Я люблю хаос так же сильно, как и эта жучиха, но геноцид... это уже слишком.
Дискорд об королеве Кризалис
Светящаяся магическими флюидами хирургическая игла ловко вонзалась в кожу, выныривала с другой стороны глубокой раны и крепко затягивала сочащееся кровью увечье. Практика первых операций показывала, что привычная целительная магия бесполезна против колотых, режущих, рваных, пулевых шрапнельных и осколочных ранений. Несмотря на передовую эквестрийскую медицину, после начала войны хирургам и медикам приходилось заново учиться спасать пони, зачастую в экстремальных условиях передовой: вечной нехватки медикаментов и антисанитарии. Каждого медика перед отправкой на фронт учили, что если легкораненому не оказать в первые тридцать минут первую помощь и не стабилизировать его состояние, а затем не эвакуировать в тыл, то его жизненные показатели ухудшатся до средней тяжести. Если не сделать этого и за следующие тридцать минут, состояние раненого ухудшалось до тяжёлого и тогда уже счёт шёл на секунды. Редко кому удавалось спасти тяжелораненого пони, однако полевой хирург Вивиан была как раз одним из тех исключений. В полевой госпиталь принесли едва живого командира разведчиков. Его отряд уже возвращался с задания, как вдруг молодой жеребец угодил копытом прямо на мину. Неизвестно каким чудом изрешечённый осколками солдат продолжал дышать, но льющаяся отовсюду кровь ещё пульсировала, сердце продолжало биться, а значит был шанс его спасти. В срочном порядке командира доставили на операционный стол, где его подключили к аппарату жизненного обеспечения, пока Вивиан готовила дозы обезболивающего и адреналина, а её ассистент, сестра милосердия Флаттершай, раскладывала едва успевшие высохнуть от кипячёной воды хирургические инструменты. За жизнь жеребца боролись весь день и большую часть ночи. Под слабым светом единственной лампочки, вперемешку со стонами и смрадом внутренностей, с уст хирурга лилась тихая нежная мелодия о маленькой кобылке, работающей в шахте. Хоть её труд и был изматывающим, она наперекор всему продолжала мечтать о более лучшей жизни. — Последний осколок, — взглянув из-под окровавленной маски усталыми миндалинами, сказала Вивиан. — Да? — вздохнула Флаттершай. — Хорошо, — она наклонилась над ухом жеребца, гладя по загривку и прошептала: — потерпите, пожалуйста, ещё чуть-чуть. Скоро всё закончится. На тело солдата смотреть без боли было невозможно. Всюду зияли швы, в одном копыте началось загноение и его пришлось под истошные вопли жеребца ампутировать, а из мордочки достали не один десяток осколков, навсегда изуродовав некогда благородный лик командира. Пинцет крепко ухватился за острый осколок, солдат глухо застонал, но из-за сорванного голоса уже почти ни на что не реагировал. После того, как сторонний предмет покинул рану, оттуда обильно хлынула кровь. — Быстро, марлю! — скомандовала Вивиан. — Кровь хлыщет! — Хорошо… — не сразу поняв смысл её слов, едва шевеля губами ответила Флаттершай. В глазах двоилось, мысли путались и очень хотелось на свежий воздух. Сделав шаг, Флаттершай ощутила головокружение, и, не в силах держать равновесие, она рухнула прямо на стол с инструментами, поразбивав десятки колб и разбросав по всей операционной скальпели, зажимы и прочие приспособления. — О Селестия! — в сердцах бросила Вивиан. Казалось, что в тот момент её рог источал молнии. — Флаттершай! Вон отсюда, бестолочь! Кобылка продолжала лежать, испуганными глазками глядя на единорожку. — Вон! — ещё раз рявкнула Вивиан, после чего пегаска вскочила и выпорхнула из операционной. Глотая слёзы, кобылка рухнула прямо у входа в палатку, и уже не сдерживая себя вовсю ревела. Прошёл месяц после того как Флаттершай окончила курсы подготовки медсестёр и была отправлена в полевой госпиталь, расквартированный в Медовом