитана стражи с ума, заставить позабыть собственное имя и лица родни… Но клятву присяге – ни за что. Когда Миазма проявила свою истинную сущность и попыталась одурманить хозяина, Рудимеру оказалось по силам отрубить себе руку, сжимавшую стального паразита, и запечатать его в подвале. И, бредя по помрачневшим коридорам, последний воин обречённой крепости думал, что, даже если наступил Судный день, если Старые боги вот-вот вторгнутся в земной мир, то он, Рудимер, всё равно будет держать строй. И будь он проклят, если не задаст богам жару! Как ни удивительно, один бог впрямь откликнулся на эту браваду. Раскатистый глас Глубинного зазвенел в ушах капитана. Покровитель отчаявшихся и готовых на всё промолвил, что впечатлён упорством Рудимера и поведал о великой схеме вещей. О том, что происходящее – не конец света, а часть закономерного цикла миропорядка: Именно таким боги задумали Подземелье страха и голода – диким, смертоносным испытанием. Но память людей ещё короче, чем их мимолётные жизни, и позабыв предостерегающие мифы, они вновь и вновь строят на этом сакральном месте то капища, то шахты, то казематы. Глубинный терпит человеческое копошение над своей головой веками. Но, когда очередные новые боги, дряхлея, окончательно теряют хватку и разные авантюристы начинают помышлять о захвате их престола, медлить нельзя. Глубинный извергает хвори и нечисть, чтоб вернуть крепости первозданный облик. Пропитать его погибелью. Ведь идущих к вратам Ма’хабрэ искателей на каждом шагу должна ждать опасность, им нельзя давать продыху. Иначе они могут начать совать нос, куда не следует. Возможно, изучат трон и поймут истинный замысел богов… Это ни к чему. Так что Глубинный раз в эпоху восстанавливает исконную опасность подземелья. Да, в процессе страдают поселившиеся наверху люди, но чего стоят люди по сравнению с равновесием мироздания? Всё происходящее естественно, как прилив или отлив. Однако текущий цикл сошёл с правильного пути. Родилось богоравное дитя. Нынешние кандидаты в новые боги с его помощью могут разлить воды бытия из берегов и по глупости утопить в хаосе весь мир, ибо не ведают, что творят. Это они готовят Судный день, правда, без правосудия. Это их надо остановить. И сию миссию вселенского масштаба впечатлённый Бог глубин возложил на него, на отставного лейтенанта и капитана захолустной темницы… Что ж. Рудимер всегда следил за порядком. Такова его работа. Глубинный спас Рудимеру жизнь, даровал несравненную мощь Ворона-Истязателя. А сегодня Рудимер спасёт жизнь Глубинному. Он долго крался за отрядом богоборцев, карауля подходящий момент. Момент настал: противники расселись и начали ампутацию. Он атаковал. Всё кончилось бы быстро, если бы его снова не ослепил неугомонный носитель измученной души. Рудимер слышит топот. Пускай в его очах мгла, он всё равно чует приближение врага. - Ка-ар! - капитана тюремной стражи не одурачить! Палица описывает дугу, шипы на её конце, точно птичьи когти, врезаются в недруга, и тот мешком отлетает в сторону. С ним покончено – такого удара не выдержал бы ни один человек, будь он хоть рыцарем в доспехе покаяния. Значит, пора искать остальных.***
Кровяной голем с дырой в груди лежит под ногами Ворона. Всё идёт по плану Энки. Голему неведома боль, а плоть его податлива и пластична, как тесто. Пока уверенный в победе монстр удаляется, голем прижимает друг к другу края своей раны и залепляет её. Бесшумно вскакивает с земли. Рудимер крайне сбит с толку, когда враг, отчего-то живой, подбегает сзади, берёт его в охапку под рёбра и кидает прогибом. Он падает, а враг прыгает ему на спину и, придавив своей тушей, начинает бить по хребту. Голем молотит Ворона с таким усердием, что от багровых кулаков отлетают кровавые ошмётки. Но Энки понятно: голема будет недостаточно, чтоб одолеть избранника Бога глубин. Он должен усилять напор. Облокотясь на стену, колдун поднимается. Кругом темень, ведь факел разбойник унёс с собой. Для начала стоит зажечь свет. Взгляд падает на сжатую в зубах деревяшку. - Хм. Обмотанный тряпьём конец вспыхивает по команде