Доставка счастья

✮

В кабинете стояла гробовая тишина, пока её не нарушил пациент — тот самый мужчина, который удачно справился с «пустым стулом». Ну, так Минхо показалось в прошлый раз. Минхо пропустил мимо ушей его комментарии по поводу нездорового вида и взъерошенных волос, перешёл сразу к делу. — Как ваши успехи, господин Рю? — Знаете, не так уж и плохо, — мужчина громко зевнул и Минхо захотелось зевнуть в ответ. Время 9 утра, он не спал всю ночь и кофе не помогал, а лишь усугублял. — И чем же вы меня порадуете? — Я выбросил все совместные фото, — мужчина гордо задрал подбородок, ожидая похвалы, но её не последовало. Минхо сейчас утопал в собственных мыслях, ему глубоко плевать на успехи и неудачи этого господина. — Ладно… Парочку оставил. Те, которые мне больше всего нравятся, — замялся мужчина, вжимаясь в спинку кресла. — Зачем? — Я не хочу, чтобы она думала, что я пытаюсь её забыть! «А чего она, блять, хочет, ты не подумал?». — Вы продолжаете тешить себя надеждой? — Я не собираюсь сдаваться. Минхо вчера слышал эту же фразу от Минхёка. Тот пол вечера провёл на коленях, повторяя раз за разом одно и то же: «Прости», «пойми», «я не сдамся», «ты никуда не уйдёшь», «не смей так поступать». — Вы ведь хотели забыть. Именно с этим вы и пришли ко мне, — Минхо потирал переносицу, прогоняя ночные воспоминания. Он старался держаться подальше от партнёра, отходил, когда тот приближался, отворачивался, когда тот пытался завлечь его поцелуем. Старался, но сдался. Потому что скучал, блять. Может и не по Минхёку, но по нежным прикосновениям точно скучал. Приходилось бороться с самим собой, чтобы дальше поцелуев не зашло. Кожа до сих пор горела от сухих и жадных губ Минхёка, а ночью ещё и под рёбрами вибрировало от рук, которые обхватывали талию, сжимали ягодицы и ласково проходились по внутренним сторонам бёдер. Сейчас тоже вибрировало, но неприятно и мерзко. А что, если и Минхо испытывал чувства к Минхёку? А что, если это и есть любовь? Иначе как объяснить муки, которые грызут его, не дают сбросить тёплые ладони с себя и молча уйти? Почему так сложно просто взять и уйти? — Нет, я хочу исправиться, чтобы мы были счастливы. — А что, если она счастлива без вас? — Минхо напирал. Он не должен себя вести так, это неправильная тактика для психолога, но гнев накатывал с каждым глупым заявлением мужчины. Минхо сейчас походил на некий переключатель: вот он злится, вот ему смешно, а вот он хочет врезать по самодовольной роже пациента. — Подумайте о её «хочу». — Что вы несёте? Минхо сам не знал, о чём говорит, он лишь проецировал. Этот господин Рю был дешёвой копией Минхёка, он раздражал и не вызывал ни капли сочувствия. Нельзя поддаваться гневу и личным предубеждениям, но, сука, так сложно. Сложно было устоять перед тихим «Мин… Мой дорогой Мин…» и от последующего глубокого поцелуя. Минхо больше всего любил нежность, переплетённую со страстью. Этим искусством Минхёк владел на все 100, но сам предпочитал грубость и садистские наклонности в постели. Даже поцелуи, зачастую, походили на схватку. Он любил кусать, тянуть и старательно высасывать следы на коже. Нет, не так… Минхёк сам любил боль и думал, что это доставляет удовольствие и другим. А Минхо хотел прикосновений шёлка и аккуратных ласк, которые не оставляли бы синяков и не вызывали приступы удушья. Именно вчера, когда это нахер не было нужно, Минхёк дарил всё, что так обожал его Мин. — На нашей последней встрече вы, кажется, дошли до точки невозврата. Вы хотели её забыть и отпустить. Так сделайте это и живите дальше, — на последних словах психолог зарычал, еле сдерживая крик. Почему он сам не может отпустить? Эта ночь ничего не значила и ласки были чем угодно, но не примирением. Почему он сам не может послать партнёра и жить дальше, на прощанье хлопнув дверью? Чего он боится? Минхёк ловко играл словами, заставлял сомневаться в себе и своих убеждениях. Он был настойчивым и в действиях, до сих пор возбуждал, как при первой их встрече и мог сделать жизнь Минхо счастливой, если бы только захотел… Если бы постарался… — Вы не помогаете! — принялся кидаться обвинениями мужчина, вскакивая с мягкого кресла. — Я вам не за это плачу! Вы должны помочь мне её вернуть! Я жить без неё не могу… — он, торопясь, накидывал куртку, злобно сверкая холодными серыми и абсолютно пустыми глазами. — Неужели вы не видите, как я страдаю? И всё из-за неё! Права была моя мама… Минхёк объяснялся такими же фразами. Типичный абьюзер, как и господин