***
Начало января последнего курса.
Ученики вернулись в школу с рождественских каникул к первому января. Большой зал гудел в веселье, громкие ученики оживлённо галдели и делились произошедшим за последнюю неделю вне замка. Гарри оглянулся сквозь оболочку своего воспоминания на до боли знакомый интерьер: небесный потолок, украшения в цветах факультетов, горы еды, летающие свечи и привидения… Вот Рон что-то увлечённо рассказывает ему (как всегда с набитым ртом), но начало погружения всегда размытое, поэтому Поттеру трудно разобрать его слова. Момент, и Уизли роняет приборы, краснеет, хватается за грудь и падает, словно у него пошла сильная аллергическая реакция. Поттер в панике затряс своего друга — было очевидно, что тот не прикалывается, а действительно страдает. Вскоре и другие оказались поражены недугом: за ним пали и Гермиона, и Джинни, как и почти все ученики старших курсов. Гарри и Невилл подорвались с палочками наизготовку, готовые принять бой. «Засада! — подумалось ему тогда, когда в кровь впрыснула неимоверная доза адреналина, пульс заревел в ушах, — я так и знал, что рано расслабляться после победы!». Вот только гриффиндорцы совсем не понимали, откуда исходила опасность; они поочерёдно брали на прицел всё в зале, но так и не смогли вычислить недоброжелателя или вредоносный предмет. — Массовое отравление? — предположил Поттер, внюхиваясь в кубок Рона с тыквенным соком. — Не думаю, — быстро оценил ситуацию Лонгботтом, — весь факультет ел одно и то же, а другие курсы не пострадали. Неужели это месть Пожирателей принимавшим участие в битве за Хогвартс? — Нет. Тогда бы профессора первым делом попали под раздачу, — пришёл к выводу Гарри, когда совершенно здоровые деканы устремились на помощь к пострадавшим ученикам своих факультетов. Рядом с ними моментально оказался профессор Люпин; он обеспокоенно осмотрел Рона и Гермиону, которым было хуже всего в Гриффиндоре: их била сильная дрожь, они тряслись, вцепившись в мантии друг друга, словно боялись отпустить. А Гарри, Гарри казалось, будто ему чего-то не хватает. Будто обрушившееся на зал проклятие обокрало студентов старших курсов, и некоторые смогли найти недостающее в других, а он — нет. Что же это? Может, некий дистанционный поцелуй дементора? Гриффиндорец выпустил патронуса, который всё ещё блестяще работал и оберегал хозяина, но ощущение пустоты не проходило. Что ж, в таком случае он дождётся появления врага и заберёт отобранное силой. Напуганные неразберихой дети заплакали, префекты, которых не затронуло проклятие, поспешили вывести младших учеников из зала в безопасное место. Всё происходило слишком быстро, но за неимением гипотез и врагов в поле зрения Поттеру оставалось только ждать… и ждать… и ждать. Он обратил отчаянный взгляд к директору в поиске наставления, что же делать дальше: МакГонагалл обеспокоенно поднялась со своего места, но не поддалась всеобщей панике. Директор глубоко вдохнула, впитывая в себя магию Зала, чтобы определить и понять происходящее наверняка. От её повидавших многое глаз не ускользнуло и загадочное поведение старшекурсников, большая часть которых ринулась из зала, оставшаяся же — едва не душила кого-то поблизости. — Попрошу всех постараться успокоиться, — спокойно но твёрдо востребовала она Сонорусом, и весь зал покорно затих и замер; лишь где-то раздавались тихие всхлипы, некоторые из которых даже казались Гарри счастливыми. — Ситуация под контролем, вам нечего бояться. Случилось событие, о вероятности которого меня предупреждало Министерство. Гарри оказался совершенно сбит с толку. Состояние его друзей вовсе не походило под определение «ситуации под контролем». С другой стороны, если аврорат прогнозировал какую-либо опасность или нападение, то Поттер знал бы наверняка — нынешний министр был в хороших отношениях с ним и обещал делиться новостями о Пожирателях. — Всем-всем, — МакГонагалл выдержала паузу, дождавшись всеобщего внимания, — спешу объявить, началось долгожданное Притяжение, — произнесла директор торжественным голосом, разводя руки, — всем образовавшимся парам просьба пройти в мой кабинет.***
