Пробуждение||Awakening

— Я скоро. Надень ей пока босоножки, — Эдит, переложив в руки Майкрофта ребенка, поспешно скрылась в дверях гардеробной. — Скоро? — Мужчина подмигнул девочке, обнявшей его плечо. — Знаем мы с тобой, сколько на самом деле длятся мамины «скоро», да? — Дь-а, — Изабелль только-только училась говорить, и даже некоторые банальные слова произносились ею немного коряво. Но Майкрофт не отчаивался. Напротив. Общался с дочерью, будто со взрослой. В надежде в скором времени услышать в ответ четкую, грамотную речь: — Босоножки… — он несколько раз оглядел спальню в поисках детских элементов обуви, но ничего кроме женских лаковых туфель в поле зрения так и не попало. И, несмотря на то, что он заранее знал ответ на вопрос об их местоположении, Майкрофт обернулся лицом к дочери и спросил: — Не подскажешь мне, где они могут быть, эмм? — Низю, — Белль указала своим крошечным пальчиком на дверь. — Внизу? Отлично! — Отец мягко прикоснулся губами к виску крохи и, придерживая её спину, направился в сторону лестницы. И уже после того, как девочка удобно устроилась на пуфике, стоящем напротив зеркала, и хаотично болтала ножками, Майкрофт один за одним открывал полки в тумбе для обуви. И только дойдя до ящика с детскими элементами гардероба, понял, насколько сложный выбор им обоим предстоит. — Скоро составишь маме конкуренцию, да? Оставите мне хотя бы пару вешалок в шкафу? — Дь-а. Но глядя, на заливающуюся смехом девочку, Майкрофт без толики сомнения понимал: захоти она приватизировать все ящики и полки в доме, он без вопросов ей это позволит. На малышке голубое ситцевое платьице, белые колготки и жакетик. А в волнистые рыжие волосы, уже доходящие до плеч, вплетена небесного цвета атласная лента. Настоящая маленькая леди. Так похожа на свою маму. — Иди сюда, — отец подхватил ребенка на руки и поднес к ящику, — какие? Изабелль долго смотрела на представленный богатый ассортимент, изучая, оценивая, разглядывая. Уже в таком нежном возрасте в ее крупных бирюзовых глазах Майкрофт разглядел искры анализа, интереса, попытки каталогизировать данные. И спустя минуту, сперва повертев указательным пальчиком возле подбородка, и нахмурив брови, она протянула руку к одной из пар. — А-па, — Белль обернулась лицом к отцу, — ини-и. — Синие? Давай наденем синие. Под одобрительный кивок дочери, Майкрофт достал из ящика выбранную пару, присел на мгновение назад занимаемый ею пуф, и, усадив девочку к себе на колени, принялся выполнять возложенную на него миссию: одну за другой вкладывать маленькую ножку в туфлю и защелкивать замысловатые крючки. Но в какой-то момент, не возмись откуда, в теле мужчины начало зарождаться раздражение. Будто что-то его отчаянно отвлекало, но не ясно, какой оно природы. Как жужжание мошки, залетевшей в открытое окно. Словно рассеянный зуд: только, кажется, пойман, как уже сменил свое местоположение. Но мужчина не сдавался. Он продолжал делать, что следует, параллельно ища причину беспокойства. И только, когда последняя застежка была закрыта, взгляд Майкрофта наконец зацепился за раздражающий его до селе предмет. На мизинце левой руки мужчины красовался старинный, золотой перстень-печатка. Такой, что английские дворяне носят в знак отличия и демонстрации своей принадлежности к знатному роду. И пусть род Холмсов был старинным, и даже пронес сквозь века множество фамильных ценностей, дворянство и прилагающийся к нему гербовый перстень к таковым не относились. Маленькая девочка в его руках, которая облокотилась на отцовскую грудь и с наслаждением смотрела на новенькие туфельки… Майкрофту не хватало сил перевести взгляд с перстня на нее. И уж тем более, не нашлось