июнь 2000
— Ка-айф, — простонал Поттер, едва зайдя в кондиционируемое помещение в попытке спастись от аномальной жары раннего лета. Безжалостное солнце нависло над Лондоном, угрожая расплавить всё, до чего оно может дотянуться лучами — даже городских обывателей. Этим выходным волшебник пребывал в задорном расположении духа. Причин сему было несколько, но главным образом он ликовал успешности терапии: поначалу тягостный проект Министерства теперь демонстрировал себя эффективным, и всё больше одиноких волшебников преодолевали недуги и постепенно образовывали пары. Спустя несколько месяцев программы, часть группы нелюбимых обрела истинных, оставшиеся же (среди которых были Гарри, Майкл и Астория), сменили скептицизм на веру в то, что и на их улице будет счастье. Сильнее всего Поттера зарядила помолвка его друга: как и предвещал куратор, Аббот справилась с блоком одной из первых, найдя свою любовь лице Невилла. Вся группа была приглашена на свадьбу, назначенную на дату позже тем летом, и Гарри обзавёлся новой миссией: найти красивое и со смыслом подношение закрепившейся связи — а к этой задачи он подошёл со всей ответственностью. Волшебник помнил ещё со школьных времен, что пуффендуйке нравилась музыка, а Невилл просто обожал танцевать, поэтому его выбор пал на виниловые пластинки, совместимые с волшебными граммофонами (один из которых он приобретёт уже чуть позже, в Косой аллее). Гарри искренне желал, чтобы их брак прошёл в гармонии и радости музыки, и в настоящий момент подыскивал подходящий свадебный подарок среди пыльных полок ретро музыкального магазина района Хакни. Расположенный у судоходного канала, этот эклектичный райончик пестрил творческими студиями, кофейнями и независимыми пивоварнями в некогда промышленных помещениях. Он битком набит барами и пабами, спрятанными под железнодорожными арками среди разрисованных граффити кирпичных стен. Очень атмосферное место, которого и не сыскать ни в одном магическом районе Британии. Итак, Гарри перебирал одну пластинку за другой, притопывая в такт сменяющимся хитам, доносящимся из увесистых подпотолочных колонок. Сладкие мечты устроены так. Кто я, чтобы их опровергать? Заиграл хит Sweet Dreams от Eurythmics, заставляя некоторых посетителей, знакомых с текстом песни, знающе ухмыльнуться горькой правде о сладких мечтах на все времена. Я объездил весь мир, везде одинаково, Некоторые хотят использовать тебя, Гарри выбрал несколько винилов и понёс их на кассу сквозь табачный дым — многие свободолюбивые лондонцы не любили сдерживаться и не стеснялись наслаждаться сигаретами прямо в помещениях. Кто-то же хочет, чтобы использовали их. Когда песня отыграла концовку, подошла очередь Гарри. — О, я смотрю, ты романтик? — завязала светскую беседу молодая продавщица его возраста, записывая в журнал его набор классики джаза и рок-н-ролла первой половины ХХ века. Она была миловидной, стильной, с ярким макияжем и аксессуарами, в денимовых шортах и синем топике, что открывал вид на симпатичный проколотый пупок. Её образ играл красками и запоминался, особенно среди полуобветшалого интерьера магазина винила. — Исключительно в дождливые дни, и то не факт, — признался он с лёгкой ноткой сарказма, доставая кошелёк, — так сколько с меня? — Пятнадцать фунтов двадцать шесть центов! — весело отозвалась она, облокотившись запястями на прилавок. От её любопытного взгляда не скрылось, что увесистые золотые монеты с гравюрой дракона первыми выпали в ладонь покупателя. — О, это раритет? Парень не понял сначала, что речь шла о галлеонах, и, отыскав бумажку в 20 фунтов, отвлеченно выдал простую отмазку, не глядя на девушку: — Так, коллекционные монеты на