Гарри с громким вдохом отнялся от омута, закидывая влажное лицо наверх. В отличие от других чаш, именно эта воскрешала воспоминания от первого лица, позволяя заново пережить не только события, но и мысли, эмоции. После эпизода полной боевой готовности, его кровь бурлила в венах, тело рвалось действовать. Поттер размеренно вдыхал через нос, затем выдыхал через рот, пытаясь успокоиться и отпустить напряжение. Он прекрасно знал, что нельзя жить прошлым, что опасность омута заключалась в его власти над памятью и восприятием того времени. И тем не менее, мужчина всё равно из разу в раз выбирал именно эту чашу для перепросмотра значимых событий. И то первое воспоминание было ключевым, оно повлекло за собой слишком много последствий. Не медля и не протирая лицо, Поттер откупорил следующий флакон памяти, датированный неделей спустя событий первого, и снова погрузил сознание в чашу.***
— Мы… гнм–м м-нв-мн, — раздался набор невнятных звуков. Гарри дождался, пока его голова не придёт в себя после перехода в новый эпизод. Его нервная система всё ещё перестраивалась от состояния в первом воспоминании ко второму. Он находился в одной из оранжерей Помоны в утро выходного дня. Они почти всегда пустели, когда не было Травологии, в них можно было спокойно отдохнуть от суеты или пройтись меж рядов приятно пахнущих цветов. Тогда Гарри пребывал в умиротворённом состоянии, отстранённо рассуждая, какие растения было бы неплохо посадить весной в новых садовых клумбах, как его занятие прервала Джинни. Почувствовав себя более уверенно в «новой шкуре», волшебник потребовал у омута заново запустить эпизод, хотя он прекрасно знал, что тогда было сказано. И всё же, ему было жизненно необходимо услышать те слова. Снова. — Повтори. — Мы… должны расстаться… — тихонько призналась Джинни, стыдливо прячась за завесой огненно-рыжих волос. «Почему ты скрываешься от меня? Разве я когда-либо причинял тебе боль?» — Гарри замер и молча разглядывал девушку, склонив голову набок, как сова, которая что-то не понимает. Его вид со стороны, должно быть, был жутковатым, но парень и не думал истерить или распускать руки — в то время его мысли были полностью направленны вглубь себя, а не на признание Джинни. Как же это смешно… Лишь недавно Поттер едва не пускал фейверки от радости, что его будущее больше не определялось пророчеством; вот только у стервы судьбы оказалось отвратительное чувство юмора — на этот раз она решила раздать предназначение всем вокруг… кроме него, снова оставив его «избранным». Один из всех и все без одного. — Кто? — лишь безэмоционально спросил Гарри, спрятав ладони в карманах и отведя от девушки взгляд. Он не хотел давить на неё, ведь ситуация и без того была донельзя неловкой. Признаться, пересматривая воспоминание, его выдержка поражала даже его нынешнего: пацан оставался спокоен даже тогда, когда мир уходил из-под ног. Да, в какой-то степени Поттер предчувствовал, что их отношения подходят к концу, и завершающий разговор был не за горами: они изрядно отдалились друг от друга со времён ОД, да и делились теплом и утешением скорее как друзья, нежели пара. И всё же… волшебник хотел, чтобы они расстались по своему выбору, а не потому что так велело Притяжение. — Драко. — Без промедления призналась Джиневра. «Драко, » — отозвалось эхом в голове Поттера, как удар молотом по наковальне. Он пошатнулся и облокотился на ветхий деревянный