мужества поднять глаза на зеркало напротив. Потому что он уже знал, чье лицо будет у его отражения. Чье лицо будет у человека, которого эта кроха считает отцом. Чье лицо будет у того, кого она так любит и к кому так прильнула своей пухленькой розовой щечкой. — Я готова! — Эдит почти паря над ступеньками спустилась вниз и, накидывая твидовый пиджак, оценивала успех выполненного задания, — молодцы какие! Роберт, все в порядке? Риторический вопрос. Потому что не могло все в порядке быть с тем, кого здесь даже быть не должно. До того, как все вокруг начало рассеиваться в сером тумане, Майкрофт увидел Роберта Гастингса в зеркале напротив. Он заботливо поправил платьице Белль, сидевшей в его руках, разгладил складки на пиджаке, взял Эдит за руку, и с ухмылкой, в упор глядя на истинного главу этой семьи, на невысказанный вопрос ответил: «Ты сам отдал их мне».

***

Майкрофт Холмс редко работал в полевых условиях. Еще реже Майкрофт Холмс позволял себе слечь от тяжелого недуга. А потому, принимая во внимание эти два условия можно было прийти к незамысловатому выводу: Майкрофту Холмсу ни разу в жизни — ни от ранения, ни от травмы, ни от болезни — не представлялась такая редкая возможность находиться в коме. В связи с чем, он никак до этого момента не мог себе представить, каково это: находиться в здравом уме, твердой памяти и в обездвиженном теле. Оказалось, весьма занятно. Кто бы мог подумать, что люди в коме бодрствуют: все слышат, почти все чувствуют, но не могут никак отреагировать на внешние раздражители. Более того, люди в коме, спят. Как выяснилось, в перерывах между скитаниями по своим чертогам, Майкрофт Холмс то и дело, мог прилечь на старенький диван в гостиной, чтобы немного подремать. Правда, длилось это недолго. Каждая подобная попытка — сделать для мозга такую необходимую перезагрузку — оканчивалась очередным кошмаром, в котором он либо видел в отражении зеркала лицо лорда Гастингса, либо тщетно пытался вызволить Изабелль из камеры Эвр, либо смотрел, как стены Дома на реке рушатся, и он оказывается замурованным в бетонной могиле. Сны имели разные сюжеты, разные локации, но неизменно печальные финалы. Радовало одно, Майкрофт всегда просыпался. В холодном поту и на стареньком диване в гостиной своего разума, рядом с которым на журнальном столике были разбросаны десятки ярких фотографий с одной единственной героиней. Здесь — Белль делает первые шаги. На этой — учится кататься на коньках. С этого снимка на Майкрофта смотрит выпускница начальной школы, а с другого — призер соревнований по верховой езде. Десятки снимков разных лет, с разных ракурсов и в самые разные периоды ее жизни. Неизменно было одно: Майкрофта не было рядом ни в один из этих дней. Но вот уже третий раз подряд, пробудившись от очередного кошмара, Холмс-старший не увидел перед собой ни потолок старенького зала, ни журнальный столик поодаль, ни фотографий своей дочери. Перед его глазами представала белая палата с ярко-включенными точечными светильниками и десятком трубок, отходящих от его тела. Однако, сегодня, вместо дюжины снующих туда-сюда силуэтов в белых халатах, он увидел один единственный. Сидящий неподвижно в черном костюме. — Лежу в надежде, что ты — это Джордж. Иначе в противном случае этот тощий тип — один из моих родственников, — полушепотом хрипло выдавил Майкрофт. — В последнее время родней ты обзавелся про запас. С пробуждением! Шерлок медленно подошел к койке брата, нажал на какую-то кнопку и верхняя часть туловища лежачего стала медленно подниматься, позволяя Майкрофту сесть. И когда старший наконец устроился поудобней, младший поправил подушку за его спиной, а после вернулся на свое