Рю, который тоже принялся давить на чувство вины. — Я вас не задерживаю. Вот она жирная точка. Пришла пора скинуть шкуру жертвы и твёрдо встать на ноги, пришло время отбиваться от таких отморозков, ставить на место этих «мне же плохо, а всё из-за тебя». Хватит. Хватит. Хватит. На него могут подать жалобу, его могут лишить лицензии, но плевать. Всё заебало, абсолютно всё. — Я не вернусь… Вы… Самый ужасный… Вы вообще не психолог, а шарлатан! — мужчина грозил пальцем, выкрикивая свой бред, а после снова оставил Минхо в глухой тишине. Вчера Минхёк прошёлся губами по каждой выступающей костяшке, облизал каждую выпирающую косточку позвоночника. Он «вылизывал» своё прощение, пока Минхо, закрыв глаза, прятался в спасительной темноте, как в тёмном убежище. Сейчас же хотелось содрать кожу вместе с немыми извинениями и очередными пустыми обещаниями. Он вышел за ещё одной порцией кофе, вернулся в кабинет, проглотил несколько горьких таблеток от боли в голове, кое-как высидел ещё два часа с двумя другими пациентами и снова остался один на один с тишиной. Сухость во рту была предвестником наступающей паники. Это мерзкое состояние забирало Минхо под своё крыло лишь тогда, когда он был один, чтобы ни одна живая душа не могла ему помочь. Пульс учащался, но мужчина старался сохранять рассудок, перебирал в голове все предметы в комнате. «Всё хорошо, я в своём кабинете, я в безопасности, у меня нет поводов для беспокойств». Его парили мысли о будущем и о его дальнейшей безопасности. Минхо твёрдо решил сегодня же собрать вещи. Трудные, почти мучительные полчаса головокружений и приступов тошноты закончились. Легче дышалось и гул в голове затих, можно и уходить. А как часто люди задают себе вопрос «счастлив ли я?». Этот вопрос пугает, да? Потому что нужно думать, и очень много. Потому что от этих раздумий непременно начнёт сосать под ложечкой. Не каждому такое по вкусу. Минхо думать любил и, медленно петляя по переулкам, он думал. Завтра его тридцатилетие. На прошлый день рождения его будили стопкой протеиновых блинчиков, пошло украшенных взбитыми сливками и бананом. А этот, по всей видимости, он встретит один в холодной постели гостиничного номера. В прошлом году, 25 Октября, он задул одну единственную свечу, которую Минхёк в последний момент где-то откопал, загадав следующий день рождения непременно встретить с любимым человеком. Он надеялся, что за год их отношения перейдут на новый уровень и они будут начинать каждое утро словами любви. Пошли на хуй эти надежды. Отношения скатились на самое дно, а любви, как оказалось, и вовсе не существует. Мир не делится на чёрное и белое, Минхо это знал и всем подряд доказывал. Но так было раньше. Сейчас для него всё чёрное и больше других цветов он не видит. Уже темнело, телефон не беспокоил, потому что беззвучный режим защищал от любых звонков и сообщений. Он бы вообще избавился от гаджета, но Чонин и Джисон. С ними, этими двумя маленькими белыми пятнышками на плотном чёрном полотне жизни Минхо, прощаться не хотелось. Эти двое в тандеме разбавляли краски, но этого было мало. Лифт быстро доставил до нужного этажа и перед тёмной дверью мужчина замер. Он знает, что Минхёк сейчас дома, ждёт его с распростертыми объятиями, в прямом смысле. А Минхо уже не надо… Оставьте его в покое, пожалуйста. — Ты почему трубки не берёшь? — с порога начал наиграно возмущаться Минхёк, упираясь кулаками в бока. Ему бы ещё фартук и сковородку в руки, и точная копия мамы-наседки готова. — Не слышал, — тихо ответил мужчина, заправляя передние светлые пряди за уши. Минхо давно не смотрелся в зеркало. И это не шутка. Ему противно смотреть на себя, ведь там он увидит слабака с мрачным взглядом, в котором не было ничего, кроме тьмы и пепла, по которому топтались демоны из его головы, отплясывая победный танец. — Ладно… — Минхёк продолжал давить одним своим присутствием рядом. — Я там мясо жарю. Раздевайся и за стол. Минхо молча прошёл в их спальню, стараясь лишний раз ни на что не напороться глазами. Вытащил с нижнего ящика свой чёрный чемодан и принялся скидывать рубашки, брюки, спортивные майки и упаковки новых носков. Он не разбирал, где его ремень, а где Минхёка, просто бросал вещи, которые попадались под руку. Минхёк возник в дверях, с полотенцем в руках и следами мясного сока на запястьях. — Ты что делаешь? — Я ухожу, — взгляд примагнитился к непослушному замку, который не хотел закрываться. — Никуда ты не пойдёшь, — быстро ответил Минхёк, отпинывая