стол, чтобы хоть как-то выстоять объявление. Джинни, видя его реакцию, решила не таить и выдала всё как есть: — Всё началось ещё год назад, но тогда связь была необязательной. Мы просто встретились и признали, что будет лучше её игнорировать. Но сейчас, в Притяжение… — Гарри закрыл глаза, подавляя подступающее чувство тошноты при каждом упоминании этого феномена. Сама Джинни раскраснелась из-за переживаний, на её глазах навернулись слёзы, но она гордо отказывалась плакать. Единственное, о чём волшебник жалел, так это о том, что так и не смог ничего сказать в тот момент, утешить, поддержать. Он лишь молчал, глядя в никуда. Гриффиндорка расправила плечи и вскинула подбородок, принимая его апатию за пристыжение и немое порицание. — Знаешь, не понимаю, почему я вообще должна оправдываться, учитывая наши чисто компанейские отношения! В последнее время мы только и сидим да молчим. Это нельзя называть любовью… «Удивительно, — подумал Гарри сквозь воспоминание, — сейчас же мне кажется, что с любимым человеком как раз можно душевно и сердечно помолчать. Эмоции любят тишину». К слову, с того расставания он часто рассуждал, на чём вообще строилась их симпатия. Сначала Джинни была просто сестрой его лучшего друга, которая по чистой случайности оказалась под воздействием крестража Волдеморта (и подставили её, со всей иронией, именно Малфои). Потом волшебница стала единственной, с кем можно было обсудить «одержимость» Реддлом — ведь как и шрам, дневник был прямым проводником воли Лорда. Неужели Том — то самое звено, которое их связывало? Потому что злодей пал, а вместе с ним пропала и их привязанность. —… я заслуживаю лучшего, как и ты. — Девушка прикоснулась к локтю Поттера, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию, но он резко одёрнул руку, продолжая упёрто молчать с поджатыми губами. Тогда она вздохнула и отступила. — Ты всё ещё дорог мне, Гарри. Как друг… «Ты мне тоже, Джинни, » — подумал нынешний он, но прошлый не проронил ни звука. —… мне остаётся лишь надеяться, что когда-нибудь ты найдёшь в себе силы пожелать мне счастья. И удалилась, оставив его одного в душной теплице. Примечательно, что в тот день не было какой-либо драматичной погоды: ледяного дождя, снега или порывов ветра. Наоборот, сквозь тонкую дымку облаков проглядывало слепящее зимнее солнце, которое освещало и грело его застывшую статую самого себя сквозь чуть мутное стекло теплиц. Поттер не помнил, сколько простоял на месте. Вроде недолго. Рано или поздно он отыскал садовый шланг, умылся и остудил голову, прочистил горло, затем стойко взглянул в своё отражение в мутном окне и… просто принял новый виток своей жизни. Позже тем днём — забылся в учёбе и работе по замку, словно расставание его и не задело. И только под конец дня он сорвался, когда не заручился ожидаемой поддержкой от друзей: а с чего бы? Все приняли любовный феномен как само себе разумеющееся, да и были уверены, что истинная пара Гарри тоже скоро объявится… Якобы, стоило только подождать.***
— Эй, порядок? — осведомился Фред, когда Гарри вынырнул из потока воспоминаний с наисельнейшим зудом в кулаках что-то ударить. — Да, — рухнул Гарри на ближайший стул, — просто порой голова кружится как при трансгрессии, когда воспоминания больно эмоциональные. — Могу дать порошок прояснения мысли, — предложил владелец магазина, что искренне переживал за состояние друга, — за счёт заведения. — Благодарю за предложение, но нет — так я до ночи не покончу с просмотром. — Время в чаше шло не как наяву. Гарри был уверен, что и так потратил в омуте несколько часов, а он всё ещё не приступил к самому большому флакону, — Давай после сеанса, ладно? — Как скажешь, — Фред посмотрел на него с небольшим сомнением, мол, «совсем ты не жалеешь себя, Поттер», но спорить не стал. Поттер отдышался и, придя в себя, активировал последнее воспоминание — на этот раз со времён выпускного.***