место — за стол возле окна — и театрально перевернул страницу толстой книги — «Секреты хирургии» Х. Алдена. Спер у одного из врачей, пока тот вздремнул на дежурстве. — Что ты делаешь? — первое, что пришло в голову Майкрофта. — Завещание твое перечитываю. Знаю я тебя, сейчас начнешь вносить правки, а когда закончишь — я останусь ни с чем. Меня это не устраивает, — Шерлок перелистнул еще одну страницу учебника, — а за некоторые пункты я еще поборюсь. Месяц. Тридцать четыре дня Шерлок Холмс ходил, словно тень среди людей. В тщетной попытке понять: а как жить дальше? Каждое принятое решение — еще один шаг по напичканному минами полю. Словно сапер в сумерках он оборачивался на каждое — даже самое незначительное — дуновение ветра. Искал истину. Искал ответы на вопросы, так мастерски скрытые его старшим братом. И все надеялся, что однажды, очень-очень скоро, сможет задать их, глядя ему в глаза. Но сейчас, сидя возле Майкрофта, вместо врожденного любопытства, вопреки вшитому инстинкту — как можно быстрее вступить в игру — Шерлок буквально задыхался от переполнявшей его тело злости. И впервые в жизни, его спортивный интерес был подавлен чем-то настолько первобытным. Как он мог?! Как позволил себе так дешево оценить свою жизнь? Как так беспечно подверг себя опасности? Как мог рискнуть всем и предоставить кому-то возможность лишить его жизни? Пока Шерлок, по обыкновению прямолинейный и скорый на сарказм, пытался подобрать фразу для начала этого непростого разговора, в его голове звучал его собственный голос, и его собственные слова: «Скорбеть о вашей смерти будете не вы. Это всегда испытание для других. Ваша жизнь вам не принадлежит.» — Где они? — Вот так просто? — Шерлок всем своим туловищем обернулся к брату и в недоумении уставился на его болезненное, худое лицо, — ты просто спросишь меня: «Где они?». И все?! Совсем больной? Ты… — Шерлок! Где они?! — Майкрофт выслушает от брата еще ни одну тираду, но сейчас, другое важнее. — У сеньора Альказара, — немного поубавил Шерлок свой гнев. В его затуманенном злостью мозгу возникла мысль, что, в конце концов, Майкрофт прикован к кровати. Убежать от его допроса не сможет. — Хорошо. Молодец. — Молодец?! Старался, сэр. Глаз не сомкнул пока ты тут … отсыпался. — Ты его арестовал? — уточнять о ком идет речь Майкрофту тоже не было никакой нужды. Раз Шерлок сидит здесь, а не погружен в поиск причастного к покушению, то, видимо, личность виновного для него уже не тайна. — Нет, пока. Ждал тебя! Хотел узнать, почему ты до сих пор позволял этому … ходить на свободе, и даже умудрился вести с ним переговоры. Видимо, я что-то глобальное упускаю, как ты обычно любишь подмечать. Но раз тебе он нужен был на коротком поводке, значит в этом есть какой-то скрытый мотив. Можешь начинать издеваться, потому что я так и не понял — для чего же это все ... — Шерлок сделал глубокий вдох. Холмс-старший закрыл глаза и откинулся на подушку. Он настолько сильно ослаб за прошедший месяц комы, что даже не смог долго держать голову поднятой. Какое унижение ... Сейчас, глядя на уставшее, серое лицо брата, у Шерлока медленно начинало пропадать желание давить. Или осуждать. Или злиться. Потому что от него не ускользнуло, насколько Майкрофту на самом деле тяжело. И как сильно он винит себя в случившемся. Но Шерлок не в состоянии сейчас это изменить. Силы его самого уже на исходе. Майкрофт уже пару раз приходил в себя, и по анализу активности мозга, его лекари пришли к выводу, что на днях он полностью очнется. А потому, Шерлок уже вторые сутки дежурит в его палате, никого помимо врачей не пуская. — Какая она? — почти шепотом спросил Майкрофт, не открывая глаза и отчетливо