лесу, западнее Рощи Медовых Сот. После того как пал Шир и чейнджлинги форсировали реку, фронт начал неумолимо приближаться к Кантерлоту, а забот у медсостава увеличилось в несколько раз. Прибыв в госпиталь, Флаттершай с головой ушла в работу за уходом раненых. Однако её благородным намерениям быстро пришлось столкнуться с реальностью. Всё было намного… сложнее, чем казалось на первый взгляд. Как бы ни пыталась Флаттершай облегчить страдания раненых, её сил не хватало на всех. Вскоре былой запал кобылки стал сходить на нет, уступая усталости и унынию. Боль, обречённость и соседство со смертью сделали своё дело, медленно, но верно высосав всю энергию Флаттершай. Всё чаще она начинала скучать по дому и друзьям, жалея, что из-за своего спонтанного решения даже не успела ни с кем попрощаться. Ну, почти ни с кем.***
Флаттершай, не разбирая дороги, на всех порах спешила на вокзал. Поезд отбывал с Понивиля через пятнадцать минут и отправлялся в Кантерлот. Там, в его многочисленных пригородах, начинало курсы подготовки движение Сестёр Милосердия. Все места уже были заняты, но Флаттершай, как олицетворение элемента Доброты, смогла замолвить за себя словечко и её, пусть и не официально, но зачислили в ряды движения. Вокзал уже маячил на горизонте, как вдруг из-за поворота показалась знакомая белая мордочка с длинными ушками. Выпрыгнув и перегородив Флаттершай дорогу, маленький кролик сомкнул лапки на груди. Розовый носик и круглый хвостик смешно шевелились, а две чёрных бусинки сузились, высказывая полное осуждение. — При-и-и-вет, Энджел, — с глупой улыбкой поздоровалась Флаттершай, стараясь спрятать свой чемодан. — Я… Я просто решила погулять. Вот. И скоро вернусь. Энджел скептически взглянул на плохо спрятанный чемодан. — Э-эм… Да, — кобылка отвела взгляд. — Ты меня раскусил. Прости меня, пожалуйста, я не могу взять тебя с собой. Кроликам туда нельзя. Особенно таким маленьким. Энджел отвернулся, и молча глядел куда-то вдаль. — Ну Энджел… Пожалуйста, не делай так, — она подошла к нему и начала тереться носом. — Со мной всё будет в порядке. Я ненадолго. Вот увидишь, к празднику Дня Согревающего Очага я уже буду дома. А пока… пока приглядывай тут за всеми. Скажи зверюшкам и птичкам, чтобы не скучали. Держи дом в чистоте. И... — она на секунду замялась, — не выдавай меня раньше времени, хорошо? Особенно Дискорду. Чувствую он очень расстроится. Энджел повернулся, и, не меняя былого выражения, крепко обнял Флаттершай. А мгновение спустя он уже скакал в противоположную сторону от вокзала. — Я тоже тебя люблю, — прошептала Флаттершай, после чего услышала свист локомотива. Поезд вот-вот отправлялся.***
На палаточный городок давно опустилась ночь. Вдалеке слышалась канонада боя и различался свет нескольких прожекторов. Осеняя сырость постепенно сменялась зимними заморозками, разбивая вдребезги надежду вернуться домой к праздникам. Да, с Энджелом Флаттершай было бы намного легче переносить невзгоды. Но, даже если бы кобылка знала, что её ждёт, она бы ни за что не позволила своему крольчонку попасть сюда. Это был её выбор, а значит и ей нести ответственность за последствия. Со стороны операционной послышался цокот копыт. Выйдя на тихую улицу и потянув холодный воздух, Вивиан телекинезом достала из окровавленного халата сигарету и закурила. Кобылка не была курящей, просто после каждой операции выкуренная сигаретка служила неким ритуалом, позволяя подвести итоги, запомнить совершённые ошибки и мысленно похвалить себя за продуктивный день. Из-за белоснежной шерсти и рога она чем-то отдалённо напоминала Рарити, но внешние сходства на этом заканчивались. Если одна из лучших модниц в Эквестрии терпеть не могла грязь, а от вида крови теряла сознание, то Вивиан же довольно редко можно было встретить опрятной. За грязным