— Легилименс! Гарри отчаянно цеплялся за край плаща заклинателя, чтобы удержаться на ногах. Остатком сознания он потребовал у омута приостановить показ, чтобы сориентироваться: порой из-за недостаточной концентрации артефакт мог запустить воспоминание не с начала — что и произошло с Поттером. С ходу испытать на себе легилименцию через проекцию себя из прошлого — это полный трах мозга. Повторять этот опыт гриффиндорец совершенно не собирался, поэтому не скомандовал омуту заново проиграть запись, а вместо этого взял паузу на прийти в себя. Какие события произошли с Нового года? Если в личном плане, то во втором полугодии у Гарри выдались эмоциональные американские горки — и не в увлекательном плане. Да, он не испытал притяжение пары, но полной тяжестью ощутил расколотое сердце одиночки. Чтобы хоть как-то унять постоянно ноющую дыру в груди, он сделал единственное, что ему оставалось — попробовал переключить своё внимание на другого человека, свободного от оков феномена. И Северус оказался его выбором, причём очевидным: этот мужчина был единственным в своём роде. Он всегда был рядом с Гарри, подталкивал его своими методами выходить за рамки возможностей. Ещё ранее Гарри решил, что не сможет ужиться с обычным человеком — ему был необходим тот, кто прошёл войну и понимает его бремя. Был и эмоциональный мотив: Поттеру претило, что после всего пережитого Снейп оставался один. Нет, он не жалел профессора — оставьте это дешёвое чувство кому-то другому. Волшебник искренне не понимал, неужели нет человека, способного разделить жизнь со Снейпом. С героем, который заслужил тепло как никто другой? И тогда, в одно из совместных занятий, Гарри осенило, что этим кем-то может стать он сам. И даже патронус профессора, лань, не мог не цеплять сердце Поттера — когда отражение счастья их душ принимало одинаковый облик. И если отставить внутреннюю составляющую, то, что касалось внешности, Гарри не смущала разница в возрасте или один и тот же пол. Наоборот, его чем-то завораживало, что его потенциальный партнёр выше его. Помимо этого, его манили длинноватые черные волосы, которые могли бы струиться сквозь пальцы, как и развевающаяся классическая мантия… Да, не смотря на современность, гриффиндорца однозначно привлекал традиционный стиль. Кто, как ни Снейп. Кто, как ни Северус, мать его, Снейп. Но у того были другие мысли на этот счёт. После выпускного, когда Гарри признался ему в своих чувствах, точнее, аргументах, Северус повёл себя крайне непредсказуемо. Сначала обворожительный мужчина — тень притянул выпускника в свои объятия. Чёрные глаза проникновеннно заглянули в зелёные. А его сильный, обволакивающий голос искренне, с чувством, пророкотал: «нет». Вот так декан Слизерина просто отказал гриффиндорцу, при этом держа его в своих же руках. И это казалось невыносимо жестоким. Гарри нахмурился и неверяще всматривался в нечитаемую маску лица профессора, пытаясь понять, какого чёрта происходит. Но не тут-то было, ведь далее последовал ещё один подлый приём — Снейп воспользовался слабостью и вторгся в разум, оголяя сердце; на этом моменте нынешний Поттер и оказался в воспоминании. Благо, тогда он успел вовремя возвести окклюментические щиты — которым опять же его обучил подлый Северус. — Хм-м, похвальная реакция, хотя бы за неё мне не стыдно, — ровным тоном вынес оценку профессор, в то время как Поттера изнутри разъедали эмоции, которые он чудом скрыл ментальным щитом, — тогда попробуем по-другому. Черноволосый мужчина вторгся в рот Поттера поцелуем, подминая его. Проникая в него, как действовал агрессивной ментальной атакой. При этом его