понимая — Шерлок сразу сообразит о ком речь. — Выглядит вполне … жизнеспособно … — Шерлок! — Что?! Что я, по-твоему, должен на это ответить?! «У нее твоя улыбка»? Или, нет … вот так — «она взяла лучшее от тебя»? Прости! Не было времени оценивать степень ее сходства со славным родом Холмсов. Нужно было как-то уберечь ее от связи со знатным родом Гастингсов! Смирение Шерлока — штука крайне непостоянная. Некоторым людям до сих пор так и не явившаяся. Ведь при очередном вопросе он взорвался, как петарда на снегу. Словно, Майкрофт — единственный, на плечах которого лежит ответственность за беды этой безвинной девушки. — У нее не твой гордый профиль (то есть нос), и нет склонности к полноте. Считай, она выиграла генетическую лотерею, — снова усмирив негодование, произнес Шерлок, — в целом, бесхитростная, твердая в своих решениях и, очевидно, очень умная. Полагаю, о том, что единственное родство с Робертом Гастингсом и ею зафиксировано в веке этак … в шестнадцатом, она в курсе. И причем, очень давно. — Боже … — простонал Майкрофт, с усилием открывая глаза. — А чего ты ожидал? Эмм? Ей двадцать. Она сообразительна, и если не брать во внимание факт отсутствия отличительных черт Гастингса в ее внешности, то календарем она пользоваться, полагаю, уже научилась. — Шерлок отвернулся от брата и перелистнул очередную страницу энциклопедии, — не думал я, что вы с Эдит так далеко зашли. — Правда? — Нет, Майкрофт, я вообще о вас не думал! — Хорошо. Кажется, на этом этапе Шерлок исчерпал не только весь неиспользуемый более тридцати дней запас сарказма, но и постепенно начал избавляться от чувства злости, полчаса назад парализовавшей его тело. Потому что глядя на больного, единственной рациональной мыслью, было — облегчить его муки. И если физическую боль купировать возможно (Шерлок в этом знаток, каких поискать!), то душевной боли так просто не уйти. — Давно ты узнал? — немного поразмыслив, Холмс-младший решил начать издалека. — В день ареста Гастингса. Она пришла ко мне домой. Эдит. Принесла документы, фотографии, бросающие тень на эмира и предоставляющие мотив для устранения Гастингса. Я начал … начал искать, — Майкрофт прочистил горло, но от протянутой Шерлоком салфетки отказался, — нашел их семейное фото. Потом биографию дочери и … я относительно быстро дошел. Шерлок кивнул. Это было — и очень даже — похоже на правду. Раньше Майкрофт никогда не делал чего-либо, что может навредить его здоровью. Слишком уж велика цена у его жизни. Слишком дорого этой стране обойдется его потеря. Слишком короткий список того, ради чего он рискнет всем. Но последние полгода Майкрофт успел совершить столько невписывающихся в его норму поведения вещей, что Шерлок с легкостью поверил в произнесенные слова. Брат действительно два десятка лет не подозревал о существовании дочери. — Почему не узнал раньше? — Да как-то … не имею привычки интересоваться чужими детьми, — Майкрофт искренне был удивлен. Братья постепенно включались в игру под названием: «Мы говорим о личном, но прячем это за ширмой самоиронии». До этого они уже не раз играли в нечто подобное, а потому, им двоим труда не составит соблюдать правила, делая вид, что все не так уж и серьезно. Потому что все серьезно. Очень. — Еще разок попробуй ответить, — Шерлок нахмурился. — Что? Что за абсурд? Для чего мне интересоваться другими людьми? Ты удивишься, но я не храню в голове досье на каждого. Я не знал потому что, это — чужая жизнь, меня никак не касающаяся … — Надеюсь с третьей попытки мы дойдем до истины … — Шерлок! Майкрофт резко обернулся к брату. И он многое мог бы прочесть по его лицу, но не был готов встретить ... Их привычная манера общения была