пироманта. Пламя взвивается бешенным столбом, обжигающим щёку, но через пару секунд Энки удаётся обуздать его и утихомирить. Только теперь он осознаёт, что жгучая боль больше не мешает ему колдовать. Она никуда не делась, но притупилось её… восприятие. Видимо, это следствие жуткой кровопотери, Энки читал о гиповолемическом шоке. Почувствовав, что конец близок, человеческий организм может спохватиться и выжать в кровь лошадиную дозу адреналина. Хорошая новость – благодаря этому энергия забьёт ключом и жрец будет чувствовать себя живей всех живых. Ну, минуты полторы. Плохая – когда адреналин выгорит, Энки станет ещё паршивей, чем было раньше. “Думай. Думай быстрее.” Дрожащие отблески огня лижут мрачные своды божьей утробы. Ими освещены распластавшаяся на полу ученица и варвар с окровавленной макушкой. Без сознания, оба. Походный мешок команды, прислонённый к камню. Энки запускает внутрь руку и вытряхивает содержимое. Ага! На дне негнущиеся пальцы нашарили пару отравленных дротиков, именно такими Ворона добили в первый раз. Но дротики мало найти. Вопрос в том, как попасть ими в беснующегося Истязателя, если Энки ничего не смыслит в метательном оружии… Он оценивающе смотрит на Рагнвальдра. Тот наверняка заработал перелом черепа с сотрясением. Однако грудь его мерно подёргивается – дыхание есть. Раз есть, то жив, раз жив, то можно вылечить. Жрец склоняется над варваром, готовя целительные чары Сильвиан. - Кра! Собравшись с силами, Рудимер делает перекат, скидывая с себя врага, и сходу рвёт ему в клочья плечо шипами палицы. Голем отвечает апперкотом. Удар вышел славным, и левая голова Ворона, брызнув слюной, отупело запрокинулась к потолку. Вот только вторая башка тут же ловит клювом руку противника и перекусывает её напополам. Искусство врачевателя кардинально отличается от техники мечника, хотя, казалось бы, оба режут людей. Так же несхожа магия Гро-Горота и Сильвиан. Первому жизненно необходим шквал негативных эмоций, для второй краеугольна чистота мысли. Нужна концентрация. Концентрация… Конц… - Кар! Кар! - горланит Ворон, впечатывая голема в стену. “Да какая тут концентрация, пропади всё пропадом?!” - не выдерживает Энки, в очередной раз сбившись и дав тонким энергетическим потокам, только-только начавшим заживлять раны Рагнвальдра, ускользнуть и рассеяться. “Так не пойдёт.” - думает он. И пробует снова. И снова. Между попытками Энки замечает, что к нему стекается всё больше насекомых. Тоннель заполоняют рои мошкары. Жуки, оводы и слепни – те, кто покрупней, несут в лапках бескрылых муравьёв, блох или клещей. - Держитесь, двуногий брат! - жужжит в один голос вся членистоногая братия, - Ворон большой и страшный, а Праотец ещё больше и страшнее, но мы их не боимся! Мы на вашей стороне! Энки указывает рукой на драку. Его понимают без слов. Туча из сотен букашек улетает на помощь голему. Рудимеру удалось поймать этого раздражающе живучего врага и взять в захват. Дело за малым. Он вслепую нащупывает вражью голову и тянет её к клюву… …как вдруг его облепляет рой гнуса. Каждый дюйм кожи начинают жалить, скрести и грызть насекомые. Они нагло ползут в глаза, забиваются в пасти, лезут под набедренную повязку. Потомство Бога глубин посмело мешать ему. - Ар! - проклятые предатели! Энки вновь взывает к Сильвиан. На сей раз потоки энергии удаётся удерживать над Рагнвальдром чуть дольше. Энки кажется, что он на верном пути. Рудимер заходится кашлем в надежде выхаркать из глоток муравьёв. А враг, воспользовавшись моментом, вырывается, перехватывает инициативу и продолжает колотить капитана своим вонючим кулаком. С него довольно. - Ка-а-ара! - взывает Рудимер. Пусть напросившиеся людишки увидят, что за Истязателем тоже есть подмога! Клич эхом разносится по исполинскому телу Бога глубин. Подземные вороны просыпаются и выбираются из гнездовий. Хором хлопают крылья, стая мчится на охоту. Первым делом голодные собратья-вороны слетаются к Рудимеру и радостно счищают с него назойливую мелюзгу. Панические крики пожираемых букашек ласкают ему слух. Недоеденные остатки