халатом, пропитанной кровью маской и смертельной усталостью в глазах скрывалась спасительница сотен жизней. По слухам, до войны Вивиан жила в Мэнхеттене, будучи со своим мужем одними из самых профессиональных хирургов не только в городе, но и во всей стране. После начала войны она почти сразу покинула город, с трудом уговорив мужа остаться. Ведь, по её словам: «Спасать жизни нужно и здесь, в тылу». Вскоре она предложила свои услуги движению Сестёр Милосердия, обучая молодых пони медицинской помощи. А после того, как курсы подготовки были окончены, она взяла вместе с собой лучшую ученицу и отправилась на самый тяжёлый участок фронта — в Медовый лес. — Он будет жить? — спросила Флаттершай, продолжая тихо хныкать. — Куда он денется? — фыркнула Вивиан, выпустив сигаретный дым. — Я ему даже завидую. Поедет домой, к семье. Будет для всех героем. Ему сделают протез и будет скакать пуще прежнего. А нам оставаться в этом пекле до самого конца, — сигарета дотлела до середины. — Ты плачешь? — спросила Вивиан, больше констатируя факт, чем интересуясь. — Нет, — хныкнула Флаттершай. — То есть… да. — Не кисни. Помню, как на практике перепутала зажим с ножницами — меня из-за этого чуть не отчислили. Но, как видишь, обошлось, — всхлипы стали чуть тише. — Эх, а я уже и не помню когда в последний раз плакала. Эта война, чтоб её. Забирает лучших, вытягивает всё самое светлое — и без всякого Дискорда, — единорожка немного помолчала, обдумывая свои следующие слова. — Понимаешь, даже если мы всё-таки победим, то морально всё равно уже проиграли. Из-за них теперь в нас живёт какой-то животный страх, — она сплюнула. — Нет, Эквестрия не сможет снова стать той, что прежде. Может, оно и к лучшему? Вот и заплатили за тысячу лет беспечности. — Вивиан? — окликнула её Флаттершай, вытирая слёзы. — Не бери в голову, — окурок полетел в пепельницу. — Минутка рефлексии закончена. Пойдём, отметим удачную операцию. В тесной палатке, под светом керосиновой лампы, чайные чашки наполняла прозрачная жидкость. Флаттершай наклонилась и принюхалась — пахло яблоками. — Что это? — поинтересовалась кобылка. — Яблочный сидр, — заговорщически подмигнула Вивиан. — У нас в Мэнхеттене базировался флот Сталлинограда и я обменяла у одного морячка пару бутылок этой гадости на медицинские наборы. Юра, так его звали? Не помню. Флаттершай продолжала с опасением смотреть на чашку. — Давай, пей, — настаивала Вивиан. — Последняя бутылка осталась, — сказала она и залпом выпила сидр. На её мордочке не дрогнул ни один мускул. Флаттершай не решалась. Она вспомнила как Эпллджек пила сидр кружками, но там он больше напоминал сок. Всё же набравшись смелости, кобылка сделала небольшой глоток и тут же пожалела о содеянном. Рот и горло обожгло чем-то горячим, из-за чего Флаттершай залилась страшным кашлем. — Это что?! — продолжая кашлять, спросила она. — Спирт?! — А ты как думала? — засмеялась Вивиан. — Это не ваш Кантерлотский лимонад. У коммунистов получился добротный шмурдяк. Да, сначала жётся, но потом перед тобой раскрывается весь букет настоящего сидра. После долгих уговоров Флаттершай всё же осилила второй глоток. Было так же горячо и горько, но уже намного легче, чем в первый раз. А после третьего тяжёлые мысли постепенно сходили на нет, уступая место мягкому удовольствию. Вскоре у собеседниц развязался язык и обе начали рассказывать о своей жизни. — Представляешь, меня так это разозлило, — едва вороча языком, рассказывала Флаттершай. — Да пусть ты и дракон, но какое право ты имеешь обижать моих друзей? И я полетела прямо к его огромной пасти и высказала всё что о нём думаю. — А что было дальше? — Представляешь? Он заплакал. — Ой, не чуди. На чейнджлинга, поверившего в силу любви я ещё могу закрыть глаза, но тут ты уже завралась. — Но это правда, — расстроено