распахнутые глаза не отрывались от жертвы. Оторвавшись, он повторил отказ: — Я не буду с тобой. Прошла секунда, другая, а Поттер всё не мог отдышаться. — Я не понимаю… — признался он, полагая, что сходит с ума, и его уши улавливают ложные слова, несоответствующие действиям. — Тогда я повторю ещё раз, — лишь предупредил профессор неусвоившего материал ученика, прежде чем обхватил лицо большими прохладными ладонями… А затем снова обрушился на губы. Это был не поцелуй, а, возможно, урок, провокация. Проверка реакции. Но какой? Быть может, волшебник действительно переживал слуховые галлюцинации и ему необходимо просто отдаться. Только стоило Гарри расслабиться и начать наслаждаться ощущениями, как Снейп снова резко отстранился и повторил. — Я не буду с тобой, Гарри. Сердце пропустило удар. Нет, всё же он не ослышался тогда… Как Северус мог так поступить? Приманить его, только чтобы оттолкнуть потом? Это был жестокий поступок, который ранил и гадко сворачивал эмоции внутри. И в то же время… Сам Снейп воззрился на Гарри с такой неприязнью, будто это он его подвёл — а не наоборот. — Ну же, — потребовал мужчина, надавив подушечкой большого пальца на нижнюю часть глаза у слёзной железы, скорчившись, будто пытался выдавить паразита. Неужели профессор считал, что Гарри мог признаться ему только будучи одержимым? — Если Вы пытаетесь выяснить, нахожусь ли я под аффектом… — Неужели до тебя так долго доходит, Поттер? Сколько бы я ни делал тебе больно, сколько бы ни отказывал тебе, ты не плачешь. Нет, не так… — продолжил ставить диагноз профессор, брезгливо ища ответы в тёмно-зелёных глазах, — ты хотел бы плакать, но просто не можешь: ведь слёзы обладателя палочки с сердцевиной феникса также редки, как у самого магического существа. — Снейп грубо провел большими пальцами по щекам Гарри, словно очерчивая слёзы, которые должны были идти, но тот предательски прятал, — Полагаю, восстав из пепла, ты разучился любить — хотя мне понадобится время, чтобы изучить эту теорию. Гарри хотел ответить, но не мог — настолько крепко Снейп стиснул сильными пальцами его челюсть. Тот продолжил: — Ну же, Поттер, заплачь для меня — ведь ты неравнодушен ко мне, верно? Пророни хотя бы одну слезу. — Снова надавил неугомонный жестокий профессор на нижнее глазное веко, от чего в глазах заплясали чёрные точки, как перед обмороком. Но ничего не вышло. Гарри отшатнулся, высвободившись из захвата. Его дыхание сбилось, а в саднящих глазах читалась неподдельная злость. — Какого чёрта? Что за игры, Северус? — Я полностью серьёзен — в отличие от тебя. Зачем мне проводить свою жизнь с тем, кто не умеет любить? Или ты действительно думаешь, я соглашусь быть запасным вариантом? — прагматично пожал он плечами, доставая миниатюрную склянку из кармана мантии и подбрасывая её в воздух, которую Поттер ловко поймал. — Три условия: выясни, почему Притяжение обошло тебя, сделай всё, чтобы исправить это. И, наконец, наполни склянку слезами. Если к тому моменту ты всё ещё будешь один, тогда, так уж и быть, я рассмотрю отношения с тобой. — Снейп отвернулся, показывая, что разговор подошёл к концу. — До тех пор не обращайся ко мне без надобности. Даже и не вздумай беспокоить меня по пустякам. На этом всё. Выведенный на эмоции Гарри сжал склянку в кулаке столь сильно, что удивился, как она не лопнула. — Как скажете, профессор, — проскрежетал он сквозь сжатые зубы, как это часто делал сам Северус, — жду не дождусь, когда я обрету нашу связь, и ты окажешься моей парой.***