членистоногого войска позорно разбегаются по углам. Так-то! Сама природа на стороне капитана! “Нет. Нет-нет-нет!” - крутится на языке Энки, когда тот замечает, как чёрное полчище птиц, смахивающих на нетопырей, показывается из тьмы. Пока насекомые отвлекали Истязателя, он ещё трижды пытался исцелить варвара. Тщетно. Сейчас на колдовство нет времени. Жрец успевает только сгруппироваться и плотно закрыть глаза рукой. А спустя секунду кровожадные вороны вихрем налетают на него, они царапаются сквозь мантию, дёргают за волосы и долбят клювами по черепу, они кусают пальцы и, найдя надрез у его плеча, тянут оттуда оголённые мышцы. Энки терпит. Что ещё ему остаётся? Конечно, при ином раскладе он бы испепелил вороньё пиромантией. Только, чтобы ударить магией, надо видеть, куда бьёшь… А птицы только и ждут, когда он обнажит глаза. Птицы терзают колдуна изо всех птичьих сил, но худшая беда не в них. Время кончается. Адреналин на исходе – Энки понимает по накатывающей тошноте и щекочущему ознобу. “Теперь ты сознаёшь всю глупость своей затеи, жалкий колодезный выползень?” - глумливый образ Покеткэта опять проступает в черноте, застилающей глаза. Челюсти впиваются в палку до рези в дёснах. “Минутку…” Озарённый идеей, Энки убирает руку от глаз. К его лицу сразу подлетает, растопырив когти, первая ворона. Ему не нужна пиромантия – огонь и так при нём. Человек дёргает головой в сторону и сбивает птицу зажжённым концом закушенного факела. Летят в стороны угли и перья. Ворона падает на землю, а он, припав на колени, прижимает факел к её телу. Он, хрипя, как бешенный волк, прожигает ей крыло насквозь, а она надрывно кряхтит да трепыхается. Её сородичи, вмиг оробевшие, как и всякий, кто ошибочно счёл жертву беззащитной, отлетают от человека подальше. “Славно. Вот сейчас пора пиромантией.” Шипящий факел хочет потухнуть, но Энки не позволяет. Почти захлебнувшееся в птичьей крови пламя разгорается с каждым ударом сердца колдуна. Силится и горячеет. Хочет расти, ползти по факелу, но колдун, наоборот, уплотняет его, сдавливая до размера бусины. Когда огонёк становится сравним по яркости с солнцем, жрец крови отрывает его от деревяшки, запускает в чёрную стаю и снимает с него давление. Спущенное с поводка пламя расширяется стремительной взрывной волной, пока не ударяет о стены и потолок. Языки летучего пожара хватают птиц, одну за другой. Энки криво усмехается, часто и прерывисто дыша. Противнику Рудимера, меж тем, всё хуже. Он крепок как бык, однако мало-помалу выдыхается, движения его всё заторможенней. Рудимер быстро ловит врага за локоть и выдирает ему из сустава оставшуюся руку. - Кар-кар! - ну теперь-то он беспомощен, - Ка-а!... Голем опровергает это суждение мощным пинком Ворону в живот. Увы, взрыв огня достал не всех птиц, несколько уцелело. А у Энки совсем не осталось времени с ними возиться. - Именем Сильвиан! Феромоны! - восклицает он и пытается махнуть рукой в сторону голема, но повисшая, как канат, рука уже не слушается его. Это состряпанное наспех заклятье не имело никаких шансов сработать. Колдун не почувствовал, что оно сработало. И всё же… почему-то вороны оставляют его в покое. Правда, улетают не к голему, а в противоположном направлении, но Энки без разницы. Ему надо лечить варвара. Он взывает к Сильвиан в последний раз. Как ни странно, эта попытка отличается от предыдущих… …тем, что бесплоднее их всех вместе взятых: ни одного захудалого потока энергии над Рагнвальдром не появляется ни на мгновение. Видимо, пиромантия отняла больше сил, чем Энки рассчитывал. Все его силы, если точнее. - Вы смеётесь надо мной, боги, - жрец замученно покачивает головой, - Ненавижу вас… Дубиной Ворон всмятку дробит голему колено. Тот чудом сохраняет равновесие и бодает монстра лбом в грудь. Да уж, Рудимер сильно недооценил этого гада, умеющего больно бить не только руками. Неважно. От гибели ему всё равно не спастись. Всяким трюкам не оттянуть неизбежное надолго! Враг, кажется, сам это понимает. Начинает пятиться. - Кар-р! Рудимер удваивает натиск. Конец. Тупик. Всё. Адреналин кончился. Энки