чемодан. — Эй, мы ведь вчера всё решили. — Я ничего вчера не решал. Я предупреждал, что то… — «что твои блядские поцелуи никак делу не помогут… я говорил, а ты меня не услышал». — Дай мне спокойно уйти, пожалуйста. — Нет! Даже не мечтай! — Минхёк пытался обнять партнёра, своего Мина, но тот сопротивлялся, грубо отталкивая и сбрасывая руки. — Минхо, бля, успокойся. Ты не в том состоянии, чтобы сейчас принимать такие решения. — Отпусти меня. Это была такая отчаянная мольба. Минхо долго держал слёзы в себе, не позволял им выйти даже вчера, когда до его ушей донеслось тихое, вроде бы даже искреннее «я люблю тебя, Минхо». — Отпусти, прошу, — а сейчас лицо украшали прозрачные дорожки. Крупные капли падали на паркет, но Минхёку было плевать и на слёзы, и на всхлипы, который в любой момент могли перерасти во что-то посерьёзнее. — Нет, Минхо. Незакрытый чемодан стал бездушным свидетелем того, как Минхёк силой старался удержать убегавшего. Пуговицы отлетали от рубашки, ударялись о светлые стены, которые впитывали в себя стоны напряжённой борьбы. Минхо больше не просил и не требовал, всё равно его не слышат. Он хотел ещё и уши закрыть по-детски и уйти прямо сейчас, с пустыми руками. Только пальто своё заберёт и уйдёт. Но Минхёк действительно не сдавался. Цеплялся руками, как утопающий за верёвку, отталкивал Минхо подальше от входной двери. Он хотел завлечь его на кровать. Эта сцена его возбудила и ему казалось правильным сейчас показать как он не хочет отпускать Минхо. Он считал нужным продемонстрировать грубыми толчками всю силу своих чувств. Он желал Минхо, как дикий зверь желает кусок сочного мяса. Его попытка расстегнуть ремень на брюках партнёра не увенчалась успехом. Минхо заебался быть правильным, заебался терпеть и со всей силы врезал мужчине. От неожиданности Минхёк замер, сжимая ноздри, из которых фонтаном полилась тёмная кровь. Минхёк слизал первые капли, морщась от медного привкуса. Минхо чуть наизнанку не вывернуло от этой картины. — Ты ещё вернёшься, — крикнул мужчина в спину Минхо. — Я знаю, ты вернёшься. «Я всегда прав», — это были последние слова, которые дошли до Минхо, перед тем как он вылетел из квартиры. Вот и всё, назад дороги нет. Теперь бродить по улице было проще, сомнения и гнусные мысли остались там, в квартире Минхёка. Куда теперь? Минхо достал телефон, чтобы найти ближайшую гостиницу или простенький мотель, но увидел кучу сообщений от Джисона. Читать не стал, сразу позвонил. — Минхо-о-о, с днём рождения! — радостно кричал Хан, заставляя убрать телефон подальше от уха, чтобы не оглохнуть. «Мой громкий Ханни… Так, стоп!». Минхо посмотрел на время — 00:02. Вот так началось 25 Октября, с бурного поздравления и множества пожеланий, которые Минхо, к несчастью, прослушал. — Спасибо, Ханни! Спасибо большое. — А ты чего… Ты дома? Минхо не говорил Джисону, что вернулся Минхёк, не отвечал ему с их последней встречи. Резко пропал и резко появился. Джисон не обвинял и в этом, тупо радовался ещё одной возможности поговорить, а может и увидеться. — Н-нет, я… Я… — Что-то стряслось? — Конечно же Хан Джисон уловил эти тревожные интонации и сменил радость на волнение. — Мне приехать? — Нет, не нужно. Я могу приехать к тебе? В гостинице было бы слишком пусто, а в компании с Джисоном для Минхо и коробка от холодильника была бы в радость. — Скажи, что произошло? Я бы с радостью пустил, но… Хван тут пьяный, а тут… — Я понимаю, ладно, — Минхо хотел уже попрощаться и сбросить, но Джисон снова спас положение. — Я скину адрес, встретимся там. — Хорошо. Выбора у Минхо не было от слова совсем. Он уже и не думал в сторону мотелей и гостиниц. Ему нужно быть сейчас с кем-то, потому что мысли о суициде нагрянули как-то сами по себе, без официального приглашения и каких-либо поводов. Приступ тошноты заставил с силой зажать рот. Горсть таблеток — самый простой и аккуратный способ свести счёты с жизнью. Только зачем Минхо об этом думает? Ему нравится жить и не хочет он из-за проблем в личной жизни лишать себя будущего. Ну, точно не из-за Минхёка он стал бы это делать. А вот непокидающее ощущение тотального одиночества, жуткого холода и безысходности могли стать причинами. Минхо минут за 40 доехал до указанного адреса, успел в такси поговорить с Чонином, и ответить на звонок родителей. Он держался ровно, контролировал голос, сохранял последние крупицы самообладания, чтобы не разреветься на заднем сидении в трубку. Джисон распахнул дверь, вытаскивая ошарашенного Минхо, и