полностью соткана из желания поиздеваться, разозлить, задеть, уколоть. Из желания доказать, что он лучший. Но сейчас … Сейчас помимо очевидного разочарования, спокойствием и уверенностью искрился взгляд младшего из них. Словно они поменялись ролями. Словно теперь у Шерлока пальма первенства в категории рассудительности. Он теперь был сосредоточен и собран. Шерлок уже представал перед Майкрофтом таким. В Шерринфорде. Солдатом, готовым отдать свою жизнь. Даже когда он скрывался во имя уничтожения сети Мориарти, то был слегка … под кайфом. В своей стихии. Словно в эйфории грядущей победы строил планы на ближайшие годы. Всегда куда-то торопился. Всегда кого-то искал и неотвратимо пытался скорее закончить разговор, чтобы умчаться навстречу очередным приключениям. Тогда Майкрофт был оплотом стабильности в их тандеме. Тогда старшему приходилось спускать Шерлока на землю. Сейчас в его палате сидел взрослый Шерлок. Уже не подросток, и уж точно далеко не ребенок. Без тени инфантильности и с грузом ответственности. Ведь уроки жизни научили его оберегать тех, кто рядом, потому что их, как оказалось, слишком больно терять. — Я не знал, потому что не хотел знать. Такой ответ тебя устроит? И Шерлок ничего не ответил. Не потому что осуждал. А потому что в это он тоже мог поверить. Но не только веру Майкрофт смог прочитать в лице младшего, но еще и такое редкое в их общении, и такое необходимое ему сейчас — понимание. Словно, нечто подобное Шерлок уже испытал на себе, но ему, в отличие от старшего, хватило сил наступить на гордость и узнать — как там она? — женщина, которую он выбрал. Жива ли? Здорова? Нужна ли ей помощь? Или, может, она нуждается в защите? Но Майкрофт не просто перевернул исписанную страницу, а вырвал ее с корнем и поджег на ветру. — Родителям о покушении ты, надеюсь, ничего не сказал, — Майкрофт поспешил сменить такую щекотливую тему. — Неа, ничего. Скрыть от наших родителей, что на самом деле происходит с их ребенком … Тоже мне, миссия невыполнима, — на этой фразе братья зеркально ухмыльнулись. Ведь, как и всегда, перемирие наступает, как только в диалоге всплывает их общая проблема. — Им не всегда приходится по вкусу … правда. — Я достаточно пожил, Шерлок, чтобы понять: правда, вообще, переоцененное понятие, — Майкрофт вновь откинулся на подушку. — Твой слоган по жизни? Или этот: «Неведение подобно цветку: дотроньтесь до него — и он завянет.» — Шерлок театрально процитировал знаменитую фразу героини произведения Оскара Уайльда — леди Брэкнелл, чья роль в школьной труппе далась Майкрофту особенно хорошо. — Неведение делает жизнь проще. Ложь диктует правила игры. Ведь «истина перестает быть истиной… —… как только в нее поверит больше, чем один человек». Оскар Уайльд. — Шерлок закрыл учебник по хирургии, отодвинул его в сторону, а затем, облокотившись о стол, в упор посмотрел на брата. — Почему ты мне сразу не рассказал? — Зачем? — Майкрофт выпрямился, пытаясь держать осанку, даже лежа на больничной койке. — Мало у тебя своих забот? Хотя, погоди. Я же уже делал это, не припомнишь? Сотни раз приходил к тебе за помощью, а в ответ: «я занят» или «у меня дело». Ты, возможно, не заметил. Но я уже несколько лет ни с чем к тебе не обращаюсь! И просьба почистить один единственный счет на имя Изабелль была вообще не тебе адресована. Мы уже давно с тобой свели наши отношения на уровень визитов к Эвр. Ну или если вдруг тебе нужна от меня какая-то услуга. Ты их, конечно, записываешь на свой счет одолжений. Но я уже пару​ лет точно не прошу ничего взамен. Заметил. Сложно было не обратить внимание на постепенное исчезновение Майкрофта из жизни Шерлока. Внезапный визит — только при