удачу. Такие можно приобрести в киосках Британского музея. — В музее? Сто лет там не была, — она засмеялась, прежде чем её взгляд успел зацепиться за следующий объект для пустой болтовни, — кстати, классные джинсы! Протянутая с банкнотой рука застыла в воздухе, пока Гарри осматривал себя. Даже в безбожную жару он не носил более открытую и лёгкую одежду: на нём были старые кроссовки, слегка мятые широкие джинсы, а поверх застиранной майки полузастёгнута бесформенная клетчатая флисовая рубашка. Жизнь в обносках Дадли и в бегах однозначно не способствовала его стилю, да и он был маловажным для волшебника. — Это просто… джинсы? — подивился он комплименту от модной девушки, не понимая, как ей могла приглянуться одежда, которая вполне подходила для стройки. — А мне нравится твой вкус! Не могу не попытаться заинтересовать нашим специальным предложением… На этом Гарри оживился, даже рассмотрел задержаться и докупить что-нибудь себе и друзьям. — Да-да? — Оно доступно после четырёх, когда заканчивается моя смена. И тут до недогадливого Поттера наконец дошло, что происходит. По слегка закушенной губе, по огоньку в глазах, по наклону корпуса в его сторону. С ним флиртовали. Этого не случалось с ним столь давно, что он успел позабыть, каково это — когда к нему кто-либо испытывает интерес. Поттер не мог назвать себя красивым в традиционном смысле этого слова: он не был высок и обладал достаточно заурядными чертами (помимо шрама на пол лба и зелёных глаз мамы, о которых ему напоминали все, кому не лень), отказывался переставать носить дешевые очки в круглой оправе, да и в целом выглядел небрежно. И хоть Тори постоянно делала комплименты его широким плечам и то и дело прилипала с просьбами покатать на спине, а затем обмахивалась при проявлении «строгого, мужественного характера», другими привлекательными чертами он похвастать не мог; оттого и сильно смутился, застав на себе неподдельный интерес яркой девушки. Но, увы, как бы он ни был польщен её вниманием, Притяжение позаботилось о том, чтобы волшебникам совершенно не были интересны не-маги. Её намёк вызвал в нём удивление — не более. — Боюсь, я занят. — Отказал он настолько деликатно, насколько мог. — Оу, — смущённо замкнулась девушка, но быстро взяла себя в руки, — в таком случае, я оставлю сдачу как чаевые, и мы в расчете. — Так и быть, — хмыкнул он, — ну-у, а есть ли настоящее спец предложение? Девушка вскинула брови и указала указательным пальцем в сторону выхода, и Гарри был уверен, что она сменила его на средний, стоило ему отвернуться. Выйдя из магазинчика с покупкой, он покачал головой своей дерзости и зачесал волосы назад. Вот уж неожиданность! Направляясь к автобусной остановке сквозь зной Лондона, он представлял реакции друзей, гипотетически согласись он на предложение незнакомки. Рон и Гермиона наверняка порадуются за него с прилагающимися подтрунивающими шуточками, Астория, скорее всего, гоготнёт и наречёт его кобелём — а то и шлюшкой. «А что же Снейп?» — притормозил он своё дурачливое размышление, расплачиваясь за проезд. Задорные предположения сменились пасмурными: Северус… Северус охладил бы его взглядом полным разочарования, причём ожидаемого. Что бы Гарри ни делал на протяжении своей жизни, какой бы выбор ни совершал, он никогда не оправдывал его ожиданий. Чем чаще Снейп изливал на него свое неудовольствие после войны, тем сильнее сжимались тиски в груди Гарри. Бывший Пожиратель умел ранить и филигранно использовал свой дар. Попытка Поттера начать с ним отношения походила на извращённую игру, в которой он заведомо являлся проигравшим. «Что токсично и является колоссальным показателем того, что из нас выйдет ужасная пара, » — но