передал деньги водителю. — Ханни… Да стой же ты! Парень отмахнулся, накинул сверху чаевых и захлопнул дверь. — Я уже заплатил, — улыбнулся Минхо, глядя на удаляющийся автомобиль. — Да? А чего не сказал? — Хан привычно надул щёки, демонстрируя свою схожесть с хомяком или белкой. — Я пытался… — Ну, ладно. Ничего страшного. В следующий раз пытайся получше, — отшутился Джисон, обнимая друга со всей силы. В рёбрах мужчины кольнуло, но он вежливо промолчал, ведь радость от этого объятия перекрыла все неприятные ощущения. Эти объятия тоже были, своего рода, убежищем. Джисон одним прикосновением давал мужчине больше заботы, чем Минхёк за всю их совместную жизнь. Ну, так Минхо сейчас ощущал, а правда это или просто резкий всплеск эмоций, думайте сами, решайте сами. — Ты как? Что у тебя стряслось? — глядя в глаза, спросил Джисон. Он даже не моргал какое-то время, боясь пропустить любую зацепку. Минхо был смертельно бледным, хоть сразу в гроб клади. — Я ушёл от Минхёка, — это всё, что мог выдавить из себя Минхо. Не хотелось тратить время на обсуждения его жизненных неурядиц. — Я понял, — Хан снова сжал руку мужчины, подбадривая и потянул куда-то. — Пойдём? Минхо не спрашивал куда, всё равно, где он окажется, лишь бы подальше от тех апартаментов, лишь бы рядом с другом. Они зашли в подъезд, у которого встретились, поднялись на 2-ой этаж. Джисон в полной темноте долго ковырялся с дверным замком, ругаясь под нос на всё человечество. — Всё, открыл! — дверь торжественно распахнулась и Джисон первым зашёл в незнакомую квартиру, включая свет. — Сюрприз! — Что это за место? Мужчина с порога оглядывал квартирку: небольшая студия, в одном углу которой стоял длинный серый диван, усыпанный маленькими подушками, напротив простенький стол из дерева, стул, стопка книг. Пройдя мимо единственной двери, видимо в ванную комнату, он увидел справа кухонный уголок, высокий холодильник с двумя маленькими магнитами. Ни штор, ни ковров, но было по-своему уютно. Обои с тёмно-серыми полосами возвращали Минхо в прошлое, в его собственную квартиру на окраине Сеула. Одинокая маленькая пальмочка в глиняном горшочке добавляла некий шарм студии. Было светло и тепло — это не могло не радовать. — Это моя квартира. — Твоя? — Минхо вскинул брови. Он ожидал чего угодно, но не такого. — Как? И почему ты живёшь в общежитии? — Так ближе добираться, да и тут ещё не обставлено… — Джисон снял верхнюю одежду и по-турецки уселся на диване, похлопал рядом с собой, приглашая Минхо присоединиться. — Всем сиротам полагается свой уголок. Вот это — мой, — он сам оглядел свои владения, мечтательно растягивая губы в подобии улыбки. Минхо поддался очаровательному моменту и тоже улыбнулся, подражая Джисону. — Тут много чего нет, но я всё куплю скоро. — Ты молодец, — Минхо сел рядом, опасно близко, задевая своим коленом бедро Джисона. Внутри расцветала гордость за этого оптимистичного паренька. Не отчаялся и не сдался, несмотря на все козни судьбы. С таких, как Хан, нужно брать пример. — Можешь пожить тут, — после скромного комплимента и неловкого молчания выпалил Джисон. — Спасибо. Мне всего на одну ночь. Дальше я сниму квартиру или… Гостиницу. Денег у Минхо на такие расходы не было. Придётся идти в банк и снимать со счёта, который он пообещал себе никогда не трогать. То были грязные деньги, жалкие извинения за длительные скитания по полицейским участкам и адвокатским конторам. Но выбора сейчас нет, придётся опять начинать всё с нуля пусть и такими средствами. — Зачем? Я не помешаю… Я тут не появляюсь и беспокоить не буду. Оставайся! Время близилось к 4-м утра, а Минхо так и не принял предложение Джисона. Сказал, что подумает, но он не хочет опять становиться чьей-то обузой. Раз решил жить по-новому, так и начинать нужно по-другому. Джисон был гостеприимным хозяином, заваривал кофе, сбегал в круглосуточный магазин и принёс фрукты и конфеты без сахара. Постоянно спрашивал, не хочется ли Минхо чего-то ещё? Время было 5:12, когда он достал из рюкзака спортивные шорты и обычную белую футболку. — Подумал, что тебе нужно будет в чём-то спать. — Спасибо, — это была благодарность не только за то, что Хан сделал для него, но и за то, чего он не спрашивал. Например, где его вещи или синяки только на запястьях или есть где-то ещё? — Ты чудесный, Ханни. — Спасибо и тебе, Минхо, — не спрашивая позволения, Джисон приблизился, заключая мужчину в кольцо своими худенькими руками. Он ведь знает, что тот не против. Чувствует, что