— Ох, сукин ты сын! — вырвался из прошлого Гарри, пройдя несколько шагов назад, и, не удержав равновесие, рухнул на пятую точку. Голова раскалывалась от переизбытка мыслей и эмоций, а самого мужчину разрывало изнутри негодование чистой воды. Как, как он позволил кому-то обращаться с собой подобным образом? Неужели после череды одолжений и исполнения чужих поручений у него полностью закончилось самоуважение? — Несладкое путешествие? — спокойно уточнил Фред, давно привыкнув к вспыльчивому характеру друга. Уизли устроился неподалёку, накинув на себя уютный плед. Он представлял собой воплощение умиротворённости и гармонии. Мыча весёлый мотивчик, он слушал радио и чистил яблоки от кожуры, ловко управляясь ножичком протезированной рукой. Засвидетельствовав зрелищное возвращение Поттера в мир настоящего, он отложил фрукты и нож на блюдце и предложил Гарри ладонь подняться. — В точку… — волшебник на полу сверился с настенными часами и поморщился, увидев, что стрелка давно перевалила за семь вечера. — Прости, из-за меня ты провёл весь день в подвале. — Не извиняйся — мне давно было пора разобраться с «подземным» инвентарём, ну а Джо-Джо и Анджи вполне могут позаботиться об основном магазине. Да и не забывай, что всем бизнесом мы в первую очередь обязаны именно тебе. Гарри принял руку помощи и уселся рядом, затем прикрыл глаза и размеренно откусил дольку яблока, отгоняя затхлый привкус во рту после воспоминаний. Он задумчиво почесал лоб, снова и снова прокручивая реплику близнеца, не понимая, почему его голова на ней зациклилась. — Фред… не припоминаю, чтобы видел тебя на обязательной терапии одиночек. — А мне и не надо на неё ходить. Гарри с трудом проглотил дольку, не понимая, как он мог упустить столь важное событие друга. — Тогда кто твоя пара? — поспешил он заполнить пробел. — Хах, можно сказать, она не про меня, — закинул Фред кусочек яблока себе в рот, подмигнув. Значит, у близнеца всё ещё нет пары, при этом его не скрутило Министерство, да и к тому же он сам по себе счастлив? Это совершенно не укладывалось в голове Поттера. — Погоди-погоди-погоди… но… — полноценный вопрос отказывался формироваться, поэтому он просто спросил, — как? Уизли фыркнул, принявшись чистить следующее яблоко. — Расскажу тебе только потому что ты — друг семьи, и мучаешься со всей этой каруселью, в то время как расчётливое правительство умалчивает об исключениях, мол, чтобы не гневать Судьбу. — Об исключениях? — усталось Гарри после путешествий в прошлое как рукой сняло, — с этого момента поподробнее! — Да, они существуют, например, близнецы. Мы считаемся частью одной души, поэтому судьба наделила нас одной лишь парой на двоих. Чья Анджелина — было очевидно, и я искренне рад за неё и Джорджа, что они окончательно связали семейный узел в Притяжение. Мне же остаётся дожидаться, когда этот период безумия закончится и построить нормальные отношения как все нормальные люди. — Но разве… Ты не встречался с Анджелиной в шестнадцать? — Ну как встречался — так, сходил с ней на бал да потанцевал, едва не схлопотав от Джорджа; а удар у него, поверь мне, тяжелый, — посмеялся Фред, вспоминая яркое событие, — тогда же произошло нечто занимательное, ещё одна тайна пары, которую я поведаю тебе, Гарри, — Уизли выдержал драматичную паузу, и нетерпеливый Поттер пнул его, чтобы тот продолжил, — порой ты начинаешь испытывать те же чувства к другим, что и половинка твоей души. То есть тебе и паре может кто-то одинаково нравиться и наоборот. Я же, считай, втюрился в Анджелину глазами Джорджа и, к счастью, быстро прознал, что это его эмоции — не мои. Эта новость оказалась целым откровением для Поттера. Он всё ещё не до конца осознавал, насколько сильной может быть связь, чтобы даже разделять эмоции. — Это так… — Дико, не правда ли? Я тоже думаю, что все с ума посходили. — гоготнул Фред, покачав головой. — Поэтому, когда ты захочешь скрыться от всего безумия парочек и подверженных хандре одиночек — мой подвал всегда открыт для тебя. — Ловлю на слове.