у гриффиндорца не было тормозов, чтобы остановить этот несущийся поезд. Поттеру невыносима даже мысль о том, чтобы отступиться, чтобы стать объектом очередного злорадного неудовольствия. Он не будет сдаваться, не попытавшись. Более того, тёмная часть волшебника хотела наполнить флакон слезами чисто из принципа, доказать, что на самом деле он умеет любить. Прежде чем его мозг успел поставить точку в окончательно помрачневших рассуждениях, он представил мнение Майкла. Когтевранец всегда был падок до озвучивания своего мнения, в том числе и оценивающего, а также критического, и, конечно же, осуждающего. И как бы славно они ни ладили в последнее время, Гарри уверен, он не получил бы поддержки от Корнера в скоротечном свидании с маглой. «Возможно, он не знает всей моей истории или не в состоянии составить полную картину по обрывкам, но он достаточно ясно видит мои сильные стороны… как и недостатки, » — любой другой отвел бы взгляд, столкнувшись с противоречивой сущностью Гарри. Отвернулся бы. Но только не Майкл. Он был из тех сложных людей, кто мог в резкой форме указать на изъяны, только чтобы следом поддержать и помочь преодолеть их со всем упорством, решительностью и упрямством, свойственными только ему. Окончательно убедившись в правильном выборе своего отказа, Гарри уселся на верхнем этаже красного даблдекера. Маршрут автобуса проходил мимо ближайшего места перехода из магловской в магическую сторону города, откуда волшебник доберётся до следующей точки назначения: небольшого, но очаровательного таунхауса Рона и Гермионы. Они виделись реже, так как ребята всё ещё находились в стадии медового месяца, но Гарри не возражал — ведь у него всегда была работа, да и веселая компашка в лицах Майка и Тори. И вот, он уже стоит перед рыжей крашенной дверью и жмёт на звонок. — Гарри! — с визгом вылетела Гермиона, кинувшись на его шею. Она никогда не сдерживалась в приветствии, чем доставила немало ревности Рону, пока тот не привык со временем. Сам мистер Уизли счастливо улыбался дорогому другу, облокотившись боком об стену в коридоре. Он лениво потягивал пиво, открытое не дождавшись прихода Гарри. — Рон, Гермиона, давно не виделись! Как же я соскучился по вам! — сердце Поттера сжалось при виде друзей детства, будто после невыносимой разлуки длиною в летние каникулы у Дурслей. — Давай-давай, заходи, у нас уже всё накрыто, — развесёлая Миона поторопила гостя внутрь, едва дав ему разобуться. Рон, наконец дотянувшись до Гарри, привлёк его в крепком рукопожатии с увесистым похлопыванием медвежьей лапищей по спине — ему всегда было проще выразить свои чувства физически, чем словами. Мужчины прошли к дивану, где они по обычаю устроились вразвалку, в то время как Гермиона, приосанившись, уселась напротив и с неумолимым задором завязала беседу. Гарри без стеснения следил за манерами и поведением четы Уизли. Он не мог сказать, что они были слепо влюблены в друг друга, нет. Гриффиндорцы были слишком сильными личностями, слишком волевыми и вспыльчивыми, чтобы в одночасье превратиться в изнеженных, неразлучных голубков в розовых очках. Они не были представителями «идеальной семьи», которая картинно позировала с белоснежными улыбками на обложках магловских таблоидов; но они любили всем сердцем, и Гарри это было очевидно. Они были счастливы, открыто смеялись и бранились, упрекали и подкалывали, ссорились и мирились. А глаза! Глаза смотрели друг на друга со всепоглощающим трепетом, осязаемый Гарри даже несмотря на то, что пара сидела порознь. Рон и Гермиона дополняли друг друга, они были… совместимы. Наверно, таких же отношений он и ожидал от Притяжения; ни в коем случае не идеальных, ведь так