протянула Флаттершай. — Ладно, — отмахнулась Вивиан. — Помню когда-то оперировала одного жеребца. Вырезала ему из поджелудочного раковую опухоль. Но у него всё время падал пульс и приходилось регулярно вкалывать адреналин. И тут дала о себе знать побочка. Кровь начала слишком сильно циркулировать и у жеребца началась, — она икнула, — эрекция. Я аж растерялась. Много чего за двадцать пять лет работы повидала, но такой больш… — кобылка осеклась, видя как Флаттершай стремительно краснеет. — Понесло меня, — сказала она, тряся остатками жидкости на дне бутылки. — Пора нам спать, дорогуша. Завтра опять сложный день.***
Пятого ноября тысяча одиннадцатого года чейнджлинги начали финальную зачистку Медового леса с целью дальнейшего выхода к границам столичного региона. Центральный фронт не выдержал, и рухнул от напора артогня и танковых ударов. Началась паника, дороги забились десятками бегущих дивизий, образуя заторы, ставшие лёгкой целью для Люфтваффе. В один из таких заторов попали Вивиан с Флаттершай. Десятки грузовичков и танкеток с черепашей скоростью ползли по замёрзшей дороге. Панические телеграммы Верховного командования предписывали всем дивизиям Центрального фронта отступить к Роще Медовых Сот, перегруппироваться и занять оборону на подступах к столице. В Генеральном штабе ещё не знали, что из не занятых чейнджлингами дорог, ведущих к городу, осталась лишь одна. И та с часу на час должна была быть перерезана. Рёв двигателей смешался с вездесущей солдатской бранью. Над колонной возвышался огромный горный хребет, своими верхушками отбрасывая тень на вереницу машин, пони и повозок. С противоположной стороны выглядывали крыши небольшой деревушки. Её жители ещё не знали, что их бросали на милость кровожадной и циничной королевы Кризалис. — Это ещё что такое? — спросила Вивиан и нажала на тормоза, прервав созерцания Флаттершай морозных видов Эквестрии. По дороге, прямо навстречу машинам, шёл отряд пегасов, знаками показывая чтобы они останавливались. — Сиди здесь, я быстро, — сказала Вивиан, прежде чем покинуть машину. — В чём дело, сержант? — спросила она у светлого пегаса. — Подвезти не можем, полный кузов раненых. — Сейчас вы нас подвезти можете только на тот свет, — мрачно ухмыльнулся солдат. — Танки чейнджлингов в Роще. Там бойня. А мы отрезаны от последней дороги на запад. — Грифонье отродье, — процедила Вивиан. — И куда теперь? — Не знаю. Но я давал клятву принцессе и Эквестрии, так что в плен сдаваться не собираюсь. — Я позову остальных из колонны, будем решать что делать. На дороге была сборная солянка из разных родов войск. Несколько пехотных взводов, рота единорогов, танковый взвод с единственным уцелевшим танком «Мутильда» и персонал госпиталя. За бурной дискуссией стало ясно, что сдаваться никто не собирался. Но ответить на вопрос: «куда бежать?» никто не мог. К действию пони подтолкнули слова, отдающие сковывающим копыта холодом: — Чейнджлинги на дороге! В двух милях отсюда! — Зараза, — простонал командир танка с сигаретой в зубах. — Значит так, сержант, решаем быстро. Ты у нас горнострелок? — Да, — кивнул тот. — Вторая горнострелоковая дивизия. Только у меня такое подозрение, что из всей дивизии осталась только моя рота. — Тогда решили: забирай с собой девчонок из мед. персонала, спецов единорогов, грузи на повозки раненых и скачите в сторону гор. Молитесь Селестии и свету Солнца, чтобы у подножий не было чейнджлингов. Там уже решите, что дальше. Если повезёт, через лес прорвётесь к своим. Если нет, тогда придётся карабкаться по горам. — А ты? — Я с пехотой выиграю вам время. Минут пятнадцать у вас будет. Не смотри на меня так. Нас легко заменить, а новых медиков и единорогов нужно обучать несколько месяцев. — Спасибо, капрал, — глухо ответил пегас. — Сержант…? — Авраам. — Сержант