Когда с нами была Сесиль

Когда они мягко затормозили на улице у входа в бар, было уже совсем темно, и Ноа дремал, прислонившись лбом к холодному оконному стеклу. Эрнест припарковался, заглушил мотор и с минуту так и сидел, вцепившись пальцами в руль, наблюдая, как размеренно вздымается чужая грудная клетка под тёмно-синим свитером. Даже во сне лицо Ноа не выражало умиротворения — скорее, он выглядел обеспокоенным. Раньше он выглядел так, когда в изнеможении засыпал над учебниками, не доучив пары страниц. Что тревожило его сейчас?.. Эрнест протянул пальцы к чужой голове, борясь с желанием зарыться пятерней в спутавшиеся кудри, но вовремя отдернул руку и вместо этого аккуратно похлопал пассажира по плечу. — Мистер Флетчер, — почему-то шёпотом позвал он, потом откашлялся и повторил громче, — Мистер Флетчер, мы на месте. Ноа резко вдохнул, подскакивая в кресле, несколько раз моргнул и посмотрел на Гридвери. — Я что, заснул? — пробормотал Флетчер, приглаживая волосы. — Мне очень жаль. Он выглядел настолько подавленным и виноватым, что лейтенанту быстро пришлось вспомнить, насколько его старый знакомый боялся причинить кому-либо неудобства и как он всегда старался занимать как можно меньше места. — Всё в порядке, — заверил его Эрнест, отводя глаза. — Это был нелегкий день. Простите, что втягиваю вас в наш рабочий ритм, обещаю, что дам вам денёк передышки сразу после того, как мы опросим Тревиса. Зябко кутаясь в верхнюю одежду, они преодолели расстояние между стоянкой и входом в бар и, потянув на себя тяжелую дверь, нырнули в полумрак приглушенных огней и гомона усталых голосов. Немногочисленные горожане стекались сюда по вечерам запить послевкусие рабочего дня чем-нибудь прохладным и горьким, и, стоило полагать, только на том бар и держался. В городе, половину которого населяют студенты, сильно не разгуляешься. Из динамиков играла какая-то жизнеутверждающая попса, телевизор под потолком зернисто сиял трансляцией футбольного матча — непонятно, между какими командами; большая часть табуретов у барной стойки пустовала — почти все посетители расползлись по столикам и диванам. Непосредственную близость к бару сохраняли двое — крупный мужчина средних лет и немолодая женщина в трех стульях от него. — А раньше здесь играли Bon Jovi, — прокомментировал Ноа, вслушиваясь в навязчивый мотивчик. — Раньше тут и пиво вкуснее было, — скривился Эрнест. — И не говорите, что это я старею. Ноа хохотнул. — К слову об этом, — лицо Гридвери вдруг стало серьёзным. — Придётся что-нибудь взять. Флетчер замер посреди бара, глупо хлопая глазами. Отблески телевизора дрожали на его лице, делая его кожу зеленовато-серой. Стёкла очков безразлично повторили забитый кем-то гол, когда Ноа, наконец, тряхнул головой и вопросительно уставился на Эрнеста. — Взять… типа луковых колец или картошки фри? — наивно уточнил он. — Взять типа напиток, мистер Флетчер, — раздраженно ответил лейтенант, стараясь не создавать лишнего шума. — Не знаю, вспомнит ли вас Питерсон, но если нет — лучше выглядеть минимально подозрительно. А человек, который приходит в бар и не пьёт — это очень странно. — А почему нам просто всё ему не объяснить? — попытался Ноа. Гридвери сжал пальцами переносицу. — Он, конечно, извинялся, — протянул Эрнест. — Но он пьян, и я что-то не хочу, чтобы вы напомнили ему о поводах снова набить мне лицо. Меня-то он простил, а вот о вас разговора не было. — Но мне нельзя пить! — запротестовал Ноа, тяжело сглотнув. — Я принимаю лекарства! — Ничего с вами от бокала пива не случится. — Ты не помнишь, как на меня влияет алкоголь? — Это было двадцать лет назад, — Эрнест схватил его за рукав и потянул за собой. — Не ведите себя как ребёнок. Ноа смиренно поплёлся следом, проклиная тот вечер, когда он ответил на телефонный звонок Эрнеста и, может быть самую малость, день, когда они познакомились. Как Флетчер и догадывался, здоровяк, угрюмо сгорбившийся на барной табуретке, оказался Тревисом собственной персоной. При ближайшем рассмотрении он выглядел еще крупнее. Впрочем, мало что выдавало в нем бывшего капитана футбольной команды. Некогда крепкая мускулатура скрылась за дряблым слоем жира; там, где раньше красовалась