было бы слишком просто. Шли часы, и друзья постепенно затронули все накопившиеся темы и, слегка захмелев, перешли на личные новости, граничащие со сплетнями. — Это Притяжение просто неумолимо! Мама без устали твердит, что велика вероятность, что даже Чарли наконец остепенится! — гордо оповестил Рон, будто это он сосватал главного холостяка их семьи. — Чарли? Ты гонишь! — неверяще переспросил Гарри, для пущего удивления шлепнув ладонью по тканевому подлокотнику. — Как так?! — А вот так, — хихикнула Гермиона, — оказывается, даже самого непокорного дракона можно приручить. Хотя, нам с Роном намного интереснее, как у тебя обстоят дела на личном фронте… Спроси у него кто другой, Гарри бы не ответил — ему не нравилось, когда кто-либо лез в его дела и раздавал советы. Но с ребятами он мог говорить открыто, ведь он знал, что им его жизнь далеко небезразлична. Даже Рон, который упорно делал вид, будто разглядывает что-то интересное на стене, с любопытством поглядывал на Гарри, дожидаясь, чем же он поделится. — Я… Я определённо чувствую продвижение, — уверенно признался Гарри, подкрепляя слова кивком, — да, у меня всё схвачено. Единственное, о чём он умолчал, так это о сделке со Снейпом и непристойном контакте от Малфоя. И о нескончаемых процедурах у санитаров-садистов Мунго. Нет, об этом его друзьям знать ни к чему. — Это хорошо, хорошо, — заметно расслабился Рон, узнав об успехах Гарри. Осмелев, даже выдал предположение, которое давненько маячило у него на уме: — честно, мне долго казалось, что ты до сих пор свободен, потому что твоя пара училась на Слизерине. Гарри подавился пивом, и Гермиона уже по привычке протянула ему салфетку, чтобы он вытер губы. — С чего ты взял? — уточнил он хриплым голосом, откашливаясь. — Ну-у, это… Я не разбираюсь во всех этих тонкостях-шмонкостях, но, судя по твоим доносам, в нарушениях связи часто играют роль всякие загоны в голове. Напрашивается вывод, что ты подсознательно отвергаешь всё связанное с Волдемортом, в том числе любого со Слизерина. — Рон, конечно, может и прав, но это всего лишь спекуляция, — поспешила Гермиона выручить супруга из неловкого положения, — дело не может быть только в этом. Гарри задумался. Действительно, его принципы полностью раходились с слизериновскими, и он вполне мог подсознательно отвергать свою истинную из-за принадлежности к ненавистному факультету. — В таком случае, официально заявляю Судьбе, что приму свою пару вне зависимости от выбора распределяющей шляпы. — Провозгласил он с долей юмора, но, тем не менее, все замерли, прислушиваясь, не громыхнёт ли снаружи гром. Даже Поттер притих, считывая изменения внутренних ощущений. Но нет, ничего не произошло, и он повёл плечами, мол, ожидаемо. — Гарри, дорогой, — взяла его руку Гермиона, одаривая своей непоколебимой поддержкой, — мы примем любой твой выбор, главное, чтобы твоим положением не воспользовались охотники за славой. Бывают такие непорядочные особы, знаешь ли… — Да уж, — пыхнул Рон, — мы давно гадали, когда заявятся ненастоящие претенденты на твою руку и другие органы, — последовал шлепок от жены, на что он обидчиво засопел, — а чего? Я не прав что ли? — Сомневаюсь, что это произойдёт, — сразу заметил Поттер, прерывая намечающуюся перепалку, — Визенгамот крайне строг с мошенниками Притяжения, а с ним шутки плохи. — Он отставил пустую бутылку пива и откинулся на диван, пытаясь придумать более приятную тему для разговора. — К слову, я давно хочу познакомить вас поближе с моими новыми друзьями, в том числе с одной из «охотниц за богатством со Слизерина». — Да неужели? — взбодрился Рон, предвидя пополнение собутыльников и весёлых вечеров, — не думал, что мы до