Авраам, давай в темпе. Мы тут как на копыте, — сказав это, командир танка последовал в сторону Мутильды. — Вы всё слышали, — нарушила на секунду возникшую тишину Вивиан. — Все, кто ранен, но в состоянии идти, помогает остальным. Тяжёлых грузим на повозку. С собой берём только самое необходимое. Остальное уничтожить! — Вивиан, — спросила её Флаттершай, натягивая капюшон меховой шубы, — что делаем с оборудованием? — Позаботься о раненых, сахарок. Я сама разберусь. Пони начали оперативно готовиться к отступлению в лес. С болью в сердце Вивиан сгрудила всё оборудование в огромную кучу и облила бензином. — Ах, — вздохнула она. — Горите вы все синим пламенем, чёртовы жуки. Сколько же нервов мне стоило всё это достать, — прошептала она, после чего с её рога слетела искра и подожгла то, что так было дорого хирургу. Заминировав машины и уничтожив всё, что могло достаться чейнджлингам, все начали быстро уходить в сторону чащи. — Сержант, — окликнул Авраама капрал, выглядывая из люка. — Да? — Не умудритесь продуть войну. Мы не для этого тут умираем. — Само собой, капрал, — улыбнулся пегас. Скрывшись в танке, капрал закрыл глаза и начал тихонько шептать молитву: — Через свет я получаю силу, через силу я получаю могущество, чтобы сразить Твоих врагов, с этой мощью я уповаю прожить ещё один день, но если я паду, это во имя Твоё, и под Твоим солнцем, что Ты каждый день безустанно подымаешь, я найду покой в его золотых лучах… — Капрал, — послышался дрожащий голос молодого наводчика, — мне страшно. — Мне тоже, — вздохнул он, зажигая новую сигарету. — Но мы поступаем правильно. А значит им нас никогда не одолеть. Вдали показалось несколько тёмных бронемашин, тянущих за собой высокий шлейф пыли. — А вот и они. Цель на двенадцать часов! Целься. Пли! Последний танк восьмой танковый бригады с достоинством принял свой последний бой. Вместе с пехотинцами Мутильда смогла выиграть достаточно времени, прежде чем чейнджлинги вызвали авиацию и разбомбили остатки колонны вместе с танком. Оберлейтенант Загрей, верный адъютант хайвсмаршала Синовиала, не без удовольствия наблюдал за результатом работы верных соколов королевы. Горящая техника врага и запах обгоревшей плоти на фоне нерушимых гор и с каждым днём крепнувшего мороза. Должно быть, о таком он мечтал, когда молодым чейнджлингом поступал на офицерские курсы. Но, пребывая на пике блаженства, его вернул обратно на землю подбежавший унтер-офицер: — Господин оберлейтенант, наши солдаты обнаружили следы колёс, уходящих в лес. — Значит, кто-то успел смыться, — констатировал чейнджлинг, смахивая с мундира упавшую сажу. — Прикажете начать погоню? — Нет, — немного подумав, ответил офицер. — Путь на столицу открыт и нам нельзя терять темп. Уцелевшими пускай занимаются айнзац группы. — Слушаюсь! — Фельдфебель Мольтке уже вернулся с задания? — Никак нет, ожидаем сеанса радиосвязи. — Хорошо. Держите меня в курсе.***
Через несколько часов беглецы добрались до подножия гор и разбили привал у крутого склона. Всю дорогу их сопровождал гул двигателей стратегических бомбадировщиков чейнджлингов, летящих бомбить промышленные города в глубоком тылу Экветсрии. «Летите-летите, — таща повозку, думала Флаттершай, — Дэш вам устроит хорошую взбучку». Состояние многих раненых оставалось стабильно тяжёлым. Тот, кто ещё мог идти, ковылял в конце колонны, опираясь на спину товарища или о приклад винтовки. Тех же, что лежали в повозке, требовалось срочно доставить в тыл. Вивиан и Флаттершай понимали, что такую тяжёлую дорогу переживут не все, но старались об этом лишний раз не думать. Устроив привал у склона, Авраам отправил на разведку нескольких пегасов и единорогов. Они вернулись почти сразу, доложив что танки и панцергренадёры уже обогнули лес, дошли до гор и встали по периметру, уничтожая всех, кто