острой необходимости. Когда ситуация воистину безвыходная. Хотя … Шерлок не помнит даже, когда старший заглядывал на Бейкер-Стрит в последний раз. Теперь он обходился штатными агентами. А в критической ситуации прибегал к ценным способностям Женщины. Когда все изменилось? Когда они прекратили выручать друг друга и обмениваться просьбами (в случае с Майкрофтом — приказами)? Шерлок не помнит точной даты. Все постепенно сошло на нет. И пока он ошибочно полагал, что достаточно окружил себя людьми, день за днем заполняющими его повседневность привычными вещами, то старший действительно многое потерял. И не в первый раз. — Почему она тогда ушла? Эдит. Почему вы … — докончить свою мысль Шерлок не успел. — Боже! Опять?! Она случайно узнала об Эвр. Пришла, когда меня не было и … решила посмотреть фильм на видео-проигрывателе. Но вместо сопливой мелодраммы ей выпала возможность лицезреть запись с камер наблюдения из Шерринфорда. Доволен?! — Это чушь, — Шерлок скривился, — нет, в то, что она ушла по этой причине я верю. Не верю, что это была случайность. Как ты сказал? «Неведение делает жизнь проще»? С таким мировоззрением ты никогда в жизни бы так не облажался. «Случайно»?! — Интересно … а ведь она тоже не поверила, — Майкрофт печально улыбнулся. — Она всегда хорошо тебя понимала. — Шерлок соединил руки в молитвенном жесте. — Если бы ты просто хотел, чтобы она узнала, ты бы ей об этом рассказал. Вечерком за ужином поведал бы о скелетах в семейных шкафах. Конечно, она, возможно, после этого бы ушла. Но тут вероятность пятьдесят на пятьдесят. А значит, ты добивался другого. Одно дело — знать. Видеть одиночную камеру с запертой девушкой — куда страшнее. А видеть и знать, что все это дело — рук твоего потенциального мужа … Здесь вероятность ее ухода — процентов сто. Так поведай мне, зачем тебе нужно было это все? Человечество уже придумало за нас сотни способов разорвать … кхм, отношения? Так это, вроде, называется? Зачем же так извращаться? — Так я точно знал бы, что это ее выбор. Я помог ей его сделать, но ушла она по своей воле. Я не … не «бросил» ее. Не обидел и не прогнал. Я лишь сделал так, чтобы у нее была возможность увидеть меня настоящего. Пока все не зашло слишком далеко. — Ошибаешься. Все слишком далеко зашло. Так далеко, как никто и не догадывался, — Шерлок хрипло рассмеялся. Раз уж говорить братьям-Холмсам о личном, то чуть понизить уровень драматизма: — А какой ты, а? Настоящий? — Шерлок, довольно! Уж лучше было умереть, чем лежать здесь и удовлетворять твое любопытство. Мне нужно скорее отсюда выбираться! Холмс-старший не тот, кто будет делиться откровениями. Но если и существует такое эфемерное создание, способное пробраться туда, куда не ступала нога человека — в душу Майкрофту Холмсу — то Шерлок к такому существу ближе, чем кто-либо. И он не отступится. — Мы теряем время по твоей милости! Пока мы все не проясним, никто из врачей сюда не войдёт. Смотри-ка, я использую твои методы против тебя же. Эпично, согласись? … Я не буду молча смотреть, как ты топишь себя, эту страну и всю свою семью из-за отсутствия возможности мыслить здраво. Только не в мою смену. — Да, мы теряем время, Шерлок! Потому что моя дочь в опасности. Потому что у нее нет возможности защититься. Потому что ее мать не смогла выбрать ей достойного отца! Слова вылетели быстрее, чем Майкрофт успел о них пожалеть. Впервые за время беседы он был рад, что произнес их именно Шерлоку, а не той, кому они предназначались. Потому что это — чистейшей воды лицемерие. И младший это в секунду считал: — Она выбрала. Достойного. Тебя. И как бы тяжело не было это произнести, Шерлок знал: Майкрофту нужно это услышать. Они