Минхо это надо — показать, что не все в мире такие гавнюки, как Минхёк. Джисон не такой, как Минхёк. — Ты останешься? — Если хочешь, то да, — парень кинул быстрый взгляд на одно единственное спальное место. — Могу лечь на полу. — Нет, что ты. Ты ложись на диване, а я… — На таких условиях не останусь. Да и спать я чего-то не хочу. Спорить было бессмысленно. Минхо, переодевшись в свободную одежду Хана, прилёг на диван. Он боялся, что после такого трудного дня сон к нему не придёт, но он уснул и довольно быстро. Джисон сидел в той же турецкой позе у головы друга. Пока тот мирно посапывал на боку, чуть приоткрыв рот, Хан осторожно расправлял торчащие белые пряди и игрался с теми, которые веером рассыпались по подушке. Ему действительно не хотелось спать. Он знал, что Хван явится в своём пьяном животном обличие и снова нарушит его сон, поэтому выспался заранее. Именно поэтому не пропустил звонок Минхо. Он, конечно, мог себе вообразить, что тот чувствует, но не в полной мере. Он никогда ни с кем не встречался и, следовательно, не расставался. Как люди это переживают? Либо сопливо, либо равнодушно — это он из фильмов и дорам знал. А ещё Джисон знал как это, когда тебя бьют. В том приюте над ним первое время издевались старшие, пока он за один год не вымахал и не стал на голову выше обидчиков. Его запирали в тесных кладовых, пугали ночью, набрасывая пакет на голову, обливали ледяной водой и пинали. Вот просто так, потому что местной шайке нужен был мальчик для битья. Всё зашло слишком далеко, когда его, однажды, зажали в углу актового зала и не начали раздевать. Он был один, а их человек 7-8. Кто бы справился с такой оравой? Одни стягивали поношенные вещи, а другие, что были сзади, кричали, улюлюкали и почему-то лопали шары, которые остались после весеннего праздника, чем нагоняли жути. Каждый хлопок выстрелом попадал в сердце запуганного ребёнка. Сердце замирало на секунду и тут же принималось биться неистово быстро. Тогда он отключился от страха и не знал, что с ним делали дальше. Джисон прятал синяки и содранную кожу от неудачных падений. Не жаловался никому и говорить не собирался. В этом он понимал Минхо как никто другой. В комнате стало светлее, близился рассвет. На занятия он точно сегодня не пойдёт, останется с другом. Ему ещё подарок как-то надо забрать и, видимо, доставить уже сюда, а не как он планировал. Отлипнув от спящего, он вбил адрес магазинчика в приложении такси, прикинул примерное время пути туда и назад. — Надо ещё еды привезти, — прошептал Джисон, тихо застёгивая молнию на куртке. Телефон хранил молчание, но светился, когда Минхо открыл глаза. Минхёк звонил. Первое, что он сделал — заблокировал бывшего. Второе — подумал сменить номер и, желательно, поскорее. Джисона рядом не было, значит на учёбе. Время позволяло ещё поваляться. Переспав со своим решением, Ли Минхо начал сомневаться в правильности своего выбора. Минхёк ведь после приезда действительно был мягче, голос не повышал и восполнял всё то, чего недоставало в их отношениях. Может, не стоило торопиться? Лениво потягиваясь, он всё же встал и на ходу до ванной комнаты переодевался в свои вещи. Теперь он опаздывал на работу. Из-за недавнего мини-отпуска весь график наперекосяк. Придётся проторчать в кабинете и в свой день рождения. Настроения праздничного не было. Минхо кутался в воспоминания прошлых праздников, как в пушистый плед. Это, хоть немного, но утешало. Пока чистил зубы, мозг подкинул ещё одно воспоминание — Минхёк подарил ему прогулку на вертолёте по ночному Сеулу. До того момента мужчина и не осознавал, насколько сильно он боится высоты. Тогда ему пришлось прятать лицо на груди у Минхёка и упиваться утешениями. Минхёк ласково гладил по спине, успокаивал трясущееся тело и шептал «трусишка мой». Несмотря на дикий ужас от полёта, Минхо понравился тот сюрприз. Может, он всё же поторопился? Ну ударил его Минхёк, но случайно ведь. Он не хотел намеренно причинять вред, Минхо был уверен в этом. Однажды и он случайно ударил того в глаз пяткой во время страстного секса в загородном доме четы Ли. Минхо случайно забывает телефон в ванной комнате и обнаруживает это лишь когда достаёт проездной на метро. «Похуй». Не так уж он ему и нужен. Открывая дверь в центр, Минхо врезается в главного, который удивлённо смотрит на сотрудника, в немом испуге открыв рот. — Ли, здравствуйте, а я как раз хотел с вами поговорить. Мужчина отходит, пропуская психолога и сразу же ведёт его в свой кабинет. — Как