пытался прорваться. Оставался только один путь, и он был на вершине склона. — Готовим тросы, ли… кобылки, — сказал Авраам своим подчинённым. — Томас и Майк, летите на вершину и ставьте крепления. Остальные привязываем повозку. Будем подымать на ней наших новых друзей. Внезапно со стороны леса послышалось шуршание. Солдаты поскидывали винтовки и прицелились. Они ожидали увидеть чейнджлингов, отправившихся за ними в погоню, но вдруг землю сотрясла тяжёлая поступь, затрещали деревья, а низкий рык спугнул сотни птиц с миллионов веток. Мгновенье спустя из чащи выбежала Большая медведица и, увидев до смерти перепуганных солдат, остановилась, а затем оглушила всех своим рёвом. — По моей команде, эврипони, — собрав остатки хладнокровия, прошептал сержант. — Стойте! — крикнула Флаттершай и встала между солдатами и медведицей. — Не стреляйте! — Жить надоело? — опешил Авраам. — Ушла с линии огня! — Пожалуйста, доверьтесь мне, — сказав это, Флаттершай, под всеобщее изумление, шагнула в сторону медведицы. На тёмно-фиолетовой шерсти сияли десятки ярких звёзд, пасть ощетинилась многочисленными клыками, острые когти разрыхляли мёрзлую землю, а в тёмных зрачках поселился… страх? Да, от Флаттершай не ускользнул испуг медведицы. Должно быть, её напугал гул самолётов и теперь она пыталась скрыться от жуткого рокота. — Не бойся, — ласково сказала ей Флаттершай, от чего медведица перестала скалиться и удивилась внезапному поступку кобылки. Не успела Большая медведица понять что происходит, как Флаттершай уже гладила её своим носом. Все ахнули. — Мы тебя напугали, да? Ничего, обещаю, никто тебя не тронет, — продолжала гладить её кобылка. — Нам нужно подняться на этот склон. Хорошо? Страх в глаза медведицы начал затухать, сменяясь спокойствием и умиротворением. Вскоре она довольно прорычала, кивнула и ушла обратно в чащу. На миг Флаттершай заметила как за ней спешили три совсем крохотных медвежонка. Обернувшись, она увидела перед собой изумлённую публику. — Э-э… — из-за лишнего внимания Флаттершай начала быстро краснеть. — Я сама не знаю, если честно, как у меня это получается. Но теперь мы можем спокойно подыматься. Верно? Привязав повозку тросами, её начали аккуратно подымать. Первыми переправить на склон решили раненых, поэтому вместе с ними в повозку погрузили Вивиан и Флаттершай. — Слушай, — обратилась к Флаттершай Вивиан, когда они преодолели половину пути, — ты же пегас. Почему ты просто не полетишь? — А-а-а… Я ужасно боюсь высоты, — стараясь не смотреть вниз, ответила Флаттершай. — Простите. Стоящие на вершине склона горные стрелки помогли медикам покинуть повозку и принялись вытаскивать раненых. Флаттершай на секунду взглянула на вершины и обомлела. Везде, где падал её взгляд, лежал снег, а среди него зияли расщелины глубоких каньонов. На секунду кобылке вспомнился монотонный голос учителя географии, рассказывающей о ландшафте Эквуса: — Несмотря на то, что Ледяные горы на далёком севере занимают уверенное лидерство по высоте, три хребта в самом центре Эквестрии также могут похвастаться своими размерами. Самый Западный мы назвали Жеребячьми горами. На одной из гор основан Кантерлот, откуда правит наша мудрая принцесса Селестия. Посредине находится Сумеречный хребет. На востоке же расположился самый длинный хребет с самыми высокими горами. Он включает в себя Дымные и Рубиновые горы. А также самую высокую высоту в Эквестрии — Драконью гору, высотой три тысячи двести двадцать пять метров над уровнем моря. Драконья гора. Огромная снежная глыба нависла прямо над солдатами Эквестрии, своими размерами будто давая понять, что пони здесь лишь гости, а она истинная владыка этих земель. — Одевайся потеплее, дорогуша, — сказала Вивиан Флаттершай, также наблюдая за снежным видом. — Чую, эти горы нас так просто не пропустят.