этого доживём. Давай, рассказывай, не томи! — Это… Астория. — Осторожно сказал Гарри, зная взрывной характер Уизли. Была велика вероятность, что рыжий разразит драку из-за одного лишь упоминания обидчицы его сестры. — Серьёзно?! — настала очередь Рона откашливаться попавшим не в то горло алкоголем, — та Гринграсс, что превратила жизнь Малфоя в ад? — Я бы не стал называть это её главной заслугой, но да, та самая. — Милости просим! — к удивлению Гарри, Рон развёл руки в великодушном жесте, — враг моего врага — мой друг. Очевидно, Уизли не смирился с поступком сестры. Что как-никак предсказуемо, учитывая, что Джинни чуть ли не сбежала из семьи, перессорившись со всеми, лишь бы быть с Малфоем. — Рон, — снова шлёпнула мужа Гермиона, но на этот раз менее сильно, — мы же обещали быть чуткими и уважать их союз! И всё равно, что парой Джинни оказался этот богатенький папенькин сынок, этот противный белобрысый зазнавшийся изворотливый хорёк-маглоненавистник, — перевела она дух после нескончаемого потока обвинений, чтобы приступить к заключению. — Притяжение так велело. Так о чём это я… А! в любом случае, Гарри, проблем не будет! Будем рады принять твоих новых друзей! Как насчёт собраться у нас через субботу? Так, вскоре Гарри и познакомил Рона, Гермиону, Тори и Майкла. Сначала он беспокоился, не зная, как пойдёт динамика в новой компании — эта непредсказуемая четвёрка вполне могла столкнуться лбами, перессориться, и попросить Гарри больше никогда не приглашать их вместе. Напрасно. Гермиона нашла в Астории собеседницу, готовую обсудить умные темы также успешно, как и девичьи. Они достаточно часто спорили, но с целью испытать ум друг друга, а не со зла. Рон же разглядел в Майкле достойного противника в шахматах. Мужчины частенько усаживались за долгие партии, при этом обсуждая квиддич. Рон постоянно приговаривал: «неплох, неплох для заучки, » — за что Гермиона, по обычаю, одаривала его пендалем. Ну а когда Корнер отпускал замечание типа: «удивительно, что даже у Львов есть мозги, » — Астория же… не лупила его, а кивала в согласии. В их совместный вечер Гарри откидывался в кресле и с счастьем в глазах наблюдал за дорогими людьми, время от времени громко смеясь. Он чувствовал такое радостное единение в новой «большой семье», какое он ощущал, например, когда был в Норе на шумном ужине Уизли, или когда все его друзья собирались погостить у весельчака Сириуса. И тогда он подумал, что быть одиночкой вполне терпимо, когда рядом есть друзья и близкие, которых можно назвать семьей.***
июль 2000
Гарри подводил к концу тренировку молодых бойцов-мракоборцев. Ему нравились последние выпускники Хогвартса, которые после войны серьёзнее относились к сохранности волшебного мира; профессия мракоборцев стала престижнее, а новобранцы — ответственнее. В основном волшебник занимался канцелярской работой, но время от времени его приглашали в качестве заменяющего тренера. И пусть даже, представляя карьеру аврора, все грезят геройствовать на передовой, сам Поттер был вполне доволен бумагами и натаскиванием молодняка в штаб-квартире. В нём была преподавательская жилка — это доказали его практикумы для Отряда Дамблдора. Сейчас же требовательная тренировка заставила раскраснеться и вспотеть и самого Поттера. Довольный продуктивным днём, волшебник похвалил будущих стражей порядка, а сам же направился в раздевалку, думая лишь о том, как бы скорее добраться до душа. Проходя через вестибюль, его взволнованно окликнула дежурная: — Мистер Поттер, — подбежала к нему мадам Сейдж. Пухленькая ведьма бальзаковского возраста могла показаться милой и безобидной, но Поттер знал лучше, чем гневать её — у этой дамочки в отставке