ваше самочувствие? — Уже лучше, — врёт Минхо, не забывая улыбаться для убедительности. — А я бы так не сказал, — мужчина обходит стол, заваленный бумагами и усыпанный смятыми бланками рецептов. — Вам бы недельку другую отдохнуть, а то знаете… Пациенты ведь видят вас таким… И это портит всё, как говорится. Что «всё» объяснять не нужно. Не про деятельность Минхо сейчас шла речь, а про имидж Психологического центра. Такая фальшивая забота. Мог бы и сразу сказать чётко и по делу, а не бродить вокруг да около. — Я понимаю, — устало вздыхает Минхо. — Передайте секретарю карты, вашими пациентами на время займётся Чимин. Он как раз из отпуска только вышел, полон сил, как говорится, — противно лыбится главный, даже не смотря в сторону Минхо. — расчёт за месяц тоже у секретаря заберите. Покорно кивнув, Минхо выходит, на прощанье пообещав поправиться как можно скорее. Ещё одна ложь. Он не понимает как так быстро упал в это болото уныния, а уж как из него выбраться даже представить не может. Падать всегда легче, чем карабкаться назад, наверх. Ну вот и всё, день полностью свободен. Вся следующая неделя у него свободна. Минхо решает забрать свой чемодан и остаться у Джисона на некоторое время. Настолько ему уже плевать, что о нём будет думать парень. Если он в скором времени начнёт избегать его, а после и вовсе пошлёт, то Минхо поймёт. Он сейчас человек-паразит — от таких бежать нужно без оглядки. В метро он не обращает внимание на других, как привык. Похуй ему на чужие жизни, на косые взгляды в свой адрес и на тихие перешёптывания школьниц, по поводу его внешнего вида. Видели ли вы хоть раз разбитую на мелкие осколки вазу или незамысловатой формы чайник, которые старательно склеивали, но получилось далеко от идеала? Вот Ли Минхо сейчас выглядел как та самая ваза или криво-склеенный чайник. Поднимаясь на этаж, Минхо продолжает игнорировать своё отражение в натёртом до скрипа зеркале, страшно видеть себя таким. Мерзко. Он не старается быть тише, когда открывает дверь и заходит, потому что уверен, что Минхёк в это время в тренажёрном зале или на работе. Но ноги, торчащие из-за угла приклеивают к порогу. Минхёк спал на полу, сжимая стакан с тёмной жидкостью. Рядом валялись две пустые бутылки рисовой водки. Значит, где-то есть третья, а может и четвёртая законченная бутылка виски или портвейна. Если себя Минхо жалеть не любил, то Минхёка сейчас было до противного жалко. Минхо тихо присел рядом и попытался высвободить стакан, подавляя рвотные позывы от едкого запаха спиртного. Глаза плавно открылись, но там был густой туман. — Сколько же он выпил? — сам у себя спросил Минхо, разглядывая затуманенный взгляд, распахнутую рубашку, свободную от пуговиц, на которой виднелись следы засохшей крови. — Видимо недоста… Недостаточно-о-о… Раз… — Минхёк пошатывался даже сидя. Это пиздец какой-то. Это так непохоже на него, как и то, с каким остервенением он вырывает полупустой стакан из рук Минхо и допивает остатки, проливая на лицо пару капель. Его не слушается язык и руки бьёт крупной дрожью. — Я всё ещё… Раз я вижу-у-у его… Недостаточно… Ты! — он вяло тычет пальцем в плечо Минхо. — Он от меня… Ушёл и остави… — Так… Осторожно, давай, — Минхо, стиснув зубы, пытается поставить мужчину на ноги. Ему не удаётся даже приподнять его. Он долгое время плохо питался, а про тренировки и говорить не надо, сами понимаете. Тяжело сейчас как физически вынести всё это, так и морально. Оставив тупую идею отправить Минхёка в кровать, он снова садится рядом. Голова того опущена, глаза, вроде, снова закрыты, но он не спит, бормочет что-то — видимо до конца не осознаёт, кто рядом с ним. — У тебя род-д-динка на носу, — заикается Минхёк, оглядываясь в поисках бутылки чего-нибудь. Минхо продолжает жалобно наблюдать за ним, успокаивая своё сердце, которое отбивало ритм драм-н-бейс. — А у него-о не было и… Он красивый так-к-кой, знаешь… «Она всегда была у меня, Мин… Ты просто не замечал». Минхо душил в себе слёзы, сглатывал и продолжал слушать пьяные бредни. Так Минхёк напился впервые и «белку» он поймал тоже впервые в своей жизни. Пусть уж выскажется, как типичный злодей из фильмов. Пусть уж Минхо выслушает эту тираду, чем врачи с капельницами в руках. Может, он всё-таки любит его, раз не может просто махнуть на страдающего рукой и уйти? — Люблю, та-а-к я его любил… — Минхёк рассматривает «воображаемого» Минхо. На секунду в его глазах виднеется проблеск ясности, но затем он снова медленно моргает