могут сидеть здесь и рассуждать, как только усилиями Гастингса девочка, за свою жизнь и котенка не обидевшая, находится в опасности. Но это — истинная ложь. Кто знает, как сложилась бы ее жизнь, сохрани родители свои отношения? Но оспорению не подлежит очевидный факт: в причастности к международной контрабанде ее бы точно нельзя было обвинить. И ответственность за это лежит на обоих ее отцах. — Да. Меня. Она выбрала меня. И я не справился. — Ты не знал. — Не знал. Ну да. Это точно … Но видишь ли в чем все дело, Шерлок? — Майкрофт посмотрел в глаза брату, чтобы низким голосом ответить на свой же вопрос: — Я должен был знать. Я … Я нужен был своему ребенку. Его матери. Я должен был их защитить. Сделать так, чтобы она как можно позднее познала суровые реалии этого мира. Я должен был показать ей, каким этот мир должен быть. Но я в это время был там, где не было необходимости. Раз за разом. Всегда. Шерлок вздохнул, медленно потер глаза, чтобы найти хоть какой-то ответ в противовес сказанному. В этом весь Майкрофт: чувство долга, кажется, единственное по-настоящему изведанное им. Все делать по правилам. По традициям. Как диктует закон и устои. Нужно защищать семью. Свою страну. Нужно быть единственным в этой необычной семье, кто хоть как-то уравновешивает соотношение сил. Всегда быть не просто самым старшим, но и по-настоящему взрослым. Исполнять обязанности родителей, когда они сами на это не способны. И ответ пришел сам собой: — Да. Должен был. А знаешь, что ты еще должен был делать? Вытаскивать меня из наркопритонов. Должен был быть вместе со мной в больницах после передозов. И должен был помочь мне уничтожить Мориарти. Ты должен был не допустить моего отбытия на смертельное задание. И если ты полагаешь, что не был мне нужен в те дни, то ты болен сильнее, чем кажется. Майкрофт, ты должен и будешь должен еще очень многое. Это твой выбор. И с ним тебе жить. Но в долгу ты в первую очередь перед самим собой. — Шерлок сделал еще один глубокий вдох, чтобы хватило дыхания закончить самую откровенную в его жизни речь. — Я столько раз просил тебя, оставить меня в покое. Столько раз прогонял. Столько раз игнорировал твои просьбы и плевал на твои нотации. И что ты делал в это время? Ты всегда был рядом! Доставал меня, наставлял меня, пожирал мой мозг нравоучениями и всегда — всегда! — пытался мне помочь. Поэтому, я сейчас здесь. Живой. И тщетно пытаюсь вернуть хоть один из неуплаченных долгов. Было около пяти вечера, а потому солнце уже приближалось к горизонту. И пока до старшего доходил смысл слов Шерлока, последний встал, задернул шторы, чтобы свет не резал глаза. И только вернувшись на место, понял, что ответа на сказанные им слова просто-напросто нет. Его задача была — произнести их. А задача Майкрофта — постараться их понять. И принять. — Ты не знаешь, насколько я им был нужен, — краткий ответ на тираду того, в жизни которого Майкрофт и правда прекратил хоть как-либо участвовать. Никаких запугиваний. Никакого контроля. Ничего общего, кроме фамилии и родственников они не сохранили. — Нет. Не знаю. И не узнаю. А знаешь, кто еще не узнает? Ты. Но у тебя есть выбор: сожалеть о том, чего не вернуть, или встать на ноги и постараться исправить то, что в твоих силах. И если вдруг тебе интересно мое мнение, то нет никакого смысла сожалеть об упущенных возможностях. Или о том, чего нас лишили. Чего мы сами себя лишили. Можно ведь, сосредоточиться на том, что мы еще можем изменить ... Майкрофт, к моему великому удивлению оказалось, что в твоем окружении есть люди, которым ты не безразличен. И число нас — людей, которые не безразличны тебе — несколько возросло. Майкрофт редко позволял