Когда с нами была Сесиль

Жизнь Ноа медленно, но верно превращалась в ад. С той самой ночи, проведённой в чужих объятиях в полумраке комнаты мужского общежития, что-то явно переменилось, и Флетчер просто не знал, радоваться этому или пугаться. Во-первых, куда-то совершенно внезапно исчезли идиотские шутки и подколы, без которых до того речь Гридвери не обходилась и пяти минут. Справедливости ради и к великому сожалению окружающих, он не стал молчаливее, но теперь от него всё реже можно было услышать какой-нибудь неуклюжий каламбур или завуалированную насмешку — и всё чаще сквозила в его речи какая-то лёгкая задумчивость и искренность. Заметив это, Сесиль с Ноа не на шутку перепугались, только если Мартен ещё могла предположить, что Эрнест делает это нарочно, чтобы подействовать окружающим на нервы, то у Флетчера такой возможности не было. Во-вторых, сам Ноа к своему ужасу начал замечать, что его нервозность, обычно касавшаяся исключительно учёбы и — максимум! — его писательской деятельности, распространилась на Эрнеста, и теперь, будучи заложником собственной эмпатии, Флетчер вынужден был в течение дня ловить каждый жест, каждое изменение в интонации или мимике Гридвери, а это чертовски выматывало! Апогеем стал момент, когда Эрнест слегка оступился на лестнице, а Ноа, за секунду бросивший на ступени всё, что до этого держал в руках, начиная от сумки с учебниками и заканчивая пальто Сесиль, перехватил Гридвери за талию так крепко, будто тот падал в преисподнюю, и стоял так добрых десять секунд, пока сам Эрнест не попросил его отпустить по причине нехватки кислорода. В общем, из этого кошмара нужно было как-то выбираться. Поэтому, когда одним апрельским утром Сесиль сказала, что едет в Катскилл на пару дней отдохнуть от учёбы, и поинтересовалась, не хочет ли кто поехать с ней, Ноа буквально силой запихал Эрнеста в рейсовый автобус вместе с Мартен, и облегчённо выдохнул лишь тогда, когда транспорт скрылся за поворотом, пересекая черту города.