и всё возвращается. — У него сегодня день… Я билет-т-ты купил на остро… Мужчина принимается активно и совсем неосторожно водить руками по полу. — Вот же… Говно… Ты можешь дать мне в-выпить? — просит у своей «галлюцинации» Минхёк. Галлюцинация бы не принесла ему бутылку, да и Минхо не горит желанием, но если он просит… Если речь его становится чуть понятней, то почему нет? Парадокс какой-то. В квартире снизу или, может быть, сверху сейчас только-только просыпаются, жарят омлет с ветчиной на просторной кухне, а может быть и включают деткам утренние мультфильмы. В этой же квартире Минхо ахуевает от беспорядка, который устроил бывший. Засохший букет торчал из раковины, в которой покоилась гора маленьких зелёных бутылочек, рядом сверкали осколки разбитых бокалов и пары тарелок, сухие пожелтевшие лепестки и мёртвые листья валялись то тут, то там, на столе перевёрнута тарелка, рядом вчерашний ужин. «Хуй тебе, а не алкоголь». Минхо возвращается, снова садится напротив и берёт руки Минхёка в свои. — Послушай меня, тебе нужно поспать. — Ты похож на н-н-него… — тянет мужчина на выдохе. Уголки его губ опущены, под носом и на щеке виднеются остатки крови. — Я люблю его-о-о и мне так жаль. Я виноват. Во в-всём… Бросил меня, представь себе… — он давится кашлем, смешанным с хриплым смехом. — А я любил… Не-е-ет его больше. «Может, я поторопился? Сука, он ведь… Пиздец, ну не может он врать… Он даже не понимает, кто я, и говорит… Зачем ты так, Минхёк…». — Я тут, Минхёк. Это я, — трясёт головой Минхо. Поверить не может, что он не узнаёт его. — Не-а… Он всё… Его нет больше, нет… Он меня уничтожил… В горле давило, но уже не от горячих рук Минхёка, которые притягивали за шею в попытке поцеловать своё «воображение», а от всего не высказанного, что ураганом разносило в голове выстроенные в ряд убеждения. Губы Минхёка жалили, раскрывая рот Минхо, сухой язык, сначала, вбирал в себя влагу, а затем резался об острые скулы. Даже с закрытыми глазами Минхёк чувствовал вставший член Минхо, плавно поглаживал его через тонкую ткань чёрных брюк, продолжая языком водить по лицу — медленно и мягко. Он оставил след и на маленькой родинке на кончике носа, и на закрытых веках и на взмокшем лбу. Минхо пиздецки завёлся, даже омерзительный запах перегара не мешал. Прижимаясь сильнее к Минхо, Минхёк настойчивее высасывал воздух, быстрее двигал рукой, нагоняя и на самого себя дикое желание обладать этим телом, кому бы оно не принадлежало. Он обращался с Минхо, как с тряпичной куклой: оттягивал его голову, надёжно вцепившись в волосы, рывками стягивал с него пальто и рубашку. Скинул с плеч и свою, оставшись в одних брюках. Прямо на этом месте, в длинном проходе на кухню, он перевернул это безвольное тело на живот и надавил всем своим весом, целуя изящную шею, оставляя алые следы. Минхо и правда был куклой в руках опытного кукловода. Он не думал сопротивляться, хотел здесь и сейчас понять для себя — любит или нет. Ему это было нужно. Он позволил завести руки за спину и сжать их, молчал, когда Минхёк приспустив штаны без подготовки и смазки резко вошёл в него. Было пиздецки больно для одного и ахуеть как приятно другому. Член не заходил до конца, но и Минхёк не сдавался, медленно двигался вперёд короткими толчками. Было горячо, сухо и туго, как ему и нравилось. Он вздыхал от этих ощущений, цепляясь за сложенные на спине руки, которые, к слову, начали неметь и колючей болью отдавать в плечи. Но Минхо терпел, как и упирающийся в пол возбужденный орган «терпел» вес сразу двоих. — Люблю… Член уже свободно заходил и выходил и с каждым быстрым движением Минхёк шипел над ухом это чёртово слово, которое никак, увы, не действовало на Минхо. Мужчина позволял другому капать слюной на щёку, изредка жмурился от неестественной, но приятной боли, когда член задевал простату. Не было слышно громких шлепков — оба были в брюках, не было стонов наслаждения, или понятных стонов от боли в теле. Минхёк ускорялся, уже всем телом навалившись на Минхо. На холодном полу в узком проходе стало тесно им двоим и жарко, как в самый знойный день на пляже под открытым солнцем. К капелькам пота добавилась влага между ног. Минхёк, наконец, кончил, процедив сквозь зубы очередное «люблю». А потом он скатился и также противно прошипел: «а я уничтожу его…». Всех страниц книг в самой большой библиотеки мира не хватило бы, чтобы описать каким раздавленным и грязным Минхо себя ощущал. Зато он выяснил, что те смутные чувства к Минхёку любовью