себе что-то по-настоящему чувствовать. И обычно ему приходилось лишь догадываться о чувствах других людей. Станет ли скорбеть Шерлок по женщине, которую опознал по обнаженному телу? Вероятнее всего, да. Неизвестно … А будет ли больно Джону, когда он узнает, что Шерлок скрывал от него свое спасение? Возможно. Майкрофт не знал наверняка. А сможет ли Шерлок пережить смерть лучшего друга? Вряд ли … Лучше тогда предложить ему альтернативу? Жизнь Джона взамен на свою собственную? Майкрофт редко что-то чувствовал, но это никогда не мешало ему понимать чувства других. Но сегодня, после полугода расследований, поисков и отчаянного желания защитить и своего ребенка, и единственную женщину, которой оказалось под силу поселиться в его сердце, и в его разуме … Сегодня он понял, насколько все это время ему не хватало его младшего брата. Его своеобразной поддержки. Не той, где хлопают друг друга по плечу и безэмоционально произносят: «Все будет хорошо». А той, где прикрывают спины друг друга и вместе с тобой вступают в невидимую войну. Чувствует ли то же самое человек напротив? — Не обязательно быть друзьями для того, чтобы быть братьями ... Так что ли, получается? Один мудрый человек мне это, однажды, сказал, — кривая улыбка коснулась губ Майкрофта. — Знаю. Мне она тоже это говорила. — И мы сделали это своими слоганами? — Нет. Мой слоган: «Keep calm and trust Mycroft». Как тебе? — Похоже на правду. — Другой, не такой уж и мудрый человек, мне сегодня сказал, что правда — понятие переоцененное … – И с каких пор ты стал меня слушать? – Майкрофт закатил глаза. А Шерлок ухмыльнулся. В этом и есть она. Правда. Запертая в чьих-то спальнях. Прячущаяся за дверями домов идеальных семей. Притаившаяся на одиноком острове вдали от людских глаз. А бывает так, что ее просто не замечают. Ведь правда никогда не смотрит людям в глаза, а лишь томится за кулисами их жизней, пока на сцене идет спектакль. Потому что правде нет места среди яркого грима и постановочных речей. Но бывает, как сегодня, правда просачивается сквозь замочную скважину. Обнажается перед теми, кто так долго был к ней несправедлив. Вытаскивает наружу их тайны и страхи. Сдирает приросшие к лицам маски. И однажды. Неожиданно. Как сегодня. Правда, поймет: здесь больше не нужно её присутствие. Ведь ничего до селе неизведанного, она больше не явит. Правда, которую Майкрофт и Шерлок прячут за дерзким общением — насколько они друг для друга дороги — на самом деле абсолютно не важна в отрыве от реальности. Этим людям важно лишь, просыпаясь знать: в другой части Лондона сидит человек, который не станет задавать лишних вопросов. Он поможет. Подскажет. Скроет это под маской одолжения или услуги. Обернет это в сарказм и издевку. Но будет там, где следует. Как всегда делал, и как всегда будет. Этот диалог так и останется в стенах белоснежной палаты. Они никогда больше не коснутся тем, поднятых сегодня. И видеться чаще не начнут. И относиться они друг к другу иначе не будут. Они останутся друг для друга теми, кем были всегда. В эту игру можно играть бесконечно. А начать можно прямо сейчас: — Спасибо. Единственным моим собеседником последний месяц был я для себя сам … Приятно было пообщаться с кем-то более посредственным, — Майкрофт проследил за тем как Шерлок вызывает бригаду врачей, которые в ближайшие сутки будут пытаться вернуть Соединенному Королевству Майкрофта Холмса. – Целый месяц наедине с собой. Теперь ты понимаешь, каково нам. Тем, кто постоянно терпит твоё общество. — Шерлок, когда они закончат. Позови ее. Пора разбираться со всеми этим, — немного отрешенно выдавил Майкрофт. — Которую? — Ни ту, и ни другую. Позови сюда мисс Адлер.