стильно уложенная шевелюра, проглядывалась лысина. На широкой шее красный след от тесного воротничка красноречиво свидетельствовал о том, что стать профессиональным футболистом, как Питерсон мечтал, у него так и не вышло. — Я начну, — предупредил Эрнест. — Ты пока посмотри карту напитков. Он сунул Ноа в руки меню и кивком указал на соседний стул, устраиваясь между ним и Тревисом. — Мистер Питерсон, — кашлянул Гридвери, привлекая внимание последнего. — Отдыхаете после рабочего дня? Тревис повернул к нему голову, скользя по лейтенанту расфокусированным взглядом, и Эрнест моментально понял, что с расспросами стоило бы поторопиться, если он планировал добиться чего-то вразумительного. Стакан виски — совершенно несвойственный для Питерсона заказ — только подтверждал его догадку. — Привет, Гридвери, — глухо просипел Тревис, утирая каплю на губах рукавом рубашки. — Расследуешь какое-то запутанное дельце? Держа зрительный контакт с Питерсоном, Эрнест залез в карман пальто, вытащил оттуда бумажник и протянул его Ноа. Флетчер взял его, в недоумении смотря на Гридвери, но тот был занят тем, чтобы разболтать клевавшего носом Питерсона, поэтому просто незаметно кивнул на бармена и продолжил беседу. «О, боже, — в панике подумал Ноа. — О, Боже. Ладно, это не должно быть так сложно. Это же проще процессуального права? Да, определённо, это должно быть проще». — Да нет, зашёл выпить и отдохнуть, — расслабленно продолжил Эрнест. — Что-то случилось? Ты какой-то смурной. Что, грубый клиент попался? Гридвери облокотился о барную стойку, закрывая Тревису вид на Ноа, и изобразил всю заинтересованность, на которую был способен. Конечно, до Марты Стапперкоф из драмкружка ему было далековато, но похоже Питерсона совершенно не волновала искренность собеседника. Тот покрутил тусклый золотой ободок на безымянном пальце и одним глотком допил виски. — Нет, это все Лидия, — он покачал головой. — Всё ещё скандалит. Знаешь, я много раз пытался сказать, что она перегибает, в смысле, нельзя так драматизировать, но… Эрнест понимающе кивнул. «Господь всемогущий, почему это так трудно, — Ноа скользил взглядом по бесконечному списку напитков. — Так, ладно, соберись, Ноа. Ты справишься» Флетчер моргнул бармену, чувствуя просто огромное облегчение от того, что ему не пришлось издавать никаких лишних звуков. Бармен отвлекся от педантичного протирания бокала и вопросительно кивнул. — Эм… — нерешительно протянул Ноа. — Ему, — он указал на Эрнеста. — Как обычно? «Если он сейчас скажет, что обычно Эрнест тут ничего особенного не заказывает, я просто умру» К счастью, бармен кивнул и достал из-под стойки охлаждённый стеклянный высокий бокал. Надавил на один из возвышающихся над столешницей кранов — пиво, зашипев, заполнило сосуд, осев на верхушке плотной пеной. Бармен поставил напиток перед Эрнестом, и тот машинально взял его, по-прежнему внимая чужому монологу о тяжести супружеской жизни. — Что-то ещё? — Оу, да, — Ноа ткнул пальцем в карту напитков. — Вот этот коктейль. В любом случае, «Яблочный кулер» звучал безобиднее, чем «Пинк Джули». — …и это абсолютно не нормально — так психовать из-за пустяков. Но после того вечера она съехала к подруге и не берёт трубку. — Какого вечера? — спросил Эрнест, мысленно прикидывая, в какой момент разговора стоит переходить к непосредственной цели их визита. — Дня три или четыре назад, — ответил Тревис. — Я был дома, и… Внезапное жужжание прервало его рассказ. Эрнест вздрогнул, достав телефон из кармана. — Простите, мистер Питерсон, — пробормотал он. Потом повернулся к Ноа. — Это Лора. Я отвечу и вернусь. Слушай внимательно и не упускай деталей. Он в несколько шагов оказался у входной двери и исчез в зимних сумерках, оставив Ноа и Тревиса наедине. — Вы друг Гридвери, да? — спросил Питерсон, воспользовавшийся заминкой, чтобы заказать себе ещё виски, и по его тону стало ясно, что Флетчера он не узнал. — Вы женаты? Могли бы меня понять. Не женитесь. Я говорю, мы уже полторы недели не общаемся, и, клянусь вам, я в этом не виноват. — А что случилось? — Ноа попытался сконцентрировать всю эмпатию, которой обладал, на чужих словах, и сделал глоток напитка. Коктейль был пряным и, на первый