на счету не один десяток тёмных волшебников, упечённых за решётку, — подождите, дорогой! — Да-да? — задержался он, тяжело дыша после интенсивной физической нагрузки. — Вас искал один молодой волшебник. Очень тревожный, но охрана не смогла пропустить его внутрь Аврората без пропуска — вы же знаете, какие у нас порядки… Но это ещё не всё! Немного погодя к нам вломилась возмутительная темноволосая фурия, которой почти удалось прорваться сквозь охрану, и им пришлось выпроводить нарушительницу до того, как она успела оставить внятное послание. Столько шума! Ох, дотянись я до неё, научила б манерам… Беспокойное предчувствие подкрадывалось к Гарри, пуская ледяные мурашки по затылку. Его мог искать кто угодно, но два волшебника подходили под описанный профиль. — Миссис Сейдж, не отвлекайтесь, — постарался он вежливо вернуть дежурную к пересказу, — вернёмся к мужчине. Он был молод? — Да, определённо моложе двадцати пяти! И настолько спешил, что совершенно позабыл оставить своё имя — лишь попросил, чтобы вы как можно скорее нашли его в Мунго. Ох, это был самый красивый и печальный молодой человек из всех, кого я когда-либо видела. Хотела бы я выписать ему пропуск, да нельзя, не по правилам это, сами же знаете… Сердце Гарри пропустило удар. «Майкл». Стоило ей упомянуть про глаза Корнера, ошибки быть не могло. И если у него случилось что-то срочное в Мунго, значит, его пара… — Я воспользуюсь каминной сетью. Мадам, выпишите на меня разрешение задним числом! Камины Аврората для экстренных случаев могли беспрепятственно и в срочном порядке переносить волшебников даже в защищенные административные здания. Ими пользовались для быстрого реагирования, когда особо опасные преступники угрожали безопасности магической Британии. Поттер ворвался зелёным клубом дыма в больницу под удивлённые возгласы привет-ведьм и сразу бросился в подвал. Ступенька за ступенькой, поворот — и вот он уже достиг злосчастной комнаты, которую не посещал почти полгода. Как и тогда, его обволокло липкое чувство страха от места, граничащего с моргом. Он прекрасно понимал своего друга, который некоторое время не решался пройти внутрь; находиться здесь — всё равно что переживать лихорадочный сон. Но Гарри нужно быть сильнее — Майкл нуждался в нём. Собрав силу воли в кулак, волшебник распахнул тяжёлые двойные стальные двери и вошёл внутрь подземной палаты. Усыпальница ощущалась… другой. Более пустой, чем он её помнил, но при этом неприбранной. Лишь Майкл неподвижно возвышался посреди помещения, слегка склонившись в своих думах. Облачённый в подпоясанную индиговую рясу, его волосы колыхались дуновениями сквозняка. Он выглядел столь растерянно, отрешённо, столь не от мира сего, словно Харон готовый забрать предназначенную ему душу. Вот только её здесь не оказалось: она ускользнула сквозь его пальцы. — Что… что здесь произошло? — требовательно обратился к домовикам Гарри, которые как можно незаметнее чистили и убирали освободившиеся саркофаги. — Н-ничего не произошло, Гарри — П-поттер — сэр, — виновато замямлили те, не понимая, почему волшебник осерчал на них, — мы просто переставляем оборудование, которым больше не пользуются. Корнер же не проронил ни слова. Он неотрывно следил за действиями домовиков, в то время как его сознание находилось где-то далеко-далеко. Он пребывал в трансе, и не решался выйти из него в присутствии посторонних. — Оставьте нас, — обратился Гарри к домовым резче, чем стоило бы. Уняв разбушевавшееся волнение, он постарался сгладить свой тон, — пожалуйста. Маленькие уборщики послушно испарились, оставляя волшебников наедине. Майкл, почувствовав это, вышел из оцепенения. — Утром я получил записку от