слизывает с губ пот. Во рту жарко, а язык, как будто обмотан наждачкой. Воздуха не хватает. Голова идёт кругом. Зябко и мутит. Болит всё, что может болеть. Охота спать, но поддаваться нельзя. Если закрыть глаза, никогда не откроешь. - Поганая рана… поганая гангрена… поганое кровотечение… - бормочет жрец в полузабытьи, - Погоди-ка. Он часто моргает, собирая мысли в кучу: Да ведь ему… не нужна Сильвиан. Ему вообще не нужна магия! Решение всё время было прямо перед задранным носом! Энки, проклиная свою узколобость, встаёт на заплетающиеся ноги, плетётся к булыжнику, у которого сражение началось. - Кар! Кар! Кар! - врёшь, не уйдёшь! Подсечкой Рудимер опрокидывает врага и ставит ногу ему на грудь. Замахивается палицей. - Кар! Кар! Кар! - наконец-то! Голему неведом страх. Так что под градом ударов Ворона-Истязателя, измельчающих голема в бесформенную кровавую кашу, он не боится смерти. Он лишь сожалеет, что больше не сможет послужить своему создателю… “Когда закончим, остановишь кровотечение вот этим.” - как же запоздало он припомнил эту фразу. Вот этим. Вот этим! Зелье жизни, сильнодействующий лечебный элексир, валяется на валуне, там, где его и оставили. Ну почему, только исчерпав магию, Энки задумался о чём-то помимо неё?! Коченеющие серые пальцы скрючились и не гнутся. Энки зубами заталкивает бутылёк в их одеревенелую хватку. Разворачивается к варвару. Истязатель, расправившийся с големом, надвигается. Тело Энки кажется ему в разы тяжелее, чем было раньше. Усталость невидимыми кандалами тянет к земле. Нетерпеливый обморок сидит на шее, давит. Сознание ускользает сквозь пальцы. Каждый преодолеваемый шаг – это выигранный бой. О том, чтоб пытаться откупорить безжизненной рукой пробку, не идёт и речи. Энки бьёт горлышком склянки о стену, раскалывая его. - Кх-х… Рот Рагнвальдра приоткрыт. Энки кое-как прижимает бутылёк к его губам, и живительная жидкость просачивается сквозь трещину в горлышке. И на тронутое бледностью лицо чужеземца возвращается румянец. Дыра в черепе моментально зарастает, и о ранении уже не напоминает ничего, кроме спёкшейся крови на волосах. С глубоким, резким вдохом Рагнвальдр распахивает глаза. Взгляд упирается в жреца. Тот выглядит так, будто за несколько минут успел постареть на десяток лет. Жрец протягивает ему два ядовитых дротика, рыча: - Добей его… Рагн кивает. Берёт дротики и поднимает копьё. Воитель возвышается, а колдун падает без сознания. - Кр-ра! *** Пробегает время. Пелена беспамятства потихоньку отпускает Энки. Он ощущает, что лежит на спине, и что его балахон совсем вымазался в грязи. Он приоткрывает веки и сразу жалеет об этом, ведь сквозь них лупит свет факела. Ещё над ними нависает какое-то расплывчатое пятно. - Оклемался. Хвала Алл-Меру, - слова с трудом продираются в мозг сквозь гул в ушах. Он щурится. Пятно делается немного более похожим на рожу варвара. - Всё в порядке, Энки. Мы… победили. Голова трещит. Он пытается накрыть горячий лоб ладонью. Не выходит. Почему не выходит? Он переводит взгляд на свою руку. Вернее, туда, где она должна быть. Её там нет. Культя наспех забинтована тряпками, плечо перетянуто бечёвкой в качестве жгута. Ну, этого стоило ожидать… - Я закончил начатое, - признаётся Рагнвальдр, будто без него ясно не было. - Воды, - сипло выдавливает Энки. - Воды нет. Уцелело только это, - чужеземец достаёт бутылку из-под эля. В ней настойка Кахары. - Сойдёт. Он присасывается к горлу протянутой бутылки и начинает жадно глотать густую, отдающую гнилью жидкость. На вкус – дерьмо, но Энки неважно. Обезвоженный организм готов лакать хоть из грязной лужи. “Посмотрим, останешься ли ты таким привередой, когда скуришь весь свой опиум.” - говорил когда-то разбойник. Как в воду глядел. - Он мёртв, да? - помолчав немного, спрашивает колдун. Рагнвальдр тяжело вздыхает. - Череп вдребезги. Он, сгорбившись, прислоняется к стенке, словно сокрушённый голем-великан. - Ты видел, как это было, Энки? - Он… отвлёк Ворона на себя и спас всех. В общем-то, это правда. Своим бегством наёмник выиграл Энки уйму времени. Конечно, вряд