***

Гитара была однозначно расстроена, но, учитывая целеустремленность Сесиль, ей это никоим образом не мешало пытаться подобрать на ней «Eyes without a face». — When I'm far from home, don't call me on phone, — промурлыкала она, с каким-то осуждением глядя на гриф своего многострадального инструмента, обклеенного коллекционными карточками и исписанного телефонными номерами. — To tell me you're alone… Эрнест флегматично подкинул веточку в костер. Они отбились от туристической группы около часа назад и теперь, забравшись в какие-то заросли неподалёку от водопадов, развели огонь и гадали, насколько значительный штраф им за это светит, отчислят ли их за это из университета и что с ними за такое сотворит Ноа. Вернее, это Эрнест гадал — Сесиль была занята тем, что хрустела принесёнными с собой чипсами, играла на гитаре и вообще жила свою лучшую жизнь. Иногда это раздражало, но по большей части, Гридвери мог с уверенностью сказать, что завидует. Он понятия не имел о том, чем и как жила Сесиль до их встречи, ничего не знал о её семье, о том, были ли у неё отношения или что-то подобное. Ему как-то всегда хватало той её части, которую он видел рядом с собой каждый день — непосредственной, смешливой, саркастичной, но при этом бесконечно серьёзной. Иногда — но только иногда! — ему казалось, будто она старше его на несколько десятков лет, хотя между ними едва ли насчитывалась разница в несколько месяцев. Это было странно, но одновременно с этим так логично и правильно, будто в его жизни всегда существовала ниша для такой, как Сесиль, и только пока она была заполнена, он чувствовал себя хорошо. Чего нельзя было сказать о Ноа. Появления кого-то вроде Флетчера Эрнест никогда не ждал, и, в общем-то, никогда не рассчитывал от нового знакомства что-нибудь получить. В его окружении было много парней. Много ботаников. И Гридвери хотел надеяться, что Флетчер среди них никоим образом не выделялся. Но Флетчер выделялся. Обладая абсолютно клишированным, на первый взгляд, набором качеств, он всё равно был каким-то не до конца понятным, как персонаж детектива, которому автор поначалу уделяет ничтожно мало внимания. Эрнесту подчас казалось, что Ноа лишь пытается казаться наивным и излишне поэтичным, и это только подогревало в Гридвери интерес к новому знакомому. А потом была эта дурацкая хэллоуинская ночь. Эрнест долго потом пытался переосмыслить произошедшее, но мысль о том, что он полез в драку не ради забавы или самоутверждения, а из-за кого-то в голове так и не укладывалась. Он долго пытался себя переубедить и ради эксперимента даже попытался влезть в драку повторно, но ничего путного из этого так и не вышло: Стью О’Келли, которого Гридвери добрых полчаса всячески провоцировал в надежде пробудить в соседе праведное желание набить ему лицо, наконец не выдержал и громко послал Эрнеста по известному адресу, добавив при этом, что неприятности ему не нужны, и если уж самого Гридвери так смущает отсутствие синяков на лице, пусть идет пофлиртует с Питерсоном. Короче, из-за Ноа у Эрнеста чесался мозг. Флетчер был лишней деталькой пазла, которую никак не выходило впихнуть в существующую картину мира, но и выкинуть её не получалось: напротив, хотелось пересобрать все остальные детальки специально под неё. — Четыреста долларов США, — Сесиль прислонила гитару к растущей рядом сосне и улеглась на мох. — И отчисление. — Триста пятьдесят, — возразил Эрнест. — И три недели общественных работ взамен отчисления. — А если я сделаю так? — Мартен протянула руку и сорвала какой-то тонкий стебелек, растущий рядом с ее головой. Эрнест пожал плечами. — Это пожизненное. И, вероятно, твои дети следующие три поколения будут выплачивать ежемесячные штрафы. Сесиль прыснула. Отсмеявшись, она повернулась к Эрнесту с глуповатой улыбкой на лице и комично выгнула одну бровь. — Дети? Ты что, серьёзно веришь в то, что они у меня когда-то будут? Эрнест поджал губы, чувствуя, что сморозил глупость. Хотя, конечно, ничего неправильного в его предположениях не было. Да, иногда это было трудно держать в голове, но Сесиль всё же была девушкой, причём весьма симпатичной, так что вполне разумно было полагать, что рано или поздно она найдёт себе кого-нибудь, выйдет замуж, заведёт детей и золотистого ретривера, и… вероятно, забудет о своих университетских друзьях. Это было немного печально, но вполне реалистично и, по крайней мере, именно так её будущее выглядело в голове Эрнеста. Но, судя по выражению лица Мартен, с её собственными планами эта картина имела мало общего. — Ну не дети, — Гридвери подобрал лежавшую рядом шишку и бросил её в костер. — Последователи. Поклонники. Адепты культа великой Сесиль Мартен. — Очень смешно, — фыркнула она. — Ты же понимаешь, что это список из двух человек? Тебя, — она ткнула в него пальцем, — и Ноа. То-то он порадуется. — Не проблема, — Эрнест развел руками. — Он станет великим писателем и деньги будет грести лопатой. — Пф! Как ты классно придумал. Меня — замуж, бедолагу Ноа — в лапы издателей. Ты пытаешься от нас избавиться? — Если бы это было так просто. Ладно Ноа, но уж от тебя-то и под землей не скроешься, — сгримасничал Эрнест. — К тому же, судя по энтузиазму, с которым он спихнул меня тебе на плечи, избавиться от нас пытается именно он. Точнее, от меня. Сесиль резко перестала улыбаться и приподнялась с земли. Мох и обломки коры, запутавшиеся в её кудряшках, пока она лежала, потянулись за ней, когда она повернулась к Эрнесту, оперевшись на локоть. Гридвери одарил её вопросительным кивком и отвернулся, уставившись на тихо шелестевший в заводи камыш. — Эрнест, — серьёзно произнесла она, — ты же знаешь, что он не пытается от тебя избавиться. — Мгм, — мрачно отозвался Гридвери. — И поэтому за последнюю неделю я видел его два раза. Второй — сегодня, перед посадкой в автобус. Сесиль была близка к тому, чтобы с размаху шлёпнуть себя по лицу ладонью. — Вы двое действуете мне на нервы, — пробормотала она, ложась обратно на землю. — А мне нельзя нервничать. Морщины появятся. — В каком смысле, оба? — Не знаю, когда я успела заделаться почтальоном, — продолжила Мартен, глядя вверх, на шумевшие над головой верхушки сосен. — Но если бы вы друг с другом поговорили, всем бы стало легче жить. Поговорите, — угрожающе повторила она. — Погуляйте. Подеритесь. Займитесь любовью. Только, ради всего святого, прекратите использовать меня как предлог, чтобы не видеться друг с другом. Это обидно. — Чего?! — Эрнест вскочил на ноги. — Чего-чего друг с другом сделать? Как мы тебя используем? Сесиль закатила глаза. — Мне и это за вас продумать? Так у меня точно ни семьи, ни детей не будет. Всю жизнь с вами провожусь. Как дети малые, бедная я, несчастная одинокая нянька! — О, Боже, — Гридвери прислонился к растущей позади него пихте. — Боже. Вы меня с ума сведёте. Мне нужно с ним поговорить. Мне правда нужно бежать. — Ну так беги, — Сесиль глянула на наручные часы и потянулась к гитаре. — Драматичное музыкальное сопровождение нужно? Следующий автобус через пятнадцать минут. Он подхватил с земли лежавшую на ней куртку, подбежал к Сесиль, коротко поцеловал её в лоб и рванул по петлявшей меж деревьев тропинке в сторону туристической остановки, не чувствуя под ногами земли. — Я позвоню, если меня арестуют! — крикнула Мартен ему вслед. — Идиоты!