взгляд, не слишком крепким. — Говорю, я был дома один, — повторил Тревис. — Мы с Лидией работаем в разные смены, поэтому я прихожу раньше. Так вот я сижу, смотрю телик — знаете, эта дебильная передача, в которой нужно задавать вопросы. Сижу, и тут — звонок в дверь. Я никого не ждал, поэтому подумал, что это курьер или типа того — моя жена любит заказывать всякую хрень из телемагазина. Но это был не курьер. Нет, приятель, это был совсем не курьер. — Кто же тогда? — расслабленно спросил Ноа, взяв кусочек сыра с тарелочки, стоявшей перед Тревисом; тот к закуске так и не притронулся. — Моя первая любовь, — мрачно отозвался Питерсон, опрокидывая в себя стакан. У Флетчера что-то сжалось внутри, когда тот продолжил. — Я познакомился с ней в университете. Она была на год младше… Не смотрите на меня так! Я люблю свою жену, несмотря ни на что, и я никогда ей не изменял и не собираюсь. Просто… Вы не понимаете. Сесиль — так её зовут. Когда я был студентом, я просто боготворил её. Я знаю, знаю, это звучит по-идиотски, но мне было девятнадцать, а в неё было невозможно не влюбиться, понимаете? Конечно, нет, ведь вы не были с ней знакомы, но… Ноа тяжело сглотнул накопившуюся слюну и дважды постучал донышком стакана по стойке. Бармен понял его намёк и потянулся к бутылке с ромом. — Вы спросите, впустил ли я её. Конечно. Она зашла поболтать. Была в городе проездом, я так и не понял, зачем, но это неважно. Мы пили кофе, разговаривали, вспоминали учёбу. И тут приходит Лидия — видит меня в обществе Сесиль на кухне и закатывает скандал. Мне было так стыдно! У меня даже не было времени извиниться. В итоге, на меня обижаются две женщины, а я не виноват ни перед одной, понимаете? Флетчер с трудом разомкнул напряженно сжатую челюсть и нашёл в себе силы похлопать собеседника по плечу. Тот, на кого Ноа всё студенчество смотрел с содроганием, сейчас не вызывал у него ничего, кроме жалости. Он практически залпом выпил второй коктейль, приветствуя давно позабытое приятное головокружение. — Я уверен, Сесиль не обиделась на вас, — как можно более ободряюще заверил Ноа. — Она все понимает. Ну, — поспешил исправиться он, — судя по вашим рассказам. — Вы считаете? Ноа утвердительно кивнул. — Спасибо Вам, — Тревис шмыгнул носом. — Гридвери должен ценить такого друга, как вы. Так ему и скажите. Словно по зову, Эрнест вдруг оказался рядом с ними. Осторожно наклонившись к Ноа, он прошептал тому на ухо: — Вы закончили? Могу я его расспросить? Ноа замотал головой. Способность внятно говорить внезапно покинула его. Как и способность ровно сидеть: отклонившись вбок, он навалился на Эрнеста как бесформенный мешок. — Не надо… — пробормотал он. — Он всё сказал… всё. Пойдём отсюда, Эрнест, пожалуйста. Оставь его… надо оставить. Гридвери несколько секунд сосредоточенно вглядывался в лицо напротив, потом перевёл взгляд на распластавшегося на стойке Тревиса, и беззвучно выругался сквозь зубы. Взяв со стойки свой бумажник, он протянул бармену крупную купюру, мрачно допил пиво в несколько больших глотков и нырнул Ноа под руку, стаскивая того со стула, перенимая большую часть чужого веса на себя. — О нём, — он кивком указал на Питерсона, — есть, кому позаботиться? — Не беспокойтесь, сэр, — ответил бармен. — Это не впервые, мы возьмём это на себя. — Хорошо, — Эрнест снова кивнул. — Спасибо большое. Он развернулся и поплёлся к выходу, придерживая Ноа за талию с одной стороны и за руку — с другой. Выходя из дверей он услышал, как композиция в динамиках сменилась на «Livin' on a prayer». — Если тебе интересно, в архиве так ничего и не нашли, — злобно пробормотал Эрнест, захлопывая дверь автомобиля. Запихать еле стоявшего на ногах Ноа на пассажирское сиденье стоило ему больших усилий. Флетчер, не теряя времени даром, свернулся в кресле клубком, замотавшись в плащ и засунув нос в складки воротника. — Эй, Эрнест, — сонно пробормотал он себе под нос, — а тебе можно за руль? Ты же пил… ну… — Сообщи об этом в полицию, — заскрежетал Гридвери, поворачивая ключ. — А лучше помолчи. Поговорим утром. Он надавил на педаль, всеми силами стараясь игнорировать мерное сопение под боком, и уставился на уходящие в даль ровные ряды придорожных фонарей.