ли он так и рассчитывал, но к чему попрекать покойного? - Почему он? Ему ещё жить и жить. Почему он, а не я? - в интонации варвара не проскальзывают эмоции. Она пустая. - Надо идти. Помоги встать. Рагн помогает. Энки опирается на него. Бок о бок они волочат ноги вперёд. Виден труп Кахары. Мозг, вытекший наружу, и тело, разрубленное пополам, вдоль линии пояса. А вот Девочка. Дрожа, сидит на корточках подле мертвеца, держит его за руку. Сидит спиной к уцелевшим. Её одеяние изодрано, покрыто свежими прорехами. Сквозь них на коже проглядывают синяки с царапинами, следы когтей и клювов. Услышав приближение спутников, она оборачивается… - Алл-Меров крест! - невольно вырывается у Энки. …На лице Девочки повязка. Серая полоска ткани намотана как у игрока в жмурки. На месте глаз сквозь неё проступают красные пятна. Девочка подымается и делает шажки навстречу друзьям. Медленно. Робко. На ощупь. - Вороньё выклевало, - хрипит Рагнвальдр колдуну. Заметив, что ребёнок тянется к лицу пальцами, добавляет: - Не трогай, пожалуйста. Хуже будет - Вот оно что. Я-то решил, птицы отвлеклись на мои феромоны. Оказалось, на тебя? Ослепшая семенит ногами быстрей, протягивая руки на звук. - Я здесь, ученица, - Энки ступает к ней, - Я прямо тут. Чумазые ладошки находят перепачканную мантию, и Девочка стремительно прижимается к чародею, крепко обнимая его. Энки чувствует, как её тельце сотрясается в надрывном безмолвном плаче. Он в некотором замешательстве. Понятия не имеет, что стоит делать в такой ситуации. Наверно, стоит обнять ученицу в ответ. Только ему нечем. Наверно, стоит сказать нечто подбадривающее. Только на ум ничего не приходит. Разве что… - Скоро всё кончится, - шепчет Энки ей на ухо, - Став богом, ты отбросишь страх. Никто не навредит тебе впредь. Всё будет хорошо. Ни к кому не обращаясь, Рагнвальдр вполгоса роняет: - Почему я снова не успел? Если б я просто… - он обрывает мысль, делая непонятный жест рукой. - Что “просто”? Вопрос уходит в никуда, незамеченный варваром. Лишь единожды Энки видел Рагнвальдра настолько потерянным. В Башне бесконечности, когда Нильван водила их по сновидениям. Когда вернула ольдегардца на пепелище родного дома и освежила в памяти лица погубленных близких. - Почему всякий раз, стоит мне поверить, будто жизнь может наладиться, всё идёт под откос? - Потому что того захотели боги, - утверждает жрец, не сразу поняв, что ответ этот ничем не поможет На границе света от факела, в полутьме Энки замечает останки Истязателя. Что странно, они выглядят так, будто попали под руку мясника-изувера: с двух отсечённых пернатых черепушек сняты скальпы, конечности исполосованы лезвием и многократно переломаны, Рудимер выпотрошен, а куски его разрубленных внутренностей раскиданы вокруг. - Ты постарался? - спрашивает колдун у варвара. - Да. Я подумал, Бог глубин, наверное, не сможет воскресить это чудовище обратно, если я основательно испорчу тело. - Вздор, - обрывает жрец, - Рудимер, скорее всего, не оживёт, однако Ворон, первый каратель Бога глубин, больше, нежели капитан окраинной тюрьмы. Он – бестелесная сущность, переходящая маска. Ворон как дух Покеткэта, овладевающий людьми, которые приглянулись Рхеру. Он быстро вселится в нового избранника Глубинного, коли на то будет божья воля. - Вот как, - Рагн совсем поникает, - Выходит, мы не победили, а только уцелели? - Что поделать. Человеку невозможно покончить с посланниками богов. Мы – парусники, они – шторма. Столкнувшись со штормом, корабль может выжить, если повезёт. Но кораблю не под силу разогнать грозовые тучи. Лишь бог может на равных бороться с богами. Внезапно Девочка дёргает учителя за мантию, решительно шмыгнув носом. “Идём, ну же!” “Ты обещал отвести меня туда!” Он кивает и подталкивает Рагнвальдра. Назло мирозданию, трое продолжают путь. Дочь Ле'Гарда и Нильван прекратила плакать. Больше не дрожат напрягшиеся ручонки. Энки никогда не умел понимать людей, но сейчас ему кажется, он точно знает, что у ученицы в мыслях…***
“Терпи, если хочешь взойти наверх. Терпи, если хочешь убить их всех.”