и не пахнут. Это что-то другое, привычка или обычная человеческая слабость, но нихуя это не любовь. Он зашёл в маленькую квартирку, откатил чемодан к стене и, не раздеваясь, прошёл в комнату. Ему бы отмыться от произошедшего, облить себя хлоркой и, может, залить это вещество в себя. Но и это бы не могло очистить его душу. Минхо, как зомби, прошёл мимо полных пакетов с продуктами и неприметной коробкой в самом углу кухонной столешницы. Джисон дремал на диване, обнимая сразу две подушки. «Что я здесь делаю? Что я, блять, наделал?». Связка ключей выпадает из рук и Хан подскакивает, как ужаленный, открывая рот. — Боже… Напугал… — он косится на нетронутые пакеты и снова смотрит на гостя. — Я уснул, пока тебя ждал, извини. «А меня успел трахнуть Минхёк, пока ты меня ждал…». Так горько стало во рту от этих мыслей. Вот он, Хан Джисон — человек, который помог ему и продолжает помогать, ждёт его, да ещё и за что-то извиняется. Нахуй это Минхо не нужно. И Джисону не нужно помогать, ждать, верить во что-то своё — светлое и сказочно-доброе. Они разные. Минхо знал это с самого начала, но зачем-то поддался искушению отвлечься на кого-то нового, послушал, блять, Чонина и свою совесть. «Ну и доставил же ты мне неприятностей, Джисон…». Именно об этом думал Минхо, игнорируя все вопросы Хана. Тот уже не выдержал, подошёл и обнял, как и прежде. Но на этот раз, Минхо отстранился. — Ты чего такой? Тут Джисон увидел следы на шее, распухшие губы и трещинку, на которой засохла едва заметная капелька крови. Он выглянул в коридор, кивнул своим соображениям — Минхо забирал вещи и снова сцепился с тем гандоном. — Он опять, да? — парень поглаживал по плечу Минхо, снизу рассматривая красные дорожки на шее, тянущиеся от уха вниз. — Минхо? — Нет, — Минхо чуть склонил голову, догадываясь, что сейчас воображает себе Джисон. Зубы Минхёка, видимо, оставили намного больше следов, чем он думал. Сзади послышались тихие шорохи. — Разденься, я обработаю… У тебя там… Царапины… — Не надо, — Минхо опять отстранился. Дайте ему покоя и желанного уединения. Дайте побыть с самим собой. Дайте просто лечь и умереть со стыда в своей гнили. — Минхо, я же… Извини, — Джисон привстал на носочки, обхватывая голову Минхо и медленно поворачивая её то вправо, то влево. — Дай мне просто посмотреть. — Нет. Убери руки. Выражение лица Хана сейчас походило на лицо обиженного ребёнка, готового вот-вот расплакаться. А слёзы реально накатывали от грубого голоса друга. Пришлось чаще моргать, чтобы хоть так сдержать себя. — Ладно. Тогда ты сам? — парень сделал шаг назад, чтобы не нарушать личного пространства. — Я сбегаю в аптеку, тут недалеко… — Да не нужно мне ничего, Джисон, — громко оборвал его Минхо. — Просто оставь меня в покое, ладно? Не трогай меня и… Не говори со мной, не надо. Не спрашивай, не смотри, просто… Мне лучше уйти. Джисон знатно ахуел от этих просьб, но не в его стиле быть послушным мальчиком. — Минхо, я же помочь хочу. Если Джисон ещё раз попытается обнять его или утешить добрым словом, то Ли распадётся на молекулы от жалящей ненависти и от грёбанной жалости к самому себе. — Да иди ты на хуй со своим синдромом спасателя, ясно? — губы дрожали. Так начинается его новая жизнь, теперь, видимо, и без Джисона. Он не хочет слышать о помощи. Спасибо, один раз уже помогали и вот во что это превратилось. Чувство, которое Минхо в себе подавлял с раннего детства, вырвалось, хлопнув дверцей клетки о сердечную мышцу. Жалость кольнула так, что он готов был сложиться пополам и пролежать на полу остаток всей своей никчёмной жизни. Заебало всё и все. Надо валить, пока он ещё чего лишнего не сказал. — Хо, подожди! — не сдавался Джисон, вытирая рукавом мягкого белого свитера брызнувшие слёзы. — Не уходи, я сам уйду… Только будь тут, пожалуйста. Не уходи никуда. Парень, в подтверждении своих слов, поднял с пола ботинки и прижал к груди. — Я не побеспокою. Тебе же некуда… — Дай мне самому решить, что делать и где оставаться, — В комнате что-то упало, но ни один, ни второй не обернулись на шум. — Прощай, Джисон. Спасибо за всё и извини меня. Извини, что потратил твоё время. После оглушительного хлопка двери, в ногах у Джисона что-то замаячило. Что-то пушистое и рыжее. Подарок для Минхо сам выбрался из коробки, так и не успев познакомиться с именинником. Он тёрся у ног, успокаивая своим тихим мурчанием, а Джисон в это время громко выл, понимая, что опять остался один. Опять его оставили один на один со своими страхами.