администрации Мунго. Последний неженатый мужчина очнулся и был выписан неделю назад, — наконец молвил Корнер. Он поднял голову, и вуаль черных волос отошла назад, являя безразличные призрачные глаза, — саркофаги выполнили свою задачу, только… моей пары среди них не оказалось. Казалось, эфемерный волшебник вот-вот рухнет от изнеможения. И хоть они оба твёрдо стояли на полу, Гарри видел, как внутренне Корнер летит с высоты — вот только не было сильных рук, которые подхватят его внизу. Гарри решительно двинулся к Корнеру, чтобы поддержать его хрупкий стан, но тот предостерегающе возвёл ладонь в останавливающем жесте. — Не надо жалости, Поттер. Годы я тешил себя пустыми иллюзиями, что моя пара — герой… в худшем случае — узник Азкабана. Сегодня, пока ты работал, я обратился к сильному оракулу Притяжения, который помогает одиночкам за приличную сумму. И знаешь, что она мне сказала? Что мой предыдущий прорицатель — на самом деле шарлатан. Что он нагнул меня, внушив ложные надежды. Оракул заверила меня, что моя пара не находилась в заключении всё это время. Что она спокойно жила здесь, в Британии, но так и не удосужилась выйти на связь. — Нет, Корнер, погоди… — Гарри отказывался принимать поражение, — вдруг предназначенный тебе волшебник выписался совсем недавно и ещё не до конца окреп? Вдруг он слаб и не может протянуть к тебе связь? — принялся он перебирать все возможные варианты, отвергая возможность, что кто-либо принял трезвое решение не востребовать его — волевого, утончённого, преданного Корнера, надёжную опору, чуткую душу. В голове не укладывалась эта нелепица, этот вздор, абсурд! Гарри порывался отыскать того самопровозглашённого оракула Притяжения, чтобы запихнуть в его лживый рот деньги, что заплатил Майкл за дрянное прорицание. — Нет, Гарри! — прикрикнул Майкл дрожащим, слегка истеричным голосом. Разочарование одолевало его, пробуждая горечь и злость, — с меня довольно этого пустого чувства веры! Этот эгоист, он отобрал мою силу в семнадцать, и с тех пор припеваючи разгуливает по стране, пока я лечусь и пытаюсь заново выстроить свою жизнь почти-сквиба! — Как же так! — Гарри начал потихоньку заводиться, проникаясь эмоциями друга. Ему было необходимо переубедить его, заставить выкинуть из головы весь тот вздор, что он о себе надумал, — ты сильнее всех верил в свою пару из нас троих! Больше всех ждал своего возлюбленного! А теперь хочешь бросить всё, пустить старания на ветер, стоило узнать, что он не лежит в удобном тебе месте?! — Я сказал — довольно! — прокричал Майкл, опрокидывая ближайший саркофаг на каменный пол. Секунда ярости, и вот он снова на грани, тяжело дышит, смотря на осколки, не веря, что сотворил. Случилось то, чего Гарри больше всего опасался: сердце его друга разбилось, как крышка хрустального саркофага, а его осколки скопились у ботинок Гарри. Оправившись от шока разрушения, непоколебимый мужчина медленно, но уверенно направился к Майклу. — Майкл, о чём бы ты ни думал, выбрось это из головы… — почти угрожающе вскипел он. — Я не могу больше ждать, Поттер! — воскликнул Корнер, не давая тому закончить. Когтевранец схватился за волосы и отшатнулся, смотря на весь ужасный беспорядок по его вине. Но Гарри не отступал. Преодолев расстояние между ними, он взял его за плечи, чтобы хорошенько встряхнуть один раз, другой. Он просто не мог потерять дорогого ему человека. Не сейчас. Не так. — Если ты не можешь больше ждать — не жди. Просто живи дальше, находи радости в других вещах. Мы кое-как пережили последние три года, и ещё прорвёмся. — Майкл отвёл взгляд, прикусывая губу, не желая поддаваться уговоркам друга. Тогда Гарри перехватил его запястья и заставил обратить на себя внимание. — Просто останься с нами. Останься с Тори. Со мной. Поттер едва заметил, как его тело пришло в движение. Инстинкт взял верх над сознательным выбором, когда он осторожно прильнул к его губам своими. Они не закрывали глаза, а смотрели друг на друга, пытаясь понять свои ощущения. Гарри снова поцеловал его, на этот раз настойчивее, пытаясь передать губами всё отчаяние, всё желание, чтобы Майкл продолжил сражаться. Он хотел подарить ему глоток жизни. Чтобы он сбросил с себя оковы оцепенения и сражался дальше за себя и своё счастье. Между красивыми бровями Майкла залегла складка, и он медленно отстранил несопротивляющегося Гарри. Его покрасневшие уста были приоткрыты, сквозь них срывалось рваное дыхание. Поттер знал, что произошедшее между ними было чем-то правильным и нет одновременно, но хотя бы истерия Майкла сошла на нет. Когда тот ответил, его голос звучал спокойно, но строго: — На последнем курсе Хогвартса, когда ты охотился за крестражами, по Хогвартсу блуждал слух, будто ты пытался соблазнить Гермиону, когда Рон оставил вас в лесу. Помнится, тогда я отказался даже слушать его — вера в гриффиндорское благородство была столь велика. — Гарри побледнел, отдаляясь от Майкла. Он не знал, к чему он ведёт, но с каждым словом в него вонзались иглы осуждения. — Я совсем позабыл о той низкой сплетне, пока однажды в мае, после нескольких бокалов Огденского в честь завершения очередного учебного года, профессор Снейп не поделился неким воспоминанием, произошедшим ровно год назад. Знаешь, что он сказал? — Гарри прошептал «нет», но это отрицание было не от незнания, а от стыда, что близкий ему человек узнал о его сокровенном секрете. — Он рассказал, как ты предложил ему отношения после войны, когда тот даже не до конца оправился после укуса Нагайны, — Гарри вспыхнул, только чтобы снова побледнеть, но не проронил ни слова, — а теперь и я. Не знал я, Поттер, что тебе настолько нравится подбирать разбитые игрушки. Но даже если и так, то я никогда — слышишь? — никогда бы не позволил поступить себе подобным образом по отношению к другу. Воспользоваться его минутной слабостью, чтобы заполнить собственную пустоту. Гарри закрыл глаза и сжал челюсть в ненависти. Он ненавидел себя, он ненавидел всю эту ситуацию, ненавидел Северуса. Он хотел кричать, возражать, заставить Майкла взять слова обратно… если бы тот не был прав. Чего волшебник не знал, что Гарри действительно хотел заполнить пустоту, только не свою за счёт других, а друзей ценой себя. Не использовать, а быть использованным. Его отвратительное гриффиндорское желание спасти и каждого превращало его из бойца в заложники, даже в отношениях. Майкл, казалось, получил свой ответ в молчании Гарри. Он обошёл его и направился к выходу, бросив напоследок: — Я позвал тебя не для жалости, Поттер. Я хотел сказать, что не останусь в Лондоне и переезжаю на лето в Хогвартс. Я уже собрал вещи и попрощался с Асторией. Я не мог уехать, не попрощавшись с тобой, но теперь жалею об этом. Пожалуй, тебя всё же стоило оставить без слов. Громкий хлопок двери заставил Поттера вздрогнуть. Майкл покинул его. Ах, если бы его слова ушли вместе с ним! Поттер же остался стоять среди их разбитых отношений. Немые слёзы лились по щекам, и то чувство одиночества, от которого он бежал, подступало всё ближе и ближе, пытаясь его задушить. С тех пор он почти не виделся с Корнером, а когда виделся, они почти не разговаривали. Астория гневалась и упрекала Гарри, будто это его вина. Их отношения не сразу наладились, постепенно собираясь по осколкам воедино. Но вот, тридцать первого июля, в свой День рождения, Гарри уже подумал, что всё вернулось на свои места…